Человек (как индивидуум) и общество 11 страница
1. «Веховцы» критиковали недоверие революционной интеллигенции к мировым культурным ценностям, которыми она согласна жертвовать ради революционных идеалов.
2. Они приходили к выводу, что социалистические идеалы приводят не только к идеологическому догматизму, но и к подавлению человеческой личности как индивидуальности.
3. Они заявили, что компетентность и профессионализм не заменит никакая революционная фраза. В частности, об отсутствии юридической компетентности в правосознании русской интеллигенции писал Б.А. Кистяковский, иллюстрировавший эту ситуацию стихами:
По причинам органическим
Мы совсем не снабжены
Здравым смыслом юридическим,
Сим исчадьем сатаны.
Широки натуры русские,
Нашей правды идеал
Не влезает в формы узкие
Юридических начал
Идеи «веховцев» бурно обсуждались, их критиковали за призывы «к примирению с действительностью», за необоснованные обвинения русской интеллигенции в бескультурье, пропаганду «толстовства».
«Веховство» можно назвать составной частью или этапом в процессе расширения влияния «русского богоискательства», наиболее ярким представителем которого многие историки философии называют Н.А. Бердяева.
Н.А. Бердяев (1874-1948) – одна из центральных фигур русской религиозной философии. Религиозность Бердяева, однако, весьма расходилась с традиционным теоцентризмом. Так, В.В. Зеньковский писал об этом: «...впитав в себя отдельные черты православия, Бердяев не находил для себя нужным считаться с традицией церкви».
Главной темой в философии Бердяева выступает не бог и его соотношение с миром, а человек. Сам философ так определял предмет своего творчества: «В центре моего философского творчества находится проблема человека... Поставить проблему человека – это значит в то же время поставить проблему свободы, творчества, личности, духа и истории».
1. Свобода в философии Бердяева выступает в трех формах. «Первая свобода» – это то, что было до Бога и до определенного бытия. Другими словами, это «чистая потенциальность», из которой с одинаковым успехом может быть сотворено как добро, так и зло. Бог не властен над этой первичной свободой, поэтому когда он творит мир, «первая свобода» самопроизвольно воплощается то в добро, то в зло.
Так снимается проблема теодицеи, т.е. оправдания Бога. В сотворенном мире человек оказывается носителем своенравной «первичной свободы». Именно непредсказуемая «первичная свобода» проявляется в грехопадении человека, когда он «вдруг» отказывается быть союзником Бога в том, чтобы помогать свободе превратиться в добро.
Грехопадение Бердяев считает не только трагедией, но и свидетельством того, что человек изначально свободен. Человек в своем грехопадении увлек за собой весь сотворенный мир и в нем воцарилась «злая сторона свободы». Оставленный «обиженным» Богом мир погрузился в царство необходимости, подчиняющей себе человека, делающей его несвободным. В таком мире человек вынужден подчиняться, например, коллективизму, законам экономики, интересам государства, он делается рабом вещей и т.д. И все-таки Бог не оставляет свое своенравное, но любимое детище, он возвращается в мир «злой необходимости» в образе Христа. Христос являет людям пример иного проявления содержащейся в них свободы, а именно свободы признания Бога, даже если это чревато земными страданиями.
Итак, «вторая свобода» – это свобода человека в признании Бога своим союзником в творении добра. Однако и после такого признания человек остается свободным в своем выборе: либо творить разобщенно, либо «сообща во Христе».
«Третья свобода» – это свобода объединения людей на основе христианской любви. В русской философии эта свобода обозначается термином «соборность», означающим сознание родства всех верующих во Христе. (Впервые понятие было привнесено в философию А.С. Хомяковым.)
2. Творчество в философии Бердяева – это призвание человека и в то же время оправдание его существования. Созданный Богом мир не завершен, он продолжает твориться, но это творение ныне продолжается человеком. В основе творчества лежит свобода и от того, свободен ли творящий или же он подчинен «злой необходимости» (в данном случае это означает подавление личности, угнетение, превращение человека в «винтик» обезличенной социальной машины), зависит содержание добра или зла в результатах творчества. Поэтому принципы соборности, близкие к социалистическим (справедливость, сотрудничество), должны быть дополнены аристократическим принципом самоценности каждой человеческой личности, иначе теряется смысл творчества.
3. Личность в понимании Бердяева имеет большую ценность, чем государство, нация или общество в целом. Поэтому философию Бердяева называют персоналистичной. Личность – категория духовно-религиозная, говоря о человеке как о личности, мы подчеркиваем его союзничество с Богом и его подобность Богу. Поэтому насилие над человеческой личностью богопротивно. Бердяев не ограничивается этими суждениями, он утверждает, что «личность первее бытия», что граничит с солипсизмом.
4. История в философии Бердяева есть борьба человеческой свободы и «злой необходимости». Сама по себе история равнодушна к интересам конкретного человека, она преследует цели цивилизаций, государств, наций, используя при этом методы экспансии и насилия. Человек втягивается в историю, подчиняется ее року и одновременно пытается ей сопротивляться, противопоставляя исторической необходимости ценность своей личности. Смысл истории – в ее движении к своему концу. Вопреки догматическому толкованию идеи Страшного Суда, Бердяев считает, что это будет суд над бесчеловечной историей во имя человеческой личности. Проблема отношения человека и истории разрешима только на почве эсхатологии, учения о конце земной истории и ее завершении в Царстве Божьем, которое все-таки уготовляется самим человеком.
Важное место в историософии Бердяева занимает проблема исторической судьбы России и понятие «русской идеи».
«Русская идея» – символ-понятие, означающий совокупность специфических черт, присущих русской культуре и менталитету на протяжении истории.
С точки зрения философа, главной чертой «русской души» является ее противоречивость, проистекающая из столкновения двух противоположных начал: язычески-дионисийского («разгульного») и аскетически-православного. Отсюда та легкость, с которой русский народ впадал в ужасные крайности на протяжении своей истории, это «деспотизм, гипертрофия государства и анархизм; жестокость, склонность к насилию и доброта; обостренное сознание личности и коллективизм; искание Бога и воинствующее безбожие; смирение и наглость; рабство и бунт».
Однако русский народ верит, что после всех несчастий и катастроф наступит Царство Божье, когда признание самоценности личности совпадет с принципом соборности. С рациональной точки зрения рассуждения Бердяева об «особенностях русской души» бездоказательны и странны, ведь противоречивость не может быть национальной чертой.
Н.А. Бердяев явился одним из наиболее ярких представителей русского богоискательства. Богоискательство (или богостроительство) – направление русской философско-этической мысли начала XX в., рассматривающее всеобщую созидательную деятельность человека как религию. В этом смысле истинного бога следует искать за стенами церкви, в деятельности человека.
§ 4. Антирационализм Л.И. Шестова
Л.И. Шестов родился в 1866 г. в Киеве, в семье богатого промышленника. Учился в Киевском, а затем в Московском государственных университетах, вначале на математическом факультете, потом перевелся на юридический. Его дипломная работа, посвященная рабочему вопросу, была запрещена цензурой. После университета Л. Шестов жил в Киеве, где вел активную литературную деятельность. Работы о Шекспире, Толстом, Достоевском и Ницше сделали его известным среди русской читающей публики того времени и удостоились внимания крупных идейных авторитетов эпохи. Михайловский написал несколько рецензий на его книги, а В. Соловьев помог с публикацией его трудов, правда, заметив, что со многими идеями автора согласиться не может.
Первая чисто философская работа Л. Шестова «Апофеоз беспочвенности (опыт адогматического мышления)» принесла ему скандальную известность в более широкой общественной среде. В ней автор посягал на общепринятые нормы и отказывал «божественному» разуму в каком бы то ни было почтении. В связи с революцией в России Шестов эмигрирует во Францию. В Париже он читает несколько курсов о русской философии в Сорбонне, продолжая напряженно работать над основными проблемами философии, которые перемещаются для него в религиозную плоскость. Работы Л. Шестова этого периода «Sola fide (только верой)», «На весах Иова (странствие по душам)», «Potestas clavium (власть ключей)», «Афины и Иерусалим» приносят ему всемирную известность. Он знаком с такими мыслителями, как Э. Гуссерль, М. Хайдеггер, М. Бубер и др. В последние годы своей жизни Шестов знакомится с творчеством С. Кьеркегора, в котором находит много идей, созвучных собственным, и не случайно его последняя работа посвящена именно этому философу: «Киргегард и экзистенциальная философия». Умер Л.И. Шестов в Париже в 1938 г.
Естественный порядок вещей, общеобязательные истины, предоставляемые нам наукой, убеждают нас, что в мире властвует необходимость. Сила необходимости принудительная, не терпящая исключения. Все, что пытается вырваться из-под ее власти, безжалостно уничтожается. «Бытие заворожено какой-то безличной и безграничной властью, и стряхнуть с себя колдовские чары ему не дано», – пишет Л. Шестов в книге, посвященной Кьеркегору.
Эта безличная власть признает за истинное только единое, общее, вечное. Все временное, единичное, частное подлежит уничтожению, и это естественный закон, закон природы. Противоречить ему, бороться с ним немыслимо, бесполезно и, наконец, просто глупо, и люди давно с ним смирились и даже поклоняются ему, радуясь, что самоочевидные истины и непреодолимая необходимость даруют им уверенность в завтрашнем дне, не замечая, что за эту уверенность необходимость получила право калечить, уродовать, уничтожать людей. Человек ведь тоже единичное, частное, временное, он не представляет ценности для необходимости. «Лучший человек на земле, Сократ, был отравлен, и это не вызывает никаких мировых потрясений, – пишет Шестов, – но попробуйте посягнуть на любой естественный закон, например на закон противоречия или на дважды два четыре, как вас объявят сумасшедшим, раздавят и уничтожат».
Однако сам для себя человек представляет высшую ценность, для него вопросы личного счастья и благополучия являются важнейшими, для него личная смерть представляется всемирной катастрофой. Но естественный порядок вещей и самоочевидные истины все время твердят ему о его ничтожестве, хрупкости и временности. Несоответствие между этими позициями составляет трагедию человека, его существование безысходно, а окружение враждебно. Но такой мир удовлетворяет законам, и с ним необходимо примириться, что большинство и сделало. Человек может надеяться только на познание, на объяснение мира. «Философ не должен плакать, смеяться, проклинать, он должен понимать», – утверждал Спиноза, и Шестов цитирует это из книги в книгу, иллюстрируя отказ человека от борьбы за свою личную, частную жизнь. Противоположную позицию занимает «подпольный» человек Достоевского, который при виде непреодолимой стены не желает опускать руки, а готов биться о нее головой, лишь бы еще раз заявить о своей воле и праве на существование.
Шестов постоянно возвращается к мысли – с миром, где правит необходимость, примириться нельзя. Является ли мир необходимости и общеобязательных истин единственно возможным и истинным? Нашим знанием о мире мы обязаны разуму, именно он – то орудие, благодаря которому были выведены общие принципы и понятия, именно он сформулировал все законы, которые поработили людей и отдали их во власть необходимости, именно разум удовлетворяется только общеобязательными истинами.
«Древу жизни противопоставляется древо познания, несущее смерть», – эта мысль характерна для всего творчества Шестова. Начиная борьбу с разумом, Шестов утверждает – разум не должен свидетельствовать об истине. Там, где царствует принуждение, нет истины. «Не может быть, чтобы принудительная и ко всему безразличная истина определяла судьбу мироздания». «Проснувшаяся душа разбила волшебные чары. Не разум с его правилами и угрозами владеет миром. Не он есть царь и властелин. Он сам отступник, он хитростью и обманом завладел не принадлежавшим ему престолом. И чтоб сохранить за собой власть, он убедил доверчивых людей, что их рождение было нечестьем и дерзновеньем, за которое они справедливо казнятся смертью, что Бог забыл обо всем, им порожденном, и что спасение лишь в том, чтоб отвернуться от всего, созданного Богом, от всего, имеющего реальное бытие, всецело замкнуться в бытии идеальном или моральном».
Настоящая истина подразумевает свободу и волю Бога и человека. «Нужно отказать объективной истине в праве решать человеческие судьбы». «Нужно отбросить абсолютное познание, восстать против принуждающей истины: либо абсолютизировать истину и релятивизировать жизнь, либо отказаться в повиновении нудящей истине, чтоб спасти человеческую жизнь». «Чтобы обрести истину, нужно прежде всего освободиться от обыденности». Мы не должны исходить из очевидности как из единственного критерия истины, естественный ход вещей не свидетельствует о ней, он свидетельствует максимум о факте. Однако факт не всегда заслуживает предиката истины. Она имеет другую природу, возможно, диаметрально противоположную. «Мы привыкли, – пишет Шестов, – что из семян тыквы вырастает тыква, но если из семян тыквы хоть один раз вырастет ананас, то мы и это примем за естественный порядок вещей».
С точки зрения методологии для Шестова в поисках истины важнее принцип Тертуллиана: «Распят Сын Божий – не стыдно, потому что вынуждает стыдиться; и умер Сын Божий – оттого и заслуживает веры, что нелепо; и похороненный воскрес – достоверно, потому что невозможно». Основной предикат истины – невозможность от нее отказаться. Человек понимает, что его истина не всеобщая, и поэтому умрет, если от нее отречься, и он готов на смерть ради нее. Таким образом, истина – не то, что признано всеми, она часто бывает у того, кто один и против всех и кто вынужден жить по своей воле. Но может ли человек жить по своей воле, может ли он осуществить себя и где ему искать помощи в этом труднейшем деле?
Шестов устремляет свой взгляд к Богу, но быстро замечает, что Бог тоже порабощен. Он только один раз повелел, а теперь лишь повинуется, он не может изменить законы, им же самим установленные, не может выступить против закона противоречия, не может сделать бывшее небывшим. «Об этом можно говорить, но это нельзя помыслить», – писал Аристотель. Во всяком случае, таким видят Бога все религии, несмотря на священные книги, в которых утверждается обратное. Для Бога все возможно, и для человека, верующего в него, все возможно. «Если будете иметь веру величиной с горчичное зернышко и скажете горе сойти с места, она сойдет».
Что заставляет людей уйти от Откровения и довериться толкованию? И вновь Шестов указывает на разум. Он и его истины во всемогуществе Бога видят свою гибель и поэтому, воспользовавшись людской слабостью, стали «плоть от плоти» религии и подчинили необходимости самого Творца. Но раз такой Бог не истинный, как же найти истинного, ведь он – Бог – тайный, сокровенный, и как ужиться с Богом, для которого нет ничего невозможного? Устроиться с таким Богом еще сложнее, чем вообще без Бога. Разум и его всеобщие истины дают опору человеку в мире, возможность в нем ориентироваться, дают чувство защищенности и уверенности, но если воля Бога – произвол, то мир становится миром Абсурда, в котором нет почвы и опоры. Жить в таком мире страшно, практически невозможно, но если человек не сбежит под защиту разума, то приобретет свободу. Причем не свободу выбора между добром и злом, а свободу не допускать зло в мир.
Ориентироваться в мире Абсурда можно только с помощью веры, которая является глубоко личностным чувством, в этом ее кардинальное отличие от разума, признающего только общее, поэтому вера и разум несовместимы, между ними пропасть и тот, кто пытается найти компромисс, отдает веру во власть разуму.
Для Шестова люди делятся на две категории: те, кто живет в мире необходимости, и те, кто живет в мире, кто может сделать движение веры (термин Кьеркегора), для которых нет ничего не возможного, таких – единицы. «Очевидно, что не от воли человека зависит – верить или не верить». Сам Шестов глубоко сознавал весь ужас бытия без Бога и всю жизнь стремился к нему. Однако стать «рыцарем веры» (по Кьеркегору) можно только в одиночку. «Нравственный авторитет в этом деле – непозволительное средство».
Человек, сделавший движение веры, обладает свободой во всех областях, в том числе и в этике. Он, по выражению Кьеркегора, преодолевает этическое. В этике также господствуют общие принципы – необходимость и разум. Автономность, самозаконность этики ущемляет свободу человека и Бога. Такая этика не может быть Абсолютом. Бог не потому любит добро, что оно добро. Добро потому добро, что его любит Бог (вся рационалистическая философия во главе с Сократом утверждает обратное). Потому греху противопоставляется не добродетель, а вера (открытие Кьеркегора). «Область нравственности начинается лишь там, где кончается категорический императив – всякое принуждение, хотя бы внутреннее. Нравственная высота человека измеряется не его готовностью повиноваться правилам, а способностью чувствовать в ближнем себя самого».
Шестов исходит в своей философии из положения: «Бог есть». Он не доказывает бытие Бога, он полностью на стороне веры, произвола Бога и мира Абсурда. Только они могут оправдать существование единичного, индивидуального, личностного, человеческого бытия в мире, где даже религия покорилась разуму, где богословы ищут у разума одобрения веры и оправдание Богу.
История философии, по мнению Шестова, – история торжества разума, где рационализм полностью властвует над душами и порабощает их. Людей, которые это осознали, было немного, и современники их не услышали, однако Шестов опирается на их наследие в своей безнадежной борьбе против общеобязательных, самоочевидных истин. На его стороне пророки и апостолы, мистики и иррационалисты. Плотин, Паскаль, Лютер, Кьеркегор, Л. Толстой, Ницше, Достоевский не сходят со страниц его произведений. Авраам, Иов, ап. Павел борются против Сократа, Спинозы, Аристотеля и Гегеля. Вся история европейской культуры представлена как борьба разума и веры, Афин и Иерусалима. Несмотря на разные эпохи, герои шестовских книг – его современники. Они сошлись не на жизнь, а на смерть, ведь главными призами битвы являются истина, бессмертие души и Царствие Небесное.
Все творчество Л. Шестова – попытка прорыва в Царство Божие, у ворот которого стоит страшный, непобедимый дракон – разум. Но его философия также создает впечатление безграничной веры в человека, встречая стены, преодолеть которые он не в силах, человек не имеет права смириться. Философия трагедии Шестова не является пессимистической, о чем он заявлял неоднократно, – несмотря на ничтожество человека, для него нет ничего невозможного.
В XX в. идеи Л. Шестова были востребованы и развиты в рамках философии экзистенциализма, во многом определившего культурную атмосферу современной цивилизации.
Литература:
1. Введенский, А.И. Очерки истории русской философии / А.И. Введенский, А.Ф. Лосев, Э.Л. Радлов, Г.Л. Шпет ; сост., вступ. ст. Б. В. Емельянова, К. Н. Любутина. – Свердловск, 1991. – 592 с.
2. Замалеев, А.Ф. Курс истории русской философии / А.Ф. Замалеев. – М., 1996. – 352 с.
3. Замалеев, А.Ф. О русской философии. Статьи, оппонентские отзывы / А.Ф. Замалеев. – СПб., 1998. – 131 с.
4. Зеньковский, В.В. История русской философии : в 2-х т. / В.В. Зеньковский. – Ростов-н/Д., 1999. – Т. 1. – 544 с.; Т. 2. – 544 с.
4. Лосский, Н.О. История русской философии / Н.О. Лосский. – М., 1991. – 559 с.
5. Новиков, А.И. История русской философии X-XX веков / А.И. Новиков. – СПб., 1998. – 320 с.
6. Русская философия. Новые исследования и материалы. Проблемы методологии и методики : сборник статей / под ред. А.А. Замалеева. – СПб., 2001. – 398 с.
7. Шестов, Л.И. Апофеоз беспочвенности / Л.И. Шестов. – М., 2000. – 832 с.
8. Шестов, Л.И. Роковое наследие. О мистическом опыте Плотина // Минувшее : исторический альманах / Л.И. Шестов. – М., 1992. – Вып. 9. – С. 151-231.
9. Шестов, Л.И. Памяти великого философа (Эдмунд Гуссерль) / Л.И. Шестов // Вопросы философии. – 1989. – № 1. – С. 144-160.
ЧАСТЬ 2 | КАТЕГОРИИ И ПРИНЦИПЫ ФИЛОСОФСКОГО ОСМЫСЛЕНИЯ МИРА |
Глава 13. Философская категория бытия
§ 1. Многоаспектность проблемы бытия
Проблема бытия является одной из древнейших и в то же время извечных проблем философского характера, над которой размышляли не только профессиональные философы, но многие другие люди, хоть в какой-то степени обладавшие способностью к философскому освоению действительности. Еще древнегреческий философ Парменид так формулировал проблему: «Быть или не быть – вот здесь разрешение вопроса». Похоже звучит и знаменитое гамлетовское рассуждение в трагедии Шекспира «Гамлет»:
Быть или не быть? Достойно ли
Смиряться под ударами судьбы
Иль надо оказать сопротивление
И в смертной схватке с целым морем бед
Покончить с ними?
А вот рассуждение внешне иного характера, но по содержанию также непосредственно касающееся одного из аспектов проблемы бытия, это рассуждение из известной повести Д. Корецкого «Привести в исполнение»: «Здесь (говорится о суде) могут произнести слова, от которых у самого бывалого зека желудок опускается: “К смертной казни”. И в зале – тишина, и наручники на завернутых назад руках, а вокруг кругами: “к расстрелу”, “вышака”, “на луну отправили” ... Вот тут уже равнодушных не остается. И дело не в конкретно приговоренном, не его защищают известные писатели, лауреаты госпремий и активисты общества “Международная амнистия”. Дело в самом принципе: имеет ли право государство лишать жизни своего гражданина? Может ли один человек на законном основании пролить кровь другого? Или же писанные законы не должны нарушать естественных (читай “бытийных” – В.Б.) человеческих запретов?» С точки зрения философии это рассуждение касается проблем одной из специфических форм бытия – бытия человека и общества, а значит, оказывается в пределах темы «бытие».
Тот факт, что столь разнородные суждения мы отнесли к одной и той же философской проблематике, говорит о ее сложности, многоаспектности. Отсюда вытекают задачи данной темы: выделить основные аспекты проблемы бытия, определить содержание философской категории «бытие», выделить основные формы существования бытия.
Первый аспект проблемы бытия начинал разрабатывать еще Парменид. Он заявлял: «Движения нет, бытие “бездрожно”, т.е. неподвижно». Но это заявление внешне противоречило реальным наблюдениям, согласно которым все в мире движется и изменяется. Проблема заключалась в том, что мы можем себе представить, что когда-то не существовало какого-то отдельного предмета или существа (или же группы таковых), например, мы можем себе представить, что когда-то не существовало нас, человечества вообще, Земли, планет, отдельных галактик и т.д., но продолжить эту логическую цепочку заявлением о том, что когда-то «вообще ничего не существовало», мы не можем, поскольку человеческий разум не в состоянии смоделировать такую ситуацию. Значит, всегда что-то было и всегда что-то есть, вот это-то «что-то» и есть «бытие», которое в смысле своей вечности оказывается, действительно, неподвижным.
Итак, первый аспект проблемы бытия заключается в том, что бытие одновременно вечно и не вечно. Вечно, как мир в целом, и не вечно, как существование отдельных существ, предметов и явлений.
Сам человек прекрасно осознает конечность своего существования, поэтому ему трудно представить бесконечность во времени и пространстве окружающего его мира, тем более что такое утверждение, сформулированное человеческим же разумом, не поддается доказательству. Отсюда рассуждения о «конце света», «всемирном потопе» и т.д., которые будут в разных формах существовать, вероятно, всегда.
Второй аспект проблемы бытия проступает еще в рамках античной философии в парадоксальности знаменитых апорий Зенона, когда тот пытался доказать, что летящая стрела на самом деле покоится и никакой предмет на самом деле не перемещается, его движение является лишь кажущимся. Еще в курсе истории философии мы выяснили, что причина парадоксальности этих апорий заключается в том, что Зенон смешивал мысленное бытие и бытие физических явлений и процессов. Отсюда и сущность второго аспекта проблемы бытия.
Второй аспект проблемы бытия заключается в том, что бытие одновременно целостно, как мир в целом, и дробно, как совокупность различных форм своего существования. Формы бытия нельзя смешивать друг с другом, но и нельзя забывать, что они есть части единого целого.
И, наконец, третий аспект проблемы связан с вопросом об отношении человеческого сознания и мышления ко всему существующему. С одной стороны, мы можем себе представить, что, когда мы умрем, все, что есть вокруг нас, останется существовать. Кого-то такая мысль ужасает, кто-то относится к этому спокойно, а кто-то вообще об этом не думает. С другой стороны, мы можем заявить, что то бытие, какое предстает перед нами, – это только наше бытие, и если нас не станет, то и не станет бытия, изменяющегося только перед нашим взором и нередко при нашем содействии. Отсюда третий аспект проблемы, который заключается в том, что бытие одновременно и зависит и не зависит от сознания человека, имеет субъективное и объективное содержание. Необходимо уметь различать вариации этого соотношения.
Теперь поговорим о формально-логических особенностях философской категории бытия.
Собственно определение этой категории может быть довольно простым: бытие – это все, что есть. Из курса логики вы должны помнить, что каждое понятие обладает объемом и содержанием. Hапример, объем понятия «юрист» включает в себя юристов всех специальностей, а содержание этого понятия включает в себя определенное количество признаков, по которым это понятие отделяется от всех других, чем больше этих признаков, тем шире содержание. Категория «бытие» по своему объему предельно широка, поскольку охватывает все существующее. В то же время по содержанию категория «бытие» предельно узка, поскольку в ее определении обозначается всего один общий для всех явлений признак – существование. И самые, казалось бы, несопоставимые предметы и явления (например, гора Эверест, город Барнаул, теория относительности, планета Марс, бегемот, алмаз, огурец и т.д.) оказываются по этому признаку подпадающими под эту категорию.
§ 2. Основные формы бытия
Теперь обозначим основные формы бытия, детальное изучение которых будет проведено в последующих разделах. С точки зрения современной философии и науки целесообразно выделение 4-х основных форм бытия:
1. Бытие вещей, процессов и состояний природы.
2. Бытие человека.
3. Бытие «второй природы», которой окружает себя человек.
4. Общественное бытие как особая часть бытия человека.
Первая форма бытия, обозначенная нами как «бытие вещей, процессов и состояний природы», обладает важнейшим признаком, а именно: она существовала и существует совершенно независимо от сознания человека. Хотим мы этого или нет, мир природы в масштабах вселенной существовал и будет существовать всегда. Человек, конечно, изменяет в пределах возможности эту форму бытия, но делает он это, опираясь опять же на нее саму. Поэтому эту форму бытия философы часто обозначают еще и как первичную, объективную реальность.
Второй важнейший признак первой формы бытия заключается в том, что она является единством изменяющегося и постоянного: всякая конкретная вещь существует не вечно, ее когда-то не было и когда-нибудь не станет, – это аксиома. Между рождением и «гибелью» вещей всегда проходит определенное время, заполненное их изменениями. Изменения вещей или отношений между ними, протекающие в определенный промежуток времени, есть процесс. Процесс – это показатель изменяющегося в бытии.
В то же время, если мы берем не отдельную вещь, а мир в целом, то оказываемся вынужденными признать, что он существует всегда. «Мир в целом» не может ни родиться, ни погибнуть, в этом смысле он постоянен.
Специфика второй формы бытия – «бытия человека» – заключается в том, что это уникальное сочетание материальной и духовной сфер бытия.
С одной стороны, каждый конкретный человек есть вполне материальное «тело», функционирование которого подчинено физическим и биологическим законам материального мира. С другой стороны, бытие человека определяется не только как «природно-телесное», поскольку человеческое существование обусловлено наличием у него сознания, которое позволяет ему самостоятельно регулировать свои материальные потребности, удовлетворяя их не в простом соответствии с повелениями природы, а в пределах, определяемых обществом, историей, собственной волей индивида. Именно эту мысль хотел выразить Достоевский, когда писал: «Человек не скотина – он ко всему привыкает!» О том, в каких смыслах возможно понимание категории «духовное», будет подробнее говориться ниже. Пока же возьмем на вооружение приблизительное определение: духовное есть совокупность нематериальных продуктов человеческого сознания (идеи, теории, выраженные в идеях чувства и эмоции, убеждения, ценности, стереотипы и т.д.).