Сатира на смерть императора клавдия 20 страница

Если человек имеет злые намерения, то он в эту минуту не человек и его надо жалеть. По наружному виду судить ни о чем нельзя. По наружному виду раскрашенное восковое яблоко похоже на настоящее; но оно не имеет ни вкуса, ни запаха, ни внутреннего состава настоящего яблока. Точно так же недостаточно иметь наружный облик человеческий для того, чтобы быть человеком, а надо иметь и разум, и волю человеческую. Вот этот, например, не слушается разума, не сознается в своих ошибках даже тогда, когда ему ясно показали их; ну, чем же он в эту

==224

минуту отличается от осла? Ничем. А этот не может сдержать своей страсти; ну чем он в эту минуту отличается от барана? Иной ищет, на кого накинуться, чтобы обидеть его,— это уже не осел и не баран, а прямо дикий зверь.

— Но неужели я должен позволить, чтобы меня презирали?

— Да кто тебя презирает? Люди справедливые не могут презирать тебя за твою кротость и доброту; а до других людей тебе дела нет — не обращай внимания на их суждения. Не станет же искусный столяр огорчаться тем, что человек, ничего не понимающий в столярном деле, не одобряет его хорошую работу.

— Но если я не стану обращать внимания на людей, то они еще больше разозлятся на меня и повредят мне!

— Как это ты говоришь: «повредят мне»? Разве может повредить кто-нибудь твоей душе? Так чем же ты смущаешься? Я смеюсь про себя над теми, которые думают, что они могут повредить мне: они не знают ни кто я, ни того, в чем я полагаю добро и зло; они не знают, что они не могут даже прикоснуться до того, что есть воистину мое и чем одним я живу.

VI О ТОМ, ЧТО МЫ МОЖЕМ И ЧЕГО НЕ МОЖЕМ ДЕЛАТЬ

Когда мы обучаемся грамоте, то мы учимся, как читать и писать. Но грамота не научит нас, нужно ли писать нашему другу письмо или не нужно. Точно так же и музыка учит нас петь или играть на балалайке, но она не научит нас, когда можно петь и своевременно ли играть на балалайке.

— Какая же наша способность указывает нам, что следует делать и чего не следует?

— Способность эта называется разумом. Один только разум указывает нам, что следует делать и чего не следует. Разумом человек судит обо всем. Человек понимает разумом, какое дело чего стоит, следует ли им заняться, когда следует и как следует.

Наделив нас разумом, Бог дал нам в распоряжение то, что нам нужнее всего и с чем мы можем справиться. Он не дал нам в распоряжение того, с чем мы справиться не в состоянии. И благодарение Богу, что Он так сделал!

В самом деле, мы живем на земле связанные с нашим немощным, слабым телом и окруженные такими же несовершенными людьми, как и мы сами. Разве при этом мы сумели бы справиться со всем тем, чего Бог нам не предоставил?

Создав меня таким, каков я есть. Бог как бы сказал мне так: «Эпиктет! Я мог бы даровать гораздо больше твоему ничтожному телу и твоей маленькой судьбе. Но не упрекай Меня в том, что Я этого не сделал. Не забывай, что тело твое — не твое. Оно — не что иное, как горсточка земли, искусно выделанная.

8 Римские стоики

==225

Я не хотел даровать тебе полной свободы делать все, что тебе вздумается, но Я вселил в тебя божественную частицу Себя Самого. Я даровал тебе способность стремиться к добру и избегать зла; Я вселил в тебя свободное разумение. Если ты будешь прикладывать свой разум ко всему тому, что случается с тобою, то ничто в мире не будет служить тебе препятствием или стеснением на том пути, который Я тебе назначил; ты никогда не будешь плакаться ни на свою судьбу, ни на людей; не станешь осуждать их или подделываться к ним. Не считай, что этого мало для тебя. Неужели мало для тебя того, что ты можешь прожить всю свою жизнь разумно, спокойно и радостно? Так довольствуйся же этим!»

А между тем вместо того чтобы разумом освещать и направлять свою жизнь, мы наваливаем на себя множество посторонних забот. Один заботится о здоровье своего тела и дрожит при одной только мысли заболеть; другой мучает себя заботами о своем богатстве; третий волнуется об участи своих детей, о делах своего брата, об усердии своего раба. Мы добровольно взваливаем на себя все эти ненужные нам заботы, и они ложатся тяжелым камнем на нашу шею.

Ведь это совершенно все равно, как если бы человек захотел на парусном корабле переплыть через море. Он усаживается на берегу моря и ожидает попутного ветра. Проходит день за днем, а ветер дует все не тот, который ему нужен.

— Господи!..— восклицает он в отчаянии.— Когда же наконец подует попутный для меня ветер?

— Когда ему заблагорассудится, милый друг, потому что Бог не тебя назначил распорядителем погоды.

— Что же мне делать в таком случае?

— Подчиниться тому, что не от тебя зависит, и улучшать в себе то, что зависит только от тебя. Разумно только об этом заботиться, а все остальное принимай так, как оно происходит. Ведь все остальное происходит не так, как ты хочешь, а как то Богу угодно.

— О чем же я должен думать, чтобы жить так, как ты говоришь?

— Не о чем ином, как только о том, что зависит от тебя и что от тебя не зависит, что ты можешь исполнить и чего не можешь. Например, тебе необходимо умереть, но необходимо ли тебе об этом плакать? Тебя насильно тащат в тюрьму; ты не можешь этого избежать, но ты можешь не сокрушаться об этом. Тебя ссылают в изгнание; никто не может тебе помешать уехать в спокойном духе и с легким сердцем.

— Расскажи мне о всех тайнах твоего друга,— скажет мне мой враг.

— Нет, я тебе не скажу этого,— отвечу я,— так как в моей власти сохранить тайну моего друга.

— Ноя тебя закую в кандалы и отправлю на каторгу, если ты не откроешь мне его тайны!

==226

г

— Что это ты говоришь? Не меня ты закуешь в кандалы, ты закуешь мои ноги, мои руки, а меня, мою душу, мою волю, мой разум ты не можешь заковать, потому что никто, кроме меня, не в силах распорядиться ими.

— Я тебе голову отсеку!

— Да разве я когда-нибудь говорил тебе, что мою голову труднее отсечь, чем голову всякого другого человека?

Вот в каких мыслях тебе следует ежедневно упражняться! Кто разобрал и понял, что именно он может сделать и чего не может, тому не помешают никогда никакие препятствия и случайности, потому что он будет желать только того, что достижимо, и избегать того, чего достигнуть не может.

— Вы меня приговорили к смерти! — скажет такой человек.— Если вы хотите отрубить мне голову сейчас же, так пойдемте, я готов. Если же вы казните меня часа через два-три, так я пока пообедаю, потому что я проголодался; а потом, в свое время, я и умру.

— И ты спокойно пойдешь на казнь? — спросят его.

— Совершенно спокойно! — ответит он.— Как подобает человеку, отдающему то, что ему не принадлежит.

КНИЖКА ТРЕТЬЯ

ДОЛЖНО НЕУСТАННО НАБЛЮДАТЬ ЗА СОБОЮ

Если ты перестанешь наблюдать за собою хотя бы на одну только минуту, то помни, что этой минуты ты никогда не воротишь. Сначала мы легко привыкаем не следить за собою, а потом все откладываем исправление этой своей ошибки, и этим самым мы со дня на день отдаляем от себя возможность жить добродетельно и счастливо. Если мы думаем, что полезно откладывать исправление себя, то, значит, лучше всего и вовсе от этого отказаться. Если же исправление себя полезно, то незачем и откладывать его ни на один день.

— Но сегодня мне хочется поиграть и попеть.

— Ну что же! Это нисколько не мешает тебе в то же время и наблюдать за собою. Ничто не может испортиться от внимания или сделаться лучше от невнимания. Без внимания ни плотник не исполнит успешно своей работы, ни кормчий не справится с кораблем. Если ты раз сделаешь что-нибудь без внимания, то потом тебе труднее станет управлять собою и ты легко поддашься всяким соблазнам.

— На что же должен я, наблюдая за собою, обращать особенное внимание?

— Прежде всего ты должен постоянно помнить главные Божеские истины. Держи их всегда в уме своем,/и утром, вставая,

==227

и вечером, ложась спать, и днем, садясь за еду и общаясь с людьми. Помни, что никто не может быть господином над разумом и волею твоими и что в разуме и воле человека находится добро и зло для него. Значит, нет человека, который мог бы мне сделать 'добро или зло,— это могу сделать только я сам, и потому мне нечего бояться ни притеснителя, ни болезни, ни бедности, ни каких-либо помех.

— Ты не нравишься,— говорят мне,— вот этому высокопоставленному человеку?

— А мне что за дело до этого? — отвечаю я.— Разум и воля мои не в его распоряжении.

— Но ведь он может наделать тебе много зла!

— Он может причинить зло только тем, кто считает его сильнее себя, и только для них он страшен. У меня же есть свой хозяин, которому одному я повинуюсь. Бог — хозяин мой, и мне нет дела до других хозяев, потому что Сам Бог приставил ко мне в начальники меня самого и сделал так, что я могу разуметь Его волю и хочу следовать Его законам.

Руководствуясь данными мне Богом разумом и совестью, я должен постоянно наблюдать за собою и стараться поступать, как следует во всех случаях своей жизни. Я должен знать, когда подобает мне работать, когда можно отдохнуть, когда радоваться мне или печалиться. Я должен чувствовать, что кстати и что некстати; что своевременно, что нет; когда и над чем позволительно пошутить и посмеяться и в каких случаях это было бы неуместно. Для того чтобы исполнить все это, необходимо постоянно зорко наблюдать за собою и никогда ничего не делать зря, спустя рукава.

— Да разве можно быть непогрешимым человеком?

— Конечно, нельзя. Но можно стараться быть непогрешимым. Это вполне доступно человеку. И велика бывает его радость, когда, благодаря неослабному наблюдению над собою, он избегает какого-нибудь дурного дела или уберегается от ошибки, в которую чуть было не впал.

Итак, безумно говорить, что я буду завтра внимателен к себе. Это все равно что сказать: сегодня я хочу быть негодным мерзавцем. Если наблюдать за собою полезно завтра, то оно столько же и еще более нужно и полезно сегодня. И потому наблюдай за собою как можно внимательнее сегодня для того, чтобы завтра не оплошать.

II НЕ СУДИ ДРУГИХ И НЕ БУДЬ САМОУВЕРЕН

По тем мыслям, которые человек высказывает, нельзя судить о том, как он поступил бы с нами на деле. Также и наоборот: по делам человека очень трудно судить о том, ради чего он так поступает, какие у него в голове мысли, а в душе побуждения?

==228

Если я вижу, что человек без устали хлопочет, читает, пишет, или работает с утра до ночи, или даже просиживает за своею работою целые ночи напролет, то я еще не скажу, что человек этот любит трудиться или трудится ради пользы людей, если я не знаю, зачем он все это делает. Ведь никто не скажет про человека, который по целым ночам кутит с распутными женщинами, что он полезен или что он любит трудиться. И не только скверные, но как будто и прекрасные дела часто делаются ради скверных целей, например из-за денег или ради славы; и нельзя сказать про человека, поступающего так, что он трудолюбив и полезен, как бы неутомимо он ни работал и какие бы громкие дела ни совершал. Я скажу про человека, что он любит труд и полезен людям только тогда, когда узнаю, что он трудится для души своей — для Бога и людей.

Но чужая душа — потемки, как же я узнаю внутренние побуждения человека, известные только ему самому?

И выходит, что человек не может судить человека, то есть осуждать или оправдывать его, ни хвалить, ни порицать.

Разве можно сказать, что человек плотник или музыкант, если видишь у него в руках топор или гусли? Точно так же нельзя назвать человека мудрым, если он говорит мудрые речи.

Мудрым можно назвать человека только тогда, когда он не только разумно рассуждает, но и на деле старается поступать согласно тому, что он говорит. Мы хорошо умеем распознать ремесленника, но часто путаемся в том, кто мудрый человек, так как склонны судить об этом по его речам или по наружному виду.

Не называй мудрым такого человека, который говорит, что он мудр, точно так же как ты не назовешь кузнецом всякого, кто купит себе наковальню.

Если желаешь стать праведником, то сначала убедись в том, что ты скверен.

Истинно мудрый человек всегда скромен и никогда не старается прослыть мудрецом. Часто люди, поняв кое-что из слов мудрого человека, воображают и себя мудрецами. Они делают с мудростью то же самое, что делает сластолюбец с вкусным кушанием: поняв какую-нибудь истину, они сейчас же хотят получить удовольствие и похвалу и для этого начинают с жаром рассуждать и спорить со всякими встречными, даже с теми, которые не хотят и слушать их. Но ты, если хочешь быть участником в истинной мудрости, будь мудрецом про себя.

Так и рожь вырастает. Зерно запахано под землю на время. Там оно укореняется для того, чтобы потом хорошо взойти и дать богатый плод. Если стебелек выйдет из земли раньше времени, то колос не вызреет и не даст плода.

Дай же и ты корням мудрости укрепиться в тебе. В свое время вырастут и плоды ее; мудрый человек не может их не дать, и по плодам его узнается и мудрость его.

==229

Ill КАК ПОСТУПАЕТ «НАСТОЯЩИЙ» ЧЕЛОВЕК?

У всякого человека есть разум; и если человек живет согласно с разумом, то он будет избегать только того, что противно разуму. Если рассмотреть повнимательнее жизнь человека, то мы ясно увидим, что ни от чего он так не страдает, как от того, что неразумно, и что всего более ему привлекательно то, что согласно с разумом.

Но не все люди бывают согласны между собою, что считать разумным и что — неразумным: один называет разумным то, что другой считает неразумным. Это бывает и со всеми людскими суждениями: один так думает, другой — иначе. Неодинаково, например, люди думают и о добре, и о зле. И потому для людей важно всякое учение, которое им помогает верно судить о том, что поистине добро, что зло, что согласно с разумом, что противно ему.

Но помимо учения, для того чтобы решить, разумен ли или не разумен какой-нибудь поступок, полезно бывает сообразить, подобает ли этот поступок настоящему человеку? Один человек бывает готов, не краснея, совершить самый низкий поступок для того, чтобы подольстигься к тому, от кого он желает получить какую-нибудь милость; а другой ни за что этого не сделает. Который же поступает по-настоящему — так, как подобает настоящему человеку?

Кто-то мне раз сказал: — Помоги мне твоим советом. Я нахожусь в зависимости от одного богатого и властного человека. Если я не стану ему подольщаться, он меня высечет и не станет кормить. Как мне поступить в этом случае?

— Всякому человеку,— ответил я,— лучше не быть битым и получить пищу, чем быть битым и не получить пищи.

— Но ведь он требует от меня того, что унизительно для меня.

— А это уже твое дело. Если ты хочешь себя продавать, то ты один можешь решить, во сколько ты себя ценишь. Разные люди продают себя разно. Я тебе отвечаю так потому, что если ты действительно не хочешь себя продавать, то не станешь спрашивать моего совета, а сам по себе не сделаешь ничего такого, что недостойно настоящего человека.

— Но что же подобает делать настоящему человеку?

— А на это, брат, ответить можешь только ты сам. Спрошу и я у тебя: как узнает бык, что он один так силен, что может защитить свое стадо от хищного зверя? И почему он бросается навстречу врагу, а не убегает прочь? Ведь ясно, что он хорошо знает свою силу и понимает, что должно делать настоящему быку. Точно так же и с нами. Кто из нас захочет жить разумно и по совести, тот сам поймет и почувствует, что подобает настоящему человеку, и сумеет, конечно, не сразу, а постепенно, стать

К оглавлению

==230

таким человеком. Вот об этом-то и нужно стараться и хлопотать, а не тратить попусту своих сил на то, что неразумно и не нужно.

IV О ТОМ, ЧТО ТАКОЕ ИСТИННАЯ СВОБОДА

Только про того человека можно сказать, что он свободен, который живет так, как он хочет. Разумный человек всегда живет так, как он хочет, и никто на свете не может ему в этом помешать, потому что он только того и желает, что возможно получить. И потому разумный человек свободен.

Никто не желает быть виноватым, никто не хочет жить в заблуждениях, неправедно, никто не выбирает себе нарочно такой жизни, от которой он будет печалиться и мучиться, никто не скажет, что ему хочется жить скверно и развратно. Значит, все люди, живущие неправедной жизнью, живут так не по своему желанию, а против воли. Они не хотят ни печали ни страха; а между тем постоянно страдают и боятся. Они делают то, чего не хотят. Стало быть, они не свободны.

Скажи это какому-нибудь вельможе или сенатору, он согласится с тобою и ничего тебе не сделает, если ты ему при этом скажешь: — Конечно, ты человек мудрый и до тебя эти слова не касаются.

Но если ты скажешь ему всю правду, скажешь ему, что и он не свободен, что и он такой же развращенный раб, как и прочие рабы, то он, конечно, побьет тебя.

— Как! — скажет он,— я — раб? У меня отец и мать были

да и меня никто не покупал!

Я ведь сенацелую толпу

не крепостные, тор и близкий Цезарю человек; я сам имею

рабов!

— Во-первых, милый мой сенатор, очень может быть, что и отец и мать твои были такими же рабами, как и ты; может быть, и предки твои все до единого были такими же рабами. Но если бы даже все они были святыми людьми, то ведь ты-то сам через это не сделаешься святым? Что из того, что они были добры, жалостливы, ничего не боялись, были господами над своими похотями, если ты сам и зол, и безжалостен, и трус, и не умеешь совладать с собою?

— Ну даже если бы я и был таким, почему же ты говоришь, что я — раб?

— А как ты думаешь: разве не раб тот, кто действует не по своей воле, а по принуждению?

— Такой человек, конечно, раб. Но меня никто ни к чему не может принудить, кроме Цезаря, нашего владыки!

— Вот сейчас уже ты сказал, что у тебя есть владыка; стало быть, он тебя может принудить.

==231

— Да ведь Цезарь наш общий хозяин, не только мой!

— Оставим Цезаря в покое. Один ли он у тебя хозяин? Не рабствуешь ли ты еще и другим хозяевам? Отвечай мне вот на что: имел ли ты когда-нибудь любовницу — все равно свободную или рабыню?

— Если и имел, то это вовсе не касается того, о чем мы говорим.

— А вот посмотрим. Скажи-ка мне, разве твоя любовница не заставляла тебя делать то, чего тебе не хотелось? Вспомни-ка, не тратил ли ты на нее больше, чем хотел? Не ссорился ли из-за нее со своими родными и знакомыми? Не угождал ли ей всячески, а может быть, и льстил ей, и целовал у ней ноги? Ты счел бы себя последним рабом, если бы тебя могли заставить поцеловать ноги хотя бы даже у Цезаря. А такое прислужничество своей любовнице — разве не рабство? Что же после этого назовешь ты рабством? Ты, я вижу, краснеешь; тебе, верно, совестно вспоминать об этом. Ну, поговорим о другом.

Каждый человек знает, когда можно назвать животное свободным. Есть люди, которые держат у себя прирученных львов. Они держат их взаперти, кормят и водят их повсюду за собою. Никто не скажет, что такой лев свободен; напротив, всякий скажет, что, чем слаще его жизнь, тем больше он раб. Ни один человек не захочет быть на месте такого льва; да и всякое пойманное животное чего-чего не перетерпит, чтобы только вырваться на свободу. Некоторые животные даже морят себя голодом, чтобы избавиться от неволи. Нужно много труда и хлопот, чтобы удержать их в рабстве, взаперти; и если они не убегают, то все-таки погибают. А как только найдут они малейшую лазейку, сейчас и убегут или улетят. Вот как любят животные свою свободу, как нужно им, чтобы они не были ничем связаны, ни стеснены. Если бы ты мог спросить у них: «Разве вам здесь плохо?» — они ответили бы тебе: «Опомнись, что ты говоришь? Мы созданы так, чтобы жить свободно на вольном воздухе, летать куда хотим, петь когда хотим. Все это отняли у нас, а ты еще удивляешься, отчего нам здесь плохо!»

И с людьми бывает то же. Вот почему я назову свободным только такого человека, который поступает по своей совести, не боясь никаких напастей и мук, ни даже самой смерти.

Мудрец Диоген говорил: «Только тот истинно свободен, кто всегда готов умереть». Он писал персидскому царю- «Ты не можешь сделать истинно свободных людей рабами, как не можешь поработить рыбу. Если ты и возьмешь их в плен, они не будут рабствовать тебе. А если они умрут в плену у тебя, то какая тебе прибыль от того, что ты забрал их в плен?»

Вот это —речи человека свободного: такой человек знает, в чем состоит истинная свобода.

==232

Посмотри на то, как хочет жить раб. Прежде всего он хочет, чтобы его отпустили на волю. Он думает, что без этого он не может быть ни свободным ни счастливым. Он говорит так: — Если бы меня отпустили на волю, я сейчас же был бы вполне счастлив: я не был бы принужден угождать и прислуживаться моему хозяину, я мог бы говорить с кем угодно как с равным себе, я мог бы идти куда хочу, не спрашиваясь ни у кого.

А как только отпустят его на волю, он сейчас же разыскивает, к кому бы подольститься, чтобы пообедать, потому что хозяин его больше не кормит. Для этого он готов идти на всякие мерзости. А лишь только он нашел себе квартиру и продовольствие, так он попал опять в рабство более тяжкое, чем прежде.

Если такой человек начнет богатеть, то он сейчас заводит себе любовницу, какую-нибудь распутную женщину. И вот он начинает страдать и плакать. Когда ему приходится особенно трудно, он вспоминает о прежнем своем рабстве и говорит: — А ведь мне не дурно было у моего хозяина! Не я о себе заботился, а меня одевали, обували, кормили; и, когда я болен бывал, заботились обо мне. Да и служба была нетрудная. А теперь сколько бед! Был у меня один хозяин, а теперь сколько их стало у меня! Скольким людям должен я угождать, чтобы разбогатеть!

Но раб не образумится. Он хочет разбогатеть, и для этого он терпит всякие невзгоды. А когда получит то, чего хотел, то опять оказывается, что он оплел себя разными неприятными заботами.

Все-таки он не берется за разум. Он думает: «Вот если бы я стал великим полководцем, все мои несчастия кончились бы: меня стали бы носить на руках!»

И он отправляется в поход. Он терпит всякие лишения, страдает, как каторжный и все-таки просится в поход во второй и третий раз.

Наконец он достиг высшего, чего хотел, и его сделали сенатором. А на самом деле чем он сделался? Он все тот же раб, но раб, ходящий на заседания сената. Цепи его стали красивые, цепи блестящие, а все-таки это — цепи, лишающие его свободы.

Если он хочет избавиться от всех своих бед и несчастий, пусть он опомнится. Пусть он узнает, в чем истинное благо жизни. Пусть он на каждом шагу своей жизни поступает согласно законам правды и добра, начертанным в его душе, и он обретет истинную свободу.

Люди только потому и несчастны, что не живут согласно с этими законами правды и добра.

Часто люди не понимают этого и думают, что они несчастны по другим причинам.

==233

— Я несчастен,— говорит один,— потому что я болен.

— Неправда, ты несчастен потому, что не переносишь терпеливо своей болезни.

— Я несчастен, потому что я беден,— говорит другой.

— А я — оттого, что у меня злые родители.

— А я — оттого, что Цезарь не благоволит ко мне. Так говорят люди. Но все это неправда,— они несчастны только потому, что живут не так, как велит им разум.

— Кто же свободен? — спросишь ты.

— Ищи и найдешь. Если же ты хочешь воспользоваться тем, что раньше тебя нашли люди, искавшие истину, то послушай, что они говорят.

Они говорят, что для человека самое большое благо есть его свобода.

Если свобода есть благо, то человек свободный не может быть несчастным. Значит, если ты видишь, что человек несчастен, страдает, ноет,— знай, что это человек не свободный: он непременно кем-нибудь или чем-нибудь порабощен.

Если свобода есть благо, то свободный человек не может быть и подлецом. И потому, если ты увидишь, что человек унижается перед другими, льстит им,— знай, что человек этот также не свободен. Он раб, который добивается или обеда, или выгодной должности, или еще чего-нибудь. Кто добивается малых благ, тот немножко раболепствует; кто добивается великих благ, тот много раболепствует.

Свободный человек распоряжается только тем, чем можно распоряжаться беспрепятственно. А распоряжаться вполне беспрепятственно можно только самим собою. И потому если ты увидишь, что человек хочет распоряжаться не самим собою, а другими, то знай, что он не свободен: он сделался рабом своего желания властвовать над людьми.

Как бы ни был человек знатен и силен, но если он признает кого-нибудь своим господином, то он раб, хотя бы он и сам держал при себе целую толпу рабов.

Если хочешь узнать, свободен ли человек или нет, то вглядись в него хорошенько и прежде всего узнай, чего он хочет. И если он хочет чего-нибудь такого, чего он получить не может,— он тоже раб.

Если мы позволим себе желать того, что не вполне в нашей власти, то нашим хозяином будет всякий, кто может дать нам или отнять у нас желаемое нами. И их, таких хозяев, будет у нас очень много, потому что мы захотим много таких вещей, которые зависят от других людей. Через это люди эти сделаются нашими господами. Мы любим богатство, почести, доходные места, и потому те люди, которые могут доставить нам все это, делаются нашими господами. Мы боимся тюрьмы, ссылки, смерти, и потому те люди, которые могут причинить нам все это, также делаются нашими господами.

==234

Чтобы правильно и хорошо сделать какое-нибудь дело, нужно уметь сделать его. Это понимает всякий. Так же точно для того, чтобы правильно и хорошо жить, нужно уметь и хотеть жить свободно. А для того чтобы выучиться свободно жить, нужно прежде всего хорошенько подумать об этом и разобраться в том, что такое свободная жизнь. Давайте-ка попробуем сделать это.

Прежде всего будем помнить, что нельзя быть свободным тому человеку, который хочет чего-нибудь, что зависит не от него самого, а от других.

Всмотрись повнимательнее в твою жизнь и разбери, все ли в ней вполне зависит от тебя одного, или же только кое-что находится в твоей власти, а остальное зависит не от тебя?

Когда, например, ты хочешь, чтобы тело твое было здорово и невредимо или чтобы оно было красиво, то ведь исполнение этих желаний не зависит же от тебя. Точно так же ты не волен в жизни или смерти твоего тела. Значит, тело твое подвластно не тебе, а чему-то другому, что сильнее его.

Разбери еще, от тебя ли зависит приобрести хороший, плодородный участок земли, если у тебя не на что купить его? Ведь нет же. Ты также, не имея на это средств, не в состоянии получить, когда вздумается, новую одежду, дома, рабов, лошадей. Не от тебя зависит, чтобы твои дети, жена, братья, друзья были живы и здоровы или чтобы они были согласны с тобою.

Все это не в твоей власти. Но неужели нет у тебя ничего такого, в чем ты самостоятельный и полновластный хозяин, ничего такого, чего никто у тебя отнять не может?

Вникни в самую суть твоей жизни и скажи мне, может ли, например, кто-нибудь на свете заставить тебя верить в то, что ты считаешь ложью?

— Нет, никто этого не может сделать.

— Стало быть, в деле верования никто не может подвергнуться извне ни помехам ни принуждениям. Скажи мне еще, может ли кто-нибудь принудить тебя захотеть сделать то, чего ты решился не делать?

— Конечно может, если он станет стращать меня тюрьмою или смертью.

— Ну а если бы ты не боялся ни тюрьмы, ни самой смерти?

— Тогда другое дело.

— А не в твоей ли власти презирать тюрьму и смерть?

— В моей.

— Ну вот, стало быть, в нашей власти находятся еще наши желания и нежелания.

— Пожалуй, это так. А вот, например, я хочу идти гулять, а другой останавливает меня и не пускает.

— Да ведь он что останавливает? Не останавливает же он твоего желания гулять?

— Все равно — он останавливает мое тело.

— Нет, это не все равно. Желания твои в твоей власти, и никто, кроме тебя, не может их изменить. Тело же твое

==235

подвластно не только людям, но и всяким случайностям: какой-нибудь камень, например, может упасть тебе на голову и убить твое тело.

— Это, положим, верно; но все ж таки мне помешали гулять.

— Я тебе и не говорил, что в твоей власти гулять без всякой помехи. Я сказал тебе, что в твоей власти самое желание гулять или не гулять. Только воля твоя свободна. Как только тебе понадобится помощь твоего тела, то это уже вовсе не в твоей власти. Я давно тебе это сказал. Итак, ты согласен, что никто не может принудить тебя пожелать того, чего ты не желаешь?

— Согласен.

— Могут ли тебя заставить сделать то, чего не хочешь?

— Нет, но могут помешать тому, что я хочу сделать.

— Если ты будешь желать только того, что в твоей власти, то как же могут помешать тебе в этом? А я тебе не говорил, что у тебя не будет помех в том, что от тебя не зависит.

— Неужели же я не должен желать даже, например, здоровья?

— Желать во что бы то ни стало здоровья так же неразумно, как вообще желать всего того, что не от нас зависит. Что от меня не зависит, этого я не могу по своей воле ни приобрести, ни удержать; а потому оно и не принадлежит мне. Я должен побороть в себе всякую зависимость от того, что мне не принадлежит. Иначе я сам на себя надеваю оковы. Я подставлю свою голову под тяжелое ярмо, если привяжусь душою к тому, что не от меня зависит, а от судьбы и что должно неминуемо погибнуть.