Социальная (культурная) энтропия

Все дети талантливы. Все дети добры (хотя есть патологии). Но потом, в школе и в жизни дальнейшей теряется талант и доброта. Происходит рассеивание таланта и добра. Социум (а может быть, культура) так устроены, что происходит энтропия таланта и добра. Всегда ли это так было? Всегда ли это так будет?

Социум и культура противостоят энтропии в природе: они идут к упорядоченности, а не к хаосу. А энтропия таланта? Что это? Возрастание хаоса или порядка? Талант - возмутитель спокойствия, поэтому он разрушает порядок. Но разрушает установившийся порядок, чтобы породить новый, который, с позиции этого таланта, отвечает каким-то требованиям более "емко", чем прежний. Здесь, с одной стороны, зарождается хаос - ломка порядка, растет энтропия, с другой - зарождается новый порядок, уменьшается энтропия. Ни культура, ни социум "не знают", будет ли новый порядок "лучше" или "хуже", но энтропии, т.е. хаосу будут противиться. Поэтому талант рассматривается как носитель хаоса, а не порядка, хотя без него не было бы никакого порядка в социуме и культуре. Поэтому, вероятно, вся инфраструктура социума и культуры нацелена на поддержку наличного порядка, а это предполагает препятствие таланту. Дети могут быть талантливыми - они дети, не могут навредить. А взрослый своими талантами может сломать существующую структуру, последствия чего не предсказуемы. Поэтому талант должен пробивать себе дорогу.

История

История творится дважды

Первый раз она возникает как событие в действиях человека и тогда она непредсказуема, она всегда неожиданна как действие свободного человека, разрывающего последовательность сложившейся длительности. Здесь история действительно творится, ибо рождаются ее элементы - события. И здесь нет законов, а есть творчество и свобода.

Второй раз она создается тогда, когда "пишется", когда выстраивается ряд, который привел к этому событию, когда событие пускает корни в прошлое. Тогда появляется последовательность событий и состояний и порядок этой последовательности, или закономерность.

10.08.95.

В “истории” есть только события живой жизни человека. Самой истории как какого-то процесса, потока, развития или чего-то в этом роде нет. Нет реки свершений, увлекающих человека как щепку в свой поток. В действительности именно человек, совершая поступки, своей энергией рождает этот поток. Задача для гуманитария состоит в том, чтобы вычленить “алгоритм” творения истории человеком. Этот алгоритм, или ряд их, возможно, будут одинаковыми для всех действующих индивидов. Но только одни из них будут через эти алгоритмы влиять на многих, а другие только на свою тещу. Почему? Вероятно, здесь-то и заложена тайна истории.

История - это объективированный поступок. Это сброшенная с живого тела личности форма мысли, действия, отношения. История - это следы жизни, это старая кожа, которую змея сбрасывает с себя. Эти следы сцепляются между собой, или их сцепляют историки, и тогда выстраивается История. Но эти следы, эта сброшенная оболочка действий и мыслей не могут предопределять поведение живого начала истории - личности. Последняя рождает свою оболочку, что и отличает личность от функционера. А функционер всегда влезает в старую кожу, или даже рядится в нее, не имея своего облика, своего узора.

6.07.95. 11:08.

Древние говорили: "Historia est magistra vitae". Это значит, что для них история была собранием образцов для подражания. Никто не говорил ни о какой закономерности истории, но в истории видели источник порядка, упорядоченности, т.е. законосообразности.

Потом появилось представление о том, что история это наука о прошлом, наука, которая должна открыть особый объект - прошлое. А, следовательно, у этого объекта есть свои закономерности, ибо объективность не может их не иметь. Но тогда она не просто "учительница жизни", а "руководительница" ее, она должна предсказать жизни ее путь. Так появился Гегель, Маркс. А вместе с ними остро встала проблема свободы человека. Она остро встала не только для теоретической мысли, но в условиях социализма, который руководствовался историческим законом, остро встала и в чисто экзистенциальном смысле.

Сейчас история перестала быть как magistra vitae, так и проектировщиком будущего по своим законам. Чем же она стала? Она стала полем бесчисленных ассоциаций и питательной средой для современной мысли.

12.10.96. 14:06.

Всеобщая история - общий дом человечества, а не его единое развитие. Каждый народ обустраивает в этом доме свои комнаты, свой интерьер, по-своему организует пространство своей жизни. Через его комнаты может пройти другой народ, захватить по дороге стул, стол или что-нибудь еще и утащить в свои комнаты, но это "чужое" должно быть вписано в свой интерьер. История народа - это история его собственного пространства жизни и обустройство им это пространства.

Конечно, когда-то может наступить момент, что в доме начинается всеобщее движение и интерьеры перемешиваются. Кажется, что создается единая жизнь, единая история. Но это только кажется, ибо обустройство пространства дома все равно происходит локально. Рождение новой идеи, нового уголка может быть только локально, оно вряд ли может происходить на фоне всеобщности и под знаком всеобщего преображения. Ведь даже Бог создавал мир локально - "по частям", а не весь сразу. Не было у него единого замысла. Поэтому не случайно Он говорит в конце не о том, что "Вот, получилось, то, что задумал", а оценивает созданное - "Хорошо весьма".

Всемирная история - это общая фотография обитателей дома. Все народы и культуры входят в историю со своим лицом, и чем более своеобразно, личностно и индивидуально это лицо, тем более заметно оно на общей фотографии всемирного человечества. Конечно, на этой фотографии есть персонажи, которые не живут сейчас на планете Земля, но все они живут в доме История сейчас. Никто "не вытеснен" последующими персонажами, никто не "перешел" в последующих персонажей, не "развился" в них.

История - не развертывающийся-свертывающийся свиток, когда видна только какая-то одна его часть, которая появляется из рулона будущего, а потом уходит в рулон прошлого, и, хорошо поразмыслив над движением свитка, можно выяснить "закономерности истории", закономерности раскручивания-скручивания свитка. История - деяние человеков, которое совершается всегда только здесь и только теперь. А оно как деяние неповторимо, хотя и имеет свои корни и свои последствия. Эту-то неповторимость и важно, на мой взгляд, понять как всемирную историю. Что и старался сделать А. Тойнби.

31.10.95. 13:20.

История как реактивность

Каждое событие обрастает историей, отбрасывая ее назад, в прошлое, чтобы двигаться вперед, в будущее, и тем сохраниться в истории. Каждое событие похоже на кальмара: он движется только выбрасывая из себя, выдавливая из себя воду и этой реакцией движется. Событие выбрасывает из себя смыслы в прошлое, и благодаря этой реакции получает жизнь, энергию движения, и тем создается исторический шлейф события.

30.12.95. 22:54.

Был на пляже. Читал “Дневник” С. Дали. Вдруг в глаз попал какой-то лучик. Повел взглядом по нему - среди песка сияет алмазной звездочкой песчинка. Если чуть повернуть голову, сияние исчезает, остается серый песок. Поищешь положение - снова вспыхивает ярко голубая звездочка. Присмотрелся внимательнее ко всему окружающему песку - и там светят точки-звездочки. Не так ярко, как эта, но среди серого песка они переливаются блесточками. Их много. Почти каждая песчинка начинает светить, сиять, отливать солнечным спектром, если глаза ищут эти искорки.

Подумал: так и люди в истории. На первый взгляд - все серый однообразный песок, вязкость, зыбкость и податливость на всякое внешнее воздействие, на ветер, давление, удары. Но в определенном ракурсе, в определенной ситуации, при конкретном повороте дел каждый человек вспыхивает искрой своего таланта. И тогда серость исчезает. Эти-то вспышки и составляют историю, образуя исторический узор. Этот узор включает искорки разной величины, разной яркости, разных спектров. Он меняется в зависимости от точки восприятия и освещения. Но это не калейдоскоп. В отличии от последнего узор истории при постоянной смене его рисунка сам кажется неизменным, потому что слишком много, так много точек его организуют, что замена одних на другие остается незаметной. И только когда вспыхивает яркая точка-личность, узор-история приобретает иной вид.

11.07.95. 12:05.

История и развитие

История и развитие это разные понятия. Развитие - это жизнь, становление, деяние. Оно идет от одного состояния к другому, точнее от состояния хаоса к упорядоченности. Поэтому развитие всегда есть скачок в неизвестное. Скачок за границы. Развитие не знает границ. Поэтому нет логики развития. О логике развития говорил Гераклит, т.к. для него логос был основой вечного кругового движения огня, мерами затухающего и мерами возгорающего. Но если развитие - скачок за..., и если в нем есть свой “порядок”, то это порядок хаоса, и тогда есть хаика развития (от хаоса - хаика, как от логоса - логика).

История же всегда существует в границах (по крайней мере потому, что история уже не может выйти за границы, так она свершилась), это упорядоченное развитие. Это упорядоченность, которая организуется настоящим, для которого прошлое является нижним горизонтом, т.е. видится из настоящего. Нет истории без настоящего, как нет горизонта без глядящего.

10.09.96. 22:41:46.

Культура

Культура как смысл

"Текст - особое состояние вещества, в данном случае - вещества смысла." "Обретя жизнь, текст начинает сам охранять и устраивать ее, требуя от автора решений, которых тот, возможно, и не мыслил; этим, в частности, объясняются нередкие писательские признания "неподконтрольности" действий персонажа: начинается процесс онтологической самоорганизации текста: появляется потребность в трансформации исходных смыслов, а также передаче витального начала, которым обладает герой, какому-либо символически отмеченному предмету" (Карасев Л.В. Флейта Гамлета // Вопросы философии, 1997, №5. С.68).

Культура - бытие смысла. Смысл требует своего полагания, поэтому культура онтологически представляет способ постоянного смыслополагания. Культура - "машина", обеспечивающая смыслополагание. Смыслы - это как бы вспыхивающие звездочки в небе культуры. Чтобы они загорались, необходимо дать им энергию, силу, которая идет от силы утверждения, causa efficiens. Но небо культуры устроено так, что как только на нем зажегся огонек одного смысла, то сразу вспыхивают все огоньки "подобных" смыслов. Вырисовывается созвездие смыслов, увязанных друг с другом. Простейший случай - названо имя писателя, и появляется созвездие его произведений, еще более широкое созвездие - созвездие литературы и т.п. Эти созвездия складываются как из уже утвержденных (этим человеком) смыслов, так и из смыслов, которые в этой культуре живут, но этим человеком не освоены. Поэтому для одного это созвездие состоит только из такого-то набора звездочек, для другого - из большего числа, но есть между ними какая-то общая конфигурация. Эта общая конфигурация обеспечивается онтологической самоорганизацией смыслополагания: так появляются тексты культуры, так появляются тексты текстов (Лотман), которые определяют бытие текстов вообще, так появляется определенность культуры. Как на звездном небе есть точка Полярной звезды, вокруг которой все обращается, а она сама неподвижна, так в культуре есть "неподвижный" смысл - очевидность, которая сразу видна всякому, кто только взглянул в небо культуры (но именно поэтому она может и не осознаваться) и которая определяет появление смыслов в небе культуры. Очевидности, или интуиции культуры - основные генераторы культуры, из которых черпает силу causa efficiens. Такие смыслопорождающие центры есть, вероятно, и в каждом конкретном тексте, в каждом произведении - об этом и говорит статья Л.В. Карасева. И не исключено, что культурная значимость произведения определяется тем насколько смыслопорождающий пункт произведения онтологически значим для культуры.

Небо культуры (небесный свод культуры) заключает в себе потенции смыслов - эти потенции определены (заключены) в формах культуры, в содержательных областях культуры (искусство, религия и т.д.), в творческой предрасположенности, или в постоянном требовании causa efficiens.

22.8.97. 17:16.

Дантовы координаты

Декарт и Дантовы координаты

Декарт разделил вещь протяженную и вещь мыслящую. Вещь протяженная определяется через отношение к пространству, через систему декартовых координат, которые для этого и были построены философом-математиком. Декартовы координаты - координаты отнесения, приравнивания, определения через другое. Вещь мыслящая у Декарта определяется по-другому. Она может быть определена только через соотношение с собой, а не с чем-либо или кем-либо иным. Это соотнесение с собой реализуется в сомнении - в отрицании своих собственных определений. Отрицание своих определений продолжается до тех пор, пока не будет этим же отрицающим cogito найдено то, что оно признает, само признает как свое, как подлинно свое. Это свое Декарт и назвал "врожденные идеи", т.е. то, что самому разуму свойственно.

Поэтому в "дуализме" Декарта выражен разный принцип существования и разный принцип определения вещи и мысли (человека, культурного бытия). Это, действительно, указание на два разных онтологических принципа бытия. Поэтому Декарт признал бы Дантовы координаты как "пространство" жизни духа. Последующая наука стремилась снять дуализм Декарта, который она толковала примитивно, как реальное рядоположение двух независимых друг от друга субстанций, поэтому она "подверстала" человека и дух под принцип действия Декартовых координат.

11.11.96. 12:20.

Гуссерлевское эпохе и Дантовы координаты

Гуссерль: “Это универсальное лишение значимости (Aubergeltun-setzen, выведение из игры) всех позиций по отношению к предданному объективному миру, и прежде всего позиций по отношению к бытию (касательно бытия кажимости, возможного, положенного, вероятного бытия и т.д.) - или, как уже вошло в привычку говорить, это феноменологическое epoche или заключение в скобки объективного мира не ставит нас перед лицом ничто. Что именно благодаря этому становится обретенным нами - или, точнее, что становится обретенным мною, медитирующим, так это моя частная жизнь со всеми ее чистыми переживаниями и всеми ее чистыми положенностями, универсум феноменов в смысле феноменологии. Эпохе, можно сказать, есть радикальный и универсальный метод, благодаря которому я в чистой форме схватываю себя как Я, вместе с чистой жизнью моего сознания, в которой и через которую совокупный объективный мир является миром для меня...” (Husserl E. Husserliana. Bd.I. Haag, S.59-60) (Перев. Мотрошиловой, цит. по Мотрошиловой Н.В. “Картезианские медитации” Гуссерля и “Картезиан-ские размышления” Мамардашвили // Вопросы философии. 1995. № 6. С. 142.) (Курсив мой - В.К.).

Если брать Мамардашвили, то он феноменологическую редукцию трактует еще ближе к принципу Дантовых координат, так как для него сомнение, которое вводит Декарт - это достижение состояния стояния человека один на один с миром.

Дантовы координаты и познание ценности

С.Франк пишет в "Непостижимом": "Всякое научное познание есть познание в понятиях: оно пытается найти в новом, незнакомом, скрытом что-либо общее - общее с другим, уже знакомым, - именно, чтобы подчинить его чему-то уже знакомому и привычному..." (Франк С.Л. Сочинения. М.: изд. "Правда", 1990, С. 187). А ценностное познание (т.е. познание через ценность, или "ценностное понятие", "ценностное понимание") будет таким познанием, где понятие-ценность отличает это от другого. "Это добро" - значит: не зло, значит, в отличие от чего-то другого может быть принято и т.п. "Это красота" - значит резко отличается от чего-то простого, обыденного и т.п. Конечно, понятия-ценности несут в себе нечто от понятия, некое обобщение - указание на принадлежность данной ценности классу (роду) ценностей, поэтому они и могут быть орудиями понимания, т.е. расчленения мира. Но "обобщение" здесь строится не через выделение сходных черт (свойств) вещей, предметов или явлений, как при становлении научного понятия (о чем писал еще Д.Локк), а через то, что предметы-ценности (если можно говорить о предметах как ценностях) как-то одинаково отличаются от всех других, хотя сами и не похожи друг на друга. Красивые предметы абсолютно не похожи ничем друг на друга - красивый горшок, красивая женщина, красивая лошадь, как рассуждают Сократ и Гиппий в диалоге Платона. То же самое и добро: один и тот же по материалу поступок может быть и добрым и злым. Значит выделение "общности" в ценности идет не через "абстракцию" (классический способ обобщения), а через умение одинаково выделять, отделять предметы, ситуации и феномены от других. То есть "ценностное обобщение" всегда требует процедуры "нетствования" по принципу Дантовых координат.

22.02.97.

Дантовы координаты в экзистенциализме

М.Хайдеггер различает два способа бытия Присутствия (Бибихин нашел хороший русский эквивалент Хайдеггеровскому Dasein, но только для подчеркивания его терминологически-понятийного значения его следует писать с прописной буквы, чтобы отличить от простого слова "присутствие") - бытие во всеоткрытости (публичности, как Люди, das Man) (всеоткрытость - так переводит А.В.Михайлов offentlichkeit в "Кассельских докладах" - см. Хайдеггер М. Исследовательская работа Вильгельма Дильтея и борьба за историческое мировоззрение в наши дни // Два текста о Вильгельме Дильтее. М.: Гнозис, 1995. С. 164) и подлинное бытие. Бытие во всеоткрытости (публичное бытие) - это определение человеком своего бытия по типу "как все", отождествление себя со сложившейся социально-культурной системой, определение по типу Декартовых координат. Оно не приводит человека к своему бытию, поэтому оно не подлинно: "Эта всеоткрытость, правящая существованием людей друг с другом здесь, со всей отчетливостью показывает нам, что мы - это по большей части не мы сами, но другие, - нас живут другие" (Там же). Подлинное бытие - это бытие, где человек выступает как целостность. Но где она может быть дана, если человек еще не кончил свою жизнь. "Я могу всякий раз определить его, - пишет Хайдеггер о человеке, - как то живое, перед которым всегда находится еще некое не-бытие. Если же я более уже не живу, то я уже и не в состоянии постигать целостность" (Там же. С. 165).

Это подлинное бытие, по Хайдеггеру, открывается в особом способе бытия - в стоянии перед смертью (С. 169), или в бытии во времени, в котором существование предстоит самому себе "как свое собственное, как мое" (С. 170). "Способ этот заключен в возможности постижения и удержания действительности таковой возможности... Выстаивать перед смертью как возможностью означает так обладать ею здесь, чтобы она предстояла в чистоте того чтó она такое, - неопределенное в своем когда, несомненное в своем что" (С.170). Возможность смерти означает: когда-нибудь я покину мир, и когда-нибудь мир ничего не сможет сказать мне, ничто из того, чем я озабочен, привязан и т.д. не будет значимо для меня: "Тогда уже не будет мира, изнутри которого мог бы я жить" (С.170). Поэтому и сейчас я могу сам решать, я могу быть "решительным не к смерти, но к жизни", могу и должен делать ответственный выбор (С.170). Этот способ определения своего бытия и есть определение по принципу Дантовых координат, когда мир отодвигается, отрицается, становится ничто, что и создает ситуацию свободы. Конечно, мир не рассыпается в прах, конечно, я не оказывается в "безвоздушном пространстве" - он, этот мир, остается и даже используется в моих действиях, но само мое использование его обусловлено моим выбором - для того, что я решил, и то, что я из него выбрал. Между мною и миром есть некая дистанция, есть некое поле ничто, созданное мною.

Дальше Хайдеггер вводит время: возможность - есть будущее бытие, "я есмь будущее себя самого" (С.171), выбор будущего накладывает ответственность и я становлюсь виновным, что открывает мне прошлое ("Становиться виновным значит бытие в прошедшем. Прошлое удержано и зримо в бытии виновности" (С.171). То, что стало, потому что было принято мною такое-то решение и я виновен в этой ставшей действительности. Поэтому вина, действительно, открывает прошлое), а ставшее вводит человеческое существование в настоящее - в действование. "Существование здесь есть не что иное, как бытие временем" (С.171). В этом обнаружении себя временем проявляется историчность человека, понимание им, что он творит бытие, что бытие и его порядок утверждаются на "втором шаге", как говорит Мамардашвили.

02.11.96. 12:51.

В "Бытии и времени" Хайдеггер эту мысль закрепляет. Присутствие брошено в мир, брошено в заботу, в свои возможности. Не оно выбрало свою брошенность в мир. Поэтому "нет принадлежит к экзистенциальному смыслу брошенности" (Хайдеггер М. Бытие и время. М., 1997. С. 284). Присутствие есть бытие, и в то же время его не было когда-то. Какое же оно тогда бытие, если могло не быть? Вот и получается, что это не парменидовское бытие, ибо оно имеет у своего основание небытие. НЕТ конституирует бытие Присутствия! Оно конституирует бытие Присутствия не тем, что "дает" ему бытие (бытие "свалилось" на Присутствие), не тем, что Присутствие не по своему проекту впервые возникает, а тем, что Присутствие становится бытием своего основания, т.е. того НЕТ, которое лежит у его основания. Оно становится бытием основания (Там же. С. 284-285). И раз Присутствие есть бытие основания, есть НЕТ для чего-то, то Присутствие, реализуя свои возможности постоянно НЕ ЕСТЬ те возможности, которые им не выбраны, от которых оно отреклось (Там же. С.285). Присутствие в своей основе апофатично, оно есть в пространстве Дантовых координат. Или: оно по своей основе быть (а оно из НЕТ появилось), т.е. по способу быть порождает особое пространство (Хайдеггер скажет: решимость порождает ситуацию) - пространство нетствования, нетости, апофатическое пространство. Хайдеггер пишет: " В структуре (выделено мною - В.К.) брошенности равно как и наброска (т.е. в выборах Присутствием возможностей - В.К.) по сути заложена ничтожность (т.е. способность к ничтожению, наличие НЕТ - В.К.)" (Там же).

18.10.98.

Бытие в нетях

Хайдеггер: Бытие в нетях. "Бытие ускользает в свою истину. Оно скрывается вовнутрь таковой и, прячась, скрывает само себя. И тут мы касаемся "сущности тайны, в качестве каковой бытийствует истина бытия". И тогда метафизика была бы тайной самого бытия - тайна не продумывается потому, что само бытие отказывает в ней. "Ничто отсылает к бытию". (Хайдеггер М. Слова Ницше "Бог мертв" // Вопросы философии. 1990. №7. С. 173).

4.11.96. 10:02.

Рыцари рациональности

Испания дала культуре два рыцаря рациональности. Один из них - Дон Кихот, другой - Сальвадор Дали. И оба странны, оба сумасшедшие. Один воюет с мельницами, другой поражает своими картинами и экстравагантными выходками. Где уж тут рациональность? Но она есть. Это рациональность отрицания нерационального мира. Ведь и наука также отрицает нерациональный мир - мир конкретных событий ради мира подлинного бытия и законов: в мире явлений каждый предмет падает на землю со своей скоростью, но Галилей говорит: “А на самом деле все предметы падают с одинаковым ускорением!” А в ХХ веке Бор требует сумасшедших идей для науки, которые только и могут быть истинными.

Дон Кихот рационален, так как он последовательно проводит линию добра вопреки всяким внешним обстоятельствам. С.Дали рационален, так как он ищет последовательность в иррациональном. Он писал: “Дали желал одержать победу над Иррациональным, чтобы ограничить его власть и подчинить своей воле... Надо просто призвать на помощь разум и посмотреть на вещи рационально. И тогда все наши плотские страхи можно возвысить и облагородить непостижимой красотой смерти, встав на путь, ведущий к духовному совершенству и аскетизму... Надо было трансцендентальную реальность высшего порядка включить в какой-нибудь взятый наугад случайный фрагмент настоящей, реальной действительности - той, которую через абсолютный диктат зримого запечатлел некогда Веласкес.” (Курсив мой - В.К. Дали С. Дневник одного гения. М.: Искусство, 1991. С. 67-68)

Еще из Дали

“...в детстве, когда, умирая от жажды, [я] долгие часы кружил вокруг стола, чтобы, прежде чем приникнуть к стакану освежающей влаги, до последних сладчайших, мучительных капель испить чашу своей неутоленной жажды” (С. 104-105). Только при воздержании достигаешь подлинной действительности вкуса!

"Не то..., не то..."

Достоевский: из "Идиота", из беседы князя с Евгением Павловичем после встречи Аглаи Ивановны. с Настасьей Филипповной., после объявления о женитьбе князя на Н.Ф., после отказа князю в доме Епанчиных:

- Пойдемте к Аглае Ивановне, пойдемте сейчас!..

- Да ведь ее же в Павловске нет, я говорил, и зачем идти?

- Она поймет, она поймет! - бормотал князь, складывая в мольбе свои руки, - она поймет, что все это не то, а совершенно, совершенно другое!

- Как совершенно другое? Ведь вот вы все-таки женитесь? Стало быть упорствуете... Женитесь вы или нет?

- Ну, да... женюсь; да, женюсь!

- Так как же не то?

- О нет, не то, не то! Это все равно, что я женюсь, это ничего!

- Как все равно и ничего? Не пустяки же ведь и это? Вы женитесь на любимой женщине, чтобы составить ее счастие, а Аглая Ивановна это видит и знает, так как же все равно?

- Счастье? О нет! Я так только просто женюсь; она хочет; да и что в том, что я женюсь: я...

...

- Я без Аглаи... я непременно должен ее видеть! Я... я скоро умру во сне; я думал, что нынешнюю ночь умру во сне. О если б Аглая знала, знала бы все... то есть непременно все. Потому что тут надо знать все, это первое дело! Почему мы никогда не можем всего узнать про другого, когда надо, когда этот другой виноват!...

(Достоевский Ф.М. Полн. Собр. соч.: В 30 т. Т.8. Л., 1973. С. 483, 484).

Князь Мышкин упорно хочет показать, что видимые поступки не могут и не должны толковаться принятым образом, т.е. закрепленным в традиции способом: женится - значит любит, значит выбрал и т.д. Он женится, но не поэтому, хотя и любит, а потому, что лица Н.Ф. вынести не может, не может смотреть на ее лицо. Что это? Как объяснить? Здесь все - и любовь, и тяга в пропасть (есть люди, которые не могут стоять на краю обрыва - их тянет туда), и готовность всегда отдаться своему влечению полностью, и проникновение в судьбу другого, и понимание, что он без тебя, без твоей поддержки и полного отдания твоего просто погибнет, и жертвенность ради жизни, хотя знаешь, что и это не спасет ее. Эдесь все - и даже любовь к другой, к Аглае, потому что она любит его именно такого, который готов на "головой в омут". Твердя "Не то, не то...", князь не может сказать, что, но Аглая поняла бы, если бы ему дали с ней поговорить. Она поняла бы, потому что видела бы перед собой князя, его глаза, слышала бы его слова, она бы почувствовала его судьбу - и приняла бы ее. "Не то, не то..." - для князя это способ держания своего вúдения себя. Все попытки Евгения Павловича найти разумное объяснение поведению князя вполне оправданы и даже справедливы, сам князь соглашается: " Да, все это может быть; может быть, вы правы..., и вы правы, конечно, но...". Это "Но..." и выбрасывает человека в постоянное "не то, не то..."

02.4.97. 10:51.

Ганди: “Ангелы владеют ситуацией, не нуждаясь ни в каких планах”.

Человек изменяет ситуацию, ставя цели. А цель, как верно отметил Кант, это отрицательное определение ситуации. То есть человек владеет ситуацией по принципу Дантовых координат: нужно быть ею недовольной, чтобы, отходя от нее, изменяя ее, стать ее хозяином. Отсюда - труд, активность.

Ангелы же, “птицы небесные”, живут в ситуации, которая всегда есть их ситуация, так же как и животные, которые никогда не трансцендируют за свою ситуацию, за свою экологическую нишу. Но все-таки ангелы не животные. Они для человека некий идеал жизни. Значит они как дух, как чистая мысль должны быть слиты с ситуацией. Что это значит? Наверное то, что мысль или состояние духа здесь находит свое содержание, свою истину. Мысль тогда неподвижна, когда она достигла своей истины. Значит дело состоит в том, чтобы мысль человеческая умела сразу постигать истину этой ситуации, тогда не нужно будет от нее уходить. Но это "ангельское видение" ситуации не является Декартовым видением. Это результат фокусирования в точку личностного определения всех отрицаний Дантовых координат, когда эта точка, этомое абсолютное Я, отрицающее все, становится средоточием всякого утверждения, всякого принятия, ибо только абсолютная индивидуальность, знающая себя индивидуальностью, может принять окружение, не растворившись в нем.

14.7.95. 12:38.

"Мы не думаем, что приемами различения, умозаключения и расчленения человек способен познать самого себя, если трудным покаянием и напряженным борением не изгонит прежде из собственного ума гордость и лукавство. Потому что, кто не приведет своего ума таким путем к такому устроению, тот не увидит даже своего незнания; а только с этого начинается успешное познание самого себя" (Григорий Палама. Триады в защиту свяшеннобезмолствующих / I 1, 9. М., 1995. С.17).

Гр. Палама говорит о "бытийном познании", которое связано с "претерпением незнания", или "непознающим состоянием" (см. Там же. С. 78).

Обратная перспектива

Принцип Дантовых координат выражен в обратной перспективе, которая в отличии от прямой перспективы не от человека у-ходит, а к человеку стремит мир, мир при-ходит к человеку. В обратной перспективе пространство как бы заворачивается, скручивается на человека и тем человек себя конституирует, утверждает, обнаруживает. В прямой перспективе точка схода где-то там,а в обратной перспективе - здесь, где я стою.

Мышление без закона противоречия.

Л.Андреев. Рассказ "Правила добра". Черт решил изучить науку добра: "Два года сидел черт над книгами и мучительно доискивался, что есть добро и как его делать так, чтобы не вышло зла. Какими же словами можно описать отчаяние и последний ужас несчастного дьявола, когда, подведя последние итоги, он не только не нашел общих правил, а, наоборот, последние утратил в смуте жесточайших противоречий. Подумать только, какие оказались итоги:

Когда надо - не убий, а когда надо - убий.

Когда надо - скажи правду, а когда надо - солги.

Когда надо - отдай, а когда надо - сам возьми, даже отними.

И так до самого конца: когда надо..., а когда надо - и наоборот. Не было, кажется ни одного действия, строго предписанного попиком, которое через несколько страниц не встречало бы действия противоположного, столь же строго предначертанного к исполнению; и пока шла речь о действиях, все как будто шло согласно, и противоречий даже не намечалось, а как начнет дьявол делать из действий правило, сейчас же ложь, противоречия, воистину безумная смута" И говорит черт попу: "Как я начал с умом читать ваши книги, так только одни противоречия и вижу... А мне такого ответа надо, чтобы годился на все времена и для всех случаев жизни, и чтобы не было никаких противоречий". Поп: "Не для нас с тобой эти слова. И вообще не нужно слов, ни толкований, ни даже правил. Вижу я, что иногда хорошо любить, а иногда хорошо и ненавидеть, иногда хорошо, чтобы тебя били, а иногда хорошо, чтобы ты и сам кого-нибудь побил. Вот оно, сударь, добро-то... Нету правил. Нету и нету!"

Конечно, нет абсолютного правила добра, и каждый человек должен уметь сам решать нравственную проблему (ситуацию), с которой он сталкивается, именно это и делает его нравственным человеком. Но в то же время культура устанавливает и правила, которые однозначны: "не убий", "не кради" и т.п., - это ориентиры, освоение которых дает человеку точки опоры. Потом (но именно, потом!) он сможет отойти от правила, но он будет отходить (!), зная, что это отход, "исключение", которое только подтверждает правило, усиливая его действенность своим отрицанием. И нравственное воспитание не может строиться на критической основе, как отмечает Гадамер, оно требует позитивного принятия как нравственной основы личности. Но как только основа сформирована, или, точнее, заложена, личность обнаруживает себя и утверждает в "пробе принципов на выживание" - в поиске им альтернатив.

Апофатичность знаков

"По мнению Соссюра, знаки "диакричны" по самой своей сути, а поскольку это верно для всех знаков, в языке нет ничего, кроме различия значений. Если же он в конце концов хочет сказать и говорит что-либо, то не потому, что каждый знак является проводником принадлежащего только ему значения, а потому, что все вместе они намекают на это значение, которое постоянно ускользает, если их рассматривать по одиночке, и в направлении которого я выступаю за их пределы. Причем сами знаки никогда не содержат в себе значения и каждый из них выражает что-либо лишь через свое отношение к ментальному инструментарию и ссылку на некую приспособленность инструментов нашей культуры; все же вместе они предстают как еще не заполненный формуляр, как действия жесты другого, целенаправленно очерчивающие не видимый мною объект в мире"

(Мерло-Понти М. О феноменологии языка // Логос. 1994. № 6. С. 182-183.)

Ничто

Небытие - знак настоящего как предстоящего.

Хайдеггер в "Кант и проблемы метафизики" замечает, что "чисто техническое значение выражения meta ta jusika (как собирательное название для тех сочинений Аристотеля, которые упорядочены за сочинениями круга "Физики")", которое затем превратилось в название определенной философской дисциплины, "отнюдь не так безобидно, как обычно думают. Напротив, оно предопределило развитие интерпретации этих сочинений в определенном направлении и тем самым предрешило понимание рассматриваемого Аристотелем как «метафизика»" (Хайдеггер М. Кант и проблемы метафизики. М., 1997. С.4.). Чисто техническое выражение стало поводом, говорит Хайдеггер, для определенной содержательной интерпретации «метафизики» как знания, которое лежит по ту сторону физики, за физикой. Это, действительно, так.

А что было бы, если бы назвали этот корпус сочинений Аристотеля не мета - физика, а, например, не - физика (ouk jusika)? Тогда нужно было бы интерпретировать первую философию как знание о том, что не является знанием о сущем. В поле внимания вошло бы отрицание и не бытие сущего, а небытие. Как возможно небытие сущего? А оно возможно как постоянное возникновение, которое требует усилия держания (М.К. Мамардашвили) сущего как сущего. Сущее должно опереться не на свое бытие, ибо оно не дано, оно должно опереться на небытие, из которого постоянно возникает некий порядок. Не тот, который всегда есть, а который будет. Бытие становится не данным, а заданным. Тогда бы, возможно, многое из того, что появилось в философии только в XIX веке вынуждено было обмыслиться гораздо раньше. И кто знает, как бы сложилась история европейской цивилизации.

24.7.97. 12:10.

NB: Бытие не должно пониматься как сущее, как это было характерно для парадигмы on he on. Бытие должно быть понято как единство, или всеединство, по Соловьеву. Т.е. бытие есть абсолютная целостность события - единство всех его элементов вместе взятых - что и дает возможность "этому" существовать. Поэтому в этом случае может быть небытие - как отсутствие цельности.

"Первенство бытия принадлежит не отдельным частям, а целому, - пишет Соловьев. - Безусловное первоначало и источник всякого бытия есть абсолютная целостность всего сущего, т.е. Бог. Эта-то целостность всего, пребывающая сама по себе в неизменном покое вечности, открывается и проявляется во всеединяющем смысле мира, так что этот смысл есть прямое выражение или Слово (logos) Божества, явный и действующий Бог” (Соловьев В.С. Собр. соч. 2-е изд. Т. 3. Спб., б/г. С. 355).

Бытие есть всегда "горизонт" существования, а не само существование. Поэтому его нельзя знать, а можно иметь его смысл и можно его утверждать, оно есть логос. И первый, кто это уловил, был Вл. Соловьев со своей концепцией всеединства и софийного процесса. Только для него всеединство это Бог как абсолютное бытие, но если проинтерпретировать Бога чисто методологически, тогда можно получить учение о бытии как событии в утверждении. Вл. Соловьев пишет об идеальном или достойном бытии: “Оно и есть само по себе, но для нас оно является не как данная действительность, а как идеал лишь отчасти осуществленный и осуществляемый; в этом смысле он становится окончательною целью и безусловною нормою наших жизненных деятельностей: к нему стремится воля, как к своему высшему благу, им определяется мышление как абсолютною истиною, оно же частию ощущается, частию угадывается нашими чувствами и воображением, как красота” (Соловьев В.С. Собр. соч. Т.6. Спб., б/г. С.73-74).

В учении о Софии в философии Соловьева идет речь об идеальном первообразе “многообразия и полноты материального мира, которые хотя пока и не являются чувственными, но уже и не просто идеальны в абстрактном смысле слова. Это картина всей бесконечной действительности, которая сама еще не стала чувственной и исторической действительностью, но уже является ее прообразом, или... ее заданностью, замыслом, законом и методом ее бесконечных осуществлений” (Лосев А.Ф. Вл. Соловьев. М.,1983.С.186). NB: заданность, закон ... - это ориентация на утверждение, свернутою утверждение.

София затем становится в системе культуры основанием всеединства культуры, т.е. ее системности.

История как небытие

История - это прошлое, а прошлое не существует, Это существование несуществующего, бытие небытия, или небытие бытия. Из этого ничто (небытия) появляется настоящее, здесь небытие - причина бытия.

Небытие как долженствование и как индивидуальное

Ничто существует как долженствование. А бытие существует как необходимость. Небытие требует своего преодоления. Так, человек стремится любыми средствами избежать смерти. Небытие выплескивается в стремлении к своему преодолению, к своему отрицанию и утверждению бытия. Утверждение бытия есть существование ничто. Утверждение бытия есть отрицание небытия (ничто).

Бытие постигается через всеобщее: необходимость законосообразна. Небытие (ничто) постигается как это требование преодоления, выхода из ситуации отрицания. Поэтому небытие постигается целесообразностью, целью. Постижение (познание) небытия есть становление индивидуальности. Небытие знает жизнь. Небытие знает время (или временность?).

25.10.96. 16:23.

Фундаментальное онтологическое предназначение человека - допустить небытие до существования, поэтому анализ историчности невозможен в традиции парменидовской парадигмы философствования, для которой только бытие есть, а небытия нет. Если бытие есть по своей природе (и здесь Парменид прав), то небытие по своей природе не может существовать, существование небытие требует особых условий. Небытие в неорганическом мире существует как "отрицание, положенное как утверждение" (Гегель): если это так, то не может быть иначе. Небытие не имеет значения для сущего в мире неорганической природы. Небытие в живой природе существует как смерть индивида рода, и без смерти-небытия не может продолжаться род. Условие смерти - исполнение жизни данным организмом (или исчерпание условий жизни). Небытие (умирание, отмирание) входит в бытие-жизнь как ее необходимое условие и как ее завершение, полнота жизни. Смерть-небытие придает жизни порядок: ритмы дыхания, порядок бодрствования и сна, порядок питания и выделений.

Классическая метафизика (онтология) брала бытие в модусах пространства: "вещь протяженная" у Декарта, монада у Лейбница не имеет окон, атомы - неделимы, категории бытия у Гегеля держатся на сравнении и ограничении. Неклассическая метафизика (онтология) - Хайдеггер - берет бытие в модусах времени, поэтому оно постоянно "мерцает" в отношениях с ничто. Как время обнаруживает себя в электронных часах точками возникающими и исчезающими на экране, так бытие обретает смысл в этом качании сущего и ничто.

В связи с этим - ничто в оппозиции к сущему или бытию?

2.11.96. 12:42.

Сущее и бытие. Хайдеггер разводит и справедливо. В человеческой деятельности происходит трансценденция от сущего к бытию. Сущее обнаруживает свое бытие. Но что это значит? Сущее обнаруживает свое бытие, показывает бытие. Значит бытия не было. Бытие открывается через небытие. Небытие должно "втиснуться" между сущим и бытием. Это различие сущего и бытия возможно только благодаря небытию. Небытие отделяет сущее от бытия. Поэтому деятельность человека невозможна вне поля небытия.

Небытие нельзя помыслить, но из него можно выйти к мысли (к мысли, бытию, на свет). Выход из... требует осмысления этого выхода, т.е. небытие требует рефлексии, а мышление о небытии есть рефлексия! Сознание существует всегда как система с рефлексией, именно поэтому оно неразрывно связано с небытием и даже есть небытие, как о том пишет Сартр.

Способ данности "небытия"

Небытие должно наличествовать, но это наличие должно быть пустым. Как? В языке это выражается местоимениями, и прежде всего "Я". "Я" - все, и ничего. Любой, кто займет это место в говорении (см. об этом: Бенвенист Э. Общая лингвистика, М., 1974. С.286-287). А также собственный имена: это место, особое место, в котором может появиться самое что ни на есть конкретное бытие.

1.3.97. 17:39.

Небытие может быть явлено как "нечистые" места, в которых обитают бесы и всякая нечистая сила: это омут, баня, распутье, болото, безлюдное место и т.п. (см.: Журавель О.Д. Сюжет о договоре человека с дьяволом в древнерусской литературе. Новосибирск: Сибирский хронограф, 1996. С.81). Небытие - место, где случаются необычное, нежеланное и т.д.

17.5.97. 14:26.

Сартр о ничто

Вероятно, он был первый философ, который не просто заговорил о ничто, но ввел эту категорию в систему понятий. Ничто (небытие) не существует, как бытие. В этом Парменид прав. Но ничто порождается существованием сознания. Ибо сознание существует там, где разрывается связь между бытием и бытием. Сознание есть такое бытие, которое существует через проведение грани небытия между собой и другим бытием. Небытие становится способом его существования. Сознание сводит на нет влияние бытия на себя, тем самым превращается в бытие-для-себя. Сознание выстраивает пропасть небытия между собою и другим бытием. Из этой пропасти выходит свобода.

Платон о ничто

В эзотерическом учении (неписанном учении - agraja dogmata) Платона можно выделить два основных принципа: принцип единицы - en, начало тождественности, замкнутости, не допускающей причастности к себе, и принцип неопределенной двоицы - aoristoV duaV, начала инаковости и недостаточности. "При этом двусмысленная и двойственная природа "неопределенной двоицы" выражается в том, что, будучи принципом, она одновременно - и абсолютное ничто, чистая материя или возможность воплощения, восприемница чистых форм (ср. Тимей 48 Е - 53 В)" (Никулин Д.В. Истина, сеть и путь в философии Платона // Историко-философский ежегодник' 94. М.: Наука, 1995. С. 7). "Чистая инаковость, которую в "Тимее" Платон отождествляет с материей или вместилищем, познается лишь посредством "незаконного умозаключения", по какому-то несовершенному уподоблению и как бы в грезах (Тимей, 52 В) и как таковая недоступна ясному и отчетливому познанию ни одной из когнитивных способностей человека" (Там же. С.9). Поэтому Платон отказывается от письменной передачи знания из-за трудности и невозможности адекватно выразить начала.

Я думаю, что единое, всегда самотождественное - это есть сила аффирмо, действующая причина, оно, единое, непостижимо и невыразимо, но открыто каждому утверждающему свое культурное бытие. А уже ставшее культурное бытие - это двоица, хотя бы потому, что оно всегда несет в себе символичность, знаковость. Неопределенность культурного бытия (например, произведения искусства) в его инаковости - оно иное по отношению к культурной силе, но оно может быть только иным этой силы утверждения. Правда, такая трактовка не очень похожа на Платоновскую. Хотя, можно интерпретировать так: подлинное в культуре, ее действительное бытие - сила утверждения, данная человеку непосредственно, в которую проникает мудрость, а не эпистема, а произведения - инаковости - даются опосредованному знанию.

Творчество

Реплика после доклада проф. К.С.Пигрова (зав. Кафедрой социальной философии и философии истории) "Место творчества в жизни современного человека"на моем семинаре "Философия культуры". Вторник, 8.10. 96 г.

Что такое творчество - это интуитивно ясно всем. Нововременная традиция, взращенная заботами романтизма, сделала из творчества одну из высших ценностей человеческой жизни. Современная европейская культура культивирует творчество, справедливо приписывая ему все достижения цивилизации, ратует за его всеобщее или по крайней мере как можно наиболее широкое распространение. Но в то же время цивилизационнное развитие явно становится разрушителем своего фундамента - все больше и больше мы видим, как творчество изгоняется из тех сфер, где оно всегда себя проявляло. Наука превращается в индустрию знания, где "конвейер" огромных лабораторий, КБ, НИИ чаще заглушает творческий порыв гениев, чем способствует его появлению. Индустрия массовой культуры превращает художественное творчество, бывшее всегда явлением творчества sensus stricto, в разновидность бизнеса - теперь нет искусства, а есть шоу-бизнес. Творческая инициатива предпринимателя ранних этапов становления капитализма превратилась в маркетинговый расчет корпораций. Короче, европейская цивилизация, обязанная своим возникновением и развитием творчеству, вытеснила его на маргинес своей жизни, хотя и продолжает его высоко ставить в иерархии ценностей. Более того, в системе культуры образование прямо ориентируется на воспитание и развитие в человеке творческой способности.

Не буду сейчас обсуждать вопрос о правомерности всеобщего творческого воспитания. Действительно, современная мобильная жизнь требует от человека гибкого мышления, способности опираться на нетривиальные решения. Но будет ли это творчеством? Все-таки в культурной интуиции творчество увязывается не только с гибкостью и нетривиальностью мысли, но и с результатом - произведением. И здесь-то возникает вопрос, что есть творчество.

Главная трудность всех концепций творчества, и прежде всего различных эвристических теорий, в том, что они не имеют категориального языка для описания творчества. Создание этого языка - дело рук философии. Наличные категории, которыми чаще всего пользуются при описании творчества, такие как - становление, новизна и т.п., не могут ухватить качественное своеобразие творчества. Гегелевское "становление" одинаково подходит и росту растения, и к появлению гор, а "новизна" также наталкивается на множество подводных камней на дороге определения, что подлинно новое, а что не подлинно. Думаю, что философия творчества должна посмотреть на феномен творчества, а он именно феномен из-за своей открытости человеческому сознанию, сквозь призму новых категорий.

Это должны быть новые категории, описывающие онтологию творчества. Творчество - онтологический акт. Во-первых, потому, что всегда совершается в бытии. Во-вторых, потому что, оно меняет бытие. С онтологической точки зрения творчество есть прорыв ничто в бытие. Ничто (небытие) есть причина творчества. Узреть небытие (ничто как нечто) и заполнить его своим произведение - вот онтологическое призвание творчества. Значит для теоретического описания творчества необходима система категорий, описывающих ничто, т.е. необходим разрыв с парменидовской парадигмой в философии.

Это должны быть новые категории, описывающих эпистемологию творчества. Творчество включает в себя как свой неотъемлемый момент свое собственное осознание, осознание себя как бытийного акта. Здесь возникает специфическое отношение мысли и бытия. Мысль должна постигнуть небывшее. Причем небывшее в двух разных ипостасях: раз как ничто, второй раз как ни на что не похожее. Во всяком случае во второй раз происходит особый познавательный акт - акт именования. Прорыв ничто в бытие рождает имя нового бытия. Новизна всегда связана с собственным именем.

Это должны быть новые категории, описывающие феноменологию творчества. С феноменологической точки зрения творчество выступает как индивидуальность. Способ существования и обнаружения индивидуальности и является творчеством. Творчество заполняет разрыв совершенный ничто в бытии плотью моей души, поэтому произведение получает собственное имя, часто имя своего творца. Творческий подвиг человека - это подвиг Матросова, закрывающего амбразуру зияющего небытия своей грудью.

Наконец, это могут быть категории социологии творчества. В этом случае творчество выступает как особый коммуникативный акт, который включает разные ипостаси творческих лиц и разные роли, которые обеспечивают социальное бытование творчества и произведения. Этот аспект наиболее описан. Здесь творчество приобретает лицо Моцарта или Сальери (нет творчества без того и другого), лицо Мецената, лицо Публикатора (печатник, владелец галереи, продюсер и т.п.), лицо Зрителя, лицо Критика.

Таким образом, постоянно говоря банальную вещь, что творчество сложный и многослойный процесс, что абсолютно верно, нужно видеть, что эта сложность обернется простотой, когда мысль сумеет осмыслить категориально трансцензус ничто в бытие.