III. Чтение и анализ стихотворений

В стихотворении «Кинжальные слова» (прочитаем его) — образ героя индивидуалиста, близкого к модной ницшеанской эстетике. Недаром эпиграфом к этому стихотворению служит цитата из «Гамлета»: «I will speak daggers» («Я буду говорить кинжалами», т. е. «Я буду говорить резко»):

Я устал от нежных снов,

От восторгов этих цельных

Гармонических пиров

И напевов колыбельных.

Я хочу порвать лазурь

Успокоенных мечтаний.

Я хочу горящих зданий,

Я хочу кричащих бурь!

Бальмонт вошел в образ поэта-декадента, «художника-дьявола», презирающего общепринятое, эпатирующего публику резкостью своих восклицаний: «Хочу быть дерзким, хочу быть смелым, хочу одежды с тебя сорвать!». И даже:

Я ненавижу человечество,

Я от него бегу спеша.

Мое единое отечество —

Моя пустынная душа.

Однако это стихотворение не о ненависти, а о влюбленности — «в движение, в стих», в «случайности», в «пенье струй», в творчество.

Поэта обуревала жажда путешествий, новых впечатлений, ощущений. Он был в Европе, в Мексике, Египте, Японии, совершил кругосветное плавание. Эти впечатления отразились в творчестве. Бальмонт увлекался и древнеславянскими легендами, мистическими заклинаниями, которые стали основой его «Злых чар» (1906) и «Жар-птицы» (1907). Вот, например, образ языческого бога Перуна:

У Перуна рост могучий,

Лик приятный, ус златой,

Он владеет влажной тучей,

Словно левой молодой.

Отметим ассонансы (протяжные «у») и аллитерации (плавные «л») в стихотворении «Перун», легкий, быстрый ритм, яркость образов.

Увлекающейся, «стихийной» натуре Бальмонта близка возникшая в быстро меняющемся мире «философия мгновения»: «Я каждой минутой сожжен, / Я в каждой измене живу». Импрессионистичность, непосредственность самовыражения, летучая зыбкость образов характерны для многих произведений Бальмонта. В стихотворении «Алыча» запечатлены и нежные лепестки цветов, как «рои мотыльков — застывших, лунных, нежных», и «пламя полдневного луча», то есть то, что почти неуловимо, мгновенно, преходяще. Здесь же отметим необычность образов и эпитетов, выраженных неологизмами, а точнее — окказионализмами (словами, изобретенными поэтом и употребленными лишь однажды, в контексте данного произведения): «цветок тысячекратный, древо-цвет», «сонм расцветов белоснежных», «несчетнолепестковый бледносвет».

Другой доминантой творчества поэта были противоположные настроения — «нежность и женственность» в образах лесных и придорожных трав, чаек, лебедей, в образах русской природы, Читаем и анализируем стихотворения «Белый лебедь», «Лесные травы», «Придорожные травы», «Влага», «Фантазия», «Безглагольность». Отмечаем необычайную музыкальность стиха и выразительность образов, отточенность мастерства звукописи и цветописи, частоту употребления любимого приема Бальмонта — олицетворения, вариации мимолетных впечатлений. Обратим внимание на то, что образы вольных стихий, природы приобретают глубину символов, передающих вольность человека в мире, его соединенность с прекрасной живой природой. Образы природы лишены явной предметности, они приобретают летучесть, невесомость, пронизаны светом, дрожат и трепещут, подчеркивая зыбкость, изменчивость, мимолетность, текучесть, неуловимость впечатления. Сам поэт писал о своем творчестве так:

Я не знаю мудрости, годной для других,

Только мимолетности я влагаю в стих.

В каждой мимолетности вижу я миры,

Полные изменчивой радужной игры.

Бальмонту часто доставалось от критиков за его «индивидуализм» и «эгоцентризм», тем более что он сам самоуверенно заявлял:

Я — изысканность русской медлительной речи,

Предо мною другие поэты — предтечи,

Я впервые открыл в этой речи уклоны,

Перепевные, гневные, нежные звоны.

IV. Чтение и анализ стихотворения «Фантазия»

1. Выразительное чтение стихотворение.

2. Анализ стихотворения и комментарии учителя.

«Фантазия» внешне представляет собой развернутое описание спящего зимнего леса. Поэт никак не локализует позицию лирического «наблюдателя», не конкретизирует психологических обстоятельств его видений.

Поэтому он не стремится к «ботанической» точности, но использует тему зимней природы лишь как повод для того, чтобы развернуть безбрежную игру лирического воображения. По сути дела, содержанием стихотворения становится мозаика мимолетных рожденных фантазией поэта образов. Композиция стихотворения аморфна: каждая последующая строчка не столько расширяет сферу изображения, сколько варьирует на разные лады первоначальное мимолетное впечатление.

Это впечатление почти не углубляется: лишь в конце второй строфы появляется намек на активность лирического субъекта. Этот всплеск активности — череда вопросительных предложений — едва намечает существование второго, мистического плана стихотворения. За «тихими стонами» деревьев поэт различает призрачных «духов ночи» — эфемерные создания с «искрящимися очами». Пиротехника «лунного сиянья» дополняется новым качеством: интуиция истолковывает красивую тревогу леса как «жажду веры, жажду Бога». Однако новый поворот лирического сюжета не получает развития: едва проявившись, интонация мистической тревоги вновь уступает место самоцельному любованию «лесной» декорацией.

Внутренняя выразительность стихотворения — в преображении статичной картины застывшего леса в динамичный, беспрерывно меняющий свое русло поток образов. Природные стихии ветер, метель, лес — оживлены здесь характернейшим для Бальмонта приемом — олицетворением: в стихотворении все движется, чувствует, живет. Образы вольных стихий (ветра, моря, огня) в художественном мире Бальмонта будто просвечиваются, приобретают прозрачность и глубину символов. Они передают ощущения свободной игры сил, легкости, оддушности, раскованной дерзости, в конечном счете — вольности человека в мире. В «Фантазии» за быстро меняющимися, калейдоскопически мелькающими ликами зимней ночи — легкокрылое воображение художника, его ничем не скованная творческая воля.

Внешние очертания бальмонтовских образов лишены графической четкости. Тончайшими касаниями поэт наносит лишь контуры предметов, заставляя их будто пульсировать лунным освещением. Для лирических пейзажей Бальмонта вообще характерны мотивы дрожания, вибрации, трепета придающие образному строю качества зыбкости, переменчивости, мимолетности. Выделим в стихотворении словосочетания этой семантической группы: «трепещут очертанья», «роптанья ветра «дождь струится», «искры лунного сиянья» (продолжите этот ряд самостоятельно).

— Что наиболее примечательного, интересного вы отметили в образах, в форме стихотворения?

«Фантазия», как и большинство других стихотворений Бальмонта, пронизана радужной свето-воздушной игрой. Создаваемые образы (сосны, ели, березы и т. д.) утрачивают вещественность, приобретают летучую невесомость, будто растворяются в «светлом дожде», в «лунном сиянии». Этому способствует пристрастие поэта к нанизыванию многочисленных эпитетов, в цепочке которых тонет определяемое ими существительное.

Другая заметная в стихотворении особенность бальмонтовской поэтики — интенсивная, порой гипертрофированная (самоцельная) музыкальность. Словесно-звуковой поток в «Фантазии» приобретает окраску баюкающего плескания, неясного журчания. Тишина лунной ночи оттеняется всполохами шепота, вздохов, моленья. Излюбленный ритмический ход Бальмонта — повторы разных типов. Это прежде всего лексические повторы. Часто в границах одного стиха дважды, а то и трижды повторяется одно слово (иногда в слегка измененной форме). Используется и своеобразный принцип лексического «эха», когда слово вновь всплывает через несколько стихов после своего первого появления. Так, в третьей строфе — своеобразной музыкальной коде стихотворения — повторяются слова и словесные группы, использованные в первой и второй строфах: пенье, сиянье, луна, трепещут, вещих, дремлют, внемлют, стон.

Еще важнее повтор однородных грамматических конструкций, используемый и в рамках отдельного стиха, и в рамках строфы — благодаря грамматической однородности нивелируются семантические различия слов, так что, например, словесные пары «дремлет — внемлет» или «вспоминая — проклиная» воспринимаются почти как пары синонимов. Часто прибегает Бальмонт к анафорическому связыванию смежных строчек и к внутренним рифмам. (Найдите в стихотворении соответствующие примеры.) Не менее заметна и другая грань звуковой организации стиха — широчайшее использование аллитераций и ассонансов.

Особенно любит Бальмонт инструментовку на шипящие и свистящие согласные: по стихотворению прокатываются звуковые волны ж-ш-щ-ч, с-з, велика роль сонорных л-р-м-н. Не проходит поэт и мимо возможности эффектно использовать ассонансы: например, в третьем стихе в пяти из восьми ударных позиций оказывается в, а в шестом — четырежды использован ударный а. Бальмонту присуще умение придать традиционному стихотворному размеру (в данном случае хорею) новый ритмический оттенок. За счет сильного удлинения стиха (поэт растягивает его до восьми стоп) ритмическое движение приобретает качества сонливой замедленности, певучей медлительности, размеренной ворожбы.

— Какое впечатление произвело на вас стихотворение? Согласитесь ли вы с тем, что поэзия Бальмонта оставляет ощущение хрупкости и невещественности?

— Производят ли стихи Бальмонта впечатление некоей поэтической импровизации?