Патристика. проблема веры и разума

Первый период истории средневековой мысли — апологетика (от греч. апология — «оправдание») — относится ко 2-3 вв. н. э. Он был обусловлен стремлением ранних христианских мыслителей в буквальном смысле «оправдать», то есть защитить и разъяснить, свое вероучение перед лицом римлян. Наиболее яркие представите­ли этого этапа — Иустин Философ, Климент Александрийский, Татиан, Тертуллиаи, Ориген. Они поставили важные проблемы ин­терпретации библейских текстов, понимания человеческой истории и развития Вселенной, отношения к античной философской тра­диции. Их сочинения являли собой первые опыты формирования целостного христианского мировоззрения. Однако завершенная система принципов христианства складывается только в рамках следующего этапа средневековой мысли — патристики (от греч. патер — «отец»). Это была эпоха так называемых Отцов Церкви. К ним относят Василия Великого, Григория Богослова, Григория Нисского, Максима Исповедника, Иоанна Дамаскина (на право­славном Востоке), Илария Пиктавийского, Иеронима Стридонского, Амвросия Медиоланского, Аврелия Августина, Северина Боэция (на латинском Западе). Хронологически данный период охватывает IV-VIII вв. Именно в это время оформляется офици­альная доктрина христианства и разрешаются многие сложные споры, развернувшиеся вокруг богословских проблем. Третий этап в истории средневекового философствования — схоластика (от греч. схоластикос — «школьный», «ученый») — относится исключи­тельно к западноевропейской традиции.

Своеобразие средневековой формы философствования заключается в том, что ее истоки и основания были укоренены в христиан­ские теологические постулаты. В данном контексте средневековая мысль выступает в виде «философствования в вере». Средневеко­вая культура — это эпоха торжества монотеизма (признания еди­ного Бога), когда ветхозаветные истины библейского Откровения последовательно раскрывались в новых формулах религиозных доктрин иудаизма, христианства и ислама. Космическая гармония и вселенский миропорядок приобретают значение божественно­го творения, которое возникает «из ничто». Акт творения имеет сверхъестественный, чудесный характер. В рамках средне­вековой культуры мир и существование человека в нем задаются принципом теоцентризма, когда Бог выступает в качестве истока бытия всего сущего и воспринимается в качестве уникального осно­вания всех метафизических сущностей и жизненных смыслов. Индифферентный политеизм римлян принци­пиальным образом отличался от уникального призвания, которым были связаны приверженцы христианского учения. Вера приобрела иное измерение. Она стала не просто актом культурной традиции, соединяющей с наследием предков, а утвердила особую действен­ность новых жизненных смыслов. С одной стороны, с точки зрения геоцентризма пути мира изначально заповеданы божественным промыслом, поэтому во всем и всегда человеку остается лишь упо­вать на милость Божью. С другой стороны, сам факт уникальности творения всего сущего «из ничто» вел к признанию абсолютности воли божественного творца. Символизм — таков еще один принцип, пронизывавший жизнь средневекового человека. Для людей той эпохи. Наряду с символизмом, принцип иерархизма представляет еще одно важное основоположение средневековой культуры. Вся си­стема средневекового Универсума развертывается в перспективе иерархического миропорядка сотворенного сущего. Место всякой вещи определяется мерой ее причастности к небесным горизонтам божественной проекции творения.

В изначальных смыслах христианской религиозности было по­стулировано, что человек создан по «образу и подобию Божьему». Именно в этом горизонте христианского мировидения утвержда­лась своеобразная концепция средневекового персонализма, следуя которой человек приобретал более фундаментальное значение, чем вся гармоничная структура космического мироустройства. Принцип средневекового историзма приобретает имманентно-трансцендентный характер. Ему присуща внутренняя богословская логика, совмещающая боже­ственный Логос с земным историко-культурным процессом.

Средневековье открывает линейное восприятие времени, все­ленскую телеологию истории. Библейское Откровение задает пер­спективу трех измерений: прошлого как чудодейственного акта изначального творения всего сущего «из ничто», настоящего как переживания событий священной истории (пророчеств, прихо­да Мессии) и будущего как свершения всех исторических судеб посредством Страшного суда (последнего дня).

Средневековье открывает линейное восприятие времени, все­ленскую телеологию истории. Библейское Откровение задает пер­спективу трех измерений: прошлого как чудодейственного акта изначального творения всего сущего «из ничто», настоящего как переживания событий священной истории (пророчеств, прихо­да Мессии) и будущего как свершения всех исторических судеб посредством Страшного суда (последнего дня). Средневековье, по сути, есть культура «книжников» и «чтецов», тогда как в античной традиции письменный текст имел лишь вторичное по отношению к живому устному слову значение.

Персонализм, свойственный средневековой религиозности, харак­терным образом отразился в размышлениях Аврелия Августина(354-430), одного из главных христианских богословов латинского Запада периода патристики. «Исповедь», «О Граде Божьем». Соглас­но его учению, человек обладает особыми способностями: ожида­ния, внимания и памяти. С их помощью он удерживает восприятие времени в единой перспективе длительности прошлого, о котором мы помним, настоящего, которое мы непосредственно переживаем, и будущего, на которое мы надеемся и уповаем. Тем самым человек оказывается способен преодолеть парадокс времени, так как, когда мы вопрошаем о некотором моменте сейчас, он уже ускользает в прошедшее, но именно способность помнить, как и возможность ожидать будущих событий, позволяет нам схватывать время в его текучести. Подобная психологическая версия интерпретации вре­мени у Августина переводит проблему из плана космического вос­приятия в исторический, когда место совершенного и замкнутого в себе Космоса занимает перспектива событий священной истории. он считал, что осуществление внутреннего динамизма предполага­ет борьбу двух градов — земного и небесного. В одном господствуют эгоисты, которые презрели Бога и Его заповеди, в другом живут праведники, которые любят Бога до презрения к себе.