Информация к размышлению. Курсант Бич
Бич поступил в Макаровку, когда ему уже было двадцать шесть лет. Настоящий старик….
Внешность его была весьма колоритной. Белобрысый, длинный, худой, нескладный, с глубоко запавшими глазами, Бич походил на узника Освенцима, всего неделю назад спасённого от пламени печи наступавшими войсками антигитлеровской коалиции.
Старичок, поскольку Бич отслужил в армии, назначил его на должность помощника старшины 182-й группы. Это была одна из немногих кардинальных ошибок Старичка. Бич абсолютно дискредитировал это почётное и ответственное звание.
Бич был настолько робок, что не смог бы прикрикнуть даже на самого ласкового пса. Бич даже севшую на него муху не прихлопывал, а деликатно сгонял.
Караси мгновенно уловили этот нюанс, и, вследствие своей жестокой карасиной сущности, стали третировать Бича.
Особенно преуспел в этом деле Кот, который определил Бичу должность чучела-макивары для отработки ударов из арсенала карате. И однажды нанёс настолько сильный прямой удар кулаком в грудную клетку Бича, что у того впоследствии даже обнаружилась трещина (а трещина есть перелом – Авт.) на ключице. Кот после этого даже сильно переживал свой отвратительный поступок.
Всякий раз, завидя Бича в коридоре, он виновато подходил к пострадавшему и, заглядывая снизу в его глубоко запавшие глаза, участливо спрашивал:
- Больно тебе, Вова?
- Знаешь, больно, Саша, - отвечал Бич, страдальчески моргая белесыми ресницами и бережно прикладывая руку к поврежденной ключице…
У Кота на глазах выступали слезы сочувствия…
Учёба Бичу давалась с неимоверными усилиями. Конечно, он пытался взять науку измором, неистово зубрил по ночам, лишая себя драгоценных минут сна… И напрасно - ведь кап-три Гек (Исаев – Авт.) был решительно прав, утверждая: «Минута сна дороже тонны знаний…»
Внушающие ужас всякому карасю теоретические дисциплины не сдавались Бичу и по ночам...
Старшина второй группы Колян, живший с ним в одном кубрике, иногда в предподъёмные минуты пристально всматривался в неподвижное восковое лицо Бича, провалившееся в тощую подушку. «Опять английский до трёх часов зубрил, - с лёгким оттенком досады и тяжёлым чувством страха думал Колян. – Как бы не помер… Большая учёность доведет тебя, Бич, до сумасшествия…».
Однажды Бич выкинул номер. На первом курсе был довольно идиотский курс лекций «Программирование на ЭВМ».
Весь цивилизованный мир уже вовсю осваивал малогабаритные персональные компьютеры, - в частности, в Америке уже поступил в продажу компьютер IBM с процессором Intel… А курсантов Макаровки заставляли долбить загадочный мертворождённый язык Фортран, сколачивать некие хитроумные алгоритмы, перфорировать бумажную ленту, пихать эту бесконечную узкую портянку в вычислительную машину, занимавшую комнату площадью в 16,4 квадратных метра, а после ждать, когда сие чудо советской вычислительной техники выдаст решение требуемой задачи.
И была очередная бессонная сизая ночь, и пришёл день... Иссохло от печали око Бича, и составил Бич программу для ЭВМ…
Лаборант машинально сунул перфоленту Бича в нужное отверстие и нажал кнопку…
Машина долгое время кряхтела, сопела, мигала лампочками, после в ней что-то ухнуло, и вскоре из её нутра поползла бумажная лента, на которой крупно было написано: «ЧИСЛИМ, ЧИСЛИМ, ЧАТАЕМ... ХР-Р-ЧИСЛИМ, ЧАТАЕМ...»
- Как твоя фамилия, курсант? – надвинулся суровый лаборант, доброжелательно сжимая пудовые кулаки...
- Бич, - услужливо подсказал кто-то из толпы, предвкушающе гоготнув.
- Так вот, курсант Бич, - ласково сказал лаборант. – Если я ещё раз увижу тебя возле машины, - ты и взаправду бичевать пойдёшь...
Друзей у Бича, увы, не было. Подходил, правда, кое-кто, пытался разговорить его, но глухой номер – Бич явно выглядел инородным телом.
Курсант Бык, в частности, сильно жалел после, что не удосужился провести хотя бы одно увольнение вместе с Бичом. Каково?..
Вообще, чем он занимался тогда – мороженое покупал, в кино ходил, или что-то еще?.. Ленивы мы и нелюбознательны. Легко отвлекаемся на всякую мишуру типа кубика Рубика, компьютерных игр, социальных сетей… А живой, конкретный, неповторимый человек нам неинтересен…
А потом вдруг у Бича обнаружились проблемы со здоровьем.
Что-то с сердцем...
У Бича вообще, скажем так, здоровьем не задалось тело. Помнится, как-то раз Бык, вошедший по делам в старшинский кубрик, увидел, что на койке лежит Бич, весь, как говорил поэт, «исхудалый и тонкий, в сияньи страдальческих глаз…»
Пришлось Бичу взять академический отпуск, после окончания которого он влился в состав другой «карасиной» роты, но, ежели не ошибаюсь, и там у него не заладилось...
Короче говоря, Бич сломался.
Жалко Бича… И где ты теперь, Бич?..
Где ты, Володь, а?..
И напоследок традиционный анекдотик:
«– На занятиях с карасями по строевой подготовке помощник старшины группы Сэ-182 Бич всё время командует:
- Левой! Левой!
- Товарищ помощник старшины, разрешите вопрос? – обращается карась Паштет.
- Разрешаю.
- Скажите, а что делать правой ногой?»
Блондинка
Блондинка – это гюйс (см. главу «Форма – это всё!»), то бишь форменный воротник синего цвета с тремя белыми полосками и белой подкладкой.
Всякий курсант Макаровки, неравнодушный к морской форме, предпочитает в увольнении носить именно блондинку. Это считается шиком.
Блондинка – есть по сути нарушение формы одежды, ибо уставы не предусматривают гюйс такого вида. Как известно, курсант на выдумки досуж, и блондинка добывается путём порчи летней хлопчатобумажной фланки белого цвета, которую в городе-герое Ленинграде вследствие его многократно проклятого легионами поэтов и писателей климата носить затруднительно. То бишь, от летней фланки аккуратно отрезается гюйс – и получается блондинка.
Кстати, именно на блондинке Крепкого перед выпускным банкетом расписалась чуть ли не вся 65-я рота выпуска 86 года. Кто-то оставил там свою роспись, кто-то пожелание, кто-то – краткое добродушное ругательство… И блондинка эта сохранилась до сих пор…
Бомба
Бомба - конспект лекций, разделённый на листы. Это произведение изворотливого курсантского ума шло в ход, когда предстоял экзамен по какому-либо сложному запутанному предмету.
Курсанты Крепкий и Бык, например, на втором курсе изготовили бомбы к экзамену по электротехнике (ТОЭ – «теоретические основы электротехники»). Всё было справедливо: половину конспекта по электротехнике писал Крепкий, другую – покорно Бык. Затем следовало лишь не попасть на экзамене в один заход.
Алгоритм использования бомбы прост.
Бомба перед экзаменом засовывалась обычно под манжеты голландки (фланки). На каждую руку в итоге - половина ответов на экзаменационные билеты. Причём в уголке листа предварительно писался карандашиком номер билета.
Тянешь билет, садишься за парту, затем, изловчившись, непринуждённо расстёгиваешь пуговку манжеты и, скосив глаза, незаметно отгибаешь уголки бомб до нужного карандашного номера. После уж сосем просто: ещё более изловчившись, отработанными движениями пальцев, которым мог бы позавидовать сам Кио, следовало извлечь бомбу на свет Божий, немногим погодя ловко стереть резинкой-ластиком с уголка карандашный номер и артистически изобразить процесс напряжённого переноса «богатых знаний» на бумагу. Как видно, писать-то не требовалось, ибо всё было написано загодя.
Правда, имелся важный нюанс. Если бомба была написана рукой товарища, то для подстраховки следовало всё же переписать её своим почерком.
И следующий нюанс. Кое-какие знания по заковыристому предмету требовалось иметь, ибо преподаватели Макаровки имели гнусную привычку задавать дополнительные вопросы. Короче, если ты – полный дуб, то бомба тебе не поможет…
А означенные Крепкий и Бык смогли всё же, отбомбившись, схлопотать по уверенной «тройке»…
И традиционно – анекдотик в тему:
«- Ты чё так усиленно зубришь? – спрашивает курсант УМТ соседа по кубрику.
- Химию…
- Так ведь экзамен завтра по Истории КПСС…
- Какая разница: всё равно не сдам…»
«А мне можно завтра в город?..»
Крепкий (он же Лоша, он же Хороший, он же Приятный) прибыл в Макаровку из маленького городка Северного Казахстана. Наивен был до такой степени, что не предполагал, что здесь может оказаться нечто навроде армии. Был уверен, что Макаровка – обычный гражданский институт.
Поэтому в первый день Стрельны запросто встал в общий строй, будучи одетым в тельник, бушлат, тренировочные штаны с пузырями на коленях и кеды. Ротный командир, капитан третьего ранга Голубов поначалу этого вопиющего маскарадного костюма не заметил, поскольку Крепкий затесался во вторую шеренгу. После краткой вступительной речи спросил: «У кого есть просьбы, вопросы?»
И тогда из второй шеренги поднялась по-школьному рука, и срывающийся голосок спросил:
- А мне можно завтра в город?..
Всё ещё яркое солнце начала сентября било в глаза Голубову, и он, прищурившись, натопырил свои усы щеткой и рявкнул:
- Это кто такой?! Выйти из строя!
Крепкий, просочившись сквозь первую шеренгу, вышел…
Бывалого капитана третьего ранга особенно потрясли спортивные штаны и кеды Крепкого.
- Почему в таком виде?! – зловеще спросил Голубов.
- Так мне не выдали, - объяснил кудрявый Крепкий, доверчиво глядя своими синими круглыми глазками на командира. – Можно мне завтра в город, чтоб форму получить?..
Пришлось Голубову кратко, доходчиво, правда, без идиоматических выражений, растолковать этому карасю, как следует подавать рапорт начальству…
После этого Крепкий долго ходил и бормотал: «Командиры здесь какие нечеловечные...»
Боны
Боны -чеки Внешторгбанка, отовариваемые в спецмагазинах «Альбатрос» торгового советского треста «Торгмортранс». В Ленинграде «Альбатрос» располагался в районе главной проходной морского торгового порта. Примерный курс бона – 1:10. То есть, 1 рубль-бон соответствовал 10 обыкновенным «рыжим».
Параллельная валюта, имевшая хождение в среде моряков загранплавания, членов их семей, валютчиков, торговых работников.
Боны выдавались на руки морякам по приходу в советский порт в случае если они не могли отовариться в заграничных портах на реальную валюту. Например, последний порт захода был Бремен, а на переходе Бремен – Ленинград рейсовое задание не предусматривало больше заходов в инпорт. Стало быть, по приходу в Ленинград вся валюта, накопившаяся во время данного перехода, выдавалась в виде бонов.
С бонами начинали знакомиться сразу же после второго курса курсанты всех плавательских специальностей, поскольку даже практиканту в загранрейсе государству выплачивалась валюта – 37 копеек в сутки.
Курсанты УМТ заполучали в руки боны на плавательской практике после окончания 3-го курса.
Борзость
Борзость – вопиющая наглость.
«Наглость – первое счастье», - утверждал великий российский реформатор Анатолий Чубайс…
В этом смысле многие курсанты УМТ могли бы дать фору этому рыжему наглецу…
Оборзевшими карасями называли старшекурсники, например, курсантов Белого и Быка, ходивших в увольнении с белыми шарфиками, напоказ выпирающими из-под чёрных бушлатов.
Ещё один образец борзости можно рассмотреть на примере Крепкого. Как-то раз позвонил он знакомой девчонке, чтобы пригласить на свидание.
Неожиданно трубку снял её отец, тут же принявшийся въедливо допытываться, мол, кто такой, кого надо, с какой целью, и так далее…
Крепкому это надоело, и он просто сказал любопытному папе:
- Хули на деда п…дишь?..
- Чего, чего? – не понял дотошный папа. Он, должно быть, не мог даже вообразить, что с ним могут так разговаривать…
- Я говорю – «Хули на деда п…дишь?..» - внятно повторил Крепкий и спокойно положил трубку.
Ну и напоследок один полулегендарный случай на «Ваське», то есть в городке на 21-й линии. Один курсант-старшекурсник, возвращаясь из самоволки, решил перемахнуть через забор, чтобы не светиться на КПП. Когда он удачно спрыгнул, внизу его уже, оказывается, поджидал целый дежурный офицер. Вот те раз!..
Мгновенно возникла короткая, но вежливая перепалка, во время которой нарушитель напрочь отказался сообщить свою фамилию и роту.
Находчивый кап-три ловко сорвал с курсанта фуражку, чтобы посмотреть фамилию на подкладке…
Находчивый курсант тут же сорвал с офицерской головы фуражку с известными золочёными дубовыми листиками…
После драматической паузы консенсус был найден: противостоящие стороны, обменявшись фуражками, разошлись в разные стороны…
Первые группировки
Здесь уже сообщалось, как в первый системный день нащупали руг друга курсанты Бык и Джо.
Через несколько дней к этому мощному дуэту присоединился и помощник старшины первой группы, который был старше вчерашних пэтэушников на два года, имел за плечами два года учебы во ВМУРЭ имени А.С. Попова и около года армейской службы.
В качестве связывающего вещества послужил футбол. Сыграв вечером вместе на площадке на второй стрельнинский день, эта могучая кучка потом вошла в сборную судоводительского отделения, которая в середине сентября стала чемпионом 1 курса Общеинженерного факультета (ОИФ).
Трио это ходило вместе в самоволки, пытаясь клеить девчушек в окрестностях Стрельны и Петродворца, расположенных в радиусе получаса ходьбы от системных корпусов. Но в ЦПХ (стрельнинский торгово-кулинарный техникум), заметьте, вместе они так и не побывали...
Однажды договорились называть друг друга по условным прозвищам.
Удачнее всего получилось с Джо, который под этим именем вошёл в анналы роты и проходил все системные годы. Проскакивали, правда, в отдельные периоды ещё Кирпич и Лабазник, но все же Джо сразу прилипло к нему, как будто так и было задумано с рождения.
Бывший курсант «Поповки», поскольку на его глазках лежала неистребимая печать монголо-татарского ига, мгновенно схлопотал прозвище Осман, которое, впрочем, продержалось недолго, будучи замененным на нейтральное «Белый» (встречался и вариант Мартыш). Белый на первый беглый взгляд выглядел моложе своих двадцати лет. Может, поэтому он выбрал для себя несколько нагловатую, вызывающую манеру поведения, словно старался за счёт этого утвердиться в глазах окружающих. Дружба и совместное времяпровождение с Белым сулило массу всяческих приятных приключений – преимущественно в виде мордобития. А драка, надо сказать, - неплохое времяпровождение для курсанта, кабы не выбитые зубы и сломанные челюсти…
Белый, попадая в скопление народа, имел обыкновение «нарываться», грубо говоря, пардон, - «лезть в залупу». Так, именно Бык и Белый, при активном участии Кота учинили во внутреннем дворике жилых корпусов Стрельны знаменитую драку с пьяными курсантами соседнего Ленинградского арктического училища (ЛАУ). Тогда судомехи горохом сыпались из окон первого этажа на выручку «своим пацанам», а дежурный по училищу, капитан третьего ранга Подковырин, весь побелевший, с кортиком наперевес бросился в гущу драки с истошным воплем: «Не допущу!..»
Правда, справедливости ради следует сказать, что драку всё же спровоцировал Бык, но этот нюанс лишь исключение из правила.
Через добрый десяток лет Теоретик наткнулся в знаменитом романе Марио Пьюзо на точную характеристику типажей, подобных Белому: «Есть люди, которые прямо-таки вопят: «Убей меня!». Впоследствии, видимо, имена эта особенность характера и привела Белого к архангельской трагедии...
Не очень продолжительная жизнь получилась и у прозвища третьего приятеля, названного своими «крестителями» Билл.
Кстати говоря, Осман и Билл, будучи в увольнении в Ленинграде, допускали себе некоторую небрежную щеголеватость в форме – одевали к бушлату белые шарфы (об этом уже слегка упоминалось в главке «Борзость» - Авт.). Этот факт позволил впоследствии Биллу (Быку) говорить с оттенком легкой ностальгии: «Когда я был карасем, я ходил в увольнение в белом шёлковом шарфике под бушлатом...»
Уже после, через несколько месяцев после знакомства, Белый как-то скажет Биллу:
- А я ведь тебя сразу приметил.
- Чем это?
- Да ты походил, знаешь, на такую большую, умную птицу. Ходил так, высматривал чего-то...
Поначалу - по крайней мере, в течение первого семестра - эта троица выглядела довольно сплоченной, но позже в их монолите пошли трещинки, и связано это было прежде всего с тем, что Джо и Белый были «питерцами», а Билл иногородним. Соответственно, при увольнении «питерцы» уезжали по домам, причем с ночевкой, а Билл оставался в системе, и вынужденно выходил в поисках роскоши человеческого общения на других карасей, жаждавших вкусить с ним самой большой в мире роскоши – человеческого общения.
Первым в троице откололся Джо, который во время первой сессии схлопотал банан и попал в дурбат. Сущность «дурбата» была проста и понятна как паста ГОИ. Пока не закроешь свой банан - ХРЕН ТЕБЕ КАНИКУЛЫ...
В «дурбате» Джо готовился держать переэкзаменовку с Хомой, и тогда эти два карася мгновенно, как говорится, уловили родство своих душ.
Параллельно вышеописанной стихийно возникали и укреплялись и другие группировки. Так, одна из таковых, кстати, как оказалось впоследствии, довольно устойчивая, образовалась вокруг курсанта по кличке Чан, внешне здорово смахивавшего на гоголевского героя. Казалось, надень на этого долговязого чернявого парня шаровары и свитку – и перед вами вылитый парубок, готовый идти на колядки... В группировке Чана, образно именуемой Лига сексуальных реформ, оказались Сорокел (впоследствии «перекрещённый» в Зиновия) и Ливи (он же Фламинго).
Бухло
Бухло – это крепкие спиртные напитки. Всё что крепостью выше 14 градусов.
Очень волнующая обширная тема…
Одно из фольклорных расшифровок аббревиатуры ЛВИМУ означает: «Литр Водки И Можно Учиться». Курсант Лбов (Куэм) подсказал ещё один вариант: «Любим Выпить И Можем Удовлетворить». Как видите, в обоих вариантах присутствует фактор выпивки…
Вследствие понятной ограниченности контактов с загнивающим Западом бухло для курсантов Макаровки в основном ассоциировалось с водкой, бормотухой (креплёным вином), коньяком, самогоном, чачей, шилом (спиртом). Шило, впрочем, у курсантов Макаровки популярностью не пользовалось.
Великолепным промежуточным вариантом были ёрш (произвольная смесь пива с водкой), а также известный коктейль «Северное сияние» («Белый медведь»), представляющий собой аналогичную в смысле количества компонентов смесь шампанского с водкой. Большим преимуществом указанных народных коктейлей являлось то, что с их помощью можно было стремительно и относительно дешёво «догнаться», чтобы потом плавно либо так же стремительно (в зависимости от пропорции смешиваемого) «отъехать». Приведу простой пример. Пить водку – для курсантского кошелька накладно. И, главное, скоротечно. Во всех смыслах. Бутылку водки на троих можно уговорить незамедлительно, после чего наступает некоторое неудовлетворение быстротой процесса. Две бутылки «беленькой» - могут преполнить чашу терпения курсантского организма. Тем более, как говорил великий и мудрый философ-самоучка Иосиф Дицген: «Водка - это как русская матрёшка: открыл одну, а там пошла вторая, третья...»
Другое дело – славный приятель ёрш. Разлил мерзавчик по кружкам с пивом – и так захорошеет… Как говорилось в книжке одного неплохого ленинградского писателя: «Такая благодать – как будто Христос босыми пятками по душе пробежался…» Схожим эффектом обладала и смесь водки с шампанским.
Справедливости ради следует сказать, что вследствие наличия родственников, ходивших в загранплавание, многие курсанты Макаровки имели возможность пленительного знакомства с такими образчиками бухла как виски, джин, и даже текила…
Как-то отклонившись от темы лекции, преподаватель Сергей Борисович Лебедев рассказал толпе, что в его студенческие времена выпивку выбирали они по специальной формуле: Алкогольный коэффициент К = Грамм Х Градус/ Цена.
Естественно, «К» должен стремиться к максимуму. По словам Лебедева, эмпирическим путём давно доказано, что наибольшим «К» обладает креплёное вино («бормотуха»).
И анекдотик в тему:
«- На экзамене по марксистко-ленинской философии профессор:
- Приведите пример вопроса, чтобы ответ звучал как отказ и одновременно как согласие.
Курсант УМТ:
- Это просто: «Водку пить будете?»..
- «Ах, оставьте!»..
«Васька»
«Васька» - это городок ЛВИМУ на Васильевском острове.
На Косой линии расположено центральное здание, в котором восседало различное большое начальство, включая профессора Германа Давыдова, начальника ОРСО Дмитрия Игнатова и главного офицера, начальника Военно-морской кафедры Дмитрия Краско. Там же были большинство учебных аудиторий, курсантский клуб, и – о, вожделение курсантского желудка, - камбуз (столовая), где макаровцы харчевались.
Вот как описывает это готическое здание из красного кирпича неизвестный автор курсантской народной поэмы «Про ЛВИМУ»:
«Так вот, когда он звался Питер,
Какой-то добренький купец,
Большой мошенник и делец,
Под старость как-то с кем-то выпил.
Затем, чтоб Богу угодить
И дело доброе свершить,
Решил отгрохать богадельню,
Для старичков седых молельню.
Купец, издавши грозный клич,
Отдал приказ везти кирпич
На Васин остров поскорее
И шевелиться поживее.
Был дом отгрохан точно к сроку,
И, чтобы не творить мороку,
Туда вселили стариков
Без всяких там обиняков.
Как жили деды, то неважно,
О них не стоит вспоминать,
Хоть старость нужно уважать.
И что их жизнь напротив нашей?
Так вот, купчишке дали взашей
В лихом осьмнадцатом году,
А дом отдали под ЛВИМУ.
Так до сих пор стоит как крепость
Та богадельня на Косой,
Еще остался крест святой,
Иль, может быть, его сдолбили.
Но старичков и нет в помине –
Народ здесь водится иной...»
Исторически в ЛВИМУ существовало пять факультетов – Судоводительский (СВФ), Судомеханический (СМФ), Электромеханический (ЭМФ), Радиотехнический (РТФ), Арктический («Гидрография», «Океанология», «Метеорология»).
Факультет УМТ (шестой) окончательно оформился в 1982 году. Курсанты 1981-го года набора поначалу числились ротой 11Э в составе Судоводительского факультета.
Ремарка Теоретика: «В Макаровке в ходу были следующие прозвища факультетов..
- «Дворник с дипломом» – Судоводительский.
- «Маслопупы» – Судомеханический.
- «Искрожопые» – Электромеханический.
- «Дятлы» – Радиотехнический.
- «Пингвины» – Арктический.
Подозреваю, что было прозвище и у УМТ, но, увы, лично мне не приходилось его слышать…»
Может быть, не совсем вовремя, но вспомнилось жизненное кредо судомеханика:
- Всё может быть,
Всё может статься:
Жена вам может изменить,
«Бурмейстер» может поломаться…
Но бросить пить?..
Не может быть!..
Не может быть…
На 21-й линии находится городок, в котором курсанты в основном жили. Кроме этого, там были некоторые аудитории и лаборатории факультетов СМФ и ЭМФ. Под окнами курсантского общежития проходила трамвайная линия. Поначалу жутко грохотавшие трамваи создавали некоторое неудобство, особливо ночью. Но курсант Макаровки – ещё та сволочь, которая быстро ко всему привыкает…
Для полноты картины, следует упомянуть, что на «Ваське» жили и учились старшекурсники, начиная с третьего курса. Аналогично судоводы и радисты занимались этим в корпусах другого городка старшекурсников – Охты (Заневский проспект).
ЗАПИСКИ НА ГЮЙСАХ
Атмосферу первых дней Макаровки, на мой взгляд, неплохо передаёт следующее творение курсанта Графомана.
Курсантская молитва
Господи небесный,
Спаси меня
От фланки тесной,
Как от огня.
От маршировки
Меня избавь.
В наряды только
Меня не ставь.
Не так, как прежде
Дневальных глас
Пускай пореже
Тревожит нас.
От распорядка и построений,
От физзарядки
Дай избавленье.
От старшинской лютости,
Офицерской тупости.
Помоги когда-то
Избежать дурбата.
От ночных работ,
От ненужных забот.
Сохрани от скуки,
Отмени науки…
Ещё моленье
Прошу принять –
В то воскресенье
Дай разрешенье мне опоздать…
Я, Царь Всевышний,
Хорош уж тем,
Что просьбой лишней
Не надоем.