Раздел 5. Социальная философия

Социальная философия – это раздел философии изучающий общество как сложнейшую саморазвивающуюся систему. Социальная философия решает следующие основные проблемы: проблема природы общества, его качественного своеобразия; выявление общих законов, движущих сил, стадий и этапов человеческой истории; осмысление общества как целостной системы; определение основных, фундаментальных целей и ценностей, общественных идеалов, смысла истории; проблема перспектив человеческой истории, прогнозов будущего. Кроме того, социальная философия изучает специфику познания общества, истории, т.е. включает в себя социальную гносеологию.

Тема: «Проблема социального прогресса»

Под прогрессом обычно понимают развитие людей и человечества в целом в направлении к лучшему, высшему, более совершенному состоянию. Сама идея социального прогресса, несмотря на ее популярность, является проблематичной и спорной. Проблемой является и выявление критериев прогресса, и определение общественного идеала – цели прогресса. Под вопросом оказывается сама идея прогресса, некоторые исследователи считают ее некорректной, ложной. В истории социальной философии можно видеть два основных направления разработки проблемы прогресса: сциентистское и аксиологическое. В сциентистском направлении констатация прогресса в науке, технике, была дополнена утверждением прогрессивности экономического развития общества. Сложнее обстоит дело с прогрессом в сфере духовных ценностей, обычно возникает вопрос, стали современные люди добрее, умнее, гуманнее, счастливее представителей прошлых поколений. Далее будут представлены отрывки текстов, авторы которых либо признавали, либо отрицали социальный прогресс.

Автор: Кант Иммануил (1724 – 1804) – родоначальник немецкой классической философии.

Кант об идее мировой истории.

Попытка философов разработать всемирную историю согласно плану природы, направленному на совершенное гражданское объединение человеческого рода, должна рассматриваться как возможная и даже как содействующая этой цели природы. Правда, писать историю, исходя из идеи о том, каким должен быть обычный ход вещей, если бы он совершался сообразно некоторым разумным целям, представляется странным и нелепым намерением; кажется, что с такой целью можно создать только роман. Если, однако, мы вправе допустить, что природа даже в проявлениях человеческой свободы действует не без плана и конечной цели, то эта идея могла бы стать весьма полезной; и хотя мы теперь слишком близоруки для того, чтобы проникнуть взором в тайный механизм ее устройства, но, руководствуясь этой идеей, мы могли бы беспорядочный агрегат человеческих поступков, по крайней мере, в целом, представить как систему. В самом деле, если начать с греческой истории как той, благодаря которой для нас сохранились всякая другая, более древняя либо современная ей или, по крайней мере, засвидетельствована; если проследить влияние греков на создание Римской империи, поглотившей греческое государство, и влияние римлян на варваров, в свою очередь разрушивших Римскую империю, и так далее вплоть до нашего времени, причем, однако, государственную историю других народов, поскольку сведения о них постепенно дошли до нас именно через эти просвещенные нации, присовокупить как эпизод, – то в нашей части света (которая, вероятно, со временем станет законодательницей для всех других) будет открыт закономерный ход улучшения государственного устройства. Далее, если только повсеместно обращать внимание на гражданское устройство, на его законы и внешние политические отношения, поскольку они, благодаря тому доброму, что содержалось в них, в течении долгого времени способствовали возвышению и прославлению народов (и вместе с ними также наук и искусств), в то время как то порочное, что было им присуще, приводило эти народы к упадку, однако так, что всегда оставался зародыш просвещения, который, развиваясь все больше после каждого переворота, подготовлял более высокую ступень совершенствования, – то, я полагаю, будет найдена путеводительная нить, способная послужить не только для объяснения запутанного клубка человеческих дел или для искусства политического предсказания будущих государственных изменений (польза, которую уже когда-то извлекли из истории человечества, когда ее рассматривали как бессвязное действие произвольной свободы!), но и для открытия утешительных перспектив на будущее (надеяться на что, не предполагая плана природы, нет основания): когда-нибудь, не очень скоро, человеческий род достигнет наконец того состояния, когда все его природные задатки смогут полностью развиться и его назначение на земле будет исполнено...

Предложение, что этой идеей мировой истории, имеющей некоторым образом априорную путеводную нить, я хотел заменить разработку чисто эмпирически составляемой истории в собственном смысле слова, было бы неверным истолкованием моего намерения. Это только мысль о том, что философский ум (который, впрочем, должен быть весьма сведущ в истории) мог бы еще попытаться сделать, стоя на другой точке зрения.

Кант И. Идея всеобщей истории во всемирно-гражданском плане // Соч.: В 6 т. - М.,1966.-Т.6.-С.21-23.

Вопросы к тексту.

1. На каких основаниях можно разработать модель всемирной истории?

2. Что можно принять за план и цель исторического процесса?

3. Какие критерии мирового прогресса называет И. Кант?

Автор: Маркс Карл (1818 – 1883) – основатель и теоретик политической экономии, теории научного коммунизма и философии диалектического и исторического материализма, создатель и руководитель первых международных политических пролетарских организаций.

Карл Маркс об экономическом прогрессе

Общий результат, к которому я пришел и который послужил затем руководящей нитью в моих дальнейших иссле­дованиях, может быть кратко сформулирован следующим обра­зом. В общественном производстве своей жизни люди вступают в определенные, необходимые, от их воли не зависящие отноше­ния – производственные отношения, которые соответствуют оп­ределенной ступени развития их материальных производитель­ных сил. Совокупность этих производственных отношений со­ставляет экономическую структуру общества, реальный базис, на котором возвышается юридическая и политическая надстройка и которому соответствуют определенные формы общественного сознания. Способ производства материальной жизни обусловли­вает социальный, политический и духовный процессы жизни вообще.

Не сознание людей определяет их бытие, а, наоборот, их общественное бытие определяет их сознание. На известной сту­пени своего развития материальные производительные силы общества приходят в противоречие с существующими производ­ственными отношениями, или – что является только юридиче­ским выражением последних – с отношениями собственности, внутри которых они до сих пор развивались. Из форм развития производительных сил эти отношения превращаются в их оковы. Тогда наступает эпоха социальной революции. С изменением экономической основы более или менее быстро происходит переворот во всей громадной надстройке. При рассмотрении таких переворотов необходимо всегда отличать материальный, с естественнонаучной точностью констатируемый переворот в эко­номических условиях производства от юридических, политиче­ских, религиозных, художественных или философских, короче – от идеологических форм, в которых люди осознают этот конфликт и борются за его разрешение. Как об отдельном человеке нельзя судить на основании того, что сам он о себе думает, точно так же нельзя судить о подобной эпохе переворота по ее сознанию. Наоборот, это сознание надо объяснить из противоречий мате­риальной жизни, из существующего конфликта между общественными производительными силами и производственными отно­шениями. Ни одна общественная формация не погибает раньше, чем разовьются все производительные силы, для которых она дает достаточно простора, и новые более высокие производствен­ные отношения никогда не появляются раньше, чем созревают материальные условия их существования в недрах самого старого общества. Потому человечество ставит себе всегда только такие задачи, которые оно может разрешить, так как при ближайшем рассмотрении всегда оказывается, что сама задача возникает лишь тогда, когда материальные условия ее решения уже имеются налицо, или, по крайней мере, находятся в процессе становления. В общих чертах, азиатский, античный, феодальный и современ­ный, буржуазный, способы производства можно обозначить, как прогрессивные эпохи экономической общественной формации.

Маркс К., Энгельс Ф. Соч. / 2-е изд., т. 13, С. 5-9.

Вопросы к тексту.

1. Как К.Маркс формулирует результат своих исследований общества?

2. Что в обществе является определяющим (базисом), а что производным (надстройкой)?

3. Почему общество неизбежно переходит с одной ступени развития на другую?

4. Что К.Маркс считает критерием прогресса?

Карл Поппер против историцизма.

Действительно ли не существует всемирной истории как реальной истории человечества? Скорее всего – нет. Я полагаю, таков должен быть ответ на этот вопрос каждого гуманиста и особенно каждого христианина. Реальной историей человечества, если бы таковая была, должна была быть история всех людей, а значит, история всех человеческих надежд, борений и страданий, ибо ни один человек не более значим, чем любой другой. Ясно, что такая реальная история не может быть написана. Мы должны от чего-то абстрагироваться, должны чем-то пренебрегать, осуществлять отбор. Тем самым мы приходим к множеству историй и среди них – к истории международных преступлений и массовых убийств, которая обычно и объявляется историей человечества.

У Гегеля история – политическая история – рассматривается как театр, точнее – как длинная шекспировская пьеса, а зрители представляют себе в качестве героев этой пьесы «великих исторических личностей» или абстрактное человечество. Зрители спрашивают себя: «Кто написал эту пьесу?» – и полагают, что дают благочестивый ответ, когда отвечают: «Бог». Однако они ошибаются.

Единственной рациональной, равно как и единственной христианской установкой относительно истории свободы является то, что мы сами ответственны за нее в том же смысле, в каком мы отвечаем за свои поступки в жизни, и что только наша совесть, а не мирской успех может служить оценкой наших действий. Теория, согласно которой Бог являет себя и свой Суд в истории, неотличима от теории, по которой мирской успех есть высшая оценка и оправдание наших действий. Такая теория равносильна доктрине, согласно которой история всех рассудит, другими словами, что право на стороне будущей силы...

Историцизм с его заменой надежды на определенность должен вести к моральному футуризму. «Закон не может быть нарушен». Следовательно, мы внутренне должны быть уверены в том, что как бы мы не действовали, все равно придем к одному и тому же результату, что даже фашизм в конечном счете ведет к всеобщему благосостоянию. Поскольку конечный результат не зависит от нашего морального выбора, нет никакой необходимости беспокоиться о нашей ответственности.

В основе историцизма лежит страх и стремление избежать осознания того, что мы несем полную ответственность даже за те образы, которые выбираем для подражания. Историцизм допускает, что мы можем пожинать то, что не сеяли, убеждает нас в том, что все будет и должно быть хорошо, если мы пойдем в ногу с историей, что с нашей стороны не нужно никаких принципиальных решений. Он пытается переложить нашу ответственность на историю и тем самым на действие демонических сил вне нас, а наши действия обосновать скрытыми устремлениями этих сил, могущих явиться к нам только в мистическом вдохновении и интуиции. Таким образом, историцизм сводит наши действия до уровня морали человека, вдохновленного гороскопом и мечтами и пытающегося вытянуть счастливый билет в лотерее. Подобно карточной игре, историцизм рождается из крайнего разочарования в рациональности и ответственности наших действий. Он представляет собой надежду и веру человека, достоинство которого унижено. Историцизм есть попытка подменить надежду и веру человека, которые порождены моральным энтузиазмом и презрением к успеху, некоей уверенностью, основанной на псевдонауке о звездах, на «человеческой природе» или на историческом предопределении.

Если мы думаем, что история прогрессирует или что мы вынуждены прогрессировать, то мы совершаем такую же ошибку, как и те, кто верит, что история имеет смысл, который может быть в ней открыт, а не придан ей. Ведь прогрессировать – значит двигаться к некоей цели, которая существует для нас как для человеческих существ. Для «истории» это невозможно. Прогрессировать можем только мы, человеческие индивидуумы, и мы можем делать это, защищая и усиливая те демократические институты, от которых зависит свобода, а вместе с тем и прогресс. Мы достигнем в этом больших успехов, если глубже осознаем факт, что прогресс зависит от нас, от нашей бдительности, от наших усилий, выбора таких целей.

Поппер К. Открытое общество и его враги. - М. 1992. - Т.2. - С.311-322.

Вопросы к тексту.

1. Почему не может существовать всемирная история человечества?

2.Какая установка относительно истории названа в тексте единственно рациональной и христианской?

3. В чем суть историцизма?

4. Относительно чего идея прогресса возможна?

Автор: Юзеф Бохеньский (1902-1993) – швейцарский философ, профессор Фрибургского университета, автор трудов по истории философии, логике, философии религии.

Ю. Бохеньский о ложности идеи прогресса

Вера в постоянный прогресс человечества, идущего ко все более высокому, совершенному состоянию, к раю на земле, к «свету» и тому подобному, – одно из самых вредных заблуждений, унаследованных от XIX века. Оно до сих пор господствует на обширных пространствах, особенно в отсталых и социалистических странах; в последних этот предрассудок навязывается коммунистической идеологией. Смысл его состоит приблизительно в следующем: человек в основе своей – существо прогрессивное и как род все более совершенствуется. Это проявляется во всем. В мировоззрении человек переходит от суеверий к науке. В науке он приобретает все более глубокие знания; с помощью морали постоянно совершенствуется; в политике изобретает все более прогрессивные формы правления; в искусстве создает все более прекрасные произведения. Только в религии – согласно такому подходу – нет прогресса, ибо религия – суеверие, с течением времени успешно преодолеваемое. А поскольку прогресс приводит к таким выдающимся успехам, то первым и священным долгом всякого нормального человека является служение ему, подчинение этому служению всего и вся.

Очень популярный начиная с XIX в. и вплоть до второй мировой войны, такой взгляд на прогресс отрицается теперь подавляющим большинством образованных людей в цивилизованных странах. Изучение предпосылок веры в прогресс, а также опыт, приобретенный людьми в XX в., ясно показали, что вера в прогресс является просто суеверием. Берущая начало в эпоху Просвещения (и не имевшая в то время никаких оснований), эта вера получила подкрепление в теории эволюции Дарвина, а также в развитии современного естествознания и техники. Как обнаружила зоология, в животном мире наблюдается постоянный прогресс. Это положение было перенесено на историю человечества. Подобно тому, как млекопитающие находятся на более высокой стадии развития, чем птицы, современный человек превосходит людей древности или средневековья. Однако такого рода перенос биологических категорий на человеческую историю безоснователен хотя бы потому, что в человеческой истории изучен промежуток времени в три тысячи лет, это около ста поколений, а сто поколений по шкале биологической эволюции – величина ничтожная.

Говорить о прогрессе в пределах этой биологической секунды невозможно. Кроме того, более глубокое изучение истории культуры позволяет сделать вывод, что прогресс здесь – скорее исключение, он проявляется в течение относительно кратких периодов и лишь в некоторых областях культуры. Действительно, начиная с XVII в. мы наблюдали бурное развитие естествознания и основанных на нем технологий. Однако нравственный прогресс в истории человечества, насколько нам известно, отсутствует. Точнее говоря, прогресс заметен в пределах одного периода, одной цивилизации. Например, он, очевидно, имел место в Древнем Египте в период господства Гиксосов и до XVIII династии. Но в сфере морали на смену прогресса, как правило, приходит регресс. Например, в том же Египте положение женщины в Новом царстве (XVI-XIV вв. до Р.Х.) было лучше, чем в современной Швейцарии. А сейчас там господствует ислам, согласно которому у женщины даже не может быть души. Видеть в этом прогресс просто смешно.

С другой стороны, в XX в. были совершены чудовищные преступления – массовые убийства в немецких и советских лагерях; это был настоящий геноцид, с которым мы давным-давно не сталкивались, по крайней мере, в Европе. Таким образом, представление о постоянном моральном прогрессе человечества – это предрассудок.

Сходное положение наблюдается и в некоторых других областях. Далеко не очевидно, например, что современные формы социального устройства совершеннее древних. На самом деле жестокие туземные царьки, стоящие у власти в четырех пятых стран мира, гораздо хуже древних фараонов или римских цезарей. Это можно было бы сказать и о чистой науке и искусстве. Безусловно, в последнее время – начиная примерно с XVII в. – мы достигли значительного прогресса в технике. Например, была изобретена новая техника нотной записи, благодаря чему стали возможны великие оперы, оратории и т.п. Появились новшества в технике строительства (бетон), приведшие к созданию новых архитектурных форм. Даже в логике применение метода формализации вызвало существенный прогресс. Но зададимся вопросом: достигает ли современный художник благодаря более совершенной технике больших высот, чем Микеланджело, является ли Фреге более крупным логиком, чем Диодор из Кроноса? Скажем прямо: мы этого не знаем. Во всяком случае, когда речь идет о чем-то существенном, прогресс далеко неочевиден.

Следовательно, утверждение о наличии постоянного прогресса всего человечества в целом 1) совершенно голословно и 2) противоречит фактам. Конечно, какой-то прогресс происходит – и на уровне отдельной личности, и на уровне целого народа, и к нему необходимо стремиться. Но описанная выше «прогрессистская» позиция есть предрассудок.

Бохеньский Ю. Сто суеверий. - М., 1993. - С. 120-123.

Вопросы к тексту.

1. В чем смысл идеи прогресса?

2. Почему нельзя говорить о прогрессе в мировой истории человечества?

3. Что могло бы быть критерием прогресса?