Нет королей Господней властью

Октябрь, 1845 пер. Р. Дубровкина

Нет королей господней властью,

Но Эллен исключенье, к счастью, —

Служа такому королю,

Я сами цепи полюблю!

Из кости выстроен слоновой

Престол, где правит деспот новый,

И не осмелится порок

Державный преступить порог.

Ах, Эллен, за твои объятья

Монаршью власть готов признать я,

Бунтарский усмиряя нрав:

Король не может быть не прав!

Возлюбленной в Валентинов день

21 февраля, 1846 пер. Г. Бена

Фиалками пленительных очей,

Ярчайших, точно звезды Диоскуры,

На эти строки посмотри скорей:

Ты знала ли искусней трубадура?

Я имя скрыл твое средь этих строк;

Его ищи, в сплетенья слов вникая:

Оно — мой стяг, мой лавровый венок,

Мой талисман; твержу его всегда я.

В стихе значенья полон каждый знак.

Найти сам принцип здесь всего важнее.

Мой узел гордиев завязан так,

Чтоб не был нужен меч, клянусь тебе я.

Найти тут сможет взор прекрасный твой,

Сияющий нетленным, чистым светом,

Три слова, что составят имя той,

Чье превосходство ведомо поэтам.

Нет! Пусть, как Мендес Пинто, буквы лгут,

Дух истины скрыт в их глубинах свято.

Оставь решать загадку; тщетен труд:

Ее не разгадаешь никогда ты.

То М.L.S

1847 пер. В. Федорова

Из всех, кому с тобой свиданье — утро,

Из всех, кому с тобой разлука — ночь,

Когда на небе вычеркнуто солнце

Священное — из всех, кто в горькой доле

Тебя благословляет ежечасно

За жизнь и за надежду, а преболе

Всего — за воскресенье схороненной

Глубоко веры в Правду и Гуманность;

Из всех, кому на богохульном ложе

Отчаяния смертного подняться

Дано при ласковых твоих словах:

«Да будет свет!» исполнившихся странно,

Словах, светящих в ангельских глазах;

Из всех, кто более всего обязан

Одной тебе, чья благодарность нынче

Ближе всего подходит к поклоненью,

Вернейшая, покорнейшего вспомни

И думай: тот, кто пишет эти строки,

Такие слабые, дрожит при мысли,

Что с ангельской душой он говорит.

Улялюм

Декабрь, 1847 пер. В. Бетаки

Было небо сурово и серо,

Листья были так хрупки и сиры,

Листья были так вялы и сиры…

Был октябрь. Было горе без меры.

Было так одиноко и сыро

Возле озера духов Обера,

В странах странных фантазий Уира,

Там, в туманной долине Обера,

В заколдованных чащах Уира.

Вдоль рядов кипарисов-титанов

Брел вдвоем я с душою моей,

Брел с Психеей, душою моей.

Что-то в сердце моем непрестанно

Клокотало сильней и грозней,

Бушевало сильней и грозней,

Словно серный поток из вулкана,

Там, где правит холодный Борей,

Словно лава в утробе вулкана,

Там, где полюсом правит Борей.

Наша речь была ровной и серой:

Мысли были так хрупки и сиры,

Листья памяти — вялы и сиры;

В Ночь Ночей, когда горю нет меры,

Не узнали мы странного мира…

(Хоть однажды из вашего мира

Мы спускались в долину Обера…

Был октябрь… Было мрачно и сыро…)

Но забыли мы духов Обера

И вампиров, и чащи Уира…

Звездный круг в предрассветной тревоге…

Ночь осенняя шла на ущерб,

Ночь туманная шла на ущерб.

И в конце нашей узкой дороги

Подымался мерцающий серп,

Разливая сиянье, двурогий,

Странным светом сверкающий серп,

Серп далекой Астарты, двурогий

И алмазно блистающий серп.

И сказал я: «Так льдиста Диана —

Лик Астарты теплей и добрей,

В царстве вздохов она всех добрей,

Видя, как эту грудь непрестанно

Гложут червь и огонь всех огней.

Сквозь созвездие Льва из тумана

Нам открыла тропинку лучей,

Путь к забвенью — тропинку лучей,

Мимо злобного Льва из тумана

Вышла с тихим свеченьем очей,

Через логово Льва из тумана

К нам с любовью в свеченье очей!»

Но ответила тихо Психея:

«Я не верю сиянью вдали,

Этой бледности блеска вдали,

О, спеши же! Не верю звезде я,

Улететь, улететь повели!»

Говорила, от страха бледнея

И крыла опустив, и в пыли

Волочились они по аллее,

Так, что перья купались в пыли,

Волочились печально в пыли…

Я ответил: «Оставим сомненья!

Нам навстречу блистают лучи!

Окунись в голубые лучи!

И поверь, что надежд возвращенье

Этот свет предвещает в ночи,

Посмотри — он мерцает в ночи!

О, доверься, доверься свеченью,

Пусть укажут дорогу лучи,

О, поверь в голубое свеченье:

Верный путь нам укажут лучи,

Что сквозь мрак нам мерцают в ночи!»

Поцелуй успокоил Психею,

И сомненья покинули ум,

Мрачным страхом подавленный ум,

И пошли мы, и вдруг на аллее

Склеп возник, несказанно угрюм.

«О, сестра, этот склеп так угрюм!

Вижу надпись на створках дверей я…

Почему этот склеп так угрюм?»

И сказала она: «УЛЯЛЮМ…

Здесь уснула твоя Улялюм…»

Стало сердце сурово и серо,

Словно листья, что хрупки и сиры,

Словно листья, что вялы и сиры…

«Помню! — вскрикнул я, — горю нет меры!

Год назад к водам странного мира

С горькой ношей из нашего мира

Шел туда я, где мрачно и сыро…

Что за демоны странного мира

Привели нас в долину Обера,

Где вампиры и чаши Уира?

Это — озеро духов Обера,

Это черные чащи Уира!»

Мы воскликнули оба: «Ведь это —

Милосердие демонов, но

Нам теперь показало оно,

Что к надежде тропинки нам нет, и

Никогда нам узнать не дано

Тайн, которых нам знать не дано!

Духи к нам донесли свет планеты,

Что в инферно блуждает давно,

Свет мерцающий, грешной планеты,

Что в инферно блуждает давно!»

Строки в честь эля

1848 пер. Р. Дубровкина

Янтарем наполни взбитым

Запотелое стекло! —

По неведомым орбитам

Снова мысли повело.

Разобрать причуды хмеля

Я уже не в силах сам —

За веселой кружкой эля

Забываешь счет часам.

Марии Луизе

Март, 1848 пер. В. Федорова

Еще недавно автор этих строк,

В неодолимой гордости рассудком

Упрямо утверждая «силу слова»,

Говаривал, что ни единой мысли

Доступной человеку нет, пока

Мы знаком языка ее не свяжем:

И вот теперь — как бы ему в насмешку —

Два слова — два чужих двугласных звука

По-итальянски, — повторять бы только

Их ангелам, загрезившим по росам —

Светлиночкам в Гермонских косогорах

Жемчужисто пронизанных луной,

Подобных сокровенным думам, или

Лишь душам дум, божественным виденьям,

Быть может, выразимым только песней

На Лютне Израфеля (Серафима,

Которому Творцом дан дивный голос

Певучей всех!). А мне? — Увы, бессильно

Мое перо в моих руках дрожащих —

Невыразимо имя дорогое,

Тобой произнесенное, — ни мыслить,

Ни записать, ни даже только грезить

Не дано мне, затем, что перед этой

Мечтою недвижимой и прекрасной,

Раскрыв глаза огромные, стою

Как у ворот раскрытых прямо в грезу.

Направо, влево и вперед открылась

Поверх величественнейшей гробницы

Без края даль в пурпуровых туманах, —

Но весь простор в едином: ты одна.

Загадочный сонет

Март, 1848 пер. А. Щербакова

«Сонеты, — учит Соломон дон Дукка, —

На редкость мыслью подлинной бедны,

В прозрачном их ничтожестве видны

Хитросплетенья зауми со скукой.

Красавицы чураться их должны.

Их понапрасну выдумал Петрарка.

Чуть дунь — и все труды его насмарку.

Они смешны, слащавы и бледны».

Не возражаю Солу. Хоть и зол он,

Но прав. Сколь часто, изумляя свет,

Убог, как мыльный пузырек, сонет,

Не этот, я надеюсь. Тайны полон,

Он будет, вечен и неколебим,

Беречь свой смысл — ваш милый псевдоним.

К Елене

Ноябрь, 1848 пер. В. Рогова

Тебя я видел раз, один лишь раз;

Не помню, сколько лет назад — но мало.

В июле, в полночь, полная луна,

Твоей душе подобная, дорогу

Искала к самому зениту неба,

Роняя света серебристый полог,

Исполненный истомы и дремоты,

На тысячи подъявших лики роз,

Что в зачарованном саду росли,

Где колыхнуться ветерок не смел, —

Свет лился медленно на лики роз,

Они ж в ответ благоуханье душ

Ему в экстазе смерти изливали:

Свет лился медленно на лики роз,

Они же умирали, пленены

Тобою и поэзией твоею.

Полусклоненная, среди фиалок

Ты мне предстала в белом одеянье;

Свет лился медленно на лики роз,

На лик твой, поднятый — увы! — в печали.

Не Рок ли этой полночью в июле,

Не Рок ли (что зовется также Скорбью!)

Остановил меня у входа в сад,

Чтобы вдохнул я роз благоуханье?

Ни звука: ненавистный мир уснул,

Лишь мы с тобой не спали. (Боже! Небо!

Как бьется сердце, лишь услышу вместе

Два слова: мы с тобой.) Я огляделся —

И во мгновенье все кругом исчезло.

(Не забывай, что сад был зачарован!)

Луны жемчужный блеск погас на небе,

Извилистые тропки, мшистый берег,

Счастливые цветы и листьев шелест —

Исчезло все, и роз благоуханье

В объятьях ветерка тогда скончалось.

Все умерло — и только ты жила,

Нет, и не ты: лишь свет очей твоих,

Душа в очах твоих, подъятых к небу.

Я видел их, вселенную мою,

Лишь их я видел долгие часы,

Лишь их, пока луна не закатилась.

Какие горькие повествованья

Таились в их кристальной глубине!

И горя сумрак! И полет надежды!

И море безмятежное величья!

И дерзость в жажде славы! — но, бездонна,

К любви способность мне открылась в них!

Но вот исчезла милая Диана

На ложе западном грозовых туч:

И, призрак меж стволов, подобных склепу,

Ты ускользнула. Но остались очи.

Остался взгляд, он не исчез доныне.

В ту ночь он к дому осветил мне путь,

Меня он не покинул (как надежды).

Со мною он — ведет меня сквозь годы,

Он мне служитель — я же раб ему.

Он служит мне, светя и согревая,

Мой долг — спасенным быть его сияньем,

Стать чистым в электрическом огне,

В огне Элизия стать освященным.

Он дал мне Красоту (она ж Надежда),

Он в небе — пред его сияньем звездным

В часы унылых бдений я колена

Склоняю; и в слепящем свете дня

Все вижу их — две сладостно-блестящих

Венеры, что и солнце не затмит!

Сновиденье в сновиденьи

31 марта, 1849 пер. М. Квятковской

Печально лоб целую твой,

Но прежде, чем прощусь с тобой,

Поведаю тебе одной…

Да, ты не зря твердила мне,

Что жизнь моя течет во сне,

Но, если нет надежды боле,

То — ясным днем иль при луне

Она ушла — не все равно ли,

Во сне ушла иль не во сне?

Все, что несут нам сон и бденье,

Лишь сновиденье в сновиденьи.

…Стою на берегу морском,

У ног — прибоя вечный гром,

И бережно держу в руках

Песчинок золотистый прах,

А он сквозь пальцы, как струя,

Стекает в море бытия —

И горько, горько плачу я!

О Боже! Что ж моя рука

Не может удержать песка?

О Боже! Где мне силы взять

Хоть бы песчинку удержать?

Ужели всё — и сон, и бденье —

Лишь сновиденье в сновиденьи?

Эльдорадо

21 апреля, 1849 пер. В. Васильева

Средь гор и долин

Спешил паладин,

Ни солнце, ни тень не преграда.

И юн, и удал,

Он с песней искал

Таинственный край Эльдорадо.

Но тенью легла

На складки чела

Немых расстояний преграда.

Он в дальних краях

Ослаб и одрях,

Покуда искал Эльдорадо.

У сумрачных скал

Он тень повстречал:

«О тень, всем надеждам преграда,

Поведай ты мне,

В какой стороне

Смогу я найти Эльдорадо?»

«Ищи за несметным

сонмом планет.

Ни в чем я тебе не преграда.

Спускайся скорей

В долину теней,

И там ты найдешь Эльдорадо!»

К Анни

28 апреля, 1849 пер. М. Зенкевича

О, счастье! Не мучусь

Я больше, томясь,

Упорной болезнью,

И порвана связь

С горячкой, что жизнью

Недавно звалась.

Лежу я недвижно,

Лишенный сил,

И каждый мускул

Как будто застыл.

Мне лучше: не мучит

Горячечный пыл.

Лежу я спокойно,

Во сне распростерт,

Забыв все недуги,

Как будто я мертв,

И можно в испуге

Подумать — я мертв.

Рыданья и вопли

Затихли вокруг,

Как только прервался

Мучительный стук —

Терзающий сердце

Томительный стук.

Тоска, отвращенье,

Как тающий воск,

Исчезли с болезнью,

Мрачившей мой мозг,

С горячкой, что жизнью

Сжигала мой мозг.

Исчезла и пытка,

Всех пыток сильней. —

Ужасная жажда

Души моей

К реке ядовитой

Проклятых страстей:

Насытил я жажду

Души моей.

Испил я студеной

Воды из ключа,

Тот ключ потаенный

Струится, журча,

В земле неглубоко

Струится, журча.

О нет! Пусть не скажет

Никто, что для сна

Приют мой мрачен,

Постель так тесна, —

Ведь тот, кто скажет:

Постель так тесна,

Он тоже ляжет

В такую ж для сна.

Мой дух не лелеет

Мечтаний о грозах,

Не сожалеет

О пламенных розах,

О том, что алеет

На миртах и розах,

Дыханье как будто

Анютиных глазок

Он слышит из руты,

Из праздничных связок

Цветов розмаринных,

Анютиных глазок —

Дыханье невинных

Анютиных глазок.

Он дремлет блаженно

В тумане мечтаний

О правде нетленной

И верности Анни,

Витая блаженно

Средь локонов Анни.

Она с поцелуем

Склонилась ко мне,

И я, не волнуем

Ничем в тишине,

Скользя, как по струям,

Забылся во сне.

Укрыв меня нежно

И свет затемня,

Она помолилась

Потом за меня,

Чтоб ангелы неба

Хранили меня.

И я на постели

Лежу распростерт

(С истомою в теле),

Как будто я мертв, —

Прильнув к изголовью,

Лежу распростерт

(С ее любовью),

Как будто я мертв, —

И вам всем я страшен,

Как будто я мертв.

Душа ж моя ярче,

Чем в млечном тумане

Все звезды на небе,

Сверкает с Анни,

Горит она светом

Любви моей Анни,

Лучится ответом

Из глаз моей Анни.

Сонет к моей матери

7 июля, 1849 пер. В. Топорова

Постигнув, что не только человек —

Но ангелы — из всех благословений,

Способных нежность выразить навек,

Не отыскали имени блаженней,

Я «матерью» назвал тебя, и ты

Вошла мне в сердце самою родною

И стала жить в нем — в доме пустоты,

Покинутом покойною женою.

Мою родную мать (по ком я тоже

Скорблю) ты материнством превзошла:

Жизнь дорога — Виргиния дороже,

Ты, дав ей жизнь, мне этим жизнь дала;

Отныне же, когда ее не стало,

И для меня небытие настало.

Аннабель-Ли

9 октября, 1849 пер. Д. Садовникова

Многие, многие годы назад,

У моря родной мне земли,

Жила одна девушка, звали ее

Красавицей Аннабель-Ли,

И, кроме любви, мы ни о чем

И думать с ней не могли.

Оба мы были простыми детьми,

Детьми той приморской земли;

Но выше земной была эта любовь,

Любовь к моей Аннабель-Ли, —

Настолько, что даже завидовать ей

И ангелы в небе могли!

Многие, многие годы назад

Осенние тучи пришли,

И ветром холодным убили они

Красавицу Аннабель-Ли.

Родные зарыли в могилу ее

У моря родной ей земли.

Знаю — завидовать нашей любви

И ангелы в небе могли!

И вот где причина (про то говорят

Все люди приморской земли),

Что ветер осенний унес от меня

Красавицу Аннабель-Ли.

Да, наша любовь была выше земной!

Ни взрослые так полюбить не могли,

Ни мудрые так не могли, —

И кто разлучит ее душу со мной?

Ни ангелы неба, ни духи земли —

Не в силах никто меня с ней разлучить

С любимой Аннабель-Ли!

Мне при свете луны в душу крадутся сны

О красавице Аннабель-Ли;

И в мерцаньи ночей вижу свет я очей

Дорогой моей Аннабель-Ли…

Я расстаться с моей дорогой не могу

И всю ночь провожу на морском берегу,

На могиле родной мне земли,

Возле Аннабель-Ли.

Колокола

Ноябрь, 1849 пер. А. Оленича-Гнененко

I

За санями вьется снег,

Белый снег.

Колокольчики беспечно рассыпают нежный смех

И звенят, звенят, звенят

В льдистом воздухе ночном,

И звенят, и говорят.

Звезды радужно горят

Кристаллическим огнем.

Слышишь ритм, ритм, ритм —

Речь руническую рифм?

С колокольчиков слетая, музыкально тает он,

Этот звон, звон, звон.

Звон, звон, звон.

Этот быстрый, серебристый перезвон.

II

Слышишь свадьбы звон литой —

Золотой?

О, с какою необычной, гармоничной красотой

Про любовь, что так светла,

Говорят колокола!

Золотистых, чистых нот

Мерный строй.

Звонких звуков хоровод

Нарастает, и летает, и плывет

Под луной.

Звучный звон — со всех сторон,

Ливень ласковых мелодий: слышен тем он, кто влюблен.

Льется он

В ночь и в сон.

Он грядущим освящен.

В сердце горлинки рожден.

Полногласный и прекрасный,

Этот звон, звон, звон,

Этот звон, звон, звон, звон.

Звон, звон, звон.

И поющий, и зовущий этот звон!

III

Слышишь ты тревожный звон —

Бронзы звон?

Воплем ужаса ночного надрывает сердце он!

Он выкрикивает вдруг

В ухо ночи свой испуг!

Он, не смея замолчать,

Может лишь кричать, кричать,

Слеп и дик, —

В безнадежности взывая к снисхождению огня,

Сумасшедшего, глухого, беспощадного огня,

Что все выше, выше, выше

Скачет в небо с гребня крыши.

Хоть безумно напряженье,

Но бессильно исступленье:

Недоступен бледный, лунный лик!

Бронзы звон, звон, звон!

Возвещает гибель он,

Гарь и прах,

Колокольным гулом, ревом,

В недра воздуха ночного

Изливая мрачный странный страх.

Но теперь уж знает слух

По звучанью

И молчанью,

Где багряный смерч потух.

Но теперь он без труда

Слышит в звоне,

Бронзы стоне,

Где, грозя, встает беда.

Отступая иль взлетая, исторгает ярость звон —

Этот звон,

Этот звон, звон, звон, звон.

Звон, звон, звон.

И гудящий, и гремящий этот звон!

IV

Слышишь ты железный звон —

Тяжкий звон?

О конце напоминает монотонным пеньем он.

И в плену у страха мы,

Услыхав в молчанье тьмы

Полный скорби и угрозы этот тон!

Пробуждаемся дрожа мы:

Каждый звук из глоток ржавых —

Это стон.

И народ, ах, народ,

Что под башни самый свод

Удален.

Всех нас будит, будит, будит

Мрачным звоном похорон.

Камень катится на грудь нам:

Вечным будь, последний сон!

Кто их видел — не забудет,

И ни звери, и ни люди —

Тот народ!

Их король — кто тон дает.

Он в них бьет, бьет, бьет,

Бьет —

Гудит пеаном звон!

Только грудь раздует он —

И гудит пеаном звон!

И, вопя, танцует он,

Держит ритм, ритм, ритм —

Род надгробных грозных рифм —

И гудит пеаном звон!

Этот звон!

Держит ритм, ритм, ритм —

Род надгробных грозных рифм:

Этот стон и этот звон,

Похоронный этот звон

Держит ритм, ритм, ритм,

И нежданно вносит он

Руны радостные рифм

В леденящий стон и звон,

Этот звон, звон, звон, звон,

Звон, звон, звон.

И молящий, и грозящий этот звон.

Спасибо, что скачали книгу в бесплатной электронной библиотеке Royallib.com

Оставить отзыв о книге

Все книги автора

[1]Батлер Самюэл (1612–1680) — английский поэт-сатирик. Цитата взята из его героикомической поэмы «Гудибрас» (1663–1678), часть I, песнь 1.

[2]временно (лат.).

[3]сообщения (фр.).

[4]Леди Мрган, урожденная Сидни Оуэнсон (1783–1859) — английская писательница, вокруг имени которой в начале XIX в. возникали горячие литературные споры. Ей принадлежат романы из ирландской жизни.

[5]Блэквуд Блэквуд — В этом рассказе каждое из имен обыгрывает различные понятия. Например: Де Рерум Натура — название поэмы Лукреция «О природе вещей». Оррибиле Дикту — латинская фраза: «страшно произнести». Блэквуд Блэквуд — название популярного английского журнала того времени «Блэквудс мэгезин».

[6]Смит Хорейс (1779–1849) — английский писатель, автор романов, в которых он подражает Вальтеру Скотту. В своем рассказе «На стенах иерусалимских» По пародирует один из эпизодов романа X. Смита «Зилла. Повесть о священном граде» (1828).

[7]В рукописи после этого вступления следовал рассказ «Тишина».

[8]Алкман (VII в. до н. э.) — древнегреческий поэт-лирик. Приводимый в эпиграфе отрывок (опубликован впервые в 1773 г.), рисующий картину ночного сна природы, послужил основой для известных стихотворений И. — В. Гете («Uber allen Gipfeln ist Ruh…», 1780) и M. Ю. Лермонтова «Горные вершины» (1840). См. статью И. Толстого «Фрагмент Алкмана „Спят вершины гор“» («Ученые записки Ленинградского гос. пединститута им. А. И. Герцена», т. 15, 1938). В первой публикации рассказа вместо эпиграфа из Алкмана были две строки из поэмы По «Аль Аарааф»: «Наш мир — мир слов, и мы зовем „молчаньем“ — Спокойствие, гордясь простым названьем» (пер. В. Брюсова).

[9]Заира — старое португальское название реки Конго.

[10]Бегемот — имеется в виду мифическое библейское животное (Книга Иова, 40, 10–19).

[11]Додона — древнегреческий город, где находился оракул Зевса, ответы которого слышались сквозь шум листвы священного дуба.

[12]…смотрела ему в лицо. — Согласно народному поверью, взор рыси столь пронзителен, что никто не может его выдержать.

[13]При жизни был для тебя чумой — умирая, буду твоей смертью (лат.).

[14]«Происходит оттого, что человек не может быть наедине с собой.» (фр.)

[15]«Лишь однажды вселяется в разумную оболочку; во всех остальных воплощениях — в лошади, в собаке, даже в человеке — она остается почти совершенно им чужда.» (фр.)

[16]И вмиг попал он в климат попрохладнй — строка 337 из первой книги поэмы «Задача» (1785) английского поэта Вильяма Каупера (Купера) (1731–1800).

[17]Китс Джон (1795–1821) — английский поэт, умер в Риме от туберкулеза. Считалось, что его смерть была ускорена резкой итикой его стихов в английском журнале «Ежеквартальное обозрение». Байрон писал Шелли 26 апреля 1821 г.: «Я очень огорчен тем, что вы сообщили мне о Китсе — неужели это правда? Я не думал, что критика способна убить».

[18]«Андромаха» — трагедия Жана Расина (1639–1699), поставленная в ноябре 1667 г.

[19]Монфлери — псевдоним французского актера Захари Жако (1595–1667), игравшего в первых постановках пьес Корнеля. Во время исполнения роли Ореста в «Андромахе» Монфлери заболел и через несколько дней умер.

[20]«Преображенный Парнас» (1669) — сочинение французского писателя Габриеля Гере (1641–1688).

[21]Гадес — в греческой мифологии бог подземного царства мертвых. Также наименование его царства, мрачной страны, где, согласно Гомеру, скитаются души умерших. Рассуждения, открывающие этот рассказ, были воспроизведены в «Маргиналиях» По, опубликованных в «Годиз ледиз бук» в сентябре 1845 г.

[22]Если кто пожелал бы узнать, отчего я умер, пусть не спрашивает, от лихорадки или от подагры, или еще чего-либо, но пусть знает, что от «Андромахи».

[23]Ортолан — птица, известная нежным вкусом своего мяса.

[24]Повесть об этом короткая (фр.).

[25]Апиций Марк Габий (I в.) — знаменитый римский гурман, изобрел ряд изысканных кушаний.

[26]Ужас! — собака! — Батист! — птица, о боже! Эта скромная птица, с которой ты снял перья и которую подаешь без бумажной обертки! (фр.).

[27]это правда (фр.).

[28]халат (фр.).

[29]Вельзевул — библейское название божества филистимлян, защищавшего от укусов ядовитых мух. Позднее одно из имен властителя ада.

[30]Белиал — в Библии название злого духа. В «Потерянном рае» (I, 490) Дж. Мильтона так назван один из падших ангелов.

[31]до свидания (фр.).

[32]очень приличными (фр.).

[33]в облаках (фр.).

[34]Гебры — последователи древнеперсидской религии. Почитание ими огня дало основание называть их огнепоклонниками.

[35]общий вид (франц.)

[36]Астарта, или Ашторет — греческое название древнефиникийской богини плодородия и любви.

[37]Правда, обо всех этих вещах он много думал — но! (фр.).

[38]Бедный герцог! (фр.).

[39]щеголь (фр.).

[40]который улыбается так горько (фр.).

[41]Но надо действовать (фр.).

[42]Он убил шестерых противников (фр.).

[43]Он может спастись (фр.).

[44]Ужас! (фр.).

[45]Но он играет! (фр.).

[46]«Дьявола» (фр.).

[47]Аббат Гуалтье (1745–1818) — французский писатель.

[48]Дьявол не смеет отказаться от партии экарте (фр.).

[49]Лебрен Шарль Франсуа (1739–1824) — французский политический деятель и литератор, отец наполеоновского генерала А. Лебрена (1775–1859).

[50]двадцать одно (фр.).

[51]Если проиграю, я погибну дважды (фр.).

[52]Вот и все! (фр.).

[53]Если выиграю, вернусь к своим ортоланам. — Пусть приготовят карты! (фр.).

[54]Франциск и Карл — имеется в виду соперничество и вражда французского короля Франциска I (1494–1547) и испанского короля Карла I (1500–1558), претендовавших в 1519 г. на императорскую корону Священной Римской империи. Был избран Карл, ставший императором Карлом V.

[55]Вам сдавать (фр.).

[56]предъявляя короля (фр.).

[57]Если бы Александр не был Александром, он хотел бы быть Диогеном — слова Александра Великого при встрече с философом Диогеном, который попросил его отойти в сторону и не загораживать лучи солнца (Плутарх. Сравнительные жизнеописания. Александр, XIV).

[58]Что если бы он не был де л'Омлетом, он не возражал бы против того, чтобы быть Дьяволом (фр.).

[59]Стричь перестав, седины поднял на лоб непреклонный … Лукан. (лат.) — Перевод: дикий кабан. «Фарсалия, или О гражданской войне», II, 375–376. У Лукана вместо «поднял» — «спустил». …дикий кабан — в английском оригинале каламбур, основанный на созвучии слов «кабан» (boar), и «скука» (bore).

[60]Таммиз — в вавилонской и шумерской религии бог растительности, ежегодно умирающий во время жатвы и оживающий весной. Ему поклонялись и иудеи. Именем Таммуза назван десятый месяц еврейского календаря.

[61]…в лето от сотворения мира три тысячи девятьсот сорок первое — то есть 63 год до нашей эры.

[62]Град Давидов — район Иерусалима, названный по имени полулегендарного царя Давида (конец XI-начало X в. до н. э.), основателя иудейской династии в Иерусалиме.

[63]…последний час четвертой стражи — ночной караул в римском войске делился на четыре стражи (вигилии), продолжительность которых менялась в зависимости от времени года.

[64]Помпеи, Гней (106 — 48 до н. э.) — римский полководец и политический деятель. В 63 г. до н. э. вторгся на территорию Палестины и после трехмесячной осады взял Иерусалим.

[65]Ваал — языческое божество почв и плодородия у древних семитов.

[66]Пятикнижие — первая часть Библии.

[67]Адонаи — древнееврейское обращение к богу, одно из имен бога Ягве в Библии. Народ Адонаи — богоизбранный народ.

[68]Аммонитяне — древний народ, живший в восточной части Палестины и считавший себя потомками библейского Лота; постоянно враждовал с иудеями.

[69]Сикл — мелкая серебряная монета в древней Иудее и Персии.

[70]Филистимляне — древний народ, населявший восточное побережье Средиземного моря и давший название Палестине (страна филистимлян).

[71]Храм Бела — вавилонский храм огромных размеров, отстроенный царем Навуходоносором в VI в. до н. э.

[72]…от алефа до тау — первая и последняя буквы еврейского алфавита.

[73]Иод — одна из букв еврейского алфавита. Здесь По пародирует выражение «больше, чем буква иод» из популярного в те годы романа Хорейса Смита «Зилла. Повесть о священном граде» (1828).

[74]Эдепол — римское восклицание: «право же!» (буквально: «Клянусь Поллуксом!»).

[75]Эль Элоим — еврейское восклицание: «Боже!»

[76]Терафим — так иудеи называли культ языческого идолопоклонства.

[77]Нергал — бог солнца в вавилонской религии.

[78]Ашима — один из сирийских богов, изображавшийся в виде оленя.

[79]Нибхаз — упоминаемый в Библии идол племен аввийцев (Четвертая книга Царств, XVII, 31).

[80]Тартак — согласно Библии (Четвертая книга Царств, XVII, 31), идол аввийцев, имел образ осла и символизировал силы тьмы.

[81]Адрамелех — в Библии имя ассирийского бога, которому приносили в жертву детей.

[82]Анамелех — ассирийское божество, которому, как и Молоху, приносили человеческие жертвы. Изображался в виде лошади.

[83]Суккот-Бениф — в вавилонской религии божество, о котором говорится в Библии (Четвертая книга Царств, XVII, 30).

[84]Дагон — божество, которому поклонялись филистимляне. Культ Дагона близок культу бога Ваала.

[85]Белиал — в Библии название злого духа. В «Потерянном рае» (I, 490) Дж. Мильтона так назван один из падших ангелов.

[86]Ваал-Перит — согласно Библии (Числа, XXV, 1–9) моавитский бог.

[87]Ваал-Пеор — божество, упоминаемое в Библии (буквально: «Господин горы Пеор», священной горы, расположенной к северо-востоку от Мертвого моря).

[88]Ваал-Зебуб — Вельзевул.

[89]Тук земли — библейское выражение (Бытие, XLV, 18), означающее плоды земли.

[90]Рака — библейское ругательство (Евангелие от Матфея, V, 22).

[91]Скиния — священный храм у иудеев.

[92]Энгеди — местность на берегу Мертвого моря.

[93]Долина Иосафата — долина вблизи Иерусалима, носящая имя иудейского царя IX в. до н. э.

[94]Нагрудник — имеется в виду драгоценная пластинка, которую носили на груди верховные священнослужители Иудеи.

[95]Хеврон — древний город южнее Иерусалима.

[96]Васан — область на юге Сирии.

[97]Саквебут — древний духовой музыкальный инструмент.

[98]Трефное мясо — иудейская религия запрещает употребление в пищу свиного мяса и считает его нечистым.

[99]Мур, Томас (1779–1852) — английский поэт-романтик, автор «Ирландских мелодий» (1807–1834), воспевающих борьбу и скорбь народа Ирландии. По цитирует первую строчку стихотворения, обрывая ее таким образом, что получается иной смысл. На русский язык это стихотворение переведено А. Н. Плещеевым («Не называйте его»).

[100]Салманассар IV (VIII в. до н. э.) — ассирийский царь (727–722 до н. э.). Согласно Библии, три года осаждал палестинский город Самарию, который был взят уже после его смерти (Четвертая книга Царств, XVII, 5).

[101]Сарданапал (668–625 до н. э.) — последний ассирийский царь. По преданию, его дворец был осажден восставшими жителями Ниневии и после двухгодичной осады он сжег себя вместе со своими женами.

[102]Диодор Сицилийский (ок. 80–29 до н. э.) — древнегреческий историк, автор «Исторической библиотеки», в которой излагается всемирная история от древнейших времен до 60 г. до н. э. О Сарданапале речь идет в части второй, глава 21 и следующие.

[103]Аристей (III в. до н. э.) — грек, которому было поручено привезти из Иерусалима священные книги и ученых для перевода Ветхого завета на греческий язык.

[104]Псамметих I (665–611 до н. э.) — египетский фараон, освободивший Египет из-под владычества Ассирии; Согласно свидетельству греческого историка Геродота («Ист<