Специальность «психологияслужебной деятельности»
ФАКУЛЬТЕТ ПСИХОЛОГИИ
СПЕЦИАЛЬНОСТЬ «ПСИХОЛОГИЯСЛУЖЕБНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ»
Курсовая работа
ПОНЯТИЕ ВИНЫ В ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНОЙ ПСИХОЛОГИИ
Выполнила:
студентка1 курса дневного отделения
Юдина Евгения Алексеевна
Научный руководитель:
кандидат псих. наук
Чеснокова Милена Григорьевна
Москва 2017
ПЛАН РАБОТЫ
Введение…………………………………………………………………………...3
Глава 1. История понятия вины: 1.1.в философии………………………...……6
- в теологии………………………...………..6
1.2 впсихологии……………………..…..…12
1.3. в экзистенциальной психологии......…14
Глава 2. Содержание понятия вины в экзистенциальной психологии.
2.1. Специфика понятия вины в экзистенциальной психологии…...16
2.2Анализ существующих проблем в определении и трактовке понятия вины экзистенциальной психологией...……........................18
2.3 Понятие экзистенциальной вины в разрезе современности……22
Заключение…………………………………………………………….…………24
Библиография…………………………………………………………………….25
Приложение. Анализ некоторых литературных произведений, раскрывающих понятие экзистенциальной вины………………………………………………28
ВВЕДЕНИЕ
Усиление влияния экзистенциального направления в психологической науке на сегодняшний день отрицать нельзя. Как пишет в своей работе «Психология понимания: проблемы и перспективы» В. В. Знаков[12], еще в конце двадцатого века произошло смещение интересов большой части психологов с области когнитивной психологии на психологию экзистенциальную, и внастоящем наблюдается переход от изучения отдельных психических процессов и явлений к анализу целостных ситуаций человеческого бытия.
Не в последнюю очередь это связано с коренным изменением образа жизни людей и их взаимоотношений с окружающим миром:как говорил В.Э. Франкл, «у каждого времени свои неврозы – и каждому времени требуется своя психотерапия»[32]. Тогда как возникновение экзистенциализма и экзистенциальной психологии в частности произошло в период модерна[39], исключающийБога и ставящий на вершину иерархии субъект, настоящее время закладывает интенцию освобождения от высших принципов и иерархий вообще.
Находясь на пороге постмодерна, человек все меньше ощущает себя мерой вещей. Если раньше он искал смысл своего существования как индивида ( с лат. individuum — неделимый), то сейчас перед ним в свою очередь встает вопрос о достоверности собственнойнеделимости и целостности, самой возможности присвоения личности онтологического статуса: «Быть означает быть в деле; там, где ощущалась бы личность, деловитость была бы нарушена»[36].
Устами философов Ж. Делёза и Ф. Гваттари постмодернизм провозглашает, что человек – «номад», кочевник, взгляд которого на мир не имеет ни организации, ни центра, является случайным и непредсказуемым[9].
В связи с этим, экзистенциальные психология и психотерапия с одной стороны приобретают более острую социальную значимость как средство от «потери себя»[34], а с другой стороны - становятся на распутье, в котором старая парадигма теряет свою актуальность, а разрешение новых проблем только предстоит.
Особый статус в экзистенциальной психологии имеют понятия переживаний – тревоги, вины. Их основной характеристикой в ней выступает укорененность в человеческом существовании. Сейчас, когда мироощущение человека ставит под сомнение любое постоянство, предстоит разрешить вопрос о том, как этот феномен соотносится с существованием и понятием экзистенциальной вины, какую специфику оно приобретает в настоящее время.
Поэтому обзор теоретического исследования проблемы вины в экзистенциальной психологии, на наш взгляд, позволит не только раскрыть понятие этого феномена в научно-исторической перспективе, но также проанализировать и обобщить это понятие сквозь различные подходы его рассмотрения.
Говоря о теоретической разработанности вопроса о понятии вины, нельзя не подчеркнуть, что в этой области было выдвинуто множество индивидуальных теорий, которые будут подробно рассмотрены в первой и второй частях работы. Однако полного обобщения и анализа работ психологов прошлого и современности, затрагивающих эту тему, совершено еще не было.
Тем не менее экзистенциальная психология является единым направлением, нуждающимся в единой картине понимания наиболее значимых ее понятий.
Различные понятия вины были затронуты в статье Серегиной А. А. и Иванова И. С.«Психологические взгляды на концепции вины» («Российский следователь», 2009, N 8)[29], статье «Философия вины: к вопросу классификации» Е.С. Гришиной («Вологдинские чтения», 2006, N 60)[8], однако подробного рассмотрения концепций вины в экзистенциальной психологии, и особенно вины в парадигме современности, на данном этапе еще нет, поэтому данная работа несомненно поможет в разработке этого вопроса.
Цели нашей работы:
1. Составить целостную картину понятия вины в экзистенциальной психологии.
2. Определить его специфику в свете сегодняшнего дня.
Задачи:
1. Рассмотреть различные концепции понятий вины в исторической перспективе.
2. Провести анализ понятийвины, разработанныхэкзистенциальными психологами, рассмотрев проблемные вопросы.
3. Провести анализ нерешенных проблем в определении понятия вины экзистенциальной психологией.
Практическая ценность данной работы может заключаться в ее использовании для лучшего ознакомления с одним из ведущих понятий экзистенциальной психологии, а также подразумевает постановку значимых для развития экзистенциальной психологии вопросов.
В философии.
Формирование философского воззрения на понятие вины и виновности состоялось с возникновением первых монотеистических религий.
Период Античности.
Обращаясь к периоду Античности, мы можем встретить лишь термин «hamartia», (от др.-греч. «ошибка», «изъян»), введенный Аристотелем (384-322) в трактате «Поэтика». Трагический герой(таким являются Эдип, Фиест), согласно Аристотелю, является «безвинно несчастным»[2], несущим наказание или гибнущим по причине роковой ошибки. И пусть в теории философа такой человек неидеален и порочен, ошибка является лишь случайностью, ввергающей его из довольствия в положение гибельное. Таким образом, понятия вины на тот период как такового не существовало. Античность не знает угрызений за несовершенность бытия, так как человек в ее традициях понимается как изначально завершенный проект, отдельный микрокосм[8].
Понятие вины в теологии.
Впервые как онтологически укорененная характеристика вина выступает в Ветхом Завете, где вводится понятие первородного греха.Здесь вина уже ассоциируется с идеей человеческой природы, подразумевая изначальную греховность бытия человека [10].
Однако вместе с тем грех в христианстве понимается и как нечто этой природе противоречащее, ведь согласно христианской теологии, человек был создан по образу и подобию Бога. Поэтому каждый нуждается в спасении, т.е. воссоединении с Богом[18].
Одновременно с понятием первородного греха в христианстве также существует понятие греха личного – такого греха, который является поступком, совершенным против совести или десяти Божьих заповедей. Греховным может быть как действие (бездействие), так и мысль, чувство[18].
Именно на основе христианской теологии позднее в Европе возникает уголовно-правовая теория ответственности как вины за грех.
Тенденция дуализма.
- Г. Лейбниц(1646-1716)
В дальнейшей истории понятия вины появляется тенденция дуализма, которая четко просматривается в работах Г. Лейбница.
Дуализм этот проистекает из разложения сущности вины на объективный (т.е. на эмпирический, внешний)и субъективный (внутренний, сущностный) аспекты. «Допустим, что душа находится во власти греха и приобретает склонность совершить его на деле тотчас, как только человек будет в состоянии пользоваться своим разумом; тогда возникает следующий вопрос: достаточно ли этого расположения человека, не возрожденного благодатью, для его осуждения, хотя бы он никогда не совершал действительного греха, как это может случиться и часто случается или потому, что человек умирает, не достигнув сознательного возраста, или потому, что он недостаточно смышлен, чтобы пользоваться своим разумом»[25]. Таким образом, мыслитель ставит вопрос об отношении, с одной стороны, к внешним явлениям, с другой – к внутренней сути, разделяя их между собой.
- И. Кант(1724-1804)и Г. Гегель(1770-1831) развивают и углубляют вопрос о дуализме понимания вины.
По словам И. Канта, «когда человек совершает преступление, вина целиком ложится на него, ибо, несмотря на все эмпирические условия поступка, разум был вполне свободен». В своей книге «Религия в пределах только разума»[16] Кант пишет о том, что зло в человеке есть продукт только разума, и любое его проявление есть результат произвола. Если же человек всеми силами стремится стать лучше, то можно надеяться, что «высшее содействие» окажет ему в этом помощь.
В «Основах метафизики нравственности»[17] философ поднимает другой вопрос: каждый человек обладает свободной волей, однако волен ли он выбирать: иметь совесть или не иметь?Не возникает сомнений в том, что зачастую совесть работает неосознанно.
Далее И. Кант выводит аксиому существования определенного морального закона, нарушение которого и может породить вину. При этом истоки закона следует искать не в природе человека, обстоятельствах или мире, но исключительно в области чистого разума[17].
И. Гегель, в свою очередь, утверждает, что "невинного страдания не бывает, страдание всегда есть вина"[7]. Философ выражает позицию, согласно которой считать виной можно лишь отрефлексированное человеком действие, совершенное с умыслом.
И все же виновность последнего в философии И. Гегеля становится неизбежной:
Характеры людей различны, и потому различны их нравственные силы, которые рано или поздно не могут не вступить в противоречие. Действия конфликтующих сторон в данном случае являются одинаково «оправданными», однако по причине своего вредоносного воздействия и одинаково виновными.
Таким образом, в философии И. Гегеля дуализм подхода к понятию вины усиливается[6].
Фридрих Теодор Фишер (1807-1887) в своей работе «Эстетика, или наука о прекрасном»[31] предложил новую концепцию вины, вкладывая в это понятие именно причину, приводящую к трагическим последствиям. Причина эта – натура героя, так или иначе создающая предпосылки для любых его действий, поэтому изначальная вина носит некий иррациональный характер.
Датского филолософаС. Кьеркегора(1813-1855) нередко причисляют к экзистенциальным философам. В противовес И. Гегелю, Кьеркегор указывал на вторичность разума по отношению к личностному отношению к собственному существованию, таким образом, избрав субъективный подход.
Понятие вины у философа тесно связано с понятием «я». «Я» по Кьеркегоруявляется синтезом разнородных вещей, таких как, например, тело и душа.Последние относятся между собой, но это отношение еще не есть "я". «Я – это отношение, относящее себя к себе самому» - пишет философ.[22]
Соответственно, за сумму ответственно не "я", а составляющие. Осознавая это, «я» начинает бороться с их властью, желая стать «настоящим» собой, и из этой бесплодной борьбы рождаются вина и отчаяние. Их философ называет болезнью к смерти.
Понимая вину в тесной взаимосвязи с сущностной характеристикой личности, Кьеркегор, таким образом, утверждает ее онтологический статус.
Будучи теологом, в своем труде «Страх и трепет» Кьеркегор вновь поднимает на рассмотрение догмат о первородном грехе и изначальной ничтожности человека перед Богом. В концепции Кьеркегора лишь отчаяние создает предпосылку для движения к Богу, и противоположностью греха является не добродетель, но вера.
Русский философВ. Соловьев (1853-1900) так же описывал конфликт, происходящий в человеке. «Я не то же, что ты, - отвечает внутреннее существо человека своей телесной природе, - я сверх тебя, я не род, хотя от рода … То, что у меня от тебя, хочет смешаться с тобою и втянуть меня самого в твою бездну, над которой я поднялся, но мое собственное существо, которое не от тебя, стыдится этого смешения и противится ему…»[30]
Н. Бердяев(1874-1948) трактует вину как страсть к созиданию великого. По Бердяеву, произведенное на свет тем совершеннее, чем чаще совесть возвращает человека к чувству вины, а через него – к искуплению и гордости.«Рост жизни всегда сопровождается болью»[4]
ПоМ. Хайдеггеру(1889-1976) вина рождается из несоответствия человеческого «бытия-в-мире» «вот-бытию» (дазайну).
Каждый содержит в себе потенциальные возможности всего человечества, однако не в силах их реализовать, из-за чего обречен на чувство вины. Основанием бытия Хайдеггер ставит совесть а также страх смерти, поскольку именно в страхе человек постигает себя глубоко, и именно смерть является событием личностным, противостоя неподлинности нашего существования.[24]
Представители экзистенциального направления в философииЖ.-П. Сартр(1905-1980) иА. Камю (1930-1960) рассматривали вину как одно из основных следствий абсурдности существования, существующее автономное и несводимое к следствиям из конкретных ситуаций.
В концепции Сартра человек всегда достоин того, что выбирает, и не должен иметь оправданий, принимая всю ответственность этого выбора. Сущность человека не предопределена и создается им самим. В своем эссе «Экзистенциализм – это гуманизм» Сартр пишет: «В 18 веке атеизм философов ликвидировал понятие Бога, но не идею о том, что сущность предшествует существованию. Эту идею мы встречаем повсюду у Дидро, Вольтера и даже у Канта. Человек обладает некой человеческой природой. Эта природа … имеется у всех людей. А это означает, что каждый отдельный человек – лишь частный случай общего понятия «человек» … Для экзистенциалистов человек потому не поддается определению, что первоначально ничего собой не представляет»[27]
Философ формулирует парадокс свободы: свобода выражается в поступке, а поступок выражается только через свободу. До тех пор, пока мы не совершим поступок, мы не в силах определить наших чувств, а те чувства, что мы открываем после, могут быть не тем иным, как следствием поступка[27].
Чувство неизвестности, неопределенности перед выбором, боязни распорядиться свободой и выливается в экзистенциальную вину.
Альбер Камю в своей философии выделяет три взаимосвязанные грани – человек, мир и абсурд.
Абсурд возникает из противоречия между целенаправленным характером человеческой активности и отсутствием ощущения какого-либо ее конечного результата. Для существования абсурда необходимы человек и мир, а попытка избежать его приводит или к затмению ясности (приписывание миру человеческих черт, религиозность) или к самоубийству.
Есть и третий путь – метафизический бунт. Смерть и конечность воспринимаются как наказание и заставляют чувствовать свою виновность, и виновность так же неизбежна, как и смерть. Но человек не чувствует себя виновным и потому не может смириться с виной.
Тем не менее, в своем эссе «Миф о Сизифе»[14] Камю предлагает выход. И единственный выход – принятие абсурда, избавление от надежды. Перенесение образа себя из будущего в настоящее заставляет перестать ощущать приговоренность.
В психологии
В начале двадцатого века областью таких эмоциональных состояний, как стыд, страх, вина и др. занялась и психология, уделив внимание таким не поднимавшимся ранее вопросам, как механизмы их возникновения и переживания.
Так как развитие психологической науки в двадцатом веке характеризовалось параллельным развитием различных направлений, придерживаться хронологического порядка в данном разделе мы не сможем.
- психоанализ
В зарубежной психологии основные разработки по теории вины были совершены представителями психоанализа, основателем которого являлся З. Фрейд(1856 - 1939). В концепции Фрейда ощущение вины связывалось с конфликтом между требованиями совести (Сверх-Я) и реальностью (Я), таким образом, являясь разновидностью тревоги, в которой личность человека играет как роль обвинителя, так и обвиняемого. Совесть, вызывающая вину, пробуждается благодаря страху (первичному – перед авторитетом, вторичному– перед Сверх-Я), развивающемуся в детстве. [25]
По мнению Фрейда, не потому существует вина, что имеется табу, а табу существует потому, что мы испытываем вину.
М. Кляйнбыла выдвинута теория, согласно которой чувство вины формируется у младенца в месяцы кормления грудью, испытывающему одновременно и зависть (ненависть) и любовь к обладательнице последней.[20]
-бихевиоризм
Представитель бихевиоризма Б. Скиннер(1904-1990) связывал возникновение вины с процессами научения. Подкрепляемое поведение будет повторяться, совершение же неподкрепляемых поступков будет избегаться. Чувство вины являет собой страх, возникший у субъекта после совершения действия, прежде непоощраемого.[1]
- общая теория эмоций
К. Изардрассматривает вину как одну из двеннадцати базовых эмоций.
В теории Изарда базовые эмоции обладают такими характеристиками, как наличие нервных субстратов, возникновение в следствие эволюционных процессов, влечение за собой специфичных переживаний, служение адаптации человека.
В отличае от других базовых эмоций, вина не имеет мимического выражения.
В целом в концепции К. Изарда вина имеет то же происхождение, что и в концепции З. Фрейда, являясь реакцией человека на собственный проступок, сформировавшейся в процессе развития социального поведения. [13]
Согласно одному из подходов,вина является феноменом эмоционально-ценностного отношения к собственной личности.Так,В.В. Столин раскрывает понятие вины как конфликт между двумя мотивами, когда при выборе одного происходит уход от реализации другого. Чувство вины по Столину возникает тогда, когда человеком осознаются как свершенный выбор, так и исчезнувшая возможность свершения другого, более рационального.
- социальная психология
И.С. Кон [21]и Т.Г. Стефаненко рассматривают вину и стыд как регуляторы социального поведения, позволяющие определенным социальным нормам удерживаться в обществе.
- когнитивная психология
В концепциях, предложенных представителями когнитивной психологии, в частности Аарон Бек[30], вина выступает в качестве результата приписывания себе причинности события, имея условием своего возникновения внутренний локус контроля.
ГЛАВА 2. СОДЕРЖАНИЕ ПОНЯТИЯ ВИНЫ В ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНОЙ ПСИХОЛОГИИ.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Таким образом, в ходе нашей работы мы совершили подробный исторический обзор эволюции понятия вины, в частности в философии, теологии, различных направлениях психологической науки, и в особенности – в экзистенциальной психологии.
В своей работе мы определили специфику вины в экзистенциальной психологии, а также рассмотрели самые проблемные вопросы в ее определении и понимании.
Через реализацию поставленных задач мы составили целостную картину понятия вины в экзистенциальной психологии и определили ее специфику в свете сегодняшнего дня.
БИБЛИОГРАФИЯ
1. Американская социологическая мысль: Тексты / Под ред. В. И. Добренькова. М.: Междунар. ун-т бизнеса и управления, 1996.
2. Аристотель. Об искусстве поэзии. М.: Худож. лит., 1957 - С. 79.
Бек, Фримен, Когнитивная психотерапия расстройств личности.
3. Практикум по психотерапии – СПб.: Питер, 2002 – С. 544
4. Бердяев Н. А. Судьба России // Философия свободы. – Харьков, изд-во АСТ. 2002 - С. 427
5. Бубер М. Вина и чувство вины. // Вестник РАТЭПП. – 1994. – N 2. – С. 7-34.
6. Гегель Г. В. Ф. Эстетика: в 4 т. М.: Искусство, 1971. Т. 3 – С.575-594
7. Гегель И. Философия религии. М., 1976. Т, I. С. 128
8. Гришина Е.С. «Философия вины: к вопросу классификации» («Вологдинские чтения», 2006, N 60)
9. Делёз Ж., Гваттари Ф. Анти-Эдип: Капитализм и шизофрения. У-Фактория, 2007. Перевод Д.Кралечкина. Редактор — В.Кузнецов
10. Дженкова Е.А. Концепты «стыд» и «вина» в русской и немецкой лингвокультурах. Волгоград, 2005 – С. 89
11. Дугин А.Г. Постфилософия // Три парадигмы в истории мысли, СМ., «Евразийское движение. – 2009.
12. Знаков В.В. Психология понимания: проблемы и перспективы. М.:Изд-во Ин-та психологии РАН, 2005 – С. 122
13. Изард К. Эмоции человека / К. Изард. – М., 1980
14. Камю А. Бунтующий человек. Философия. Политика. Искусство: Пер. с фр. – М.: Политиздат, 1990. – С.24-58
15. Камю А. Падение: Сборник – М.: Азбука-классика, 2004
16. Кант И. Религия в пределах только разума. СПб. 1908 – С.28
17. Кант И. Основы метафизики нравственности // Кант И. Соч.; В 6 т. М., 1965. Т.(1) – С. 437; С.223
18. Каноны Карфагенского Собора, 120-130 http://www.agioskanon.ru/sobor/014.htm#123
19. Кафка Ф. Избранное: Сборник: Пер. с нем. / Сост. Е. Кацевой; - М.: Радуга, 1989
20. Кляйн М. Зависть и благодарность. Исследование бессознательных источников. – СПб, 1997. – С.100
21. Кон И. С. Моральное сознание личности и регулятивные механизмы культуры // Социальная психология личности. М.: Наука, 1979. – С. 85-113
22. Кьеркегор С. Страх и трепет Перевод с дат. - М., Республика, 1993 – С. 255
23. Мей Р. Сила и невинность. – М.: Винтаж, 2012
24. Мозговая Э. Я. Хайдеггер о назначении сущности человека // Феноменологическая онтология Мартина Хайдеггера: истоки, смысл значение. Социальная теория и современность. М., 1995. Вып. 20. - С. 94
25. Лейбниц Г.В. Сочинения в 4 т.: Пер. с франц. Т. 4/Редкол.: Б. Э. Быховский, Г. Г. Майоров и др. Ред. тома, авт. вступ. ст. и примеч. В. В. Соколов. – М.: Мысль, 1989. – 92. https://refdb.ru/look/1111271-p16.html
26. Психология:учеб. / В. М. Аллахвердов, С. И. Богданова и др.; отв. ред. А. А. Крылов. – 2-е изд., перераб. и доп. – М.: Проспект, 2005 – С. 2014-2017
27. Сартр Ж.-П. Экзистенциализм – это гуманизм // Сумерки богов. – М. : Политиздат, 1989. – С.322-339
28. Сартр Ж.-П. Стена: Сборник: Пер. с фр. Григорьян Л., Вальяно Д. – М.: АСТ, 2014
29. Серегина А. А. и Иванова И. С. «Психологические взгляды на концепции вины» («Российский следователь», 2009, N 8) http://www.center-bereg.ru/l2286.html
30. Соловьев Вл. Оправдание добра. Нравственная философия. // Соч. в двух томах, второе издание. – М.: Мысль. 1990. С.47
31. Фишер Ф. Т. Эстетика, или Наука о прекрасном: в 6 т. М.: Молод. гвардия, 1922 Т.1
32. Франкл В. Человек в поисках смысла. М.: Прогресс, 1990.
33. Фрейд З. Я и Оно / Пер. с нем. В. Ф. Полянского; под ред. А. А. Франковского. Л.: ACADEMIA, 1924
34. Фромм Э. Пути из больного общества // Проблема человека в западной философии. М.: Прогресс, 1988 – С. 445
35. Ялом И. Экзистенциальная психотерапия. – М.: Класс. – 1999.
36. Ясперс К. Власть массы / Карл Ясперс // К. Ясперс, Ж. Бодрийяр. Призрактолпы. – М.: Алгоритм, 2008. – С. 272
37. Boss M/ Psychoanalysis and Daseinanalysis. New York, 1963.
38. Jaspers K. The question of German guilt/ New York/ The Dail Press/ 1947
39. Turner, Bryan S. (ed.). Theories of Modernity and Postmodernity. L.: Sage, 1990.
ПРИЛОЖЕНИЕ
Анализ некоторых литературных произведений, раскрывающих понятие вины в экзистенциальной психологии
Ф.КАФКА «ПРОЦЕСС»[19]
В данном произведении суд (процесс над подсудимым) выступает метафорой жизни. Однако стоит заметить, что суд и процесс начинают существовать только с того момента, как герой сам начинает в них участвовать.
С момента предъявления вины в книге не происходит ни одного насильственного действия - посещать заседания суда Йозеф К. может по желанию, никто не ограничевает его свободу, он может продолжать работать. С полной уверенностью можно сказать, что К. мог бы физически игнорировать процесс, если бы захотел. Но "процесс" - это еще и то, что происходит у человека в голове. В этом смысле в романе представлена эволюция восприятия героем собственной вины от полного неприятия до совершенного смирения.
На протяжении всей книги герой пытается выйти из процесса, но делает это он по законам самого процесса, а значит обречен на провал. Постепенно он узнает, что у любого другого человека также есть свой процесс.
Суть этого процесса хорошо проступает, когда герой смотрит на картину, изображающую "богиню правосудия и победы в одном лице". В руке у нее весы, а на ногах крылышки, она бежит. Йозеф удивляется, как такое допустимо: правосудие не может быть справедливым, если чаши весов колеблются от движения. Но в этом и состоит жизнь - пока есть «процесс», оттягивается вынесение приговора. Но сам процесс и существует лишь в силу своей абсурдности и бессмысленности.
Есть ли вообще смысл и в чем он состоит? Именно этот вопрос непременно задает себе каждый человек, вступивший в "процесс". О поиске ответа на него рассказывает метафора, приведенная в конце романа. Ею является притча о вратах Закона.
Она повествует о человеке, желающим узнать Закон. Но у ворот Закона стоит привратник, который сообщает, что человека во врата пропустить не имеет права, и что даже за ними ожидают еще более страшные привратники, миновать которых не предстоит возможности. Человек всю жизнь проводит у врат, постоянно задабривая привратника подарками (на что тот отвечает: «беру, чтобы ты не думал, что упустил что-то») Перед самой смертью человек неожиданно видит свет из ворот и слышит слова привратника: "Эти ворота были предназначены для тебя одного. Теперь пойду и закрою их".
Таким образом, вся наша проблема в том, что мы ищем закона вовне, в то время когда должны искать его изнутри. Все усилия Йозефа (походы по адвокатам, бессмысленнейшим и смешнейшим заседаниям) направлены на "задабривание" привратника, которому в свою очередь по-любому предписано не пропускать. При этом героя не посещают мысли о том, какие негативные последствия могло бы возиметь ослушание привратника.
Еще более интересен вопрос о самом привратнике. В каком-то смысле это второе "я" человека. Втайне человек боится узнать Закон, так как это может доказать его виновность. Поэтому он пугает себя серьезными препятствиями. Ему легче свалить безрезультативность процесса на царящий в нем произвол, чем пытаться подойти к нему с новой стороны. Точно также и нам легче подвергать сомнению внешнюю обусловленность вины и бороться с обвинением теми же внешними обусловленными методами, чем попытаться отвернуться от внешнего и войти внутрь. Общих ворот не существует. У каждого они свои.
«Суду ничего от тебя не нужно. Суд принимает тебя, когда ты приходишь, и отпускает, когда ты уходишь»
Остается только спросить, откуда берется жизненный абсурд и бюрократия, против которых протестует Йозеф. Их творят вместе участники процесса. Никто из них не доходит до Закона, поэтому общим наказанием для всех и будет отсутствие Закона на земле (и это даже скорее можно считать наказанием, чем смерть). Сам Йозеф со своей «бумажной» работой – тоже одна из шестеренок нелепого механизма.
А. КАМЮ «ПАДЕНИЕ»[15]
Главный герой произведения именует себя «судьей на покаянии». Бывший адвокат, разоблачивший себя и через себя разоблачающий других.
Будучи адвокатом, Жан-Батист с одинаковой легкостью и талантливостью оправдывает как убийц, так и вдов, и находит в этом высшую форму удовлетворения.
Рассуждая о вопросе вины, он постепенно приходит к выводу, что все мы действительно виновны одинаково, и виновным был даже Иисус Христос: «Разве святой искупитель не ведал, что из-за него Ирод учинил избиение младенцев?» Поэтому втайне души Христос знал, за что его распинают, также как каждый из нас в глубине душе знает, за что может быть наказан он. У вины нет размера, она не может быть маленькой и большой, также как не имеет размера смерть.
«По какому тогда праву повесили распятие в судах и выносят приговоры от имени того, кто отказался бросить камень в блудницу (тем самым подтвердив и свою небезгрешность)? (…) Раз все мы стали судьями, все мы друг пред другом виноваты, все мы подобны Христу, всех нас одного за другим распинают на кресте»
Что же мы хотим от Бога? Чего ждем от него? Мы ждем, что он тоже станет тем адвокатом, который оправдает и вдов, и убийц. Он выступает чем-то подобным Закону из «Процесса» Кафки, в который все стремятся попасть. Но все мы в конечном итоге занимаемся тем, что задабриваем привратника. Так, герой с чувством гордости и удовлетворения одаривает деньгами нищих, кидается переводить через дорогу старушку, в последующем смеясь над фальшью своего поведения.
Не получая взамен за это доступа к вратам Закона, мы начинаем бунтовать против несправедливости наказания. (Так не смиряется и Христос, незадолго до смерти произносящий: «Боже, зачем ты покинул меня?»)
Из сложившейся ситуации Жан-Батист находит идеальный для себя выход: он начинает заниматься самобичеванием, через него обвиняя других. Разоблачая сам себя и за это себя оправдывая, он ставит себя вне зависимости от какого-либо иного суда: и человеческого, и Божьего.
А. КАМЮ «ПОСТОРОННИЙ»[15]
Этот роман можно считать примером описания жизни человека, полностью лишенного чувства экзистенциальной вины.
Начинается он словами «Сегодня умерла мама. Или, может, вчера, не знаю». На похоронах матери герой обнаруживает очевидное бездушие (например, закуривает), на следующий день он отправляется на комедию с девушкой. Все это можно было бы признать лишь фактами из жизни заурядного человека, не соверши он вслед за тем убийство.
Всю вторую часть романа мы становимся зрителями процесса над героем (чье имя Мерсо, кстати говоря, в переводе означает «смерть»), в ходе которого на первый план вылезает именно его бездушие на похоронах. В конце концов даже адвокат восклицает: «В чем обвиняют подсудимого? В том, что он убил человека или в том, что похоронил мать?»
Но кто такой на самом деле «посторонний»? Сам Камю сказал, что это «единственный Христос, которого мы заслуживаем».
Дело в том, что Мерсо живет сугубо в настоящем, и вне связи с прошлым, будущим или другими жизнь для него не является «процессом». Собственные поступки Посторонний истолковывает с трудом, они кажутся лишь откликами на происходящее извне. Он не может объяснить, почему убил человека, чем-либо иным, чем тем, что была жара и солнце.
Он отказывается это делать и потому, что «лгать – это еще и говорить больше, чем есть на самом деле».
Отношение героя к миру хорошо раскрывается в его диалоге с Мари:
«Тогда она осведомилась, люблю ли я ее. Я ответил точно так же, как уже сказал ей один раз, что это никакого значения не имеет, но, вероятно, я не люблю ее.
- Тогда зачем же тебе жениться на мне? - спросила она.
Я повторил, что это значения не имеет и, если она хочет, мы можем пожениться. Она изрекла, что брак - дело серьезное. Я ответил: "Нет"».
Какие-либо чувства недоступны Мерсо по той причине, что по сути дела они составляют кажущееся единство разрозненных элементов – элементов прошлого, для обычного человека играющих главенствующую роль. К этим чувствам можно отнести и чувство вины.
Мерсо достаточно ясно осознает, что идет на смерть. Но тогда как для других людей она имеет вид приговора (что вытекает из чувства вины, присущего всем), для него она также абсурдна, как и жизнь, воспринимаемая в качестве процесса.
Можно сказать, что в каком-то смысле то, что кажется необычным нам – «на другой день после смерти матери этот человек едет на пляж купаться, заводит любовницу и идет в кино на развеселую комедию» - является отражением человеческой жизни вообще, показанным в гротескной форме.
Интересны разговоры подсудимого со священником.
«У него выходило, что людской суд ничего не значит, важен только суд Божий. Я сказал: «меня-то осудили люди»».
«Наказание» у постороннего предстает как продукт земного и не имеет какой либо связи с Законом.
Можно попытаться определить, где именно посторонний мог бы найти Закон. Вероятно, ответом на этот вопрос могут послужить последние строчки романа:
«Как будто неистовый порыв гнева очистил меня от боли, избавил от надежды, и перед этой ночью, полной загадочных знаков и звезд, я впервые раскрываюсь навстречу тихому равнодушию мира. Он так на меня похож, он мне как брат, и от этого я чувствую — я был счастлив, я счастлив и сейчас. Чтобы все завершилось, чтобы не было мне так одиноко, остается только пожелать, чтобы в день моей казни собралось побольше зрителей — и пусть они встретят меня криками ненависти».
Этим Законом может послужить единство с миром, которое на протяжении романа подчеркивается в необычных лирических отступлениях:
«Под фонарями блестел, как мокрый, асфальт мостовой;пробегавшие с равномерными промежутками трамваи бросали отсветы своих огней на чьи-нибудь блестящие волосы, улыбающиеся губы или серебряный браслет. А потом трамваи стали пробегать реже, над деревьями и фонарями нависла густая тьма, малопомалу квартал опустел, и уже первая кошка медленно пересекла вновь обезлюдевшую улицу. Я вспомнил, что надо поесть»
Возникает только один вопрос – в чем существенное отличие такой жизни от жизни животной? Вероятно, в том, что никакое животное, кроме человека, не знает, что оно умрет, а только последнее может сделать как порабощенным, так и свободным.
САРТР «СТЕНА».[28]
Сюжет произведения довольно прост: троих человек приговаривают к расстрелу. Один из них, Пабло – рассказчик – виновен в том, что не выдает товарища-анархиста. Другой – невиновен, третий также приговорен «за дело». Расстрела они ждут вместе. Пабло становится свидетелем физических проявлений мысли о близости смерти: герои будто-бы «сереют», покрываются потом, становятся мало похожи на самих себя и потому неестественны. Наутро двоих товарищей Пабло забирают, а его самого еще раз просят выдать нахождение товарища, на что он в шутку отвечает «он прячется на кладбище». По роковой случайности тот оказывается именно там.
Привело героя к приговору желание именно изменить жизнь (участие в гражданской войне), то есть придать ей смысл. Само это намерение говорит о том, что существование смысла он считает потенциально возможным. В свои последние часы он намеревается успеть обдумать его. Неизбежность смерти все еще кажется ему неестественной. Но вместе с осознанием ее вдруг теряет свою естественность и жизнь. Предметы, лица, воспоминания, люди утрачивают всякое значение и наполненность, даже будто бы искажаются. И в своей абсурдности они становятся столь же нелепыми, сколько предстоящая смерть. Находясь в шагу до царства мертвых, герой неожиданно покидает и царство живых: все в нем чуждо. И это ощущение не изменить, пусть даже день смерти перенесется на несколько лет вперед.
При сложившихся обстоятельствах насмешкой была бы уже не несерьезность, а серьезность отношения к жизни. Поэтому упрямое решение Пабло все равно не выдавать товарища основано вовсе не на желании до конца следовать цели. Оно основано на нежелании своим предательством подтвердить значимость сохранения жизни. То, что максимально несерьезный ответ – решение отправить палачей на кладбище – случайно попадает в точку, говорит о том, что единственный закон жизни– лишь случайность, и именно здесь герой его угадал.
ФАКУЛЬТЕТ ПСИХОЛОГИИ
СПЕЦИАЛЬНОСТЬ «ПСИХОЛОГИЯСЛУЖЕБНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ»
Курсовая работа