По проспекту мы с ним шляться

Отправляемся и вот

Слышим вдруг: "Привет, красавцы!" -

Концедалова идёт

Нам, ссутулившись, навстречу.

Блещут стёклышки очков...

"А, Натаха! Добрый вечер!

С добрым утром, Пятачёк!"

Эдак, можно встретить Киру...

Он кирной, о майна вира!

Ты иди-ка, брат, домой,

Ты и так - едва живой.

Кира спросит три рубля,

Говорит, что купит хлеба.

Как же, хлеба! Вот уж небыль,

Врать не надо, ну уж, бля.

Три рубля, конечно, - на...

И больной Кирюха снова

Побежит на Киселёва,

Чашу пить свою до дна....

Там - Толмацкий, там - Шестюк

И Мурат, и Стас Степанов,

Дюша Сущенко… все вдруг,

Враз выходят из тумана...

Ба! - и Ричи тоже здесь!

А кричали: "Вышел весь"…

Но не будет Возвращений.

Это всё лишь сны, лишь тени.

Скоро стукнет ровно год,

Как Натаха не живёт.

Больше как полгода - сгинул

Развязавший, вдруг, Мизинов,

Не доживший до полста.

Нету их. Пусты места.

Зачем

Если я выхожу говорить, или петь –

То не ради же славы, ведь.

Не затем, чтоб обидеть кого-то, не для

Умилений «даю угля».

Не затем, чтобы кто-то (ну хоть «народ»),

С удивленьем раскрывши рот,

Произнёс потом: «ничего… могёт…

Сто очков многим даст вперёд»…

Не за тем, чтоб попал мой стишок в журнал

(я их сам – сто лет не читал).

И столичный критик – эстэт и сноб -

Напряженно наморщил лоб.

Смысла в этом, во всём, вроде нет ни черта.

Неприлично в мои лета

Суетиться, бегать, скакать козлом,

Набивать себе цену – влом.

Мне чего? – мне б со смертью сразиться – раз;

В бытие убедиться – два.

Энтропию в себе победить – сейчас,

Здесь на жизнь утвердив права.

И когда, наконец, прогоняешь страх -

Любо-дорого посмотреть,

Как о трёх ногах, о семи головах
От тебя отступает смерть.

***

Пишешь чего-то такое, такое
Нахуй не нужное тут никому,
Но почему то тебе дорогое.
Что же ты хочешь, никак не пойму?
Что же ты пишешь, зачем, почему же
Ты выдаешь за улыбку оскал,
Пряча за шутку нагрянувший ужас?
Ищешь – находишь не то, что искал.
Рык ли звериный, клёкот ли птичий,
Гомон воды или грома раскат, -
Всё в твоей речи без знаков различий,
Всё вперемешку, не так, невпопад.
Что твои ниши, круги и карассы, -
Время хватаешь. Сжимаешь в горсти
Слово не то, и опять – мимо кассы.
Руки пусты. Снова нить упустил.
Ты говоришь, – но не много ли чести,
Чтоб кто-то слушал невнятный поток.
Морда не треснет? – Надеюсь, не треснет.
Строчка за строчкой. Увяз коготок
В поисках некого скрытого смысла.
Что же, занятье не хуже других.
И сновидение тучей зависло
Над полуспящим, рождающим стих.

***
А что случилось с Окуджавой?
- прочь унесло его волной
вслед за советскою державой
вслед на советскою страной.
Швырнёшь Высоцкого цитату
в ответ, всё чаще – тишина
да, что- то всё не так, ребята
не так ребята, ни хрена

А впрочем, что хотели мы-то?
Назад то время не вернёшь
Мы - у разбитого корыта
А Рыбку доит молодёжь
В ходу другие песни, лица
И впредь – до Страшного Суда
Нам в нашу юность воротиться
уж не придётся никогда

***

О, как странно, подумай, как странно, мой друг
Как много вокруг, вроде, гадов и сук
Как много и хрени и дряни
в стране, в целом мире, в стакане!

А мы – ничего. Мы живём и живём
и радуясь жизни и ночью и днём
И вечером, даже, и ночью
Её оборвать мы не хочем.

Так странно, так странно, что даже смешно
Пусть тёмное Нечто гнетёт, но оно
Отнюдь не всесильно над нами
Пока есть земля под ногами

И небо над нами и небо внутри
Где вечное солнце горит

***

И куда не подайся, везде только гостем да гостем,

То незваным, то званым (что реже), но всё один хер, - не родным

Ты пребудешь навеки, всё это отметив, без злости

Выходя за порог и вдыхая забвения дым.

Что с того, что тебе никогда со страной и народом не слиться?

К берегам никаким не прибиться, не спрятаться за?