О том, кто прав был, кто был круче
В братоубийственной войне
Мы жили как на динамите
Казалось, что страна на дне
О, сколько нам ещё открытий
Готовил русской смуты дух,
пока молчал в ночи петух.
3
базар-вокзал Москва не верит
Ни воплям нашим, ни слезам
Смешались черти, люди, звери
Закрыт на сто замков сезам
Берешь ты на себя не много ль
Замки пытаясь превозмочь?
Луна. Глядит с тоскою Гоголь
Повсюду – Вий. Повсюду – ночь.
Коммивояжер
Весна приходит, с птичьим хором
звенит капель и тает лёд
в ту пору коммивояжеру
на ум работа - не идёт
Он легкомысленно рассеян
и дивной полон чепухи
сидит, забыв про всё, в кофейне
и пишет глупые стихи.
Обрывки ловит разговоров
следит за солнечным лучом
что пробивается, сквозь шторы
не сожалеет ни о чём,
потом, с улыбкой идиота
он направляется туды
где ждут - Покровские Ворота.
бульвар и Чистые пруды,
Где, на протоптанных дорожках
следы красавиц тут и там,
где он задержится немножко,
И в лица вглядываясь дам
Не то, что б хочет он "налево"
но полон чарами мечты
что перед ним возникнет дева
Как гений чистой красоты!
И вот тогда-то он, тогда - то
поймёт, что прошлое прошло
и станет тут ему крылато
легко, улыбчиво, смешно
Раскольников
"от Смоленска до Ташкента
с нетерпеньем ждут студента"
Жил он в бедности, жил он в печали,
По несчастной шагая стезе.
Очень люди его огорчали,
Эти твари дрожащие все.
Метафизика, химия, Ницше,
Достоевский и Наполеон,
Крыша едет... да хрен бы с ней, с крышей,
Тварь ли я? Тварь ли ты? Тварь ли он?
Вот вопрос! Не ответить до гроба,-
Без ответа остаться – пропасть!
А попробовать? – только попробуй!
Хоть разок! Ну, разочек! И ХРЯСТЬ!
Он, решимость в себе обнаружив,
Ум пытливый имея, притом,
Стал лущить всяких мерзких старушек
Топором, топором, топором…
Находились хорошие люди,
Говорили, желая добра:
«Ну, лущил…Что же, все мы там будем,
Что же каяться горько с утра
И себя и других беспокоя?
Образумиться, парень, пора!
Опера тебя скоро расколят,
Ой, повинтят тебя мусора.
Делай ноги, и хватит истерик.
Скоро киллеры будут в цене.
Есть Европа, есть пара Америк,
Да и в нашей прекрасной стране
Для тебя тоже хватит работы.
Только нервным не будь идиотом»!
И другие (хорошие тоже),
Говорили: «куда ты полез?
Не подлец, не придурок, а все же
Не поймешь – человек или бес?
Ты завязывай, выйдет ведь боком!
Человек – не блоха и не вошь.
Что ж ты бродишь всю ночь одиноко,
Что ж ты бабушкам спать не даешь»?!
Он молчит. Он не знает ответа.
Он навеки теперь погружен,
В петербуржское душное лето,
В полуявь-полубред-полусон.
Он в проклятый роман упакован,
Словно в бочку, в могилу, в тюрьму.
И идёт убивать он, по новой,
И по новой - неймётся ему
Испытать себя, в полную меру,
Сладкий страх запредельный познать
Ноги сами несут на квартеру,
Где опять в тишине и опять
Заунывно звучит колокольчик,
В мозг вонзаясь, ликуя, грозя…
«Я не выдам себя»! – Да уж больше
Уже, кажется, выдать нельзя
Вам себя, Родион мой Романыч…»
(Как ему умный опер сказал).
Никуда не сбежать из романа,
Где оставлен открытым финал
И неясно, чем всё завершится
И в чью пользу конечный расчет?
Кто там жертва? И кто же убийца
Достоевский? Раскольников? Чёрт?
Русская плясовая
Прибежали в избу дети
И позвали праотца.
Мы, - кричат, - за мир в ответе,
Ом-ца дрицца оп-ца-ца.
(«Полно, дети, что за дичь?
Этот клич смешон немало»-
Молвил им Иван Ильич
Из-под смертного завала.
Молодёжь не слышит вроде
Глас Ивана Ильича,
И Иван Ильич уходит,
Еле ноги волоча).
Ворон к ворону стремится
Ворон ворона клюёт -
Я, - кричит, - уже не птица,
Я советский самолёт!
Я – сверхновый истребитель,
Сверхсекретноскоростной.
Никому не хватит прыти,
Чтобы справиться со мной!
Эх вы сени, мои сени,
Мои сени бытия…
Достоевский хоть и гений…
Ну а кто у нас не гений?
Вот, к примеру, ты, иль я….
Нет, рабом я сроду не был,
Не сидел в кутузке я.
Только воли мне и треба
Средь равнины русския…
Мчатся тучи, вьются тучи,
Черные, летучие…
По какому случаю
Я себя так мучаю?
Я понять себя хочу,
Смысла я в себе ищу,
Оттого себя я мучу,
Оттого-то и грущу.
Ух, как весел русский пляс!
Но не весел мой рассказ.
Ну и что, что он не весел -
он закончился как раз
***
Гори, звезда моя, гори
Не угасай и над могилой
Лети за мной, мой ангел милый
И плачь, и смейся, но не ври!
Скорее, сопли подотри
Учи меня творить молитву,
А рядом чёрт мне правит бритву
И шепчет на ухо: «Замри».
А мне послышится - «Умри»!
Умру – замру. И всё забуду.
Жил – был - и не был.
Будешь? - буду»!
Приятно жить и верить Чуду,
Так год считается за три!
Сомненья – псы – поводыри,
Ведут меня через дороги,
Туда, где сумерки и боги,
вокзалы, свалки, пустыри.
ремейк ( зарисовка. Павелецкий вокзал)
Пора каникул, отпусков настала
и чрево переполнилось вокзала.
Что может быть страшней того вертепа
средь потных тел и искажённых рож
мелькает жизнь - ужасна и нелепа
ползёт и скачет по душе, как вошь
Стоят жара и мат многоэтажный.
Нам предлагают чай и квас от жажды
но те, в чьих душах радость иль печаль
предпочитают квасу - спирт «рояль».
На площади - запруда из толпы
толпа встаёт в запруде на дыбы
берёт нас в оборот и рвёт на части
цыганка хвать на руку: «Молодой,
дай закурить, дай погадаю, стой
не уходи, не то не будет счастья!»
не останавливайся ты, не тормози -
не то прилипнет этот паразит -
заговорит до полусмерти, чую.
А деньги - те последние гроши
что ты себе на пиво отложил -
в её карман перекочуют
да что цыганка – вон - два чувака
средь бела дня на людях мнут бока
приехавшему гостю из Тамбова
тот быстро расстаётся с кошельком
точней – с барсеткой, в горле колом - ком
и слёзы на глазах. Ему херово.
Тусуются бомжи и синячьё
они везде и как бы ни при чём
смеются добродушно: «Вот растяпа,
сам виноват и варежку закрой
скажи ещё спасибо, что живой
ведь тут мааасква , а не тамбов твой-папа»
тамбовский, не пришедший в чувство толком
уже глядит на всех «мааасковских» волком
у касс – столпотворенье, вавилон
и давка, толкотня со всех сторон
хоть надорвись, кричи хоть, не кричи
икру мечи, до одури, до смерти
без очереди лезут басмачи
к заветному окну, как будто черти
скандал назрел, и час его настал
скандал поставил на уши вокзал
дошло уже совсем до драки даже
но тут успели появиться стражи
правопорядка, бойню ту прервав
и быстро разъяснив тех, кто неправ.
измят и потен, притерпев урон
выстреливаю пробкой на перрон
курю устало около вагона
пью «жигулёвское» я жадно для догона
мимо меня проходят земляки
несут, корячась, полные тюки
другие едут налегке, беспечно
двух-трёх знакомых непременно встречу -
глаза горят, и пот течёт ручьём
иной вообще обнимет горячо
и радуются, как родному брату
привет-привет, ну наконец домой?
да-да, наелись досыта Москвой
теперь – в Саратов
Всё, как всегда, но что-то тут не то
течём мы сквозь вокзала решето
а часть себя теряем в решете том
зимой и летом.
***
Город С. Не рай, не ад.
Тут не дно, а днище.
Конса. Липок аромат.
Есть музей Радищева.
Чернышевский смотрит вслед,
На нём очки-велосипед,
Одет он в каменный сюртук,
Он говорит:
- Что делать, друг?
Родился тут, и тут помрёшь,