Проблема «маленького человека» в творчестве Ф.М. Достоевского 1850-х гг. Художественные открытия писателя

Первые произведения Ф.М. Достоевского, роман в письмах «Бедные люди» и петербургская поэма «Двойник», появились в период литературы «натуральной школы» (1846 г.) и поэтому оценивались через призму ее поэтики и проблематики. Так В.Г. Белинский, рассматривая «Бедные люди» в своей статье «Взгляд на русскую литературу 1846 г.» увидел в них продолжение традиций гоголевского направления в раскрытии темы «маленького человека». При этом стоит напомнить, что «маленький человек» в интерпретации критика – прежде всего жертва несправедливо устроенного общества. Считая социальную проблему определяющей в художественном произведении, Белинский по этой причине не принял петербургскую поэму Достоевского «Двойник». На его взгляд, излишняя фантастичность сюжета затуманивала истинное содержание, уводила читателя из сферы социальных проблем в область психопатологическую.

Данная точка зрения критика интересна тем, что он неодинаково оценил два произведения, родственных по смыслу, но различных по способу его воплощения. Белинский не заметил общности проблематики, так как подходил к произведениям писателя только с позиции литературы «натуральной школы». У Достоевского же за внешним сюжетом, пронизанным социальными, конкретно-историческими вопросами неизменно присутствует и более глубокий пласт повествования.

Современное литературоведение обращает внимание на то, что в своих произведениях Ф.М. Достоевский «создает такой тип художественной действительности, по условиям которой герои – носители онтологических субстанций Добра, Красоты, Хаоса – способны переживать личные судьбы в «вечном историческом времени».[19] И хотя события его романов и повестей происходят в конкретную эпоху и часто в точно указанном месте, тем не менее персонажи находятся «вне времени и пространства». Вступая в «большой диалог» с миром, они хотят разрешить один из главных вопросов бытия – выяснить природу Зла и найти способы избавления от него.

Уже в первых своих произведениях Ф.М. Достоевский творит такую художественную модель мира, которая обнаруживается в его знаменитом «пятикнижии», романах «Преступление и наказание» (1866), «Идиот» (1868), «Бесы» (1971-1872), «Подросток» (1875), «Братья Карамазовы» (1879-1880).

Эпистолярный роман «Бедные люди» открывается письмом главного героя Макара Девушкина.[20] «Вчера я был счастлив, чрезмерно счастлив, донельзя счастлив». Это первое предложение, с которого начинается произведение, и оно содержит оппозицию «вчера» – «сегодня». Синтаксическая конструкция этого предложения дает определить состояние «сегодня» как лишенное счастья. В прошлом кроме «абсолютного» и «безмерного» счастья остались и молодость, и свет, и ясное зрение. «Было время, когда и мы светло видели…», а теперь «все как-то рябит в глазах… и слезы текут». Такое противопоставление «вчера» – «сегодня» у героя связано, казалось бы, с бытовой подробностью. Он увидел приподнятую занавеску в окне Вареньки Доброселовой и счел это как знак особого к нему расположения. Счел ошибочно. Занавеска случайно зацепилась за цветок. Но в речи героя бытовая деталь вырастает до символа. В контексте его письма «вчера» – это не только то, что было с ним восемь часов вечера днем раньше. Это то, что было в начале жизни человечества.

Местоимение «я» в предложении «Было время, когда и мы светло видели…» заменено на «мы», что позволяет говорить об универсализации смысла. «Мы» – это все люди. Это и Макар, и Варенька, и другие независимо от возраста и социального положения. Хотя между Девушкиным и Доброселовой разница в возрасте, и Макар беден.

Неслучайно в первом письме Макара дважды употребляется цифра восемь. Письмо датировано восьмым апреля, в восемь часов вечера он увидел, как ему показалось, знак от Вареньки. Восемь – цифра символическая. В перевернутом виде она является символом бесконечности. Это позволяет говорить об универсальном значении оппозиции «вчера» – «сегодня».

«Вчера» – это счастливое детство человечества, утраченный им «сегодня» рай, память о котором человек хранит в глубинах своего «я». Повинуясь ее импульсам, он часто счастье ассоциирует с беззаботным существованием в эдемском саду первых людей. «Сегодня» – безрадостная действительность середины XIX века, «смутное время».

Данной смысловой оппозиции соответствует и цифровая, и цветовая символика. Интенсивность цветовой гаммы зависит от внутреннего зрения человека. В прошлом «ясно видели», а теперь «в глазах рябит». В этом случае противопоставление «вчера-сегодня» лишается своей абсолютной самодостаточности и оказывается зависимым от духовного состояния человечества в данную историческую эпоху. «Вчера» неопровержимо прекрасно, «золотой век» человечества. А именно «сегодня» свет и тьма смешались в сознании людей. Потеря ясного зрения – это потеря нравственных ориентиров.

Герой Достоевского – человек исторического бездорожья, страстно ищущий путь к утраченному свету. Но сотворяет свой мир не только вопреки существующей реальности, но и вослед ей, что еще более усложняет его поиски истины, доводит до состояния полусумасшествия. Свидригайлов называет Петербург, где происходят события практически всех произведений Достоевского, городом полусумасшедших. Неслучайно парадоксалист в «Записках из подполья» утверждал, что сознание – вещь опасная, «сознание есть болезнь»

Границы между воображаемым и действительно существующим подвижны. Человек исторического «сегодня» оказывается «на пороге» двух миров. Воображаемый мир – это не только «золотой век» человечества, это и отраженная в сознании героев современная ему действительность как хаотически неупорядоченная, враждебная человеку. Так видят и Макар Девушкин, и Яков Голядкин, и Родион Раскольников, и Иван Карамазов.

Макар Девушкин боится людей, боится своей любви: она ему как бы по рангу не положена. Любопытна рассуждения Девушкина о героях А.С. Пушкина и Н.В. Гоголя, Самсоне Вырине и Акакии Башмачкине. Самсон Вырин нравится ему больше, так как он любит, подобно графу, живущему на Невском. Это сравнение показательно. Вырин дорог Девушкину не просто, потому что страдает от любви к бросившей его дочери, а еще и потому, что это приближает его к тем, кто значительно выше стоит на социальной лестнице. У Девушкина любовь и деньги оказываются в одном ряду. Гоголевский герой оскорбляет Девушкина тем, что обнаруживает такие стороны жизни «маленького человека», которые он хотел бы тщательно скрыть от окружающих: нищету, убожество быта, экономию на питании. Девушкину «совестно жить», если к нему будут относиться, как к бродяге, тогда, когда он чувствует в своем сердце и печаль, и тоску, и любовь, то есть все то, что является показателем человеческого в человеке. Но жизненный опыт доказывает Девушкину, что определяющим в оценке личности являются деньги. Неслучайно уже в одном из первых писем Вареньке он похвастается: «Я ведь, маточка, деньги коплю, откладываю; у меня денежка водится». А в последнем птсьме, горюя об отъезде ее с Быковым, будет вдогонку уговаривать вернуться, обещая с жалования накупить ей фальбалы. Девушкину важно доказать Вареньке, что есть люди ниже его, беднее его, как, например, Горшков, которому он подал милостыню. Этот жест тоже приближает его к графу с Невского проспекта.

Не желая быть «ветошкой», всем своим существом протестуя против этого, герой тем не менее готов разделить мнение общества. Он не только не борется за свою любовь, но и позволяет Быкову увезти Вареньку, хотя заранее знает, что она будет несчастна с ним «в степи». Девушкин, признаваясь в любви, в то же время ведет себя так, будто боится, стыдится этого чувства. Он пишет письма Вареньке, живя напротив ее дома. Но лишний приход к ней для него невозможен. «…что люди-то скажут?.. толки пойдут, сплетни пойдут, делу дадут другой смысл».

Мир, воспринимаемый как опасность, окружающие как потенциальные враги, сама переписка героев свидетельствуют о тотальном одиночестве человека в жизни, об отсутствии в ней связующего людей центра. Бедные люди – это не небогатые люди, это несчастные люди. Объединяющим началом для них могла бы стать любовь. Но люди стыдятся любви, если она не обеспечена материально. Отдаться этому чувству просто, не взирая на доводы рассудка, человеку середины XIX столетия невозможно.

Макар Девушкин – герой двойственный с расколотым сознанием. Признавая высшим в человеке его способность чувствовать, переживать, сострадать, он в то же время признает и зависимость человека от его социального статуса. Невозможность соединить внутреннее и внешнее рождает бунт в сознании героя. Почему именно он должен быть унижен, почему именно он вынужден страдать. Прорыв эго еще более отдаляет человека от возможности объединения.

При видимом пессимизме финал романа все же звучит обнадеживающе. Последнее письмо датировано 30 сентября. В этот день церковь чтит святых Веру, Надежду, Любовь. Он открыт в будущее. Любовь не победила зла, ибо зло – категория, лежащая не вне человека, а заключающаяся в нем самом, в его сознании, но любовь и не погибла. Варенька увезена в степь, где ей, как считает Девушкин, «будет грустно, тошно и холодно», где ее «заморят», «в гроб сведут». В слове героя улавливаются фольклорные интонации. А в финале узнается сказочная модель мира. В степи, как в сказочном лесу, будет томиться героиня, подобно сказочной принцессе, ждущей своего принца, своего освободителя, того, кто мог победить, сокрушить силы зла. Макар Девушкин на такую роль не способен. Для этого нужна духовно цельная личность.

Середина XIX столетия такой личности дать не могла. Это герой из будущего. Но чтобы он появился, по мнению Достоевского, человечество должно было разрешить смутные вопросы своего бытия. Не случайно в романе «Бедные люди» звучит библейский мотив Ноева ковчега. (Так Макар называет квартиру, в которой он живет.) Этот мотив напоминает нам о наказании и спасении человечества. Условием такого спасения является обращение к Богу, возвращение к утрачиваемым в XIX веке христианским идеалам.

В этом смысле повесть «Двойник» продолжает идеи «Бедных людей». Это произведение можно считать ключом ко всему последующему творчеству Достоевского. Уже само название отражает представление писателя о двойственности, нецелостности человека современной ему эпохи. Добро и Зло – категории не внешнего порядка, как считал Н.Г. Чернышевский. Они составляют основу человеческого «я». Чуть позже Достоевский это определит, как борьбу Бога и Дьявола, где поле битвы – сердце человека.

Мир «Двойника» – мир зеркальных отражений. Произведение начинается с того, что герой, проснувшись утром, долго не может определить, продолжаются ли его сонные грезы или наступила минута пробуждения. Совмещение в сознании героя грез о действительности и самой действительности пронизывает всю повесть.

Первый жест героя – взгляд в зеркало. Читатель видит в зеркале «заспанную, подслеповатую, довольно оплешивевшую фигуру такого незначительного свойства, что с первого взгляда она не останавливала на себе ничьего исключительного внимания». Сам же герой остается довольным своим отображением, как и доволен почти всем тем, что делает потом. Нанимает карету, ходит по лавкам, отбирая дорогие товары. Атрибуты внешнего действия возвеличивают его в собственных глазах и делают смешным для окружающих.

Это происходит потому, что собственный образ, видимый Голядкину в зеркале, не совпадает с его внешним, социальным портретом. Характеристику внутреннего любимого образа он дает в разговоре со своим доктором. Герой, хотя и считает себя «маленьким человеком», тем не менее не умаляет благородства своей души. Он не любит полуслов, «мизерных двуличностей», клеветы и сплетен, привык идти честной дорогой, хотя мог бы и иначе.

Но при этом акценты в его речи расставлены таким образом, что именно незначительность и позволяет ему оставаться честным. Он гордится тем, что «небольшой человек». «Человек я маленький.., но, к счастию моему, не жалею о том, что я маленький человек. Даже напротив… я горжусь тем, что не большой человек, а маленький». Но, как и в романе «Бедные люди», слова героя не совпадают с его поведением, направленным на то, чтобы быть принятым в мир «больших людей». И хотя Голядкин утверждает, что привык жить честно, что «маску надевает лишь в маскарад», мы видим, что Лицо и Маска в его жизни срослись так, что одно отделить от другого ему мучительно трудно.

Лицо – Маска, жизнь – маскарад взаимодействуют между собой по принципу зеркального отражения. Образы, видимые нами в зеркале, не являются нашим Лицом. Это только его отражения (веселое, грустное, задумчивое, красивое, некрасивое и т.п.) Суть Лица скрыта в зазеркалье. Движение внутреннего «я» к внешнему грозит нравственными потерями, превращением Лица в Маску, жизни в маскарад. Многие настолько сживаются со своей Маской, что забывают об истинном Лице и об истинном смысле жизни. Показательно в этом отношении описание вечера у Олсуфия Ивановича. Это маскарад, «вальтасаровский пир», где у каждого своя роль, своя маска. Неведомый режиссер управляет героями так точно, что слезы на их глазах, краска на лице появляются именно в тот момент, когда это необходимо.

Введение в текст библейских мотивов (вечер у Олсуфия Ивановича сравнивается не только с вальтасаровским пиром, в нем чувствуется что-то вавилонское, позже появляется иудин поцелуй Голядкина-младшего, христианская символика в финале) выводит повествование за рамки конкретного времени и отсылает его к вечному. Раздвоение человеческого «я» на Лицо и Маску, Добро и Зло не онтологично по своей природе (изначально человек был прекрасен), а приобретено в ходе исторического развития человечества.

Появление у Голядкина двойника, Голядкина-младшего, который в финале поцеловал его поцелуем Иуды, возвращает нас к евангельскому сюжету о предательстве Христа. Преступление, совершенное Иудой за тридцать серебреников, – это преступление перед собственной совестью, это отказ от своей первой половины. И потеря светоносного начала оставляет в душе такой вакуум, с которым оказывается невозможно жить. (Иуда покончил с собой, не вынеся этой пустоты).

Голядкин-младший – это субстанциированная половина Голядкина, его внешнее «я», материализованная идея Зла. Голядкин-старший, потерянный в людском мире, скорбящий о своем одиночестве, жаждущий братской любви и помощи, воплощает другую половину человеческого «я», его доброе начало.

Победа Голядкина – младшего в финале может создать ошибочное впечатление об абсолютном торжестве Зла. Заключительные сцены повести пронизаны символическим подтекстом, складывающимся из гоголевских и фольклорно-христианских реминисценций. Это шинель, которую Голядкин-младший набрасывает на голову своему брату. Это господа Басаврюковы как воплощение зла. Это и ярко освещенный, переполненный людьми зал, в котором Голядкина-старшего все теснят, в котором ему душно. Это и появление черного человека, перед кем все замирают, а Голядкин-старший и вовсе цепенеет. Это и «седалище» Олсуфия Ивановича, и иудин поцелуй Голядкина-младшего.

Страшный человек в черном фраке с черными бакенбардами, вид которого «оледенил» Голядкина-старшего, для всех является его лечащим врачом Крестьяном Ивановичем Рутеншпитцем. Но в контексте всего описания и в сознании самого героя зловещая фигура в черном вырастает в образ Сатаны, а все происходящее в доме Олсуфия Ивановича – в бесовский разгул, в шабаш. Неслучайно герой задыхается там, ему не хватает воздуха.

Бессилие героя перед наваливающимся на него злом подчеркивается согласием его на отъезд с Крестьяном Ивановичем. «С важной и торжественной миной подошел страшный человек к плачевному герою повести нашей… Герой наш протянул ему руку; незнакомец взял его руку и потащил за собою…» Крестьян Иванович, но уже другой, более страшный, увозит героя не просто в дом сумасшедших. Голядкин-старший видит иную мрачную картину. «Направо и налево чернелись леса; было глухо и пусто. Вдруг он обмер: два огненных глаза смотрели на него в темноте и зловещею, адскою радостию блестели эти два глаза».

Все, что происходит с героем в финале, можно было бы считать проявлением его болезни. Но в культурной традиции, как в отечественной, так и в европейской сумасшествие всегда воспринималось как пограничное состояние человека, в котором ему открывается нечто сокровенное. Безумие – своего рода плата за прозрение высшего смысла. И то, что старший Голядкин видит в финале, свидетельствует об истинном состоянии мира, которое не замечают «здоровые» люди, погруженные в жизнь-маскарад. Подобно тому, как Голядкин-младший накрывает шинелью голову своего несчастного брата, так мрак окутывает мир. Но он еще не в силах затмить свет окончательно. Гоголевская шинель стала воплощением того, что мир может дать человеку, то есть только материальное благо в количестве одной или двух, или множества шинелей. Но не только хлебом единым жив человек. Обнаружить свет во тьме, обрести духовный образ мира по силам человеку.

Голядкин-старший, подобно сказочному герою, попадает в черный мрачный лес, во власть зла. Финал «Двойника» по сути повторяет финал «Бедных людей». Добро и любовь, как в тюрьме, заключены в страшном мире. Но они не уничтожены. Необходим тот, кто сумеет победить зло. Причем, как и в «Бедных людях», так и в «Двойнике» зло не есть только внешняя сила. Голядкин–старший и Голядкин–младший – двойники. Голядкин-старший добровольно отдает себя в руки Крестьяна Ивановича. Чтобы победить зло, необходима не просто сильная личность, а личность, сильная духовно. И духовная опора должна быть в самом человеке.

В литературе середины XIX столетия идут поиски нового героя, который бы обладал такой духовной стойкостью. Тургенев создает Базарова. Но его герой убеждается в том, что личность, верящая только в возможности собственного «я», неизбежно попадает «под колесо». Необходимо согласовать свое «я» с вечными законами бытия. Но именно это и не удалось Базарову. «Новый человек» Чернышевского тоже претендует на роль сильной личности, преодолевающей внешние и внутренние обстоятельства, приносящие человеку страдания. Чернышевский предлагает теорию разумного эгоизма как панацею от всех бед. Именно она вызывает резкую критику Достоевского.

Вернувшись из ссылки, Достоевский пытается напомнить о себе публике такими произведениями, как «Село Степанчиково и его обитатели», «Дядюшкин сон» (1859 г.). Но в 1864 году он создает «Записки из подполья» – произведение, открывающее новую страницу в творчестве художника, а именно: полемику с главной идеологией эпохи и ее создателем Чернышевским.

Первая часть «Записок» представляет собой поток сознания главного героя или антигероя, как он себя называет. Он принадлежит к поколению, которое в 1860-е годы доживало свой век. В 1840-е таких, как он, называли «лишними людьми», так как они не могли найти применения своим силам в окружающей их действительности. Их отъединенность от жизни считалась признаком исключительности натуры, протестом против мира, лишенного идеала. Но привычка к самодостаточности привела к тому, что «лишний» человек отвык от «живой жизни», замкнулся внутри собственного «я». Антигероя Достоевского отличает бесконечная рефлексия. Мысль, не находя выхода, не организуя диалога, разъединяет его с людьми.

Жажда общения и невозможность его объясняют характер героя «Записок». Герой может вступить в диалог только на бумаге и с вымышленным собеседником. Это результат многолетнего духовного подполья. Отъединение от жизненной стихии было связано с чувством собственного превосходства над обыкновенными, нормальными людьми, которых антигерой всегда считал глупее себя. И в то же время он «пасует» теперь перед этими людьми, чувствуя в них наличие более значительной силы, чем сила ума. Мысль антигероя стремится разрешить мучительные вопросы бытия, перешагнуть через ту метафизическую стену, которую воздвигла между собой и Человеком Природа, разрешить при помощи логики, рассудка, а не посредством участия в живой стихии жизни, что умеют делать нормальные люди, вышедшие из лона природы, а не из «реторты».

В разделении людей на нормальных и «ретортных» слышится Чернышевский и будущий герой «Преступления и наказания». Антигерой Достоевского хотел бы отнести себя к особенным, но жизнь вносит свои коррективы. История с Лизой доказывает «ретортному» человеку обратное, превращая его «особенность» в смешное, жалкое подражание литературным образцам.

Но сознание своего бессилия не становится поводом для изменения обстоятельств жизни, выхода из подполья для слияния с жизнью. Антигерой вступает в полемику с идеей Чернышевского, по которой, если человека «просветить, открыть ему глаза на его настоящие, нормальные интересы, то человек тотчас же станет добрым и благородным, потому что, будучи просвещенным и понимая настоящие свои выгоды, увидит в добре собственную выгоду…». По мнению «ретортного», здесь не учитывается разрушительная сила своеволия, характерная для всякого человека, когда он, понимая «свои настоящие выгоды», делает все наоборот. Антигерой тоже заражен этой разрушительной силой. Осознавая пагубность подполья, он по-прежнему продолжает оставаться в своем углу.

Рассуждения «ретортного» касаются не только проблем добра и зла, как их понимал Чернышевский. Он выступает и против такого понимания истории и цивилизации, по которым движущая сила прогресса просвещает и смягчает человека. Для антигероя «цивилизация вырабатывает в человеке только многосторонность ощущений и …решительно больше ничего». Многосторонность ощущений может включать и наслаждение кровью. Антигерой против упрощения человеческой природы, сведения ее к целостности под знаком рассудка. «Хрустальный дворец» невозможен, потому что в человеке сильны как разрушительные, так и созидательные силы. Логика рассудка уводит человека от живой стихии жизни, заставляет строить схемы. Наличие в человеке двух противоборствующих начал обрекает его на страдания, ибо он должен выбирать, а выбирать можно, только осознавая то, что выбираешь. «Страдание – да ведь это единственная причина сознания». Страдания человека усугубляются еще и тем, что в ситуации выбора участвует сердце, которое не вписывается в логику рассудка. «…без чистого сердца – полного, правильного сознания не будет».

В финале своего произведения Достоевский называет антигероя парадоксалистом. Все понимая, он не может ничего исправить. По его собственному признанию, он и его поколение – мертворожденные дети мертворожденных отцов. Его сердце не развито, оно всегда находилось под властью ума, мысли. Бесконечная рефлексия опасна для человека тем, что превращает жизнь в рассуждения о жизни, в теории, подобные теории разумного эгоизма. Человек создает схему жизни, думая, что это и есть настоящая жизнь. Между миром, творимым логикой героя, и жизнью возникает пропасть, преодолеть которую может человек, имеющий «великое сердце», в котором не угасла энергия жизни под давлением рассудка, идеи.