Буддийская церковь в 1917-1942 гг.

29 июня 1918 г. образованное в Омске Временное сибирское правительство взяло на себя власть и отменило все декреты Совета Народных Комиссаров. Началась гражданская война в Сибири. В церкви усилился раскол, борьба двух партий духовенства – “обновленцев” и “консерваторов”.

Кроме того, рассматривая историю этого периода, нельзя обойти вниманием и такие важные эпизоды, как попытка создания “панмонгольского” государства и возникновение так называемого “булагатского движения”.

Идеи о самостоятельном государственном объединении монголоязычных племен высказывались еще в 60-х годах XIX века. Так, агинский бурят Вампил Бадмаев (брат известного врача П.А. Бадмаева) рассказывал: “Я задумал создать независимое монголо-бурятское государство, для этого я вошел в сношения с выдающимися лицами как у нас, так и у монголов – китайских подданных...”10.

25 февраля 1919 года в Чите открылась “панмонгольская” конференция, провозгласившая создание буддийского государства “Великая Монголия”, которое должно было объединить территории Внешней и Внутренней Монголии, Бурятии, Тывы и части Маньчжурии. Главой правительства “Великой Монголии” был избран представитель Внутренней Монголии Нейсе-геген.

Во главе армии “Великой Монголии” встал бурят по происхождению атаман Семенов. Его ближайшим сподвижником был выходец из Прибалтики барон Роман Унгерн фон Штернберг, называвший буддизм своей второй религией. Семенова и Унгерна их сторонники объявили воплощениями грозного охранителя буддийского учения – Махакалы.

В 1919 г. в Бурятии имеет место иная попытка построения буддийского государства – так называемое булагатское /”теократическое”/ движение. Его зачинатель кижингинский лама-созерцатель Сандан Цыденов в ответ на недовольство населения, противившегося насильственному призыву в “цагду” – армию “Великой Монголии”, объявляет себя новым ханом. 9 мая 1919 года он заявляет народу: “Я, Духовный владыка, хан трех царств, царь многих народов – повелеваю... все не должны подлежать призыву на военную службу...”

Атаман Семенов немедленно арестовал “хана трех царств” вместе с созданным им правительством, но булагатское движение успевает пустить корни и продолжает существовать еще несколько лет. Духовные реминисценции его сохраняются и в наши дни у последователей ламы Б.Дандарона.

Руководство буддийского духовенства в 1919 г. поддерживало силы, сопротивлявшиеся большевикам. Бандидо-хамбо-лама Цыремпилов призывал духовенство “... на деле участвовать в падении власти Советов в Забайкалье...” В начале 1919 года он выезжал в Омск для встречи с Колчаком, получил от него медаль и дар в виде 63000 рублей серебром. Глава тывинских буддистов Лупсан Чамзы также посетил Колчака, и был удостоен ордена “Св. Анны II степени”, получил пожертвование в 20000 рублей серебром, моторную лодку и автомобиль. Лама калмыцкого народа Чимит Балданов объявил генералов Алексеева и Деникина “спасителями калмыцкого народа”.

Однако к концу гражданской войны лидеры буддистов во главе с хамбо-ламой Агваном Доржиевым осознали, что “... в современных условиях сохранение религии возможно только в признании Советской власти, в совместной работе с Советами”12. Пытаясь подчеркнуть близость антиэгоистических идеалов коммунизма и буддизма, они усилили обновленческое движение духовенства, ставя задачу вернуться к “древним идеалам чистоты нравов и бескорыстия” раннего буддизма. “Следует, – говорил новый Лама калмыцкого народа Шарап Тепкин, – уравнять всех и вся, сделать буддийские церкви дешевыми и понятными, организовать огородничество, самообслуживание лам и хувараков и тем самым показать верующим, что духовенство само себя кормит и не является тунеядническим.” “Учение Будды и наша современность говорят нам, – утверждал А. Доржиев, – что дело простого народа, за которое он пролил кровь, восторжествует, так как все идет по учению Будды.”

Для понимания всего драматизма борьбы внутри буддийской церкви нужно вспомнить политическую ситуацию периода, когда формировалось отношение Советского государства к религии. “Декрет об отделении церкви от государства и школы от церкви”, изданный Совнаркомом в январе 1918 года и до недавнего времени являвшийся фундаментом законодательства о религии в нашей стране, стал проводиться в жизнь в Сибири только в 1923 году. И если в последние десятилетия советской власти о Декрете говорили как о “документе, провозгласившем свободу совести”, власти того времени рассматривали этот документ лишь как юридическую основу для реквизиции церковных ценностей.

Расскажем о том, как это происходило, опираясь на сухой язык документов, оставляя по возможности без изменений их пунктуацию и орфографию.

“Правила о порядке проведения в жизнь Декрета об отделении церкви от государства и школы от церкви.

1/ Все имущество...берется в непосредственное заведование местных ревкомов...

Об имуществах богослужебных: [передаются в пользование верующим бесплатно. – А.Т.]

Об имуществах небогослужебных:

“9/ Имущества небогослужебные, как движимые, так и недвижимые, принадлежащие учреждениям и организациям, указанным в п.1-м...в чем бы они ни заключались, от них отбираются.

Примечание: к имуществам недвижимым хидов /дацанов/ принадлежат все дома и постройки, возведенные на территории дацана. К имуществам движимым хидов принадлежат предметы, находящиеся в пользовании лам, кроме необходимого ношебного платья и постели. /подчеркнуто в оригинале. – А.Т./.

11/ Если наличные капиталы [лам. – А.Т.] находятся в сберегательных кассах или банках, – то держатели сберегательных книжек или документов банка, – обязаны представить их Ревкому по первому требованию, и по сделанной на них Ревкомом надписи об аннулировании они приобщаются к делу /п.11/, а Сберегательным Кассам и банкам сообщается о перечислении этих капиталов в доход казны, о чем извещается Народный Комиссариат Просвещения и Р.К.И. и Дальревком по Отделу Юстиции.

12/ Капиталы, находящиеся у частных лиц, должны быть истребованы от них в двухнедельный срок под страхом уголовной и имущественной ответственности за растрату...

13/ Местный Ревком, в случае нужды, может оставить по своему усмотрению в распоряжении лиц, заключивших договор об использовании богослужебного имущества, некоторую сумму на текущие расходы по совершению религиозно-обрядовых действий до конца текущего года.

14/ Все действия по отбиранию богослужебного и прочего имущества должны быть закончены к 2 февраля 1923 года...”

Как же практически осуществлялось столь сложное мероприятие? Вот отрывки из инструкции по его проведению:

“Циркулярная инструкция разъездным комиссиям по учету дацанов Агинского аймака, 1923 г.

... Учет следует производить в таком порядке:

1/ учет всех жиса /касс/, предусмотренных в учетной картотеке;

2/ персональный учет лам и их имуществ;

3/ учет цокчен-дугана /главного храма/;

4/ учет прочих дуганов...”

“Что касается техники учета, то комиссия, прибыв на место работы, предъявляет мандат ширетую и немедленно требует сбор всех нирб (т.е. материально ответственных лиц. – А.Т.), не исключая нирб хубилганов... выдачи всех документов.. При этом желательно для предупреждения сокрытия, собирать документы самим членам комиссии непосредственно по домам, не упуская из виду хранителей документов. В случае отсутствия на месте лиц, держащих при себе документы, следует произвести обыск...Только после отобрания документов следует объявить всем ламам декрет СНК об отделении церкви от государства, на основе которого производится учет, и о тех карах, которые будут по отношению ко всем лицам, так или иначе противодействующим или уклоняющимся от закона...”.

Можно себе представить, какой эффект производила такая реализация “ленинского Декрета о свободе совести” и какое отношение к советской власти возникало у почти поголовно верующего бурятского населения. К февралю 1923 года учет осуществить не удается, комиссии по учету имущества дацанов приступают к работе только в начале апреля и, естественно, сталкиваются с сопротивлением.

Телеграмма Ревкома Бурят-Монголии:

“Ревком Бурято-монгольской Автономной области. Всем Председателям Аймачных Ревкомов Дальнего Востока. Совершенно секретно. Срочно. Апрель 27 дня 1923.

Проведение декрета об отделении церкви... внесло определенную суматоху и недоумение в рядах лам... предлагаем:

1/ работы по проведению декр... проводить неспеша, с большой изворотливостью, не принимая никаких репрессивных мер...”

Как же реагируют на эту телеграмму на местах?

“Протокол заседания членов Агинского аймачного Ревкома и Центральной Комиссии по учету дацанских имуществ. 1923, апрель 28...

Слушали: 1/ Доклад ... Дугар Барадина о создавшемся положении в связи с пассивным сопротивлением лам Цугольского дацана к работам Комиссии.

Постановили: ...2/ просить начальника Аймачной милиции принять меры... вплоть до ареста противодействующих к учету лам.”

Тем не менее, возмущение верующих было настолько велико, что учет и реквизиция по рекомендации Дальбюро ЦК РКП/б/ были приостановлены до официального утверждения местных постановлений о правовом положении буддийской церкви в Бурятии, которое последовало только в 1925 году.

В этой обстановке в буддийской церкви шла отчаянная борьба между “обновленцами”, пытавшимися реорганизовать духовенство так, чтобы оно смогло выжить в Советской России, и “консерваторами”, цеплявшимися за прежние богатства и привилегии. Для решения спорных вопросов в Бурятии был созван съезд буддистов.

Наибольшие споры во время съезда вызвали вопросы реорганизации быта духовенства. Авторы проекта Устава предлагали: “Ламы, желающие в дальнейшем войти в новый строй жизни без частной собственности, должны совершенно отказаться от личной собственности, от своих домов и все свое имущество должны передать дацанской коммуне, а также должны отказаться от своего имущества, находящегося у родственников, собственные книги должны сдать в библиотеку дацана и пользоваться на общих основаниях, должны также организовать общую столовую, питаться на началах коммуны, квартира, питание, одежды и прочие нужные предметы должны употребляться со строгим соблюдением “Винаи”...Производство ламами всяких сборов, пожертвований по их произвольной личной инициативе должны строго воспрещаться.”

Реорганизация образовательной системы в дацанах предусматривала переход к преподаванию на родном языке, по европейской методике /т.е. без зубрежки и побоев/. При этом прием в философскую школу предполагал окончание начальной светской школы.

Модернизации должны были подвергнуться также и все остальные сферы деятельности духовенства – медицинская практика, система присвоения ученых званий, передача функций руководства выборным органам, состоящим из лам и мирян.

После долгих дебатов документы съезда были одобрены большинством делегатов. Не согласные с новшествами консерваторы создали свой отдельный “Устав”, зарегистрированный при Эгитуевском дацане 21 июня 1925 г.

Правительство Дальне-Восточной Республики избегало какого-либо нажима на буддийское духовенство, предоставляя ему возможность самостоятельно определить отношение к новой политической реальности. После присоединения ДВР к России положение буддийской церкви должно было определиться законодательством РСФСР.

В 1923-24 гг. в период первых местных попыток проведения в жизнь Декрета об отделении церкви от государства в среде обновленческого духовенства стали возникать земледельческие ламские коммуны, прежде всего в Анинском, Кижингинском, Койморском дацанах.

Однако Народный комиссариат юстиции РСФСР в инструкции от 19 июня 1923 г. предложил отказаться от практики предоставления религиозным объединениям прав земледельческих коммун и производственных товариществ, и они не прижились в Бурятии.

По Конституции РСФСР, подкрепленной инструкцией Президиума ВЦИК от 4 ноября 1926 г., все служители религиозных культов были лишены избирательных прав.

В поисках спасения от реквизиций имущества, налогов и притеснений властей многие обитатели дацанов – прежде всего низшее ламство, не имеющее богословского образования, поспешили снять с себя духовный сан и вернуться к трудовой деятельности в родных деревнях -сомонах. Но не тут-то было!

“РСФСР. Агинский аймачный исполком Бурреспублики. Август-июнь 11 дня 1924 N1862 Секретно, циркулярно Всем ХИКам (хошунным исполнительным комитетам – А.Т.)

ХИКам поступают коллективные и единоличные заявления от лам... об уходе из дацанов и разрешении им зачисляться в те сомоны (т.е. поселки – А.Т.), откуда они происходят и приписаны. ... Учитывая, что при безпрепятственной приписке этих лам обратно... может возникнуть целый ряд нежелательных последствий и что в этом вопросе еще нет определенных указаний из центра... категорически впредь до особых распоряжений от приема заявлений и приписки воздержаться.

Пред. АИКа Плешков

Зав. Общим отделом Пидинов

Секретарь Дементьев”

Проходившая на фоне этих событий борьба за проведение реформ Всебурятского съезда буддистов 1922, по существу, была борьбой тех же самых лагерей, которые появились по отношению к земской реформе, затем по отношению к теократическому булагатскому движению, тем более что лидерами в обоих лагерях остаются те же самые лица: дост. Агван Доржиев со сподвижниками и бурятская интеллигенция с одной стороны и сторонники патриархальных порядков, такие как хоринский тайша Эрдэни Вамбоцыренов, с другой.

Для обсуждения сложившегося положения обновленцы решают созвать Второй всебурятский съезд буддистов.

17 декабря 1925 года, накануне съезда, ЦИК и СНК Бурреспублики принимают новое постановление N 221 о проведении в жизнь Декрета об отделении церкви от государства и школы от церкви, которое публикуется в печати в день открытия съезда – 22 декабря.

В своей программной речи председательствовавший на съезде Хамбо-лама Агван Доржиев гневно говорил о том, как в среде духовенства вместо исполнения заветов Будды “...производится накопление богатств, размножение скота, торговля и спекуляция... Высшим блаженством вместо науки и совершенствования признается богатство... Совершенно игнорируется учение Будды о необходимости немедленного удаления из обители лиц, нарушивших духовную дисциплину.

...Неудивительно поэтому, что лам... вполне справедливо называют паразитами хубалза, это клещ, с виду маленькое насекомое, но, впившись в тело какого-либо животного и высасывая кровь, он увеличивается в 20 раз.

Поймите, до чего мы дожили! Не пора ли нам оставить прошлое и обновить нашу жизнь, согласно божественному откровению Будды. Только принятием новых положений и установлением строгой дисциплины среди хувараков, учеников Будды, мы можем достигнуть того, что буддийская религия сможет воссиять подобно солнцу. Только при таких условиях мы можем спасти религию от самоуничтожения, которое неизбежно через 5-10 лет, если не будут приняты меры со стороны самого духовенства”.

Когда по всему кругу обсуждаемых вопросов наметилась победа обновленцев, имевших на съезде значительное численное преимущество, уже известный нам консерватор Э. Вамбоцыренов неожиданно для всех провозгласил декларацию третьего направления, а именно: “независимой группы буддистов, посвятивших себя изучению истинных путей в нирвану.”

“Независимые нирванисты” пошли еще дальше обновленцев и объявили всю внешнюю сторону религии – храмы, иконы, ритуалы, молитвы, ламские звания – искажением подлинного буддизма. При этом Вамбоцыренов подверг резкой критике обе противоборствующие партии – как обновленцев, так и консерваторов.

Решения II Бурятского собора подлежали утверждению на I Всероссийского соборе буддистов в Москве, но в период подготовки к нему борьба в Бурятии разгорелась с новой силой. Это было связано с развернувшейся в полном масштабе национализацией дацанов и передачей их зарегистрированным группам верующих. Сторонники обновленцев, составлявшие меньшинство, сумели организоваться быстрее и получили в свое пользование большую часть дацанов по праву первой заявки. В результате отношения между консерваторами и обновленцами настолько обострились, что между ламами стали возможны драки, избиения, поджоги. В Цеже-Бургултайском дацане был убит его бывший ширетуй Вампилов. Из-за распрей духовенства срывались праздники, враждующие партии отказывались от совместных богослужений. Консерваторы стали строить себе отдельные храмы.

Национализация Цугольского и Цонгольского дацанов и передача их в руки обновленцев встретила особенно яростное сопротивление и смогла осуществиться только в 1927 году после ареста группы руководителей духовенства. Часть лам и верующих в это время эмигрировала во Внутреннюю Монголию, и там, в Барге возникает центр бурятской эмиграции – Шенехенский дацан, куда переселяются в основном цугольские ламы.

Агитации цугольских лам-консерваторов чрезвычайно мешал обожествляемый верующими единственный официально признанный в Бурятии хубилган “ганжирва-геген” Данзан Норбуев, перешедший на сторону обновленцев. Тогда на гегена было оказано такое давление, что ночью 24 марта 1926 года он вынужден был бежать из своего дома и через некоторое время вообще уехал из Бурятии в Ленинградский буддийский храм.

20-29 января 1927 года состоялся Первый Всесоюзный собор буддистов СССР, который закрепил победу обновленцев почти по всем вопросам. Единственное, чего смогли добиться консерваторы, – это отказа от создания предполагавшегося Всесоюзного духовного управления буддистов СССР до ликвидации раскола среди ламства и замены его временным “Представительством” буддийского духовенства в СССР в составе двух членов – “уполномоченного” Арагва Насанкиева и его заместителя Дагдан Дамбаева. Резиденцией “представительства” стал Ленинградский буддийский храм.

Итоги Всесоюзного собора были одобрены Третьим съездом буддистов Бурятии, который состоялся в Верхнеудинске 21-24 августа 1928 года. Подводя итоги деятельности обновленцев, Съезд, в частности, постановил, что “поддержка Советской власти и выполнение принятых ею мероприятий являются священной обязанностью всех буддистов и монашествующих”20.

Однако подобные изъявления верноподданнических чувств уже не могли ничего изменить в печальной судьбе российского буддизма: в 1929 г. началась кошмарная ломка всего социально-экономического и культурного уклада жизни крестьянства – “раскулачивание” и последующая “коллективизация”.

Одновременно началась идеологическая атака на традиционную культуру, и прежде всего на религию. Встал вопрос о самом существовании буддийского духовенства, и проблемы обновленчества были оставлены перед лицом новых бед.

В 1927-29 гг. ламы стали уходить из дацанов после издания законов о лишении их права на землю, но с 1927 г. этих прав были лишены также и “степные” ламы, живущие вне дацанов.

В 1916 году в Бурятии было 11276 лам, в 1923 г. – 9134, в 1924 – 6628, 1929 – 5928.

В этот же период налоговое обложение лам настолько увеличилось, что для многих духовных лиц пребывание в дацане стало просто невозможным. Тяжесть положения духовенства усугублялась тем, что рьяные местные власти сплошь и рядом незаконно повышали налоговые ставки для лам, о чем свидетельствует, например, следующий документ Наркомфина БМАССР:

“Наркомфин БМАССР. 29 сентября 1931 г. Циркулярно. Не подлежит публикации. Агинскому, Кяхтинскому, Хоринскому...аймфинотделам. “Несмотря на наши указания о приостановлении взыскания с лам до пересмотра обложения /телеграмма от 26/III 1931... Имеются вполне незаконные факты исчисления налогов в значительно большей сумме, чем это предусмотрено Циркуляром N 68 (Еравнинский, Эгитуевский, Хоринский аймак, Ацагатский дацан).

По сообщению представителя Тибета Агвана Доржиева, в Егиджинском дацане Селенгинского аймака один лама, вследствие того, что С/С не разрешил продать его же дом для погашения недоимки – не имея выхода из положения – покончил жизнь самоубийством.

В Муринском дацане (Ехир-Булагатского аймака) местные власти воспользовавшись временнным отсутствием лам, заняли под разные учреждения их дома и после их прибытия им не вернули – не имея никаких на то оснований.

В Онахинском дацане – дома лам опечатали, а самих лам выгнали на улицу.

Как видно из сообщения представителя Тибета, – к ламам применяются совершенно незаконные действия, возбуждающие массы, противоречащие всем нашим указаниям об осторожном подходе к обложению ламства.

Бурнаркомфин предлагает выполнить предложения нашего Циркуляра от 11/VI-31 г. N0233/с

Подпись Наркомфин БМР Тэлин

Сектор массовых платежей Максименко”

В это же время в ходе борьбы периода коллективизации начались захваты и погромы дацанов. При этом безжалостно уничтожались произведения искусства и памятники письменности. Разграблены были дацанские хранилища деревянных матриц с вырезанными на них текстами для ксилографической печати.

Как сообщается в Докладной записке, хранящейся в архиве академика Щербатского, “такого рода досок... в одном только Агинском дацане, который располагает самой большой печатней в Бурято-Монгольской АССР, до ста тысяч штук. Десятки тысяч досок имеются также в дацанах Цугольском, Гусиноозерском и в других.

При этом необходимо заметить, что значительная, если не большая, часть этих досок не имеет собственно религиозно-культового содержания, представляя собою клише для печатания самых разнообразных тибетских и отчасти монгольских сочинений. В число их входят тибето-монгольские словари, грамматики, повествовательные и поэтические произведения и руководства по поэтике, многочисленные и интересные сочинения по истории, медицине, астрономии и философии... редчайшие экземпляры важнейших памятников тибетской науки, философии, литературы и искусства... Встречаются также и рукописи, которые вообще имеются в одном экземпляре и отсутствуют даже в самом Тибете... Между тем они в настоящее время подвергаются риску полного уничтожения. Местные организации не имеют ни сил, ни средств, ни достаточной компетенции, чтобы осуществить охрану и использование этих рукописей.

... В 1931 году экспедиция АН СССР, работавшая в Агинском аймаке Бурято-Монгольской АССР, констатировала возмутительные факты использования тибетских рукописей и ксилографов, поступивших в органы милиции, для оклейки оконных рам в районных учреждениях и для уборных. Рукописи и ксилографы... систематически выбрасывались из своих оберток и шли на свалку или сжигались, т.к. местные работники были заинтересованы не рукописями, а их обертками, поступавшими в аукционную продажу. Об этих фактах были поставлены в известность и Секретарь РК партии тов. Шаданов и Гос. Институт Культуры Бурято-Монгольской АССР и ряд ответственных партийных работников.

В 1932 г. в том же Агинском районе летом, несмотря на специальное предупреждение и просьбы сотрудников Института Востоковедения т.т. Вострикова и Казакевича, находившихся в экспедиции в этом районе, было выброшено во дворе Районного Отделения Милиции свыше трех возов тибетских рукописей и ксилографов, которые и сгнили под дождем. Подобного рода факты имели место и в других районах Бурято-Монгольской АССР”.

Нельзя сказать, что руководство Бурят-Монгольской АССР совсем не пыталось спасти культурные ценности. Принимались даже и соответствующие постановления.

“Не подлежит оглашению. Постановления Президиума ЦИК БМАССР 307 от 16 мая 1934 года. “Об охране предметов музейного значения при ликвидации молитвенных зданий и выморочного имущества служителей культов”.

“Заслушав сообщение директора Антирелигиозного Музея тов. Герасимовой... В результате существующей недооценки и безобразного отношения к охране имущества музейной ценности, имеющие нередко валютное значение, подвергаются порче, истреблению и расхищению... Президиум ЦИК БМАССР постановляет

1. Предложить под личную ответственность председателей АИК-РИК и Горсоветов обеспечить охрану вещей...

4. Предложить музеям усилить связь с местами по сбору и учету экспонатов..

/всего 7 пунктов/”23

“В Агинский АИК /от 3/1 1935, N 19-20/

“При ликвидации дацанов и др. молитвенных зданий работники ... чрезвычайно небрежно поступают с культовым имуществом.

Так в Агинском аймаке при ликвидации дацанов бурханы выбрасывались на улицу и валялись перед дацаном. Редчайшие рукописи и ксилографические издания, как например : Данжур... сжигаются, расхищаются, употребляются в качестве папиросной бумаги и папье-маше.

Такое недопустимое отношение к памятникам музейной ценности надо прекратить...

...Предлагается немедленно во всех ликвидируемых дацанах принять... меры к приведению в надлежащий вид и охране рукописей, книг, ксилографических досок, бурханов и других культовых предметов, представляющих исторически музейную ценность.

Председатель ЦИКа

Ответственный Секретарь по вопросам Культа Пелонова.”

К 1935 году примерно треть дацанов пустовала из-за отсутствия духовенства – бежавшего или репрессированного. В 1936 г. под предлогом, что 22 из 29 действующих дацанов находились в пограничной зоне, все они были закрыты, а ламы выселены как “враги народа” и “японские шпионы”. Аналогичные процессы шли в Калмыкии и формально независимой Тыве.

В Калмыкии за период 1917-1937 гг. было ликвидировано 79 хурулов. Вскоре после революции закрыли одну из двух духовных академий, Чоре, вторая просуществовала до 1933 г.25 В результате “последовательной борьбы за молодое поколение” в 1937 г. в хурулах не осталось ни одного послушника-манджи. Упразднение в 1943 г. калмыцкой автономии и выселение калмыцкого народа в Сибирь сняло сам вопрос о существовании храмов и буддизма в Калмыкии.

В “независимой” с 1921 г. Танну-Туве вначале церковь оставалась неприкосновенной, и в 1928 г. Малый хурал даже принял закон, объявивший буддизм государственной религией26. Это, вероятно, и спровоцировало начало разгрома, который начался в 1929 году, а в 1930 был подкреплен особой Резолюцией II Пленума ЦК и ЦКК АРП “по ламскому вопросу”. По рассказам очевидцев, за ламами приезжали в несколько приемов: сначала брали верхушку духовенства, затем следующий слой – и так до конца.

В Тыве, как и в Калмыкии, все храмы были сожжены дотла. И если у калмыков все же сохранилось одно здание – каменный Хошеутовский хурул князей Тюменей, – в Туве остались лишь остатки метровой толщины стен Чаданского хуре.

Послевоенная реанимация

После войны, как известно, Сталин смягчает отношение к религии, что сказывается также и на буддизме. Учитывая патриотическую позицию бурятских буддистов в период Великой Отечественной войны (буддисты Бурятии внесли в Фонд обороны 353100 рублей), буддистам разрешают воскресить церковь.

В 1946 г. по инициативе группы лам и верующих, возглавляемой бывшим членом Центрального Духовного совета буддистов Восточной Сибири А.Галсановым (Агинский дацан) и кандидатом в члены ЦДС Л.-М. Дармаевым (Сартул-Булаковский дацан), в Улан-Удэ 21-23 мая созывается Совещание буддийских деятелей Бурят-Монгольской АССР, которое принимает “Устав Духовного Управления буддистов” и “Положение о буддийском духовенстве СССР”, в частности обязывавшее лам “почитать наравне со своей священной буддийской верой Родину трудящихся и всемерно содействовать ее укреплению и расцвету”27.

Верховным органом буддийской церкви становится Центральное Духовное Управление буддистов СССР (ЦДУБ) (Central Buddhist Board) во главе с его Председателем, получающим титул “Бандидо-Хамбо лама”. Резиденцией ЦДУБ СССР становится новый храм “Хамбин сумэ” (ныне “Иволгинский дацан”), построенный на отведенной для этой цели болотистой местности в 30 км от Улан-Удэ, а первым Бандидо-хамбо ламой нового периода избирается габши Лобсан-Нима Дармаев.

Вскоре разрешают открыть второй буддийский храм – Агинский дацан в Читинской области, который разместился в одном из вспомогательных храмов (Диважан-сумэ) бывшего Агинского дацана (главный храм в это время использовался как туберкулезный санаторий и казарма для проходящих принудительное лечение алкоголиков).

Несмотря на жесткий контроль со стороны государства, эти два дацана хранят светоч Учения Будды на протяжении всех десятилетий, прошедших до начала горбачевской “перестройки”.

После Л.-Н. Дармаева с 1956 по 1969 г. пост Бандидо-хамбо ламы занимает Еши Доржи Шарапов28, а затем – бывший лама Агинского дацана и офицер советской армии Жамбал Гомбоев, руководивший деятельностью советских буддистов вплоть до своей кончины в 1983 году.

Помимо этих центров, где разрешено было иметь всего около двух десятков священнослужителей, во всех буддийских регионах продолжают действовать нелегально несколько сотен бывших лам, выпущенных уже к этому времени из лагерей. Они выполняют религиозные церемонии для односельчан и приезжих, практикуют тибетскую медицину. КГБ внимательно наблюдает за их деятельностью, но особых репрессий уже не применяет, ограничиваясь “собеседованиями” и “предупреждениями”. У некоторых из лам появляются ученики и за пределами традиционных буддийских ареалов. Наиболее известна группа, сложившаяся вокруг бурятского ламы Б.Дандарона (почитавшегося преемником Сандана Цыденова, главы булагатского движения) в которую входили лица из Бурятии, европейской части России, Украины и Прибалтики. В 1972 г. Б.Дандарон был арестован за организацию “буддийской секты” и через два года погиб в лагере.

К 1980 году сложилась группа учеников (в основном из Петербурга и Литвы) вокруг ламы Ж.-Ж. Цыбенова, жившего в то время в Читинской области. Другая группа буддистов – из Эстонии, руководимая Велло Вяртныу – ориентировалась на некоторых лам Иволгинского дацана, таких как дост. Мунко Цыбиков и дост. Ж.-Ж. Эрдынеев. Под их руководством в 1980-х гг. наши эстонские братья построили первые в Эстонии буддийские ступы в п. Тууру. Ступы были посвящены Будде Шакьямуни, Гуру Падмасамбхаве и Махакале.

В Бурятии ламы продолжали тайно функционировать, практически, во всех районах, в Калмыкии и Туве их осталось гораздо меньше – к концу семидесятых годов единицы. Последний из активно действующих тувинских лам, Генден Церен, уехал из Тувы в Иволгинский дацан, где трагически погиб в 1985 г.

Легализованный же буддизм начинают активно использовать для нужд советской политики на Востоке и демонстрации странам Азии “свободы совести” в СССР. Для этой цели в 1956 г. ЦДУБ СССР вводится во Всемирное братство буддистов, а в 1969 г. создается более управляемая международная структура – так называемая “Азиатская буддийская конференция за мир”, в которой ведущую роль играют буддийские страны, лояльно относящиеся к СССР или зависимые от него.

Несмотря на политически конъюнктурный характер международных буддийских связей, советские буддисты очень много получают от них: страну начинают посещать буддийские делегации из внешнего мира, и появление в России (то есть в двух действующих дацанах Забайкалья) крупных зарубежных духовных учителей позволяет верующим увидеть воочию, что есть еще места, где Дхарма по-прежнему процветает. Религиозные чувства и энтузиазм воскрешаются. Особенно важную роль начинают играть визиты в Бурятию Кушок Бакулы Ринпоче из Ладакха. Являясь одной из ведущих религиозных фигур именно тибетской традиции, к которой относились буддисты России, Бакула Ринпоче много содействует возрождению Учения, передавая монахам и мирянам утраченные ими доктрины Махаяны и посвящения Ваджраяны. Невзирая на возможные неприятности, Бакула Ринпоче также регулярно тайно встречается и с представителями осваивавших Учение подпольных буддийских групп Москвы, Ленинграда, Прибалтики.

Своего рода загадкой остаются причины отсутствия такого рода групп в Бурятии, Калмыкии и Тыве (за исключением немногих лиц, входивших в уже упоминавшуюся группу Б. Дандарона). При наличии превосходных, высокообразованных духовных наставников в этих регионах не оказалось достойных учеников? Весь традиционный буддизм держался на плечах воспитанников старой монастырской системы, разрушенной в тридцатые годы, и заменить их было некому. Для решения этой проблемы в 1970-е годы решено было создать высшее духовное буддийское заведение, которое готовило бы кадры священнослужителей для Монголии и Бурятии. Этот вуз разместили в Улан-Баторе, и он начал работать по 5-летней программе, включавшей помимо традиционных буддийских дисциплин также тибетский и английский языки и основы марксизма. Преподавание велось на монгольском языке, понятном бурятам, а попасть в Улан-Батор могли только абитуриенты, политическая благонадежность которых не подвергалась сомнению. Конечно, это было далеко от стандартной двадцатилетней системы образования, бытовавшей ранее (тем более что при поступлении студенты только начинали учить тибетский язык – язык всех своих учебников), но, тем не менее, позволило подготовить некоторое количество лам, усвоивших основы буддизма и умевших проводить необходимые повседневные ритуалы.

Именно выпускники этого вуза начинают в восьмидесятых годах выдвигаться на ведущие должности в Иволгинском дацане. Когда в 1983 году после смерти дост. Ж.Гомбоева Бандидо-хамбо ламой становится 76-летний агинский лама дост. Жимба-Жамцо Эрдынеев, практически, деятельностью ЦДУБ СССР начинает руководить его молодой заместитель Жамьян Шагдаров, который после смерти следующего, последнего из старого поколения хамбо-ламы дост. Мунко Цыбикова (1909-1992) и избирается новым Бандидо-хамбо ламой.