Взгляд на новое развитие экзистенциальной философии

С осмыслением временности и историчности картина экзистенциальной философии подходит к своему завершению. Лишь в них понятие экзистенциального существования проявляется со всей своей остротой. Целью предшествующего изложения являлось изображение этой картины с максимальной чистотой. Поэтому в стороне были оставлены не только все возникающие в разных местах по ходу изложения критические возражения, во не было уделено никакого внимания и всем тем моментам последующего развития, которые ведут за пределы первоначального состояния внутри самой экзистенциальной философии. Сюда относится не только затрагиваемый вначале факт, что у всех отдельных экзистенциальных философов "чистая экзистенциальная философия" уже совершенствовалась в направлении той или иной метафизики, но прежде всего та трудность, что речь идет о философах еще живущих и находящихся в развитие которые со времени появления взятых здесь за основу экзистенциально-философски наиболее значимых произведений развивали свои мысли далее и предположительно еще будут их развивать. Хайдеггер, правда, все еще не предоставил более крупного нового систематического произведения, что же касается "Бытия и времени", в нынешней редакции неполного, то, согласно замечанию в новейшем издании, обещанную публикацию его второй части даже не стоит учитывать. Вместо этого в растущем ряду маленьких сочинений, в первую очередь, в работах о Гёльдерлине, а также в статьях, собранных в "Лесных тропах" ("Holzwegen"), проступают очертания решительного изменения его основных философских воззрений. Наряду с дополнительно опубликованным "Введением в метафизику" 1935 г. в качестве позволяющего сделать предварительное заключение свидетельства следует указать на уже один раз упомянутое "Письмо о "гyмaнизмe"". Впрочем, еще во многом по-эскизному темная форма подобных предвестий сегодня едва ли делает возможным достаточно ясный взгляд на основание и значение этих, очевидно, касающихся глубинного фундамента его философии изменений[54]

Также заглавие вышедшей в 1935 г. книги Ясперса о "разуме и существовании" запечатлевает усилие по преодолению этой столь резко разделяющейся внутри себя пары противоположностей в экзистенциальной философии, которые, хотя и имеют силу уже применительно к его главному труду, в любом случае отчетливо отсылают за пределы первоначальной точки зрения "чистой" экзистенциальной философии, развиваемая же впервые именно здесь теория "объемлющего" (das "Umgreifende") затем образует тот отправной пункт, из которого исходила вышедшая в первом томе "Философская лoгикa"[55]. Стало быть, здесь совершенно явственно проступают новые задачи, заново осваивающие в рамках некоего более глубокого понимания решительным образом отодвинутый в сторону при первом выступлении экзистенциальной философии разум. Так, Ясперс однажды совершенно определенно подчеркиваете "Сегодняшняя задача - вновь обосновать подлинный разум в самом существовании"[56].

Наряду с обильной (не раз упоминавшейся здесь порознь) литературой, примыкающей, отчасти в продолжение данных начинаний, отчасти в критической полемике с ними, к Ясперсу и Хайдеггеру, в первую очередь следует напомнить и о совершенно самостоятельном продолжении экзистенциальной философии у Ганса Липпса, в котором для последней открывались совершенно новые возможности. Центром кристаллизации прежде всего стала его "Человеческая природа"[57], под влиянием которой новое развитие с самого начала обрело свой ясный облик. В проницательных анализах данной книги не только открывались новые стороны человеческого бытия, но одновременно значительно изменялись и сами основоположения. Например, стыд (die Scham) обладает здесь функцией, совершенно сходной с той, какая была присуща в предыдущей фазе экзистенциальной философии страху, причем одновременно достигается совершенно новый подход к экзистенциальному пониманию сознания. При этом страх, как единственно возможный подход к подлинному существованию, теряет свое особое положение, и образуются такие новые возможности, посредством которых одновременно изменяется понимание существования в целом. С другой стороны, воспринять измененным образом функцию хайдеггеровской решимости, переняв нечто от ограниченного там в непрерывно длящемся телесно-душевном состоянии точечностью мгновения, оказалась способна выдержка (die Haltung), являющаяся новым фундаментальным экзистенциально-философским понятием. Противоположность подлинности и неподлинности вообще все более теряет вид зонального разделения и превращается в такое напряжение которое пронизывает человека в целом и может также охватывать естественное человеческое бытие, до сих пор кажущееся оттесненным в сферу неподлинности. И с этим согласовывается то, что Липпс вообще применяет понятие существования не с полной терминологической строгостью предшествующей экзистенциальной философии, но использует его с известной свободой. Такое ощущение, что здесь достигается то более глубокое основание, на котором может преодолеться доселе нерушимо укорененная в экзистенциальной философии противоположность по отношению к философии жизни. Одновременно с этим обретает новую важность и вновь непосредственно включается в круг актуальных задач современной философской ситуации жизнефилософская проблематика, воспринимающаяся до сих пор, в силу развития экзистенциальной философии, оставленной позади. В направлении этой общей целевой установки развернуты прежде работы по "герменевтической логике"[58]Липпса, в которых он рассмотрел происхождение логических форм, берущихся в традиционной логике в качестве готовых, из конкретной ситуации разговора, а также дальнейшее развитие этих логических начинаний до философии языкa[59]. В феномене общения, например, убедительно разрабатывается глубокая связь между объектами философии языка и экзистенциальным процессом самостановления человека.

Подобно тому как предшествующая картина экзистенциальной философии могла быть дополнена такими представителями литературы, как Рильке и Кафка, за счет чего обнаруживалось замкнутое единство надындивидуальной взаимосвязи идей, в данном случае также существует ряд литераторов, для которых несущей основой их творчества явилось выросшее на почве тревожности чувство авантюрности человеческого бытия и для которых, в убедительном созвучии их духовного мира, вновь имеет силу приятие выросшего из внутренней необходимости совместного движения. Сюда относятся такие опять-таки столь несхожие между собой фигуры, как А. Сент-Экзюпери и А. Мальро во Франции, Т. Е. Лоуренс в Англии, Е. Юнгер и, несколько в ином плане, Й. Вайнхэбер[60]в Германии.

И наконец, затем добавляется богатое развитие французского экзистенциализма во всем диапазоне его форм - как заявляющих о своей принадлежности к христианству, так и характеризующих себя в качестве атеистических. К этому, во всю ширь намечающихся здесь новых возможностей развития, относится философский и литературный труд Ж. -П. Сартра, А. Камю, С. де Бовуар, M. Мерло-Понти, Г. Марселя, Э. Мунье и т. д., поскольку, в отличие от немецкой традиции, философское осмысление и литературное творчество тут разворачивается у одних и тех же представителей, причем с равной значимостью и изначальностью.

От всего этого в данном случае следует сознательно отстраниться. Ведь движение находится еще в течении, и конец его не усматривается. Здесь же, где вопрос ставится лишь об изложении основоположений, остающихся именно в рамках первой фазы экзистенциальной философии, в первую очередь следовало бы по возможности ясным образом изобразить исходную позицию - чистую и не подвергшуюся еще никаким преобразованиям. Лишь посредством достигаемого при этом усмотрения результативности и одновременно границ первоначального выступления с необходимой уверенностью может завоевываться и не терпящее отлагательств расширение предыдущих основ. Подобная заключительная оценка в критика возможны, безусловно, лишь на основе достаточно самостоятельного обзора общего развития. Здесь же можно лишь предварительно наметить некоторые основные черты, насколько они выводятся из уже существующих.