Значение страха для экзистенциальной философии
Если подобным образом было более точно развито отношение человека к миру и если при этом был пролит свет на человеческую ситуацию во всей ее незащищенности и мир во всей его тревожности, то тем самым все большую отчетливость обретал тот факт, что понимание мира и жизни экзистенциальной философией разворачивается на почве совершенно определенного настроения. Последнее представляет собой не холодную (kuhle) объективность теоретической позиции, но и не теплое (warm) чувство близости и доверия ко всему окружающему миру, свойственное философии жизни в ее основаниях, ибо в случае с экзистенциальной философией решающими оказываются прямо-таки мрачные и гнетущие (duster und beklemmend) стороны жизненного опыта: настроения (die Stimmungslagen) страха и отчаяния, уныния и скуки, придающие экзистенциальной философии ее своеобразный облик. И в этом плане против экзистенциальной философии достаточно часто выдвигались возражения. Считалось, что она является философией противостоящего жизни пессимизма. Но при этом забывалось, что на основе экзистенциальной философии никоим образом не предполагалось ослабления сил, что, напротив, именно она является источником силы и достижений существования.
В попытке упорядочить в первоначальном обзоре многообразие различных настроений согласно двум полюсам - светлого (das Heitere) и мрачного, - на первый же взгляд становится ясно, что в экзистенциальной философии решающим образом господствует мрачная сторона. Из различных же возможных здесь оттенков в особенности плодотворным оказался страх, философская плодотворность страха является крупным антропологическим открытием экзистенциальной философии. Страх особенно подходящ для того, чтобы прояснить своеобразный нетеоретический, эмоциональный характер (der Stimniungscharakter) экзистенциальной философии. В понятии страха соединяется многое из того, что было еще слишком абстрактным образом развито ранее при обсуждении ситуации и пограничной ситуации.
На первый взгляд кажется, что страх вообще лишен какого бы то ни было глубокого философского значения. Eго рассматривают в качестве чего-то такого, что, в частности, хотя нередко и пристает мучительным образом к человеку, по сути же затрагивает его все же лишь с внешней стороны в качестве слабости, которая овладевает человеком в несовершенности его существа лишь эпизодически и которую необходимо по возможности преодолевать посредством воспитания и самовоспитания. Своеобразнейшее же открытие экзистенциальной философии заключалось в том, что в ней страх был познан в его поистине основополагающем значении - как условие становления подлинного существований Такое открытие страха совершилось сперва в труде Кьеркегора 1844 г. "Понятие страха" ("Der Begriff der Angst") которому годом раньше предшествовали созвучные мысли в работе "Страх и трепет" ("Furcht und Zittem"). Систематический же философский разбор большей частью обязан соответствующему разделу у Хайдеггера (SuZ. 184 ff).
БОЯЗНЬ И СТРАХ
Своеобразную сущность страха экзистенциальная философия прежде всего отличает от родственного явления простой боязни. Сразу же следует заметить, что страх и боязнь весь ма близки, и словоупотребление зачастую их неразличимое роднит (76). Но все же различие существует - чуткое ухо распознает его уже в обычном словоупотреблении, а экзистенциальная философия выявляет затем при помощи понятийных средств. "Боязнь всегда связывается с чем-то определенным" (V 36). Боятся обычно опасности, нападения, оскорбления, призраков, наказания или раскрытия. В любом случае речь идет о некоторой совершенно определенной - реальной или же только лишь представляемой - угрозе. Последняя связана с чем-то таким, что способно принести человеку вред, чего он должен вследствие этого остерегаться. Человек боится именно в оглядке на конкретную угрозу. В зависимости же от характера возможного вреда боязнь может быть также больше или меньше.
Иначе страх. Какой-либо определенный предмет, который бы его вызывал, отсутствует (77). По сути дела даже нельзя сказать, чего, собственно, страшатся - подобный вопрос вызвал бы серьезное затруднение. Кроме того, здесь возникает еще один довод, при помощи которого пытаются защититься от страха: что, мол, необходимо ясно представить себе, насколько необоснован страх. Однако своеобразие страха состоит именно в том, что он не позволяет уговорить (wegdisputieren) себя посредством каких бы то ни было разумных соображений. Он сохраняется с неотразимой настойчивостью и остается ощутимым в качестве физического чувства подавленности даже тогда, когда прилагают значительные усилия, чтобы его забыть. Однако эту беспочвенность и предметную неопределенность, которые можно было бы попытаться в первую очередь выдвинуть против страха, следует постигать в качестве принадлежащих к его глубинной сущности.
Именно в этой неопределенности заключается своеобразный тягостный характер страха. Именно в силу того, что неизвестно, с какой стороны человек испытывает угрозу, он не способен ни повернуться против нее, ни обрести затем вновь свою собственную уверенность в обороне. Кажется, что угроза непостижимым образом подступает со всех сторон, что от нее невозможно укрыться. Точнее, все выглядит так, что отношение человека к миру в целом поколеблено страхом. Мир, окружающий его столь теплым и доверительным образом, увлекающий его своими разнообразными жизненными отношениями, вдруг словно бы отдаляется. Что-то пролегает между человеком и всем духовным миром с его ценностями и идеалами. То, что обычно человека радовало, в чем он участвовал, оказывается словно бы поглоченным всеобщим серым туманом равнодушия. В страхе застывает и блекнет любая пестрая и красочная жизнь. Любое истолкование жизни погружено в безнадежную сомнительность У человека более нет ничего, за что он мог бы держаться. Он хватается за пустоту и оказывается в совершенно ужасном одиночестве и покинутости.
Таким образом, страх, если не сводить его к конкретному просматриваемому основанию, представляет собой выходящее наружу чувство тревожности как таковой. Здесь еще раз необходимо вспомнить о переживании тревожности, затронутом выше в "великой ночи" Рильке. В страхе переживание тотальной тревожности сгущается". Поэтому последняя не может, подобно боязни, быть больше или меньше, а сущностно бесконечна.
3. СТРАХ И "НИЧТО"
Когда страх минует, человек вздыхает и говорит себе: в основе-то вовсе ничего не было (78). Именно это утверждение используется экзистенциальной философией, которая воспринимает его совершенно буквально. Действительно не было ничего; но, как подчеркивает теперь экзистенциальная философия, это "ничто" является не основанием против страха, но как раз характеризует страх в его глубочайшей сущности. Это есть выступающее в страхе наружу "ничто" как таковое, и оно является вовсе не чем-то лишенным значения, а высшим позитивным феноменом человеческого бытия. Так, у Кьеркегора говорится: "Спроси мы точнее, каков предмет страха, то услышим повсюду ответ: он - ничто. Страх и "ничто" постоянно соответствуют друг другу" (V 93). Или в другом месте: "Каково же действие "ничто"? Оно вызывает страх" (V 36). Запечатленное терминологически еще более выразительно у Хайдеггера это выглядит так: "Страх выявляет "ничто""[32]. "Страх - это такая фундаментальная расположенность, которая поставлена перед "ничто"[33].
Именно отсюда исходит экзистенциально-философское толкование страха, превращающее посредством него в вопрошании о смысле этого потрясения и этого опыта "ничто" кажущуюся бессмысленной вредность для человека в нечто позитивное. Ясно, что подобное позитивное осмысление страха возможно лишь в рамках экзистенциально-философской картины мира. Ведь если в качестве естественного и как такового преисполненного ценности состояния берут здоровую укорененность человека в окружающем его мире, то страх может выступать лишь в роли помехи. Напротив, в тот самый момент, когда подобное естественное растворение человека в его мире с точки зрения экзистенциальной философии познается в качестве отданности, страх достигает своего подлинного, ничем не заменимого результата. Страх потрясает человека во всех столь хорошо знакомых ему жизненных отношениях. Этот процесс, который в рамках естественной картины мира должен был бы означать бессмысленную вредность, на почве экзистенциальной философии обретает обязательный, уникальный смысл. Страх необходим для того, чтобы припугнуть (aufscheuchen) человека в размеренности его повседневного бездумного проживания (das Dahinleben). Он обладает могучей, в своем роде даже единственной будоражащей силой. Лишь в страхе человек вырывается из отданности миру и лишь тем самым освобождается для подлинных экзистенциальных задач. В этом смысле Хайдеггер говорит: "Таким образом страх лишает личное бытие возможности, отдаваясь, понимать себя исходя из мира и расхожих истолкований. Он отбрасывает личное бытие к тому, чего оно страшится, к его собственной способности-бытия-в-мире" (SuZ. 187) (79).