Глава 3. Религиозное понятие о духе. Подходы
Человек естественнонаучный знает, что для него существует духовность, а вот дух -
понятие религиозное, и скорей всего, ложное, придуманное. Откуда такая уверенность? Из
воинствующего научного ширпотреба, которым Наука заполняла сознание человечества,
когда скидывал Церковь с ее престола.
Приведу лишь один пример такого перелыгания действительного религиозного понятия
о духе, состряпанного в самом начале прошлого века немецким философом Бенно
Эрдманном по мотивам антропологии Эдуарда Тайлора в книге "Научные гипотезы о душе и
теле". Как ни поверхностен созданный им образ, но большинство людей, желающий
считаться образованными, предпочитали брать подобные образы целиком, а не
исследовать самостоятельно. Значит, таких "понятий" было более, чем достаточно, для
выживания в современном мире.
"Мы имеем достоверные указания на то, что первые представления о духовной жизни
были обусловлены наивной материализацией нашего внутреннего мира. Этого рода
указания дает историческое исследование значений тех слов, которые служили старинными
выражениями для обозначения духовных явлений. Подобные слова мы находим в целом
ряде наречий.
Среди индогерманских языков санскритский язык дает выражение atman, греческий
язык - слова psyche и pnevma, латинский - animus, anima, spiritus. Все они сводятся к
основному значению дуновения, веяния, дыхания. Из семитических языков мы имеем в
еврейском слова nephecsh и ruach.
О наивном воззрении древнего еврейства свидетельствуют выражения в начале
Ветхого Завета; в повествовании о творении мира говорится: "и создал Господь Бог
человека из праха земного и вдунул в лицо его дыхание жизни". <…>
Какие явления при этом для примитивного чувственного наблюдения казались прежде
всего решающими, становится ясным, если мы сравним живого человека с человеческим
трупом. С последним дыханием замирает жизнь, останавливается кровообращение,
исчезает самопроизвольное движение и повышенная температура. В умершем,
следовательно, отсутствуют дыхательные движения и теплота тела.
Только что приведенные этимологические данные свидетельствуют о том, что среди этих
признаков жизни для примитивного наблюдателя решающим являлся наиболее очевидный
признак прекращения дыхания. Но понятно, что к этому признаку легко и часто неотделимо
присоединялись и все остальные…
Вполне понятно также, что подобные примитивные воззрения перешли в область
создающей мифы фантазии первичного религиозного и затем художественного сознания, и
она ввела их на свой лад в верования и культы, затем в поэзию, в скульптуру и живопись"
Не знаю, будут ли удивлены современные ученые, пишущие о душе, скажем, как
этнографы или языковеды, что они ни на шаг не отошли от этого образа, созданного во
второй половине девятнадцатого века. Настолько не отошли, что нисколько в нем не
сомневаются, когда пишут свои труды, даже если сами испытывали клинические смерти и
видели свое тело со стороны…
Это часть научной картины мира, и пока ты в ней, сомнение невозможно, потому что
это лишь названо гипотезой исходно, когда писалась первая буква, но к концу превратилось
в бесспорную истину, которая рассеяла тьму религиозного мракобесия…
И ведь бешеная сила заложена в этой несложной картинке! Мы все, в большей или
меньшей степени, считаем, что именно так и обстоят дела в действительности. А все наши
метания и поиски - проявления веры, то есть сомнительны! Ибо не соответствуют природе.
Однако вопрос: как такой несущественный довод, как то, что душе было дано имя,
производное от дыхания, мог превратить ее в фантазию?
Все ученые говорят: встретимся где-то в семь - полвосьмого. Стоит ли из этого сделать
вывод, что времени не существует, а в действительности это лишь фантазии о
пространстве?
У человечества постоянно не хватало слов для обозначения того, что ему открывалось.
И оно не изобретало новые слова, а использовало имеющиеся, чтобы хоть как-то сделать
понятным, что говорится. Весь бред науки о том, что примитивные - право, мне уже стыдно,
что я к ним отношусь! - видели всего лишь трупное окоченение, а говорили, что ушла жизнь,
видели прекращение дыхания, а говорили об уходе души, - есть лишь попытка нагадить в
полуполный стакан и сделать его полупустым.
Предки видели уходящую душу и говорили: душа - это то, с чем уходит дыхание.
Хочешь, назовем ее именем производным от дыхания, и тогда будет понятно, о чем идет
речь? И называли. Но не придумывали! И я не спорю с учеными, и не выстраиваю
контраргументов, я просто издеваюсь: если ты хоть раз был вне тела, все потуги рассуждать
о том, чего не знаешь, можно называть хоть наукой!
Однако, если идти путем культурно-исторической психологии, то записав
естественнонаучное понятие о религиозном понятии о душе-духе, мы сняли целый слой
помех для понимания. Теперь очевидно, что наши представления, заимствованные у науки,
не могут передавать того, что говорило о духе христианство. Чтобы понять христианско-
библейское понятие духа, надо обращаться к первоисточникам.
Понятие первоисточников тоже не так уж просто. Конечно, первоисточниками
христианства, как утверждает оно само, являются Библия и те Евангелия, которые оно
посчитало каноническими. Были и такие Евангелия, которые у самой Церкви доверия не
вызвали, и она их исключила из рассмотрения. Зато включила письма апостолов, хотя тот
же действительный творец Церкви Саул-Павел Христа никогда не видел, если не считать
видения на дороге… Тем не менее, его послания считаются столь же передающими истину
для христианина, как любое высказывание о духе, сделанное Марксом или Лениным,
считалось верным для коммуниста.
Наука много издевалась над религиозным подходом к своим источникам, требующим
доверия. Соответственно, свое отношение она построила на требовании так называемой
"критики источников", заставляющей проверять все источники до полной достоверности. В
итоге выяснилось, что полная достоверность источников невозможна даже для так
называемых точных наук, поэтому пришлось извернуться и убедить толпу, что в основе наук
в отличие от религии лежат не исходные допущения, а Аксиомы! Слово непонятное,
книжное, а в книжках врать не будут…
Но сложность исследования заключается еще и в том, что нам не нужно действительно
разбираться в христианских источниках понятия о духе, нам нужно понять, как это понятие
входило в нас. А входило оно отнюдь не после чтения Библии или посланий апостола
Павла. Оно шло в нас бытовым путем, в изрядной части из научного атеизма, но в не
меньшей мере и из бытового общения. Причем, чаще всего вовсе не религиозного по своей
сути. Просто, говоря, русские люди исходят из своего образа мира, в котором душа и дух
присутствуют, даже если запрещены.
Впрочем, изрядный слой наших представлений о духе я уже снял, приведя
разнообразные научные упоминания его. Все они так или иначе передают религиозное
понятие, чем самым косвенно закладывают его в наше сознание. Закладывают, конечно,
искаженным, чтобы было удобней "критиковать", то есть осмеивать и подвергать сомнению
в наших умах.
Впрочем, просто скрытая издевка и сомнение - это признак эпохи победившей науки.
Когда во второй половине девятнадцатого века естествознание еще только рвалось к
власти, естественники, воодушевленные после Дарвина возможностью доказать, что
человек - это животное без души и, соответственно, духа, издевались над религиозными
представлениями откровенно.
Знаменитый Эдуард Тайлор, из трудов которого развивалась вся современная
антропология, этнология и этнография, просто пишет о "человеке и других животных". Как
для борца за дело прогресса, это позволяет ему доказывать, что человек развивается от
животного состояния, проходя сквозь различные ступени, пока не дойдет до вершины -
современного англичанина, приверженца научных взглядов. В его "Антропологии" есть даже
раздел "Человек и другие животные". А раздел, называющийся "Мир духов", оказывается
описанием одной из самых низших ступеней в развитии человеческого ума.
"Антрополог, для которого религии народов составляют лишь некоторую часть их
жизни, может наилучшим образом ознакомиться с общими принципами этих религий, начав
с простых представлений низших рас о мире духов. То есть, он должен исследовать, как и
почему эти расы верят в душу и ее существование после смерти, в духов, творящих добро и
зло в мире, и в возвышающихся над ними богов, которые наполняют вселенную, приводят
ее в действие и управляют ею.
Перед всяким, узнающим от дикарей и варваров, что означает для них их верование в
духовные существа, открывается такое состояние культуры, где религия грубых племен
составляет в то же самое время их философию, содержащую такое объяснение их самих и
мира, в котором они живут, какое в состоянии воспринять необразованный ум.
Нам будет не трудно понять представление о душе, которого придерживаются
некультурные расы, и которое составляет основу их религии, если мы в состоянии
вообразить себя на их месте, чуждыми самых зачатков науки и пытающимися добраться до
смысла жизни при помощи того, что, по-видимому, сообщают внешние чувства"
Вот научный символ веры, исходя из которого невольно изучают народные
представления о духе все этнографы. До смысла жизни, надо полагать они уже добрались…
В сущности, это символ веры того самого Грядущего хама, которого предрекали русские
религиозные мыслители на рубеже двадцатого века, как раз накануне того, как мысли
Тайлора перекочевали в Россию и были взяты на вооружение пролетарскими полит-
агитаторами.
Соответственно, хочет того современный человек, или нет, но когда он берет в руки
первоисточники христианских представлений, он невольно подозрителен, потому что
боится, что его убедят те, кто стоит на стадии развития ниже его, почти рядом с
животными…
Это состояние настороженности и сомнения надо в себе обнаружить и осознать. Иначе
все последующее исследование будет нечистым, а поиска истины не получится, потому что
внутри него будет присутствовать щупальце естественнонаучного мировоззрения. Как ложка
дегтя, которая испортит всю бочку истины.
Мы сумеем понять, что так, а что не так в религиозном понятии духа и без навязчивых
подсказчиков. Они вовсе не так уж далеко ушли от животных по сравнению с нами, в одно
время живем…