Глава V. Психотеология - Ролло Мэй
Ролло Мэй (May; p. в 1909 г.) - известный американский психолог и психотерапевт, реформатор психоанализа, привнесший в него экзистенциальные идеи, один из самых знаменитых в мире психиатров. Воззрения Мэя формировались под влиянием целого ряда интеллектуальных традиций. Мэй получил образование в 30-е годы в Европе, где изучал психоанализ и индивидуальную психологию Адлера. Вернувшись на родину, Мэй заканчивает теологический факультет. В это время он познакомился с эмигрировавшим из Германии протестантским теологом Паулем Тиллихом (Tillich; 1886 - 1965), с которым у него устанавливаются самые дружеские отношения и под влиянием которого он обращается к произведениям философов-экзистенциалистов223. В какой-то мере можно говорить и об обратном влиянии, поскольку Тиллих неоднократно заявлял, что его работа "Мужество быть" написана как ответ на книгу "Смысл тревоги" Мэя. Получив теологическое образование, Мэй стал сочетать психотерапевтическую работу с пастырской деятельностью. Свою первую книгу он посвятил исследованию терапевтического потенциала христианства. Работа Мэя "Искусство психологического консультирования" была первой, изданной по экзистенциальной психотерапии в США.
В 40-е годы Мэй, Вместе с Фроммом и Салливеном, работал в Нью-Йоркском Институте психиатрии, психоанализа и психологии -главном американском центре неофрейдизма. Поэтому, хотя впоследствии он подвел под свою психотерапевтическую концепцию экзистенциально-феноменологическую базу, многие положения Салливе-на и Фромма в несколько измененных формулировках вошли в его экзистенциальную психологию. Преподавательская деятельность Мэя была связана с Гарвардом, Принстоном и другими ведущими университетами Америки. Мэй удостоен Золотой медали Американской психологической ассоциации, отмечающей "изящество, остроумие и стиль" его книг, неоднократно попадавших в списки бестселлеров. Ему принадлежат такие работы, как "Любовь и воля", "Смысл тревоги", "Человек в поисках себя", "Мужество творить", "Свобода и судь-ба", "Открытие бытия".
", Мэй является автором интересного "персонального портрета" Тиллиха, содержащего сведения о житни Тиллиха в США, о восприятии его идей американской аудитории и т.д. (May R. Paulus: Reminiscences ofaFreindship- NY.- 1973).
Психотеология - Ролло Мэй
Мэй считается одним из наиболее ревностных сторонников экзистенциализма в Америке. Его вводные главы к книге "Экзистенция" (1958)224, а также его книга "Экзистенциальная психология" были для американских психологов основными источником информации об экзистенциализме. В американской литературе часто встречается мнение, что именно после издания книги "Экзистенция" - антологии работ европейских (в основном швейцарских и немецких) представителей феноменологической психиатрии и экзистенциального анализа, к которой Мэй написал обширное теоретическое введение, начинается быстрое распространение экзистенциальной психологии и психотерапии в США. По оценке Шпигельберга, Мэй является "наиболее влиятельным американским представителем экзистенциальной феноменологии, подготовившим климат для нового подхода к феноменологической психологии"225.
Наиболее характерной чертой учения Мэя является стремление совместить реформированный психоанализ Фрейда с идеями Кьер-кегора, прочитанного "онтологически", то есть сквозь "Бытие и время" Хайдеггера, экзистенциальный анализ Бинсвангера, теологию Тиллиха. Публикация в 1958 г. антологии "Экзистенция" является водоразделом двух этапов творчества Мэя. На первом этапе в его произведениях преобладают общие для всех неофрейдистов темы, хотя уже тогда он в значительной мере опирался на идеи философов-экзистенциалистов. На втором этапе он становится виднейшим американским сторонником реформирования психологии и психиатрии на основе экзистенциальной феноменологии и экзистенциального анализа Бинсвангера. Мэй, таким образом, не сразу пришел к экзистенциализму, но уже по его ранним работам видно, что встреча с этим философским течением была закономерной.
На протяжении всего своего творчества Мэй вступает как противник ортодоксального фрейдизма, отмечает неприменимость его центральных понятий в психотерапевтической практике, столкнувшейся в середине века с рядом новых явлений. Фрейд считал причиной неврозов подавление "работающих" по "принципу удовольствия" инстинктивных влечений, вступающих в конфликт с социальными нормами, представителем которых в психике индивида является "Сверх-Я".
""' Existence: A New Dimension in Psychiatry and Psychology/ Ed. by R. May, E. Angel and
H. Ellenberger.-N.Y.: Basic books.- 1958.
225 Spiegelberg H. Phenomenology in Psychology and Psychiatry.- Evanston.- 1972- P. 158.
-145 =
Ю.В. Тихонравов
Смягчение суровых моральных норм викторианской эпохи, полагал он, избавляло бы людей от неврозов.
Но еще до "сексуальной революции" Мэй обратил внимание на то, что смягчение моральных норм, снятие запретов не приводят к уменьшению числа психических расстройств. Напротив, большая свобода самовыражения в сфере сексуальных отношений вместо предсказанного Фрейдом роста витальности вызывала лишь количества этих расстройств. При этом, отмечает Мэй, пациенты обращаются к психоаналитику по поводу затруднений, имеющих совсем иной характер, чем те, что наблюдались Фрейдом в начале века. Одиночество, скука, недовольство, потеря смысла существования, духовная атрофия - таковы характерные симптомы современных психических расстройств. Мэй пришел к выводу, что причиной неврозов являются не плохо вытесненные детские впечатления, не фиксации либидо, словом, не прошлое пациента, а те проблемы, которые он не может решить в настоящий момент, что и ведет к потере спонтанности, устремленности в будущее, творческого существования. Психически нормальный человек, по Мэю, способен находить конструктивные пути для самовыражения. Для него характерен разрыв между тем, что он есть, и тем, чем он хочет быть, разрыв, создающий теоретическое напряжение. Становление, свободный выбор личности уже в первой работе Мэя принимаются в качестве критериев психического здоровья.
Мэй признает, что свобода - это не произвол. Иначе трудно было бы говорить о "конструктивности" выбора пациента, который должен соответствовать тому, что Мэй называет "необходимой структурой", обеспечивающей гармонию человека и общества, индивидуального и универсального. В своей первой книге "Искусство консультирования" Мэй, во-первых, находит эту необходимую структуру в юнговских архетипах коллективного бессознательного, а во-вторых, считает наиболее универсальными принципами нормы поведения индивида, установленные христианской религией. Причину эгоцентризма и эгоизма человека современного общества он видит в грехопадении и отделении человека от бога. Следование христианскому вероучению Мэй считает императивом личностного здоровья. Однако в этом случае не только все атеисты, но и большая часть людей на Земле оказываются психически не вполне здоровыми. Правда, Мэй отделяет "подлинную религию", дающую осмысленность бытию человека (а соот-
= 146
Психотеология - Ролло Мэй
ветственно и здоровье), от "догматической религии", отнимающей у него свободу и ответственность за собственные деяния. Но понять, что же представляет собой, по Мэю, эта "подлинная религия" крайне трудно, как и то, каким образом она может освящать высказываемые им идеи о том, что самоутверждение человека, различные проявления спонтанного творчества следует рассматривать в качестве выражения психического здоровья. С одной стороны, им утверждаются вечные и абсолютные "божественные принципы", а с другой - полная свобода творящего самого себя индивида.
В 1940 г. Мэй выпустил работу226, в которой религиозные мотивы усиливаются. Христос истолковывается как "терапевт человечества". Однако в последующие годы Мэй отходит от подобных построений, собственно религиозные размышления исчезают из его книг и статей, а ранние работы он запрещает переиздавать. Мэй приходит к мысли о вечном конфликте между этикой и религией в том виде, как она существует исторически и социально: "существует жестокая война между этически чуткими людьми и религиозными институтами"227. Героическое самоутверждение человека, "прометеевская" борьба с любыми формами организации и институтами становятся на некоторое время главными пунктами его произведений. Миф о Прометее, по Мэю, выражает вечную борьбу самостоятельной и ответственной личности с авторитетами и традиционными нормами. Жизнь человека с детских лет описывается им как борьба за самоутверждение, как "континуум дифференциации от "массы" по направлению к индивидуальной свободе"228. Мэй готов говорить о невротичности чуть ли не любой формы власти, даже в родительском авторитете он видит угрозу психическому здоровью ребенка.
Нельзя сказать, что Мэй совсем игнорирует социальные причины невротических расстройств. Его исследование "Смысл тревоги" представляет интерес не только в том отношении, что в нем впервые была предпринята попытка дать психологическую интерпретацию экзистенциалистского учения о тревоге, но и потому, что его автор обращается к критике современного общества и приходит к выводу о необходимости социальных перемен. Мэй пытался в своей работе показать, что невротические страхи порождаются обществом "борь-
2-к May R. The Springs of Creative Living: A Study on Human Nature and God.-N.Y.- 1940. 2:7 May R. Man's Search For Himself.- N.Y.-1953.- P. 164. ~* MayR. Man's Search for Himself-P. 164.
147 =
Ю.В. Тижонравов
бы всех против всех", социальным неравенством, угрозой безработицы и тому подобными причинами. Однако впоследствии Мэй опускает рассмотрение вопросов психотерапии в широком социальном контексте, рассуждения об "адекватных формах общности", преодолении "невротического общества" и индивидуализма. Его учение о тревоге становится подготовкой перехода к экзистенциальному анализу и феноменологической психологии.
Тревога определялась Мэем как осознание угрозы "какой-либо ценности, которую индивид считает сущностной для своего существования как личности"229. Угрожать человеку могут физическая смерть или страдание, потеря тех или иных социальных благ, ценностей или символов. Но главное внимание Мэй обращает на угрозу утратить смысл существования, поскольку по поводу угрозы потерять какие-либо конкретные вещи, блага, обстоятельства человек испытывает не тревогу, а страх. То есть он способен четко сформулировать угрозу, бороться с ней или бежать от страшного. Страшное угрожает не ядру личности, тогда как тревога наносит удар по самому основанию ее психологической структуры, на котором строится понимание себя самого и мира. В тревоге человек испытывает страх по поводу собственной экзистенции, страшится "стать ничем".
Страх смерти представляет собой нормальную форму тревоги, но не он, считает Мэй, является ее истоком. Ее вызывает боязнь пустоты, бессмысленности, ничто. Это тревога, с необходимостью присущая человеческой экзистенции, она неотделима от бытия личности. Без тревоги невозможно позитивное развитие личности, она является необходимым элементом в структуре человеческой психики. Не-вротична не сама тревога, а попытки ее избежать. Невротик бежит от "базисной тревоги", но в результате начинает испытывать тревогу там, где нормальный человек (то есть осознающий свою конечность и постоянную угрозу ничто) испытывает лишь страх, осознавая конкретные опасные обстоятельства своего существования и находя силы им противостоять.
Отсюда выводятся основные принципы психотерапии Мэя: от невротических страхов индивид освобождается через осознание "базисной тревоги", поскольку "имеется обратное отношение между осоз-
MayR. Meaning of Anxiety.- N.Y.- I977.-P.239.
Психотеология - Ролло Мэй
нанием тревоги и присутствием симптомов"230. Тревога, как страх за самое бытие экзистенции, должна "растворить" все невротические фобии: "осознанная тревога может быть более болезненной, но она может быть использована также для интеграции "Я"231. Психотерапия, таким образом, является родом воспитания пациента в духе экзистенциалистской философии: он должен понять неподлинность собственного существования и своих страхов, осознать собственную конечность и выбрать самого себя перед лицом ничто. Многие из пациентов, как отмечал сам Мэй, приходят к аналитику, с медицинской точки зрения, совершенно здоровыми. Их тревожит пустота, бессмысленность собственного существования, а психотерапевт указывает им на необходимость выбора самого себя, призывает к "мужеству творить" и ничего, кроме смерти, не бояться, реализуя собственную свободу.
Психотерапевтическое убеждение, безусловно, является чрезвычайно важным средством лечения. Оно оказывает воздействие не только на представления, но и на эмоции, интеллект, личность больного в целом. Врач может указать на неадекватность оценки больным своей ситуации, окружающих людей, может в какой-то мере изменить сформировавшиеся установки и нормы поведения больного. У Мэя этот момент психотерапии доминирует: психотерапевт убеждает своих пациентов в том, что все находится в их руках, зависит от их свободного выбора. Если речь идет о практически здоровых людях, которых тревожит бесцельность собственного существования, такого рода убеждение без сомнения полезно, однако оно же может при известных условиях принести вред действительно больному человеку, если тот станет пытаться одним лишь усилием освободившейся воли преодолеть болезнь. Неудачность такого рода попыток может привести к усилению невротических симптомов.
Для того, чтобы помочь пациенту найти смысловые ориентиры в жизни, необходимо понять его внутренний мир. Исходить при этом, считает Мэй, надо из того общего основания, которое делает возможным как нормальное, так и психически анормальное существование, то есть нужно раскрыть его бытие-в-мире, структуру его осмыслен-
!1" May R. Meaning of Anxiety.- P.371. Мэй повторяет здесь то, что писало соотношении страха и тревога Хайдегтер: "Страх есть падшая в "мир", неподлинная и сама от себя сокрытая тревога" (Heidegger M.SeinundZeit.-S.I89.). 231 May R. Meaning of Anxiety.-P.371.
149 =
Ю.В. Тихонравов
ных переживаний, интенций. Конкретные науки дают нам,,по его мнению, знание о тех или иных механизмах мышления и поведения, но не об этом основании. Для того чтобы иметь возможность понять существование каждого конкретного человека, нужна онтология. "Отличительной чертой экзистенциального анализа является, таким образом, то, что он имеет дело с онтологией, с экзистенцией этого конкретного бытия, находящегося перед психотерапевтом"232. Структуру такой экзистенции призвана, по Мэю, раскрыть экзистенциальная феноменология. Только после постижения этой интегральной структуры может принести какую-то пользу изучение различных механизмов психики: "Излечение от симптомов, несомненно желательное... не является главной задачей терапии. Самым важным является открытие личностью своего бытия, своего Dasein"233. Существо процесса терапии составляет оказание помощи "пациенту в осознании и испытании своей экзистенции"234.
Мэй отрицает возможность рационального и объективного познания человеческой экзистенции. Наука, повторяет он вслед за другими экзистенциалистами, говорит на языке картезианского дуализма, разделяет субъект и объект и является выражением современной цивилизации, в которой господствуют взаимоотчуждение и деперсонализация. Однако человек и мир неразрывно друг с другом связаны, это два полюса единого структурного целого, бытия-в-мире. Мир личности невозможно понять через описание всевозможных факторов внешней среды, которая есть лишь один из модусов этого бытия-в-мире. По Мэю, имеется множество окружающих миров - столько же, сколько имеется индивидов. "Мир является структурой смысловых отношений, в котором существует личность и в образе которого она соучаствует"235. Мир включает в себя прошлые события, но они существуют для индивида не сами по себе, не "объективно", а в зависимости от его отношения к ним, от того смысла, который они для него имеют. В мир входят и возможности индивида, в том числе и данные обществом, культурой. Человек все время достраивает свой мир.
2J- Existence: A New Dimension in Psychiatry and Psychology.- P.37. -" Existence,-P.27.
114 Existence- P.77.
115 Existence.- P.59.
= 150
Психотеология - Ролло Мэй
Вслед за Бинсвангером Мэй говорит о трех основных модусах мира. В первом из них - окружающем мире, среде обитания - человек сталкивается со всем многообразием природных сил и приспосабливается к ним. Во втором мире - универсуме "со-бытия" - человек встречается с другими людьми. Здесь речь идет уже не об адаптации, а о сосуществовании, предполагающем взаимное признание в качестве личностей. Окружающий мир постигается современными биологическими и психологическими теориями; фрейдовское учение Мэй считает важным составным элементом правильного описания этого измерения человеческого бытия. Мир "со-бытия" рассматривается в различных социокультурных теориях, среди которых Мэй выделяет, как наиболее правильную, неофрейдистскую концепцию Салливена.
Однако, считает Мэй, к этим модусам не может быть сведен собственный мир человека. Этот уникальный для каждого мир предполагает самосознание и должен быть основанием для видения всех человеческих проблем, поскольку лишь здесь раскрывается мир внутренних значений. Только обратившись к этому измерению, можно понять, что значат для любого индивида окружающие его предметы, какой смысл именно для него имеют, скажем, цветок, океан, другой человек и т.д.
Учение Фрейда, по Мэю, верно описывает биопсихические детерминанты, неофрейдисты дополнили его социальным учением, а сам Мэй добавляет к этому зданию верхний этаж - учение о внутреннем мире каждого человека. Вместе с тем он пишет о взаимном проникновении всех трех модусов, об одновременном существовании человека во всех трех измерениях. Фактически бытие природы и общества сведены у Мэя к бытию индивида. Они даны только как элементы бытия-в-мире; если исчезает воспринимающий человек, исчезает и мир236. В самом деле, если речь идет о моей субъективной картине мира, то она невозможна без меня самого и исчезнет вместе с моим исчезновением. Смысл, который я, в отличие от всех других людей могу придавать цветку или другой личности, также является моим смыслом. Мэй идет дальше и придерживается той точки зрения, что пространственно-временных континуумов имеется столько же, сколько индивидов, что говорить об объективном, не зависимом от сознания людей бытии невозможно. Бытие для Мэя - это бытие-в-мире, то
ш См.: Руткевич A.M. От Фрейда к Хайдеггеру: Критический очерк экзистенциального
психоанализа-М:Политиздат, I985.-C. 115.
151 =
Ю.В. Тихонравов
есть совокупность смысловых отношений между двумя полюсами: личностью и ее миром. В таком случае говорить о природе и обществе самих по себе нельзя: это природа и общество, какими они даны субъекту. Единственным миром, о котором можно говорить, оказывается собственный мир.
Обсуждению вопроса об экзистенциальном обосновании психотерапии Мэй посвятил несколько работ237. В качестве онтологических условий человеческого существования он рассматривает следующие структуры бытия-в-мире: центрированность, самоутверждение, соучастие, осознание, самосознание, тревога. Центрированность является базой отдельного, отличного от других существования. Речь идет об уникальности каждого индивида. Центрированность не является у человека предзаданной. Он должен иметь мужество видеть себя отдельным и независимым центром всего окружающего, утверждать себя в этом качестве. Таков смысл экзистенциала "самоутверждение", человек должен реализовать себя в выборе. Если центрированность указывает на уникальность каждого индивида, то соучастие раскрывает его необходимую соотнесенность с другими людьми. Невротические симптомы появляются, когда либо соучастие, либо центрированность доминируют. Изоляция от всех или полная поглощенность становятся тогда на место взаимоотнесенности автономных экзистенций. Субъективной стороной центрированности является, по Мэю, осознание (или "отдавание себе отчета" -awareness). Каждое живое существо наделено опытом самого себя, своих желаний, потребностей. Этот опыт имеется еще до ясного сознания и целесообразного действия. Самосознание Мэй считает присущим исключительно человеку. Наконец, в онтологическом чувстве тревоги человеку открывается возможность небытия.
Систему экзистенциалов Мэя можно рассматривать как попытку приблизить аналитику Хайдеггера к тому, что иногда называют "американским здравым смыслом". Мэй пишет не о каком-то "бытии-при-внутримировом-сущем", а о самоутверждении, самосознании, тревоге, которые в той или иной мере знакомы каждому человеку. Но в результате такого приземления онтологии Хайдеггера происходит полное смешение философских (онтологических) и конкретно-научных (онтических) категорий. Когда Мэй еще не был последователем Хайдеггера, он в какой-то мере придерживался социально-исторического
Особенно подробно в кн.: Existential Psychology /Ed. R.May.-N.Y,- 1961
Психотеология - Ролло Мэй
подхода и писал в "Смысле тревоги", что страх, тревога, вина являются переживаниями людей, характерными для определенных социально-культурных целостностей на определенных этапах их развития. Сделавшись же онтологом, он перенес в область экзистенциа-лов те чувства, которые испытывают его современники, в частности его пациенты.
Подобный характер имеет и концепция, изложенная в наиболее широко известной книге Мэя "Любовь и воля" (1969), которая стала в США "национальным бестселлером". Она содержит анализ любви и воли как фундаментальных измерений человеческого бытия в их исторической перспективе и актуальной феноменологии. Автор демонстрирует положение, согласно которому расширение горизонтов сознания достижимо только на пути возрождения единства любви и воли, в котором можно найти новые источники смысла существования в шизоидном мире. Любовь и воля признаются в этой книге необходимыми условиями человеческого существования. Мэй цитирует Тиллиха: "Любовь есть онтологическое понятие. Ее эмоциональный элемент является следствием ее онтологической природы". Однако о какого рода онтологии в данном случае идет речь? Современная психология, от имени которой выступает Мэй, не может в духе Эмпе-докла рассматривать любовь и ненависть в качестве управляющих всем миром сил. Христианское учение о милосердной любви также не может служить основанием для наук о человеке, поскольку это предполагало бы некритическое принятие догматов христианской религии.
Учение Мэя о любви задумано как снятие двух концепций: фрейдовской теории либидо и платоновского учения об Эросе. Мэй хочет доказать, "что они не только совместимы, но и представляют собой две половины, каждая из которых необходима для психологического развития человека"238. Фрейд уделил основное внимание биологическим предпосылкам любви, описал влияние прошлого на эмоции индивида. Но "регрессия" к биологической предыстории любви не объясняет ее самой. Учение Платона, в отличие от фрейдовского, полагает Мэй, дает "прогрессию": Эрос направлен в будущее. Мэй хотел бы соединить телесное (регрессивное) и духовное (прогрес-
MayR. Love and WilL-N.Y-l969.-P.88.
153 =
Ю.В. Тихонравов
сивное) начала любви, указав на их общее основание, которым он считает интенциональность человеческой экзистенции.
Эрос, "творческая витальность", по Мэю, является глубочайшим импульсом человеческого существования. Это "стремление установить единство, полное взаимоотношение"239 есть центр творческих способностей человека, "демоническое чувство", лежащее в основе экзистенции. Понятие "демоническое" толкуется Мэем в античном смысле: "демоническое может быть и творческим, и разрушительным, будучи в нормальном случае и тем, и другим"240. Демонический Эрос оказывается единством того, что ранее Мэй называл самоутверждением и соучастием. Это одновременно спонтанная витальность утверждающего себя индивида и основа межличностных отношений.
В качестве другого фундаментального свойства человеческого существования Мэй называет волю. Она пронизывает все бытие-в-мире, так как идентичным самому себе человек становится только в акте выбора. Темы возможности, свободы, решимости, тревоги, вины рассматриваются теперь Мэем в связи с волей как "базисной интенцио-нальностью экзистенции". Его размышления заставляют вспомнить о ницшеанской "воле к власти", хотя Мэй и далек от мысли, что власть над другими является признаком подлинности существования. Но многие темы "философии жизни" выходят в этой работе Мэя на первый план, поскольку и любовь, и воля становятся чертами некой изначальной витальности, выходящей за собственные пределы. Во взаимодействии желания и воли видит сущность человеческого бытия. Воля рассматривается как организующий принцип, требующий рефлексии, сознательного решения при реализации желаний. Правда, здесь Мэй вступает в противоречие с проводимой им самим мыслью о тождественности воли сфере интенциональности в целом. Тогда любое желание уже является проявлением воли и отпадает нужда в особом организующем желания принципе.
В интенциональности, направленности существования, его выходе за собственные пределы Мэй видит фундамент бытия человека. Интенциональные акты формируют те смысловые содержания, с которыми имеет дело человек. Это "наш способ осознания реальности", понимания мира и самих себя. Структура интенциональных актов определяет способ существования, бытие-в-мире каждого человека.
:,v May R. Love and Will.- P.75. 240 May R. Love and Will.- P. 148.
= 154
Психотеология - Ролло Мэй
Что касается цели психотерапии, то Мэй видит ее теперь в выявлении базисной интенциональной структуры пациента, которую необходимо довести до его сознания и помочь перестроить. Процесс терапии заключается, по его словам, в "соединении друг с другом трех измерений -желания, воли и решения"241. Пациента надо сначала научить переживать собственные желания, затем доводить их до сознания и принимать самого себя как автономную личность и, наконец, принимать целесообразное решение, с полной ответственностью утверждать себя в мире, изменяя тем самым структуру интенци-ональности. Человек представляется как свободная и определяющая себя в акте выбора экзистенция.
Одна из последних книг Мэя не зря получила название "Мужество творить" - к этому он призывает как своих пациентов, так и все человечество. Конечно, творчество было и остается идеалом человеческой деятельности. Однако, когда Мэй пишет о том, что каждая личность творит собственный мир, он имеет в виду не только то, что человеческая деятельность способна преобразовывать мир в соответствии с потребностями людей. Мир, по Мэю, меняется с преобразованием собственной точки зрения индивида.
Данное положение отразилось и на понимании психотерапии: она должна содействовать тому, чтобы пациент становился способным пересоздавать свои цели, ориентации, установки. Образцом для Мэя, как и для Бинсвангера, служит жизнь художника. Излечить от невроза - значит научить творить, сделать человека "артистом собственной жизни". Но, во-первых, если психическое здоровье и художественное творчество тождественны, то большую часть людей придется признать невротиками. Во-вторых, творчество лишь в редких случаях может оказаться средством излечения для тех, кто действительно болен. Ни усилия воли, ни творческие порывы большинству невротиков не помогут. Наконец, само человеческое творчество становится у Мэя какой-то демонической, магической силой, способной по воле человека изменять не только его цели и установки, но и всю окружающую действительность. Если принять предписания Мэя, можно уподобиться Дон-Кихоту и жить в фантастическом мире, который может быть прекрасным, но совершенно не соответствовать реальности.
-4| May R.Love and Will.-P.262.
Ю.В. Тихонравов
Выходит, что Пациенты Мэя только в воображении могут свободно и ответственно выбирать себя как великих художников242.
Этим Мэй не ограничивается. Подобно многим другим представителям гуманистической и экзистенциальной психологии, он призывает к "трансформации сознания". Книга "Мужество творить" тоже стала бестселлером, и по вполне понятным причинам. Время ее выхода - середина 70-х годов - было временем широкого распространения контркультуры, адепты которой уделяли большое внимание восточным религиям, медитации, психоделическим средствам типа ЛСД. Хотя Мэй, в отличие от некоторых других экзистенциальных аналитиков, достаточно осторожен в оценке таких средств трансформации сознания, речь у него идет о том же. Например, он пишет: "Экстаз является заслуженным древним методом трансцендирования нашего обыденного сознания, помогающим нам достичь инсайтов, иным путем недоступных. Элемент экстаза... является частью и предпосылкой любого подлинного символа и мифа: ибо, если мы подлинно соучаствуем в символе или мифе, мы на время "изъяты" и находимся "вовне" самих себя"243. Подобное соучастие становится для Мэя главной характеристикой подлинности человеческого существования. Отказ от позитивистской психологии, таким образом, приводит Мэя к мистицизму: за призывами "мужественно творить" оказывается сокрытой техника экстаза, соучастия в мифе и ритуале.
Мэй стал одним из наиболее последовательных сторонников отказа от позитивистских подходов в психологии. Не выходя за рамки гуманистического течения в целом, Мэй отмежевался от эклектизма своих коллег. Он полагал, что в познании онтологических характеристик человеческого существования позитивистские методы играют весьма незначительную роль.
Люди обращаются к психологии, писал Мэй, в поисках решения самых жгучих своих проблем: любви, надежды, отчаяния и тревоги, связанных со смыслом их жизни244. Психологи, тем не менее, избегают столкновений с этими сугубо человеческими дилеммами. Они объясняют любовь как сексуальное влечение; обращают тревогу в
!42См.: Руткевич A.M. От Фрейда к Хайдеггеру: Критический очерк экзистенциального
психоанализа.- М.: Политиздат, 1985.-С. 120..
"'May R. The Courage to Create- N.Y.- 1978- P. 130.
!44May R. Psychology and the human dilemma.- N.Y.: W.W.Norton, !967.-Ch.l;MayR. Love and
will- N. Y.: W. W. Norton, 1969.- P. 18.
= 156
Психотеология - Ролло Мэй
физический стресс; утверждают, что наша надежда всего лишь иллюзия; отождествляют отчаяние с депрессией; сводят страсть к удовлетворению биологических потребностей и делают из приятной релаксации простую разрядку напряженности. Когда, наконец, в полном отчаянии люди смело и страстно действуют, влияя на свою судьбу, они называют это не более чем реакцией на стимул.
Современная психология, подчеркивал Мэй, не только замалчивает, но и упрощает сущностные аспекты собственно человеческого переживания245. Прикрываясь непререкаемостью той или иной методической процедуры, она избегает встречи с существенными сторонами человеческого бытия, которые так или иначе "срезаются" редукционистскими тенденциями объективного измерения. Если психология не может иметь дело со всем диапазоном непосредственного опыта человека и его дилеммами, заявлял Мэй, тогда представления о ней как о науке ошибочны.
В собственной программе гуманистической психологии Мэй утверждает, что психологам следовало бы отказаться от всех претензий на управление поведением и его предсказание и перестать игнорировать человеческую субъективность уже потому, что она не имеет аналогов в животном мире246. Наука, уклоняющаяся отданных, которые не соответствуют ее методам, - обороняющаяся наука. Любое психологическое исследование, предметом которого является человек, должно сосредоточиваться на целостной личности со всеми ее жизненными проблемами, а не только на животных, машинах, поведении или диагностических категориях. Наука о природе человека должна следовать гуманистической модели и изучать уникальные свойства людей-то, что он назвал "онтологические характеристики человеческого существования"247. Эти характеристики могли бы включать способность людей относиться к себе одновременно как к субъектам и объектам, выбирать и совершать этические поступки, мыслить, создавать символы и участвовать в историческом развитии своего общества.
Психологии, по Мэю, следовало бы взять на вооружение феноменологический подход и изучать людей в непосредственной данности, такими, каковы они есть в действительности, а не как проекции пси-
243 May R. Psychology and the human dilemma,- N.Y.: W.W.Norton, 1967,-Ch.l.
246 May R. Psychology and the human dilemma.-N.Y.: W.W.Norton, 1967. Ch. 13.
247 May R. Psychology and the human dilemma.-N.Y.: W.W.Norton, 1967.-P. 93, 192.
157 =
Ю.В. Тихонравое
хологических теорий о природе человека248. Феноменологическое познание человека должно предшествовать другим методологическим и теоретическим предположениям. В этой связи Мэй проводил различие между "описывающим что" и "объясняющим почему", придерживаясь мнения, что психологи должны скорее описывать, чем объяснять249 . Каузально-логические истолкования источников или причин того или иного отдельно взятого явления терпят неудачу при попытке описать, что в действительности представляет собой это явление. Объяснить, как возникает такое явление, как, например, тревога, - не значит сказать, что представляет собой тревога как состояние, переживаемое человеком. Психологии следовало бы изучать феноменологию состояния человека, а не причинно-следственные связи.
Психологии необходимо преодолеть разрыв между субъектом и объектом. Как объекты люди понимают себя, следуя ожиданиям и обычаям, предписываемым их непосредственным окружением. Как субъекты, однако, люди действуют в соответствии со своими ценностями, чувствами и желаниями. Иными словами, они выступают в качестве источников активности. Двойственность человека, утверждал Мэй, возникает из его способности к симультанному переживанию себя как субъекта и как объекта; психологам нужно сосредоточить свои исследовательские усилия на этом обстоятельстве250. Изучающие природу человека с самого начала должны усвоить, что люди центрированы на самих себе и нуждаются в поддержании этого центрирования посредством самоутверждения, каким бы деформированным и противоречивым ни был их внутренний центр.
По мнению Мэя, гуманитарное исследование должно принимать во внимание историческое измерение той культуры, в которой живут люди. Следует изучать мифы, символы и литературу, в частности классическую, представляющие собой не что иное, как самоинтерпретацию человека на всем протяжении истории251. Мифы, символы,
248 May R. Toward the ontological basis of psychotherapy // Existential Inquiries.- 1959.- Vol. 1 .-
P. 5-7.
2W May R. The origins and significance of the existential movement in psychology// May R.,
Angel E., Ellenberger H F. A new dimension in psychiatry and psychology.-N.Y.: Basic Books,
I958.-P.3-36.
350 May R. The origins and significance of the existential movement in psychology // May R.,
Angel E., Ellenberger H.F. A new dimension in psychiatry and psychology.- N.Y.: Basic Boods-
1958- P. 11; May R. Psychology and the human dilemma.-N.Y.: W.W. Norton, 1967.-Ch.3.
2,1 May R. Psychology and the human dilemma.-N.Y.: W.W.Norton, 1967.-P.X1V.
= 158
Психотеология - Ролло Мэй
предания - все они воплощают долговечные кросс-культурные и исторические сгустки человеческого опыта252. Таким образом, Мэй полагал, что психология более близка к парадигме гуманитарных наук, нежели физических и биологических. Правда, большинство психологов его времени, в частности бихевиористы, считали психологию Мэя, как и все экзистенциальное крыло гуманистической психологии, которое он представлял, в лучшем с