Люди и боги. От Перикла до Еврипида. Неумолкающие музы

Какова же была собственно древнегреческая культура, какие песни пели неумолкающие во время почти непрерывных войн музы? Если оставить в стороне вопросы семейной и государственной жизни греков, особое внимание придется уделить их религии, философии, науке и искусствам.

Ф.Ф. Зелинский считает, что система греческого политеизма (многобожия) возникла под воздействием ряда сил. К таким центростремительным силам он относит передвижение и расселение греческих племен, поведшие к соединению культов путем сочетания браками и другими узами их божеств; высокую активность и популярность странствующих певцов - аэдов, разносящих по греческим городам разные представления о божествах; сознательную и последовательную в своих действиях роль дельфийского оракула, внесшего порядок в религиозный хаос выделением двенадцати старших богов-олимпийцев; наконец, именно в рассматриваемую эпоху - роль художников, закрепивших для античности образы ее богов. Обряды в Греции были преимущественно простыми и не слишком стесняющими человека, в чем, по мнению профессора Зелинского, и заключалась причина глубого религиозного мира античных времен. А кроме того, она заключалась в том, что эта обрядность выражала себя в праздниках как откровения божества в красоте. Какими же были эти праздники, во всяком случае, афинские, наиболее известные нам?

Вот сокращенные извлечения из книги Ф.Ф. Зелинского "История античной культуры" (Изд-во "Марс", С-Пб., 1995. С.184-188.).

I. Гекатомбеон (июль) начинался с торжественной гекатомбы (то есть принесения в жертву ста голов скота) в честь Аполлона, которая и дала месяцу название. Из его праздников главными были 12-е число - Кронии, на которых господа угощали своих рабов в память о Кроносе и "золотом веке", не знавшем рабства; затем 16-е число - Синэкии, в память о Тесее и синэкизме (объединении мелких общин в крупную, благодаря чему и возникли в свое время Афины - В.Р.) с подобающими приношениями (богине мира) Эйрене; но особенно 16 - 29-е числа - Панафинеи, национальный праздник Афин. Первые дни этого многодневного торжества были заполнены всевозможными состязаниями - и мусическими (особенно рапсодическими), и гимнастическими, и конными. Главным днем был 28-ой; его канун, когда луны уже не было, праздновался эффектным факельным бегом по эстафетам с призом для победительницы-филы; затем шла веселая "панихида", то есть ночные хороводы девушек, а с зарей следующего дня огромное шествие ("помпа") красивейших юношей (верхом), мужей (с жертвенными животными), старцев (с оливковыми ветвями), дев (кошеносиц) и женщин сопрвождало на Акрополь избранных четырех "аррефор" (девочек от семи до одиннадцати лет), долженствовавших передать богине сотканный для нее женщинами новый плащ (peplos)... Там же на Акрополе ей приносилась гекатомба. На следующий день состязание триер в Пирее завершало весь праздник...

III. Боидромион (сентябрь), названный так в честь Аполлона-Боидромия (то есть "заступника в бою"), был, естественно, месяцем памяти великих исторических побед - платейской (3-е число), марафонской (6-е число; это и были Боидромии) и саламинской (20-е число); но его главным праздником были (15-22-е числа) Великие Мистерии Деметры в Элевсине, естественно развившиеся из праздника пахотьбы ("Праэросии")...

IV. Пианопсион (октябрь), тоже посвященный Аполлону, получил свое название от праздника (6-е число) Пианопсий ("бобовой каши"), имевшего характер завершения летних работ в области земледелия, и мореходства, и особенно виноделия...

VI. Посидеон (декабрь), месяц зимнего затишья и "алкиониных дней" в царстве Посейдона. Из погребов добывался после первого брожения винный морс; проходили Сельские Дионисии со всевозможными народными увеселениями, причем девушки устраивали качели в честь Эригоны. В том же месяце женщины хороводами и песнями отмечали Галои ("праздник тока") в память ополовинивания плена Коры у Плутона.

VII. Гамилион (январь), первоначальный "месяц свадеб" - вследствие чего и праздник Феогамии, то есть свадьбы Зевса и Геры, отмечался теперь. Но главным праздником были Ленеи, первоначально "праздник точила", в историческое время праздник в память вознесения Дионисом его матери Семелы, отмечаемый, между прочим, драматическими агонами.

VIII. Анфестирион (февраль), названный так по имени своего главного праздника (11-13-е числа) Анфестирий - праздника "цветов", душ и Диониса, владыки тех и других. В первый день (Pithoigia, "вскрытие чанов") добывалось новое вино, которым хозяин угощал свою челядь. Все храмы закрывались во избежание скверны от бродящих душ. Вечером почтенные женщины сопровождали царицу (то есть жену архонта-царя) в так называемый буколий, где предполагалась ее мистическая свадьба с Дионисом... Следующий день отмечался "праздником кружек" (Choes): в веселом шествии при участии ряженых царицу сопровождали обратно домой, все украшались цветами, и происходило "состязание кружек": кто первый выпивал свою, получал в награду винный мех. Третий, и последний, день (Chytroi, "праздник горшков") был посвящен специально душам: их угощали (в горшках), тешили плясками, а к вечеру прогоняли обратно под землю при криках: Ступайте, души! Анфестириям конец. После полнолуния (19 - 21-е числа) праздновались Малые Мистерии в память о возвращении Коры из царства теней. Тогда именно происходило посвящение новых мистов, обыкновенно в отроческом возрасте. Посвящаемый надевал новый хитон, который потом берег, чтобы со временем скроить из него пеленки для своих детей...

IX. Элафиболион (март) был посвящен весенней богине Артемиде-охотнице (собственно, "поражающей ланей"), но его главным праздником были учрежденные Писистратом Великие Дионисии, занимавшие все дни от первой четверти до полнолуния. Кумир Диониса переносился из его афинского храма в рощу Академа, там чествовался весь день песнями мальчиков и затем ночью при свете факелов в веселом шествии возвращался в Афины, в театр. Здесь происходили поэтические состязания следующих дней: сначала дифирамбические, затем комические, затем главным образом трагические. Жертвоприношением всем богам в полнолуние кончались Дионисии.

X. Мунихион (апрель) был посвящен той же Артемиде, на этот раз как мунихийской по имени той приморской горы над Пиреем, где находился ее главный храм. Всё же праздник первой четверти (6-е число) принадлежал Аполлону: это были Дельфинии, открывавшие собой мореходную пору, с памятью об отправлении Тесея... на Крит. Главной богине месяца посвящался праздник полнолуния Мунихии, причем ей подносились лепешки, обставленные восковыми свечками...

XI. Фаргилион (май) опять был посвящен Аполлону, которому 7-го числа, в день его рождения, приносились первые дары земли, начатки урожая. Это и были "фаргилии", давшие название самому празднику. Но кроме этого безобидного обряда, соединенного с помпой и хороводами мальчиков, праздник Фаргилий был ознаменован одним мрачным пережитком из азиатской эпохи религии Аполлона. Там, в Азии, существовало мнение: "лучше нам, чтобы один человек умер за людей, нежели чтобы весь народ погиб", отсюда и обычай: перед жаркой летней порой, когда бог света становился грозным мучителем, карающим людей и солнечными ударами и поветриями, отвращать его гнев от народа принесением ему в жертву человека. Греческие общины различным образом справились с этим азиатским пережитком. В некоторых общинах до Фаргилий откладывалась казнь осужденных преступников; в других - и, по-видимому, в Афинах - человек заменялся куклой, которая торжественно сжигалась на костре из бревен дикой смоковницы (соответствовавшей нашей осине). Вообще Фаргилион был месяцем очищения, которое простиралось и на богиню общины: ее храм чистился (Каллинтерии, 19-е число), ее кумир - старый, деревянный - раздевался и омывался женщинами в море (Плинтерии). Все эти дни считались несчастными... Окидывая взором афинские праздники... мы первым делом должны установить, что они менее всего были "праздниками" в этимологическом смысле этого слова: при положительном характере его нравственности... греку показалась бы совершенно непонятной мысль, будто можно чествовать бога бездельем. Его праздники были службой богу, доженствующей доставлять ему радость; а так как предполагалось, что радующее человека радует и бога, то греческие праздники были настоящим средоточием радости... И все, что только можно было, пронизывает дух агонистики: все полно состязания, от самого низменного и шутливого состязания в скорости выпивания кружки до самого серьезного и возвышенного состязания в красоте созданных поэм и рожденных детей. Победитель, считали греки, угоден богам.

Но почему, спросите вы, у греков вообще было так много праздников - целых пятьдесят, длившихся почти сто дней в году? Ответит вам М.Л. Гаспаров. "Во-первых, у греков не было еженедельных выходных, как у нас по воскресеньям, - так что праздники были просто возможностью отдохнуть. Во-вторых, у греков бедняки почти не ели мясного, а на праздниках приносились жертвы, и жертвенное мясо шло на угощение, - так что это было возможностью подкормиться за государственный счет. А в-третьих, и в-главных, гражданам хотелось собраться вместе, и если город их процветал, то поблагодарить богов, а если бедствовал, то попросить у них помощи. На праздниках они были не зрителями, а участниками: все представления, даже театральные и хоровые, были, по-современному выражаясь, самодеятельными. Зрителями считались боги". (М.Л. Гаспаров. Занимательная Греция. С. 189.)

От религии и религиозных празднеств логично перейти к философии, которая была по преимуществу религиозной, а даже когда материалистической, то все равно связанной с религией - от противного. С философии материалистической мы и начнем, поскольку философия религиозная дала в этот период двух величайших мыслителей всех времен и народов, творчество которых уместнее рассмотреть в завершение.

Греческая философия родилась из желания объяснить мир, разобраться в нем, следовательно, она недалеко отстояла от науки, а в какой-то мере этой наукой была сама. Молодой, любознательный народ ничто не принимал на веру, все старался понять и объяснить. А в V в. до н.э., когда и мудрецы и ученые представляли уже далеко не первое поколение людей знания, тем более. Их уже не могло устроить и прежнее представление о материи как о чем-то едином и неделимом, они пытаются докопаться до "первокирпичика" всего сущего. Друг многолетнего лидера Афин Перикла иониец Анаксагор, переселившийся в Афины, считал, что основой всего сущего являются мельчайшие материальные частицы, "семена вещей", как он называл их. По его мнению, они обладали теми же свойствами, что и предметы, только были неизмеримо более маленькими. Из этих "семян" всё и началось. Позднее возникло движение, отделение и соединение частиц. Позже из них возник мир. Все дальнейшее, по мнению Анаксагора, получилось уже чисто механическим путем. Всё, таким образом, объяснимо, а значит, зачем тогда нужны боги? Отсюда и отношение Анаксагора к небесным телам. Все они - и Солнце, и Луна - для него не божества, а просто раскаленные камни. Анаксагор, проживший немногим более семидесяти лет (ок. 500 - 428 гг.до н.э.), в те далекие времена по существу предвосхитил будущую космогонию Канта - Лапласа и принцип сохранения материи и энергии, за что просто не мог не быть обвинен в безбожии и вынужден был бежать из Афин. Как и обо всяком великом человеке, об Анаксагоре сохранились античные анекдоты. Но даже в анекдотах сквозит уважение к этому мудрецу. Вот один из них:

Под конец жизни Анаксагор отказался от занятий всякими общественными делами и даже от ведения собственного хозяйства. Он целыми днями без устали наблюдал, что творится вокруг. Его стали упрекать:

- Как видно, тебе уже нет дела до отечества!

- Отнюдь! - покачал Анаксагор седою головою. - Я теперь только то и делаю, что думаю об отечестве!

И старец указал посохом на небо. (Античный анекдот/ Сост. Ст. Венгловского. - СПб.: "Журнал "Нева", 1995. С. 18.)

Величайшим же материалистом был естествоиспытатель, математик и философ Демокрит (ок. 470 - 380 гг. до н.э.). Подлинный энциклопедист, выходец из маленького городка Абдер на севере Греции, Демокрит много путешествовал, математику и астрономию изучал на Востоке, философские штудии проходил у Анаксагора и Сократа в Афинах, написал множество сочинений, из которых до нас, к сожалению, дошли только отрывки: восемьсот цитат в сочинениях других мыслителей, опровергавших Демокрита. Мы знаем название одной из его работ, книги о путешествиях - "Большой мирострой"; знаем, что он написал работы по истории, этике, биологии, психологии, технике, медицине, музыке, ораторскому искусству. Мельчайшие, как он полагал, неделимые частицы материи Демокрит назвал атомами. Он считал, что мире нет ничего, кроме атомов и пустоты. Если между однородными атомами малые промежутки - это твердые тела, если большие - это жидкие тела, еще большие - газообразные. В основе мира, говорил Демокрит - лежат наши ощущения, правда, дающие нам лишь искаженные представления. Доверяя нашим органам чувств, следует постоянно проверять их разумом, чтобы исключить ошибку и достичь истинного познания.

Знаменитый материалист учил далее, что все явления имеют свои причины, что все события в природе и истории обусловлены, хотя сами природа и история цели как таковой не имеют. Материя вечна, считал он, а то, как она возникла, вовсе не нуждается в объяснении. Объяснять же следует только изменения ее. Тут дело обходится без всяких сверхъестественных сил, следовательно в богах нет никакой надобности. А вообще-то боги, по Демокриту - не что иное как воплощение явлений природы, например, Зевс - солнце, Афина - разум и т.д. Подобно тому, как мухи сами заводятся в гниющем мясе, а черви - в иле, также самозародилась и жизнь на Земле. Человек возник из тех существ, которые лучше всех приспособились к выживанию. Нужда в самозащите от дикой природы объединила людей, она же дала им речь. Человек умеет смотреть в будущее, значит, во имя этого будущего, он должен ограничивать себя в удовольствиях и подчинять свои интересы интересам государства, т.е. соблюдать его законы.

Воззрения Демокрита имели большое влияние и на мыслителей древности (так, Аристотель считал его своим учителем в области логики, Эпикур и опосредованно римский поэт-философ Лукреций опирались на его учение в области этики), и на философов Нового времени от Гассенди, Галилея и Лейбница до современных физиков-атомщиков. В какой-то степени близки Демокриту были мыслители воникшей в это же время школы софистов, т.е. "мудрецов", утверждавшие, что истин может быть столько же, сколько существует людей. Проще говоря: у каждого своя истина. Поэтому любое положение должно быть доказано. Софисты были бродячими философами, они странствовали из города в город, набирали учеников, желавших впоследствии блистать на поприще государственной деятельности. За свои уроки софисты взимали высокую плату, а учили они ораторскому искусству, умению вести полемику (главным образом, как убедить соперника, сделав даже слабые доводы сильными) и знаниям о государстве и нравственности.

Успех софистов, хоть и бранимых за то, что она брали за свои уроки плату и немалую, был естествен, ведь они учили, как стать доблестным. Доблестными же, по традиционным понятиям, могли быть только представители старых аристократических родов. Демократическое устройство, скажем, Афин с этим смириться не могло. А позже, в эпоху несчастий и поражений, восстановление доблести, научение доблести стало особенно необходимо и ценимо в обществе. Другой причиной успеха софистов стал присущий практическим всем им скептицизм. А как же общество, потерпевшее поражение в войне, крушение своих идеалов, не могло не проникнуться скепсисом? Заявление великого софиста Протагора о человеке как мериле всего сущего и высшего сделано было (или воспринято) не только в религиозном, но в широком нравственном плане. И, - говорит Ф.Ф. Зелинский, - возникла уверенность, что ни одного религиозного или нравственного положения доказать нельзя, а можно в нем только убедить силой и обаянием речи. Так-то из софистического скептицизма естественно возник культ речи; ее учителями были те же софисты, и их учение нашло себе благодатную почву в демократических Афинах, в которых и суд, и вече предоставляли столь широкое поле искусному оратору. (Ф.Ф. Зелинский. История античной культуры. С. 152)

Здесь берет начало одно из самых развитых искусств античности вообще (т.е. и греческой, и вслед за ней римской цивилизации) - искусство красноречия. К нему мы еще не раз вернемся в наших беседах. Естественно, что привлекали софистов те города, где ораторское мастерство непосредственно связывалось с политической карьерой. А центром политической жизни Греции, как мы знаем, были Афины. В Афинах учил мыслитель, начальный фрагмент одного из высказываний которого исторически можно считать девизом античности, Протагор (480 - 410 гг. до н.э.). Вот эта фраза: "Человек есть мера всех вещей: существующих - что они существуют, несуществующих - что они не существуют". Вторая часть фразы представляет собой тоже своего рода девиз - девиз той философской системы, что называется субъективным идеализмом. Он оспаривает существование объективной реальности и приводит существование мироздания в полную зависимость от существования наблюдателя. Проще говоря: если я живу и наблюдаю мир, значит, он существует. Если же не будет меня и моего восприятия мироздания, то не будет и самого мироздания. Другой софист, Горгий, пошел по этому пути еще дальше и утвеждал, что "на самом деле не существует ничего, а если бы что и существовало, это невозможно было бы познать".

О том, как вели себя софисты, рассказывает М.Л. Гаспаров. "Народ сбегался их слушать: говорили они и вправду завораживающе, а спорить умели на любую тему "за" и "против". Богачи платили им за уроки такие деньги, что софист Горгий пожертвовал в Афины золотую статую на доходы с ученья. Правда, всех смущало: а вдруг дурные люди научатся этому искусству убеждать и употребят его во вред? Но софисты отвечали: "Это нас уже не касается. Мы - как кузнец, который продает покупателю нож; а зарежет ли тот этим ножом курицу или родного отца, кузнец не в ответе"... О Протагоре рассказывали забавную историю. Был у него ученик, учившийся судебному красноречию. По уговору ученик должен был заплатить учителю после первого выигранного дела. Ученье кончилось, но ученик не спешил выступать в суде. Тогда Протагор сам подал на него в суд. Протагор рассуждал: "Если я выиграю дело, он заплатит по приговору, если он - он заплатит по уговору". А ученик рассуждал: "Если я выиграю дело, то не буду платить по приговору, если проиграю - то по уговору". Как быть? Может быть, Протагор сам сочинил эту историю как "софизм" - задачу на то, чтобы найти неправильный ход мысли. Таких софизмов было немало. Например... "Лысый": "У меня густые волосы; если вырвать один волос, я не стану от этого лысым; если вырвать все - стану; а если вырывать волосок за волоском, то на котором волоске я стану лысым?" Самым знаменитым был софизм "Лжец": "Критянин сказал: "Все критяне - лжецы"; сказал он правду или ложь?" Если правду - значит, он тоже лжец - значит, он солгал - значит, на самом деле критяне правдивы - значит, он все-таки сказал правду - и так далее, опять сначала... Когда софисты доказывали, что все людские обычаи - условность, что даже самые привычные из них возникли не "по природе", а "по уговору", то в руках у них был один почти неопровержимый пример: язык. В самом деле, вот мы говорим "стол", но что общего между этими четырьмя звуками и тем домашним предметом, который они обозначают? Ничего. Персы называют этот предмет совсем другим словом и отлично обходятся. Не ясно ли, что язык существует не по природе, а по уговору, как любой закон? И его можно даже усовершенствовать, как любой закон.... Названия самцов и самок животных обычно похожи друг на друга: лев - львица, заяц - зайчиха. А вот самка петуха почему-то курица. Не лучше ли договориться, чтобы и ее тоже звать "петушиха"?.. Мы привыкли говорить о роде существительных, о наклонении глаголов, как о чем-то само собой разумеющемся. А они тоже когда-то были открыты впервые - именно тогда, когда софист Протагор сказал: "Названия бывают трех родов: как у мужчин, как у женщин и как у вещей" и "высказывания бывают четырех родов: вопрос, ответ, приказание и просьба". Все наши грамматические понятия восходят к греческим: "название" - это наше "имя" (существительное, прилагательное, числительное); "высказывание" - это наш "глагол" ("глаголати" - по-старославянски значит "сказывать" (Ср. у Пушкина: "Глаголом жги сердца людей!") , а при нем "при-глаголь-е" - "на-речи-е". "Склонение" - это значит: нормальная форма "имени" - "именительная", а все остальные как бы отклоняются от нее то в одну, то в другую сторону, образуя отпадения, "падежи". А вы задумывались, почему первым склонением в вашей грамматике называется склонение слов женского рода? Потому что первым словом, которое склоняли греческие ученики в школах, было "Муза", а Муза - женского рода... Издавна люди верили в молитвы, в заклинания: если сказать такие-то слова, то по ним и сбудется, потому что между словами и вещами есть тайная связь. А теперь оказывается - нет никакой связи, одна условность. Как же быть? Нет, не может быть, чтобы названия вещам были даны по уговору, - наверное, все-таки по природе. Нужно только додуматься до их первоначального смысла. Почему бог называется "бог"? Потому что люди поклонялись солнцу и луне, видели в небе их бег и называли этот бег "бог". Почему человек называется "человек"? Потому что он смотрит вокруг себя, "очами ловит" и умом понимает все на свете: он "оче-ловец", так что и это слово не случайно... Больше того: почему слова "мой", "меня", "мною" все содержат звук м? Потому что при этом звуке я удерживаю воздух закрытыми губами - как бы оставляю его при м-м-мне! Почему дательный падеж кончается на у: бог-у, дом-у, окн-у? потому что при звуке у из губ трубочкой вылетает узкая, как стрела, струйка воздуха и как бы у-казывает, ком-у мы что-то даем или к кому-у идем. Не смейтесь, пожалуйста: над доводами такого рода ученые серьезно думали еще сто лет назад... Так люди впервые заговорили о том, как они говорят, а значит, и задумались о том, как они думают. (М.Л. Гаспаров. Занимательная Греция. С. 206 -209.)

****

Перейдем теперь к искусству, благодаря которому этот период греческой истории считается временем расцвета. Жил в Афинах в V в., точней, примерно в 495 - 429 гг. до н.э. великий государственный деятель, аристократ по происхождению и демократ по убеждениям, Перикл. Молодым человеком он, любитель искусств, прошел театральное искусство: в частности, он был хореогом (устроителем хора) при постановке знаменитой трагедии Эсхила "Персы". К тридцати годам Перикл приобрел в Афинах огромное влияние, несколько раз блестяще выступив в защиту демократии против аристократических устремлений некоторых важных лиц. Деятельность Перикла позволила Афинам создать сильную армию чиновничества, т.е. оплачиваемых государственных служащих из числа талантливых и деятельных неродовитых людей. Русский царь Петр Великий два тысячелетия спустя сделал то же в нашем государстве. Перикл сыграл колоссальную роль не только во внутриполитической и в культурной жизни Афин, но и в их внешней политике. Целых пятнадцать лет, говорит М.Л. Гаспаров, не было в Афинах человека, которого бы слушались, как его. При этом он и не помышлял о тирании: ежегодно, по законам Афин, он слагал с себя власть и отчитывался перед народом в своих действиях, после чего каждый раз бывал заново избран.

Великий оратор, каких до него в Греции еще не было, Перикл правил словом, убеждал, напоминал в дни побед об опасностях, в дни поражений - о силе и воле, а чтобы самому не сбиться с верного пути и провести корабль государства между всех рифов в сохранности, окружал себя умнейшими и талантливейшими людьми отечества. "Это были, - пишет М.Л. Гаспаров, - философ Анаксагор, сказавший, что нет богов; скульптор Фидий, создатель храмов афинского акрополя; архитектор Гипподам, учивший прокладывать в путаных греческих городах прямые улицы под прямыми углами; историк Геродот, описавший греко-персидские войны... музыкант Дамон, говоривший, что гармония в государстве и гармония на лире подчиняются одним и тем же законам; поэт Софокл, показывавший в своих трагедиях: не в том свобода человека, чтобы делать то, что он хочет, а в том, чтобы принимать на себя ответственность даже за то, чего он не хотел". (М.Л. Гаспаров. Занимательная Греция. С. 147.)

Перикл наделил обедневших граждан землей в провинциях, обеспечил работой всех желающих работать. Он затеял небывалые еще стройки, чтобы восстановить все, разрушенное войной и сделать родной город самым красивым в Греции. Люди всех профессий нашли себе дело в этом строительстве. Конечно, у него были не только друзья. Врагов тоже хватало. И им хватало аргументов, чтобы представлять его правлению сильную оппозицию. Прежде всего дело в деньгах. Афинский союз, или, лучше сказать, афинская империя собирала с зависимых городов большую дань, и эти средства Перикл использовал в том числе и на строительство храмов и статуй, не очень-то испрашивая совета и разрешения у других представителей союза. Кроме того, вторая жена Перикла, очаровательная и умнейшая женщина античности, Аспасия была милетянкой и не имела афинского гражданства, так что брак ее с Периклом законным не считался. Этим обстоятельством воспользовались противники Перикла и в 432 г. до н.э. привлекли Аспасию, а значит, прежде всего самого Перикла к судебной ответственности по обвинению в безнравственности и непочитании богов. Драматурги высмеивали ее в своих комедиях как гетеру, самого же Перикла - как безбожника. Ему удалось отстоять честь жены, но, когда его друг Фидий был облыжно обвинен в том же безбожии и растрате золота, тут уж и сам Перикл не смог его защитить. Фидий умер в тюрьме. Скоро после начавшейся несчастной для Афин Пелопоннесской войны разразилась эпидемия чумы (или, скорее, холеры, как считают теперь ученые). В число жертв ее попал и Перикл, лидер самого блистательного пятидесятилетия в истории Афин.

В чем же, кроме имперской мощи, проявилась эта блистательность? Начнем с архитектуры и предоставим слово Ф.Ф. Зелинскому, а затем М.Л. Гаспарову, которые расскажут нам о ее величественных созданиях.

"Акрополь, - пишет первый, - решено было обратить в гигантский пьедестал для воздвижения (Афине) неслыханного по величественности и красоте храма. Сорок лет работали над тем, чтобы привести его в это состояние... Исполнение задачи было поручено архитекторам Иктину и Калликрату, но руководителем работ был тот, в руки которого было отдано все скульптурное украшение храма, - Фидий. Их совместными трудами был создан на вершине Акрополя (храма богов - В.Р.) тот Парфенон - "храм Девы", - в котором мы видим в одно и то же время и высший расцвет греческой архитектуры, и живой символ величия Перикловых Афин. В нем соблюдена обычная схема дорических храмов, но благородный материал, из которого он был выстроен - пентеликонский мрамор, - дал возможность смягчить архаическую резкость прежних памятников дорической архитектуры: его колонны стройнее, их капители менее нависают над пролетами, всюду соблюдена удивительная гармония и пропорциональность. Конечно, своими размерами он не может соперничать с каменными громадами на берегах Нила и Евфрата. Все же он больше обыкновенного греческого храма - восемь колонн во фронтоне вместо принятых шести, и эти размеры дали художнику возможность несколько развить обычную храмовую схему, прибавляя к целле (святилищу - В.Р.) особое квадратное помещение, так называемый опистодом, ставший казнохранилищем богини, и вводя в самую целлу внутреннюю двухэтажную колоннаду. Все же он весь соблюден в строгом стиле, чуждающемся всяких излишних узоров. Его печать - величие, и ею он остался запечатлен и поныне, после всех разрушений, которые он испытал в последовавшие за падением античного мира мрачные столетия. (Ф.Ф. Зелинский. История античной культуры. С 161-163.)

"Акрополь, - продолжает М.Л. Гаспаров, - был посвящен не просто Афине, а Афине в двух лицах - Воительнице и Победительнице. Статуя Воительницы с копьем и щитом стояла посреди акрополя под открытым небом; статуя Победительницы стояла в Парфеноне... Корабли, подплывавшие к Аттике, издали видели блеск солнца на высоко вознесенном острие копья Воительницы, а подплыв ближе, видели рядом на холме белый прямоугольник Парфенона. Акрополь - продолговатый холм в двести с лишним метров длины, с плоской вершиной и неприступными отвесными склонами. Взойти на него можно было только с узкой западной стороны. Здесь архитекторы Перикла проложили мраморную лестницу, ведущую к широкому коридору, пронизывающему три колоннады, - Пропилеям, "преддверью" акрополя. Путник проходил по этому каменному лесу, и перед ним распахивалась священная площадь, посреди нее - статуя Афины-Воительницы с ее сверкающим в вышине копьем, а за ее спиною, правее, - задняя, западная колоннада Парфенона. Издали Парфенон невелик, изблизи он кажется громадным. Его колонны - вшестеро выше человеческого роста и толще человеческого охвата... Над колоннами - треугольные фронтоны, а в них - многофигурные скульптурные сцены. С западной стороны изображен спор Афины с Посейдоном. Афина и Посейдон спорили за покровительство над Аттикой, Посейдон подарил афинянам соленый источник (и коня, добавляли некоторые), Афина - оливковое дерево; победительницей вышла Афина. Это и было изображено на фронтоне: в середине олива, по сторонам от нее - Афина и Посейдон, дальше к краям треугольника - другие боги, сидящие и лежащие. Это означало: афиняне чтут и Афину, хранительницу их города, и Посейдона, помощника их на морях, но больше все-таки Афину, потому что разум дороже, чем дикая стихия. А если обойти здание и взглянуть на фронтон противоположной его стороны, где вход, то это становилось еще яснее. Здесь было изображено рождение Афины из головы Зевса: величавый Зевс на троне, рядом с ним - юная Афина, воплощение его божественного разума, а по сторонам - дивящиеся боги. Меж колоннадою и крышей высокою полосою все здание опоясывал фриз: вереница прямоугольных барельефов, словно каменные картины. В каждом были две фигуры, схватившиеся друг с другом в поединке. Здесь тоже шла борьба между разумом и стихией, с каждой из четырех сторон - по-своему. На западной стороне, под Афиной и Посейдоном, бились афиняне с амазонками - когда-то в мифические времена эти неистовые женщины приходили на Аттику войной. На северной стороне бились греки с троянцами - такими же азиатскими варварами, как недавние персы. На южной стороне бились лапифы с кентаврами, то есть люди с чудовищами - полулюдьми-полуконями. А на восточной стороне, над входом, под фронтоном с рождением Афины, шла самая страшная борьба - между богами и гигантами, между светлым мировым разумом и темными силами природы. Это - над колоннами. А за колоннами, по верху сплошной стены храма, тянулся, виднеясь между мраморными столбами, другой фриз - не прерывистый, а сплошной. Это было праздничное шествие: стихия побеждена, закон и порядок восторжествовали, и люди идут приветствовать богов и поднести им подарки. На западной стороне, под Посейдоном, давшим людям коня, скачут молодые воины верхом; вдоль длинной северной тянутся колесницы, идут музыканты, гонят жертвенных животных, а впереди шагают старейшины; а на восточной стороне, над входом, сидят боги, и чинные девы подносят им дары. Такие процессии и вправду всходили на Акрополь каждые четыре года, на празднике Больших Панафиней, и, медленно следуя вдоль храма, шествующие видели справа над собой как бы собственное изображение на храмовой стене. А взглянув налево, они могли видеть собственное изображение как бы сошедшим со стены; там стоял маленький, с причудливыми выступами храм Эрехтейон, и крышу его поддерживали не колонны, а каменные девушки с корзинами на головах, прямые, спокойные и сильные. Они назывались "кариатиды". Наконец, обогнувши храм, мы входим внутрь. Здесь полутемно, свет падает лишь сквозь дверь, и в этой полутьме в дальнем конце храма возвышается под потолок статуя Афины-Девы, знаменитое творение Фидия. Она в высоком шлеме, у ног ее стоит щит, а на протянутой руке - крылатая фигура богини Победы; Победа кажется маленькой, хоть она почти в человеческий рост. Лицо и руки Афины выложены белой слоновой костью, а одежда и панцирь - золотом; на этой статуе около полутора тонн золота, неприкосновенный запас афинской казны. Поверх панциря на богиню накинуто покрывало, вытканное лучшими афинскими девушками. И здесь в последний раз словно в один узел собран смысл всего Парфенона: на покрывале богини изображена гигантомахия, на щите - амазономахия, а на краях ее подошв - кентавромахия: победа закона и порядка над произволом неразумной стихии. (М.Л. Гаспаров. Занимательная Греция. С. 149 - 151.)

Но не только храмы - дома для богов - строились тогда в Афинах. Светская архитектура постепенно начинает если не вытеснять, то, во всяком случае, соперничать с архитектурой сакральной. Как говорит Ф.Ф. Зелинский, демократизм требовал достойного убранства тех мест, где собирался державный демос. V в. до н.э. в Афинах - век величайшего взлета театрального искусства, следовательно, усилия архитекторов в области светского строительства в первую очередь были направлены на создание театров и общественных залов. Это были так называемые стои, представляющие собой залы или дворы, принадлежащие, например, гимнасиям или палестрам, и огороженные стенами с навесом и колоннадой. Шире - стоя могла быть вообще наружной частью любого здания, служившего административным или торговым целям. В будущем она даст свое имя влиятельнейшему философскому направлению античности - стоицизму, о котором мы поговорим в свое время.

Чуть забегая вперед, скажем, что архитектурный театр, сформировавшийся только в IV в. до н.э., состоял из узкого прямоугольника сцены, за которым возвышался фасад дворца с тремя дверьми, и вокруг него - возвышающиеся друг над другом полукруглые ступени, окружающие орхестру, служившую "для той хореи, которую обычай все еще не позволял отделять от драмы" (Ф.Ф. Зелинский, с. 165). Подробнее обо всем этом скажем чуть ниже, а сейчас добавим несколько слов о скульптуре нашего периода, создавшей великую славу древнегреческому искусству, для чего вновь обратимся к книге профессора Зелинского. "Залогом расцвета ваяния и достижения им той ступени, которую мы назывыаем классической, было отчасти сужение тем: отказались от неразрешимых - или пока неразрешимых задач - (статуарная скульптура - от выражения аффекта (Аффект - страсть, бурная эмоция, например, гнев или ужас.) , которое при недостатке средств выходило условным и вычурным, рельефная - от многофигурности и ландшафтного фона). Среди многих возможных форм человеческого лица остановились на одной - знаменитом "греческом профиле", в силу чего все греческие статуи классической эпохи представляются нам как бы изображающими членов одной и той же семьи. "Простота и тихое величие" (Винкельман) (Иоганн Иоахим Винкельман (1717 - 1768 гг.) - крупнейший немецкий искусствовед, основатель новой, искусствоведчески ориентированной археологии, создатель капитальных, до сих пор образцовых трудов "История искусства древности", "Описания", "Неизданные памятники" и др. Подробно о Винкельмане мы поговорим в книге "Очерков...", посвященной литературе XVIII в.) стали лозунгом если не всего греческого художества, то, во всяком случае, его классического периода. (Ф.Ф. Зелинский. История античной культуры. С. 165.)

Величайшими представителями вообще древнегреческой скульптуры и в частности сульптуры V в. до н.э. были афиняне Фидий и Мирон и аргивянин Поликлет. О Фидии, славном прежде всего статуями Зевса в Олимпии и Афины в Парфеноне, мы уже кое-что знаем. Надо только добавить, что творения этих художников в оригинале до на