Ii. брихад-араньяка-упанишада
Древнейшая из самых ранних Упанишад — Брихад-араньяка — («Великая лесная») упанишада , где созерцательный путь все еще тесно соседствует с жертвенными представлениями. Произведение начинается с рада наставлений относительно жертвоприношения коня (ашва-медха), истолковываемого как событие космологического порядка. Жертвоприношение коня было главной церемонией, проводимой в честь удачливого царя, чтобы обеспечить долгое процветание его правлению. Например, в четвертом веке н. э. царь Самудрагупта устроил подобную пышную церемонию после завоевания им тринадцати княжеств в Южной Индии. По этому случаю он отчеканил золотые монеты, изображающие на одной стороне жертвенного коня, а на другой — свою любимую жену. Гордая надпись красовалась на этой памятной монете: «После покорения земли великий Царь Царей, обладая могуществом непобедимого героя, покорит небо». Последнее известное жертвоприношение коня случилось в восемнадцатом веке в Джайпуре. Раджастхан.
Во время приношения коня в жертву жена главного жертвователя имитирует совокупление с умерщвленным конем как раз перед тем, как его расчленят и сварят. Здесь явно прослеживается сходство с половой символикой тантры: подобно тантрику в момент совокупления лошадь не теряет своего семени в процессе этого символического ритуала, но «совокупляющаяся» женщина вбирает в себя жизненную энергию животного. В позднейшем индуистском тантризме йогический бог Шива часто изображается в виде трупа, а его жена Шакти предстает сидящей на нем в позе соития.
Прежде лошадь служила для обозначения солнца и при дальнейшем символическом истолковании — трансцендентного Я. Я — это конечный источник всей жизни и при этом ввиду его трансцендентной природы скорее понимается как нечто пассивное (подобно трупу), нежели активное. Именно сила Я или его аспект шакти в виде жизненной силы, оживляющей человеческое существо и сознание, и открывает доступ к Я. В Брихад-араньяка-упанишаде эти символические ассоциации уже смутно вырисовываются.
Например, мы встречаем рассуждения о начале мира, порожденного Одним, которое разделило себя пополам — на женское и мужское, тем самым сотворив все мироздание. С этим космогоническим представлением связана основополагающая этическая убежденность, характерная для последующей психотехники освобождения, в том, что поскольку в сущности имеется лишь единственное Одно, страшный грех человеку цепляться за множественные объекты вселен-ой. Это Одно описывается как истинная цель человечества. Яджнявалкье, наиболее выдающейся фигуpe раннеупанишадского периода, приписываются следующие строки:
Словно дерево, повелитель леса, таков, воистину, человек. Его волосы — листья. Кожа его -
кора снаружи.
Из кожи его течет кровь,
[как] сок из кожи [дерева], Поэтому она выхолит из раненого, как сок из поврежденного дерева.
Мясо его — древесина, лыко -
сухожилия, они крепки. Кости — внутренность дерева,
мозг создан подобным сердцевине.
Когда дерево срублено,
оно поднимается от корня, снова обновленное. Но [когда] смертный срублен смертью, от какого же корня он поднимается?
Не говорите: «от семени», —
ведь оно возникает [лишь] у живого. [Между тем,] поистине, дерево,
поднявшееся от зерна, Явственно возрождается после смерти.
Когда дерево вырвут с корнем,
оно не вырастет снова, Но [когда] смертный срублен смертью, от какого же корня он поднимается?
Рожденный [однажды] не рождается
вновь, ибо кто породил бы его снова?
Брахман, [который] -
познание и блаженство — высшая опора охотно приносящего дары, [Л также] твердо стоящего [рядом с Брахманом] и знающего его.
(3.9.28.1–7)
В этом завораживающем месте Брихад-араньяка-упанишады скрыто высшее знание мистика и йогина, который знает одну неделимую Основу Сущего и который подобно Яджнявалкье восклицает: Ахам брахма-асми (пишется ахам брахмасми), «Аз есмь Брахман (Абсолют)». Последняя строфа содержит ключ ко всей метафоре: человеческое «дерево» рождается вновь и вновь под воздействием кармы. Именно эта повторяющаяся драма рождения, жизни и смерти доставляет чувствительной психике йогина одно страдание (духкха). Этот круговорот представлен более зримо в следующих строках той же священной книги:
Подобно тому как гусеница, достигнув конца былинки и приблизившись к другой [былинке], подтягивается [к ней], так и этот Атман, отбросив это тело, рассеяв незнание и приблизившись к другому [телу], подтягивается [к нему]. (4.4.3)
Очевидно, что в этом круговороте (сансара ) нет успокоения; поэтому упанишадские мудрецы обучали эзотерическим средствам, благодаря которым можно преодолеть мир перемен. И повсюду Яджнявалкья повторяет:
Узкий, далеко идущий, старый Путь лежит передо мной, найден мной. По нему мудрецы, знающие Брахмана, Идут в небесный мир, вверх,
освобожденные. (4.4.8)
Кто пробудился и нашел Атмана, Проникшего в опасное недоступное
место,
Тот — творец вселенной, ибо тот -
творец всего:
Ему принадлежит мир,
ведь он и есть мир. (4.4.13)
Если человек прямо глядит на него,
как на Атмана, как на бога, Владыку бывшего и будущего,
то он больше не страшится. (4.4.15)
Кто познаёт дыхание дыхания, Глаз глаза, ухо уха, Разум разума, Те постигли древнего,
изначального Брахмана. (4.4.18)
Лишь разумом следует его воспринимать, нет здесь никакого различия. От смерти к смерти идет тот,
кто видит что-либо подобное различию. (4.4.19)
Как единство следует
его воспринимать, неизмеримого, постоянного. Атман свободен от страсти,
вне пространства, нерожден, велик, постоянен. (4.4.20)
Освобождение, которое тождественно бессмертию, есть познание Я в его неизменной чистоте. Это познание совпадает с преодолением ограниченных механизмов человеческого ума-тела и тем самым непосредственно обусловленного существования. Более того, Самопознание является скрытой программой мироздания — что трансперсональный психолог Кен Уилбер назвал «Замыслом Атмана». И опять Яджнявалкья представляет это в виде запоминающегося зрелища:
Это подобно тому, как океан — средоточие всех вод, как кожа — средоточие всех прикосновений, как ноздри — средоточие всех запахов, как язык — средоточие всех вкусов, как глаз — средоточие всех образов, как ухо — средоточие всех звуков, как разум — средоточие всех решений (санкальпа), как сердце — средоточие всех знаний, как руки — средоточие всех дел, как детородный орган — средоточие всех удовольствий (ананда), как задний проход — средоточие всех извержений, как ноги — средоточие всех путешествий, как речь — средоточие всех Вед.
Подобно тому, как брошенный в воду комок соли растворяется в воде и нельзя вытащить его [снова], но какую часть [воды] ни возьмешь — она соленая. поистине, так же, о [Майтрейи], эта великая, бесконечная, безграничная, состоящая из одного лишь познания сущность (виджняна-гхана), возникнув из этих элементов, исчезает в них. Нет после смерти сознания. (2. 4. П-12)
Поскольку Я, иначе Абсолют, является всем, оно не может быть предметом знания. Поэтому Яджнявалкья доказывает, что в конечном итоге все описания его суть дни лишь слова. Он отвечает на невозможные определения Я восклицанием «ни [это], ни [это]» нети-нети). Эта знаменитая операция отрицания является основополагающей для ведантской духовности: от йогинов данной традиции постоянно требовалось памятовать том, что все состояния и проявления их ума-тела сами по себе не что иное, как трансцендентная Реальность. Никакой опыт не приближает к Самопознанию. Тело, как мы его обычно воспринимаем, не есть Я; не являются таковыми и мысли и чувства в их обычной форме. Я — это то, на что нельзя указать в ограниченном мире. Это вечно бодрствующее различение именуется вивека, что буквально означает «разделение».
Посредством непрестанного обращения к данной практике различения йогины развивают внутреннюю восприимчивость к тому, что эфемерно по своей природе и к подспудной вечной Основе всех их переживаний. Это пробуждает их к отказу от всего, что они определяли как принадлежащее к миру изменений. Различение и отрешение в итоге ведут к обнаружению всеобщего Я, атмаиа, что вне всяких представлений и воображения, вне всяких изменений.
III. ЧХАНДОГЬЯ-УПАНИШАДА
Другой древней Упанишадой является Чхандогья, чье название происходит от слов чхандас или «гимн» (букв.: «удовольствие») и га или «идти», здесь относящееся к тем браминам, что пели гимны Самаведы во время жертвенного обряда в ведийские времена. Поэтому Чхандогья-упанишада состоит из эзотерических учений чхандогов, ведийских песнопевцев.
И потому неудивительно, что это сочинение начинается со сложных мистических рассуждений о священном слоге ом, наиболее знаменитом таинственном звуке, или мантре, индуизма. В своем комментарии на данный труд Шанкара, великий представитель ведантского монизма, замечает, что этот слог больше всего соответствует имени Божественного, или запредельной Реальности.
Слог ом имеет за собой длинную историю, которая уходит к ведийским временам. К нему прибегали в начале и конце ритуальных речей, точно так же, как христиане используют слово аминь. Подобно многим иным словам в Ведах, ом считают божественным откровением. Йогины описывают, как в глубоком состоянии созерцания они способны слышать звук ом, вибрирующий во всем мироздании. Это схоже с пифагорейским и платоновским представлением о музыке сфер — вселенском звучании, вызываемом движением небесных тел.
В третьей главе Чхандогья-упанишады дается священная гаятри-мантра (которую доныне повторяю! все благочестивые индусы во время утреннего ритуала). Текст этой древней мантры, которая идет от
Ригведы (3.6.2.10), звучит так: Ом таги савитур пареньям бхарго дэвасья дхимахи дхийо йо нах прачодаят, или «Да помыслим о желанном блеске дивного светила (савитри). разум (дхи) наш да озарит он». Савитри («Побудитель») — это олицетворение оживляющей природы ведийского солнечного божества, Сурьи, который воплощает сияющую конечную Реальность и принцип духовного просветления.
Эта глава содержит также раздел (3.17), где идет речь о Кришне, «сыне Деваки», которого некоторые ученые отождествляют с Кришной из эпоса Махабхарата. В соответствии с новой датировкой Упанишад подобное отождествление теперь заслуживает болы пего доверия. Примечательно, что далее (3.17.6) автор представляет Гхору. «сына Ангираса» (имя которого носит Атхарваведа — Ангираса-самхита), как наставника Кришны. Здесь приводится учение, согласно которому следует в час смерти повторять три особых мантры из Яджурведы: «Ты — негибнущее, ты — неколебимое, ты — сущность жизни». Это наставление удивительно напоминает учение Господа Кришны в Бхагавадгите, в соответствии с которым последняя мысль человека должна быть обращена к Божественному, а не к мирским заботам, ибо о чем мыслишь, то и обретаешь.
В третьей части мы также узнаем, что согласно Гхоре, подвижничество (тате), подаяние (дана), прямодушие (арджава), ненасилие (ахимса) и правдивость (сатья) считаются жертвенным даром (дакшина) жрецам. Иными словами, именно образ жизни является лучшим воздаянием за то, что человек получил от своих учителей. Это представление связано с идеей, выраженной в другом месте (3.15.1), о том, что человек — в той мере, в какой он является духовным практиком, — есть жертва. Говоря современным языком, такого человека именуют преодолевающим эго.
Обязательства, упомянутые Гхорой, можно воспринимать как составляющие ранней упанишадской йоги, и действительно, некоторые из них повторяются в позднейших Йога-упанишадах как обязательные элементы духовной практики. Мудрец Гхора устанавливает прямою связь между Кришной и традицией Атхарваведы, которая в дальнейшем подкрепляется тем обстоятельством, что в Бхагавадгите 10.25), в наставляющей царевича Арджуну песне Кришны, божественный Повелитель утверждает, — то «средь великих провидцев Я — 5\ригу». Жрец огня Бхригу, основатель рода Бхаргавов, был одним самых выдающихся представителей традиции Атхарвана.
В другой главе Чхандогья-упанишады упоминается любопытное учение об усладе, меде (мадху-видья).
Поистине, то солнце — мед богов, небо — его улей, воздушное пространство — соты, частицы света — [пчелиное] потомство. (3.1.1)
Это особое эзотерическое психокосмологическое учение, упоминаемое уже в Ригведе и Атхарваведе, сравнивает мир с пчелиным роем. Ясно видно из выражения «мед богов», что данное место следует понимать в переносном смысле. Кроме того, в другом месте (3.5.1), где говорится о верхних лучах, Абсолют (брахман) представляется цветком, из которого собирается мед и который выделяет нектар. Как мы читаем еще дальше (3.6.3), «кто так знает этот нектар (амрита), тот… насыщается».
Мед (мадху) затем становится обозначением нектара бессмертия, который в тантрической йоге считается вырабатываемым внутри самого тела. Чхандогья-упанишада скрытно говорит о пяти видах нектара, которые могут быть уровнями духовного претворения. Пять нектаров также знакомы позднейшей тантре, что, пожалуй, вовсе никакое не совпадение. Наконец, эта Упанишада утверждает (3.11.1), что тот, кто знает Абсолют, «уже не будет ни восходить, ни заходить, но будет стоять в центре один».
Та же самая глава (3.13) излагает учение о различных формах жизненной силы (прана ), которые именуются «божественными отверстиями» (дэва-cyiuu) сердца, «слугами Брахмана», «хранителями дверей небесного мира». Они являются стезей к Абсолюту, который обитает в сердце всех существ. Это представление продолжает рассуждения, уже содержащиеся в Ведах, и показывает развитие знаний о йогической практике управления дыханием (пранаяма).
IV. ТАЙТТИРИЯ-УПАНИШАДА
Третья среди старейших Упанишад — Тайттирия, которая относится к традиции Яджурведы, ведийского свода гимнов, содержащего жертвенные изречения. Эзотерические учения Тайттирия-упанишады восходят к вероучителю Титтири, основателю школы тайттирия, чье имя означает «куропатка». Содержание этого текста напоминает Чхандогья-упанишаду. Здесь подчеркивается мистический смысл ведийских песнопений и жертвенных ритуалов. Из трех ее разделов только второй и третий представляют особый интерес для изучающих историю йоги.
Пожалуй, наиболее захватывающим учением Тайттирия-упанишады является учение, полученное и переданное Бхригу, о том, что все следует рассматривать как пищу (анна ). Это раннее экологическое представление, говорящее о взаимосвязи всего сущего — жизненной цепочке, которое предвосхищает современную эко-йогу [231]. Согласно Упанишаде:
Поистине, из нищи возникают
существа — Те, которые пребывают на земле; Затем пищей они и живут, И в нее же они входят под конец, Ибо пища — старейшее из существ. (2.2.1)
Здесь упомянутое раньше понятие о жертвенной природе человеческого существования переносится на все формы жизни. Нет ничего ужасного в этой мысли, ибо в конечном счете жизнь считается блаженством. Таково наиболее важное открытие: что Абсолют — это не серая, пустынная среда, но сверхсознательное блаженство, не поддающееся никаким описаниям. Тайттирия-упанишада учит тому, что существуют различные уровни блаженства, от простой радости или удовольствия преуспевающей человеческой жизни и наслаждения на более высоких уровнях бытия (наподобие миров богов и предков) до неизмеримого блаженства самого Абсолюта — мысль, которую в дальнейшем разовьет тантра.
Кто, зная так, уходит из этого мира, тот достигает этого Атмана, состоящего из пищи, достигает этого Атмана, состоящего из дыхания, достигает этого Атмана, состоящего из разума, достигает этого Атмана, состоящего из распознавания., достигает этого Атмана, состоящего из блаженства. И дальше:
Оттуда отступают слова С разумом, неспособные постичь [его], -Знающий это блаженство Брахмана Никогда не испытывает страха. (2.8–9)
Данное место указывает на учение большой важности в дальнейшей веданте — а именно, учение о пяти оболочках (панча-коша):
1. Анна-майя-коша, или оболочка, составляющая еду; то есть материальные элементы: физическое тело.
2. Прана-майя-коша, или оболочка, составляющая жизненную силу: эфирное тело в западной мистической литературе.
3. Мано-майя-коша, или оболочка, составляющая ум: древние считали ум (манас) облачением вокруг физического и эфирного тела.
4. Виджняна-майя-коша, или оболочка, составляющая понимание: ум просто согласовывает входные данные органов чувств, но понимание (виджняна) является высшей познавательной функцией.
5. Ананда-майя-коша , или оболочка, составляющая блаженство: это то измерение человеческого бытия, посредством которого мы приобщаемся к Абсолюту. В позднейшей веданте, однако, Абсолют мыслится превосходящим все пять оболочек.
Достигнув вершины духовной жизни, мудрец познает свою сущностную одинаковость с блаженным запредельным Сущим. В исступлении он торжествующе восклицает:
Я — пища, я — пища, я — пища. Я — поедатель пищи, я — поедатель пищи, я — поедатель пищи. Я — составитель стиха (гилока) [232], я — составитель стиха, я — составитель стиха. Я есмь перворожденный в [мировом] порядке, раньше богов, в средоточии бессмертного. Кто дает мне, тот, поистине, и поддерживает меня. Я, пища, поедаю поедателя пищи. Я одолел весь мир. Золотым блеском наделен [тот], кто знает это. (3.10.6)
Тайттирия-упанишада сохранила много древних учений, которые были составной частью культурной основы тех подвижников, что вырабатывали раннюю йогическую технику. Именно в этом священном тексте (2.4.1) мы находим действительно самое первое упоминание слова йога в специальном смысле, очевидно, означающем управление мудрецом своими переменчивыми чувствами. Однако понадобится не одно столетие, чтобы традиция йоги смогла полностью развиться и занять подобающее ей место среди иных путей освобождения внутри индуизма.
V. ДРУГИЕ ДРЕВНИЕ УПАНИШАДЫ
Айтарея-упанишада
Из трех оставшихся Упанишад раннего периода для нас представляет интерес относительно короткая Айтарея ввиду ее древнего космогонического содержания. Это произведение, названное по имени древнего учителя, открывается преданием, присутствующем также во вступлении Брихад-араньяка-упанишады: «Вначале» — то есть до возникновения пространства-времени, — то, что было одним Атманом, решило сотворить из себя вселенную. Первыми он создает материальные элементы; затем он творит различные функции (именуемые дэва, «божества») — такие, как слух и зрение, которые нашли пристанище в человеке (пуруша). Потом Атман сотворил пищу для всех созданий.
В завершении творения мира Атман вошел в человеческое тело через черепной шов (симан), известный также как «врата» (видрити) и «блаженство» (пандана ). Это местопребывание сахасрара-чакры, как определено в тантрических текстах. Согласно позднейшим учениям йогин должен сознательно выйти через это самое отверстие у макушки головы в момент своей смерти. Вполне возможно, что эта практика была известна задолго до Бхагавадгиты (8.10), где она упоминается.
Каушитаки-упанишада
Это произведение, носящее имя древнего брахманского рода Каушитаки, где оно и передавалось из поколения в поколение, содержит ценное подробное изложение учения о перерождении и описание пути, ведущего к «миру Абсолюта», иначе брахма-лока [233]. Туда также входит пространное рассуждение о жизненной силе как тождественной Абсолюту. Одно место звучит следующим образом:
Жизнь — дыхание (прана), дыхание, поистине, — жизнь. Ибо пока в этом теле пребывает дыхание, до той поры пребывает и жизнь. Ибо, поистине, дыханием достигает человек бессмертия в этом мире. (2.3)
В последующей главе (3.3) прана уравнивается с познанием (праджня). Именно посредством познания человек приобретает истинное распознавание (сатья-санкальпа), всеобъемлющее желание преодолеть ограниченный мир и тем самым достичь бессмертия. Так, посредством взращивания сознательной жизненной силы мудрец обретает всеобщую прану, которая бессмертна и несказуемо радостна.
В четвертой части Каушитаки мы встречаем неутомимого странника, мудреца Гаргью Балаки, с достоинством наставляющего знаменитого царя Аджаташатру таинствам Вед. Однако мудрость Гаргьи Балаки не удовлетворяет Аджаташатру, который тотчас приступает к посвящению странствующего аскета в тайну всеобщей граны, или жизни, что есть сознание, и познаваемой лишь теми, кто чист душой. [Познающий] Атман, объясняет царь, проник в тело вплоть до волос, вплоть до ногтей и пребывает там «подобно тому, как нож скрыт в ножнах». Это один из примеров, когда выходец из воинского сословия наставляет брахмана.
Кена-упанишада
Другой древней Упанишадой является Талавакара- или Кена-упанишада, получившая свое название от вступительного слова кена, означающего «кем?». Она начинается с вопроса о том, кто породил ум, речь, зрение и прочее, тем самым задаваясь вопросом о причине нашего обращенного вовне сознания. Чтобы суметь ответить на это, необходимо, по словам Упанишады, распознать единую основу всякого опыта, которой является трансцендентное Я (атман). То, что ответственно за наше обращенное вовне сознание, есть та же самая Реальность, что также ответственна за объекты этого сознания. Трансцендентный Субъект есть подоплека и обусловленного сознания, и объективного мира.
Маха-нараяна-упанишада
Хотя эту Упанишаду,посвященную Божественному в облике Нараяны (то есть Вишну), часто относят к позднему тексту, намеренно содержащему архаизмы, такое научное суждение слишком уж категорично. Подобно другим частям священного канона эта Упанишада содержит позднейшие вставки или дополнения вроде стихов, упоминающих Пашупати, Уму. Лакшми, Нара-симху. Вараху («Вепрь») воплощение Кришны, Сада-шиву, веданту, или шива-лингам . Однако, пока мы не отыщем более веские доказательства обратного, мы должны причислять ее к самым ранним произведениям этого жанра. стоящим между древними прозаическими Упанишадами и позднейшими ритмизованными текстами.
Маха-нараяна-упанишада, принадлежащая традиции Кришна — яджурведы (черная Яджурведа), представляет собой нечто вроде собрания ведийской мифологии и жертвенных обрядов. Немецкий индолог Яков Вильгельм Хауер предположил, что эти тексты состоят из более и менее старых частей, где первая содержит древний материал о Рудре-Шиве и Нараяне [234]. Похоже, что в дальнейшем учения были включены в состав более ортодоксальной брахманской традиции, сосредоточенной на Брахме и идеале отрешенности (ньяса = санньяса), которая прославляется как высочайшее средство познания Абсолюта (см. 79.13)[235]. Таким образом, три традиции представлены в этом тексте: Рудра-шиваизм, Нараяна-вишнуизм и Брахманизм. Любопытно, что, несмотря на преобладание представлений о Рудре- Шиве в Маха-нараяна-упанишаде, название данного произведения отражает главенство традиции вишнуизма.
Некоторые стихи Мах а-нараяна-упанишады встречаются и в Швет ашватара-упанишаде, которая также опирается на древнюю ведийскую традицию Рудры-Шивы, одного из направлений в становлении протойоги. Маха-нараяна-упанишада (24.1) содержит следующее обращение к богу Рудре:
Все, поистине, есть Рудра. Да будет это приветствием Рудре. Поистине, Рудра высший пуруша, слава (махас) существования. Приветствуем его, приветствуем. Материальная вселенная, многоликий мир и все, что по-разному создано или создается — все это, действительно, Рудра. Да будет это приветствием Рудре.