Расширился и диапазон человеческих чувств, и средств их выражения.
Вот русская газель Николая Гумилёва:
Твои глаза, как два агата, Пери.
Твои уста красней граната, Пери.
Прекрасней нет от древнего Китая
До Западного калифата, Пери.
Я первый в мире, и в садах Эдема
Меня любила ты когда-то, Пери.
Перед нами монорим – стихи на одну рифму.
Не однообразно ли?
Но согласитесь: есть некая гармония между размеренным моноримом и бесконечной пустыней.
Существует гипотеза о кочевом происхождении рифмы – из песен бедуинов её выводил Жозеф Мари Порталис, виднейший французский дипломат и востоковед. Процитируем его мемуар 1827 г.: «Fille de l’Echo et sœur de la Mélancolie, la rime est d’origine nomade” – «Дочь Эхо и сестра Меланхолии, рифма имеет номадическое происхождение».
Не трудно представить: поэт из племени узра – классический бедуин – плывёт на верблюде по аравийским пескам, отбивая в такт монотонному движению свои стихи. Внутри них могут бушевать страсти. Но форма – как узкое русло: она ограничивает возможность модуляций – сдерживает интонационное развитие.
Прекрасная форма!
Сколько божественных стихов легло на её матрицу!
И всё же поэзия захотела расковаться – раздвинуть канонические рамки, всё больше стеснявшие её.
Раскрепощение произошло в Андалусии.
Вот рифмовка, принятая и для касыды, и для газели: AA BA CA DA ЕA…
Чётные стихи рифмуются на один лад – нечётные остаются без рифмы.
Кому пришла в голову счастливая мысль зарифмовать и нечётные строки? Предание говорит, что эта новация осуществлена придворным поэтом из Кордовы Мукаддамом ибн Муафой, который жил в конце IX – начале X веков. Ему приписывается создание формы, название которой – мувашшах. В переводе – опоясанный: этимология указывает на усложнение стиховой структуры – она изменилась и графически (раньше рифмы располагались на одной оси, которая вдруг стала ветвиться, куститься), и фонетически (монофония заместилась полифоний – созвучья организовались в дуэты, трио, квартеты и т.д.).
Без преувеличений: форма мувашшаха совершила революцию в поэзии – невероятно раздвинула её горизонты.
Строфичность: вот великое обретение мувашшаха.
Дабы подчеркнуть кардинальность этого тезиса, усилим его авторитетной цитатой – Л.А. Петрова пишет: «Строфичность — это то, чем обогатилась арабская поэтическая традиция в Испании». Не только арабская!
В Интернете рубрику «Вся власть сонетам!» ведёт некто sentjao. Он прекрасно переводит сонеты Якопо да Лентини. Приведём его на 100% верное утверждение: «Из мувашшаха произошла поэзия трубадуров, а значит и вообще современная европейская поэзия».
Это так!
Лирика второго миллениума выпестована в андалусской колыбели. Вот бесспорный факт: современные стихи устойчиво сохраняют признаки, возникшие в результате судьбоносной мутации, которая некогда произошла на Иберийском полуострове.
Строфа!
Перед поэзией открылись немыслимые прежде комбинаторные возможности. Мера её пластичности – способности к модификациям, трансформациям – выросла на несколько порядков. Открылось широчайшее поле для поиска – возник искус формального эксперимента
Информация – мера разнообразия.
В процессе эволюции происходит накопление информации – нарастание гетерогенности. Это очень хорошо прослеживается в истории андалусской поэзии. В плане строфики она начинала с нуля. И вот финал: в её арсенале – около 250 строфических решений.
В поэзии трубадуров их уже более 500!
Разнообразие проявляет себя через вариативность. Это качество неуклонно нарастает в поэзии и Андалусии, и Прованса. У трубадуров оно становится самоцелью. Критерий мастерства теперь – богатство строфики. Поэты увлечённо состязаются на этом азартном поприще. И что мы видим?
Стихи становятся всё более узористыми, конструктивно изощрёнными.
Рифменные ожидания порой осложняются длиной интервалов – созвучия всё чаще окликают друг друга издалека – их звонкое эхо движется по многим траекториям.
Вот схема рифмовки одного из мувашшахов –она приводится в трактате египтянина Ибн Сана’ ал-Мулка (1155—1211):
АБВВВАБ ГГГАБ ДДДАБ ЕЕЕАБ ЖЖЖАБ
Даже не верится, что основой здесь была касыда – в приводимом случае она приросла сразу шестью рифмами. Как интересно они расположились! Характерно наличие трезвучий. Их канва ритмично повторяется – будто волна набегает: разные гребни – при одинаковости амплитуд.
Всмотритесь в схему Ибн Сана’ ал-Мулка. Потенциально она содержит в себе строфику сонета. Дабы получить таковую, необходимо проделать операции, удивительно похожие на хромосомные перестройки.
Поэтика – и генетика: как это ни парадоксально, но между ними иногда высвечиваются интереснейшие соответствия – выявляются общие алгоритмы.
Мы сопоставим – это вполне корректно для системного анализа – два феномена, имеющих очень разную природу: спираль ДНК – и спираль строфики. Новые признаки в обоих случаях задаются действием весьма схожих механизмов.
На этой таблице представлен процесс рекомбинации.
Поставив на место четырёх нуклеотидов (аденин [A], гуанин [G], цитозин [C], тимин [T]) рифмы, легко убеждаемся: аналогичные структурные перестановки постоянно происходят и в пространстве строфики.
Делеция (выпадение участков хромосом – и рифм) – и дупликация (удвоение участков хромосом – и рифм): два этих альтернативных – дополнительных – процесса имеют огромное значение для эволюции как жизни, так и стиха.
Кроссинговер – частный, но особенно важный для нас вид рекомбинации: это равно и обмен хромосомными участками, и различные манипуляции рифмами, связанные с их перехлёстом – перекрёстом:
Запустив все эти преобразования внутри мувашшаха, мы получим едва ли не полный спектр основных форм европейской поэзии – канцону, секстину, сонет и т.д.
Наши аналогии призваны подчеркнуть организменность поэтического текста.
«Я занимаюсь биологией стиха» – заявил Андрей Вознесенский.
Это метафора? Быть может, начало новой науки. Запуская эти преобразования внутри мувашшаха, мы получаем практически полный спектр основных европейских форм – канцону, секстину, сонет и т.д.
Большая загадка – харджа: заключительная часть мувашшаха. Хотя эта кода или эпилог, но пишется наперёд – как бы задаёт программу стихотворения. Вот что говорит о ней Ибн Сана’ ал-Мулк: харджа – «соль мувашшаха, его сахар, его мускус, его амбра. Она – завершение, и оно должно быть достохвальным; и она венец, но и начало, хотя и является последней».
Выделенный элемент!
Обратим внимание на то, что процитированная выше харджа – четверостишие с перекрёстной рифмой.
Полновесная строфа!
Причём нам хорошо знакомая – с радостью узнаваемая – давно и
горячо любимая у русских поэтов.
Выдвинута гипотеза: это построение – рудимент романской песни.
Чуждая арабской классической поэзии, строфика здесь как бы ассимилируется ею – и передаётся всему стихотворению.
Романский паттерн – и арабское наложение на него: такая трансляция структуры действительно имела место при возникновении мувашшаха? Ответить на этот принципиальный вопрос определённо нельзя. Образцы ранних испанских песен не сохранились. Память о них – только в хардже.
Не кажется ли странной эта амнезия?
Пусть наши сомнения снимет обобщающий вывод Википедии: «Важность харджи заключается в том, что это самый древний документ в истории поэзии на романском языке».
Галисийское отпечаталось в арабском.
Удастся ли проверить гипотезу?
Получается такая трёхзвенная последовательность: романцы (коренные жители Пиреней) влияют на пришлых арабов – те передают полученное тоже романцам (теперь поэтам Прованса).
Интереснейший круговорот!
Есть другое мнение: строфика – изобретение арабов. Явление абсолютно самородное! Песенный фольклор Испании – в тех его формах, которые хотелось бы рассматривать как возможный прототип харджи – сложился позже: мувашшах старше его.
Как же тогда оценить харджи-билингвы?
Или открытые С.М. Штерном в 1948 чисто романские харджи, инкорпорированные в арабские мувашшахи?
Двуязычные стихи!
В такой симфонии культур есть нечто провиденциальное – и вместе обнадёживающее, сулящее лад нашей конфликтной Ойкумене.
С мувашшахом в поэзии Андалусии соседствует заждаль. Его классиком считается Ибн Кузман (1080 – 1160) – как сие ни парадоксально, заочный учитель первого трубадура Гильома IX Аквитанского (1071 – 1129).
Состязание мусульманского и христианского музыкантов. Миниатюра из сборника кантиг короля Альфонса X. XIII в.
Хулиан Рибера-и-Тарриго (1858 – 1934) много сделал для выявления синкретичности и мувашшаха, и заджаля – уникального качества, без учёта которого нельзя понять поэзию Андалусии. Процитируем видного арабиста А.Б. Куделина: «Анализ творчества Ибн Кузмана позволяет X. Рибере сделать вывод о гибридности заджалной формы, что в свою очередь предполагает существование древней португальской лирики (до нас не дошедшей), влиянием которой объясняется происхождение неарабских элементов в заджалах Ибн Кузмана».
Гибридизация из Андалусии перекинулась в Аквитанию?
А потом в Прованс?
Как самокопируется ДНК – так самовоспроизвёлся и заджаль: оригинал – арабский, копия – окситанская.
Вот заджаль из «Кансьонеро» (!!!) Хуана дель Энсины (1468-1534) – «Mis ojos vieron»:
Paguen mis ojos pues vieron A
a quien más que a sí quisieron. A
Vieron una tal beldad B
que de grado y voluntad B
mi querer y libertad B
cautivaron y prendieron, A
Cautivaron mi querer C
en poder del tal poder C
que les es forcado ser C
más tristes que nunca fueron. A
Más tristes seran si biven D
que si moros los cautiven D
porque de mirar se esquiven D
a quien nunca conocieron. A
АА – марказ; BBB CCC DDD – гусны; трикратные А, подхватывающие рифму марказа – симты: мы специально сохраняем арабскую стиховедческую терминологию.
Итак, строфический код заджаля – AA BBBA CCCA DDDА.
Трубадуры обычно отбрасывали марказ. Фиксируя этот момент, В.Б. Семёнов пишет: «андалусская формула в провансальской поэзии приобрела вид AAAB CCCB...».
Обожаю эту строфику! Она лёгкая, разгонистая. Я бы сказал – полётная. Не раз обращался к ней в своём опыте.Рифмы – как цветные стёклышки в калейдоскопе: чуть встряхни – и мы получаем другую конфигурацию.Комбинаторика!Она работает на всех уровнях организации Универсума. Строфика для неё – благодатное поле. Графы – группы – решётки: все эти математические формализмы присутствуют в стихе, но не остужают его – вдохновение поэта сообщает числам какую-то иную жизнь, полную трепета и волшебства. В эволюции строфики мы наблюдаем постоянные перестановки – их алгебраическое описание может стать весьма эвристичным. Вот элементарное представление булевой алгебры в виде решётки:
|
|
|
Donne ch’avete intelletto d’amore,
I’ vo’ con voi de la mia donna dire,
Non perch’io creda sua laude finire,
Ma ragionar per isfogar la mente.
Io dico che pensando il suo valore,
Amor sì dolce mi si fa sentire,
Che s’io allora non perdessi ardire,
Farei parlando innamorar la gente:
E io non vo’ parlar sì altamente
Ch’io divenisse per temenza vile;
Ma tratterò del suo stato gentile,
A respetto di lei leggeramente,
Donne e donzelle amorose, con vui,
Ché non è cosa da parlarne altrui.
За красивым кружевом рифм пробрезжило нечто знакомое.
Вслушаемся – и всмотримся.
В строфике звучит эхо Андалусии? Мерцает отсверк Прованса? Однако ряд элементов несомненно дала Италия.
Что-то сохраняется – что-то изменяется: такова диалектика эволюции. Есть ли направленность в развитии строфики? В аспекте нашей темы она очевидна: сквозь канцону – и провансальскую, и итальянскую – явственно проступает сонет.
Первым это заметил сицилиец Якопо да Лентини.
Существуют две версии, дающие объяснение того, как нотариус Фридриха II Гогенштауфена изобрёл сонет. Одна из них утверждает: в своём генезисе это изолированная – и претворённая мастером – строфа канцоны.
Правдоподобно!
Другая гипотеза уводит нас от канцоны к октаве – вот её рифмовка: AB AB AB AB + AB AB AB (AB).Поэт стянул два восьмистишия – и отбросил две последних строчки (отсюда скобки в нашей записи).
Тоже убедительно!
Речь идёт об особом виде октавы – о сицилиане: сквозная рифма в ней пронизывает все строки от начала до конца. Переключение в 7 и 8 строчках – конститутивный признак традиционной октавы AB AB AB CC – здесь не задействовано.
Сицилиана полюбилась русским поэтам.
Чудесны стихи А. Блока: «Май жестокий с белыми ночами…» – наихрустальнейшая сицилиана.
Эту раскатистую строфику блестяще использует И. Северянин – есть у него произведение с таким названием: «Кара Дон-Жуана. Рассказ в сицилианах».Вот строфа оттуда:Летели в небе два мотора, —Один на Тихий океан,
На ширь и гладь его простора,
На дальний остров из лиан.
Другой на север, за озера
Норвегии, где воздух льдян.
И на одном — Элеонора,
И на другом — её Жуан.
Сицилиану называют ещё так: страмбо́тто – от итал. strambo, т.е. чудный. Термин закрепил эстетическое впечатление от певучей строфы. Замечательна её способность к метаморфозам. Вот какой вид сицилийское страмботто приобрело в Тоскане: AB AB CC DD. Несколько дупликаций – и мы получим один из вариантов сонета: намеченный нами возможный путь к нему кажется предопределённым – отвечающим идее номогенеза. То есть закономерной – как бы запрограммированной – эволюции.
Вернёмся к канцоне. Это твёрдая форма? Данное определение часто употребляют по отношению к ней. Не следует ли это делать лишь в относительном смысле? И строфика, и метрика допускают в канцоне широкую изменчивость. Надо признать, что окончательная кристаллизация здесь ещё не произошла – в маточном растворе возникают строфы с разной огранкой.
Известна точка зрения, согласно которой канцона эволюционировала по двум линиям: в сторону усложнения (секстина) и в сторону упрощения (сонет). Имеют ли в нашем контексте два этих понятия – сложность и простота – оценочный смысл? Это релятивные критерии.
Сонет и прост, и сложен.
Сонет совершенен!
Отдавая должное прихотливой секстине, мы должны подчеркнуть, что она хороша как чистая музыка – принять в себя и сложное философическое содержание, и напряжение человеческих чувств ей трудно.
Практически невозможно!
Очень и очень вероятно, что именно секстина – с её перетоком рифм от строфы к строфе – помогла зачаться венку сонетов. Для этого перетока – или переброса, перехвата – имеется специальный термин: retrogradatio cruciata. Не лишне детально раскрыть его значение:
– секстина состоит из шестистиший;
– из шестого стиха начальной строфы рифма переходит в первый стих последующей и т. д;
– этот шаг повторяется и далее, порождая ряд 6-1-5-2-4-3;
– такой способ управления рифмой получил название retrogradatio cruciata.
Важнейшие понятие!
Переведём его так: возвратно-перекрёстное движение.
Мы вправе сказать со всем основанием: retrogradatio cruciata – главный закон στέφανοσ.
Чем нам дорога секстина?
Она пророчит о венке сонетов – несёт в себе его предначертание.
Повторим, что секстина – с её шестикратным варьированием одного и того же набора рифм – не может стать сосудом для глубокого содержания.
Однако сколь философична её форма!
Обычно движение рифм совпадает со стрелой времени – осуществляется по прямой. Но в секстине оно становится челночным! Её отсупательно-поступательный ритм сам по себе воплощает значительные смыслы. Вот как их расшифровывает Джорджо Агамбен: секстина благодаря «хитрой механики предвещения и возобновления слов-рифм (что соответствует типологическим отношениям между прошлым и будущим) превращает хронологическое время в мессианическое».
Время секстины конечно: его обрывает – и это в глазах Джорджо Агамбена есть эсхатологическое знамение – трёхстрочное торнадо. Оно препятствует выходу на второй круг – в седьмом шестистишии это стало бы неизбежным. И всё повторилось бы один к одному.
В στέφανοσ нет структуры, похожей на торнадо – поэтому его время скорее бесконечно. Пусть в потенции! Ведь нам явлен только один темпоральный цикл. Но ему присуща такая полнота, что кажется: всё свершилось – мы стоим на пороге вечности.
В статье Сары Гвин Уивер«A Numbers Theory of the Sestina and Similar Repeating Forms» строфика секстины и венка сонетов представлены как группы. Интересно отметить как сходство, так и подвижку: подхватив игровые ходы секстины, στέφανοσ дал им панорамный разворот - сполна раскрыл их формотворческий потенциал.
Вот группа секстины:
| Sestina - Традиционные Retrogradatio Cruciata | |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
| 14-Тина - Традиционные Retrogradatio Cruciata |
А это группа венка сонетов – он назван 14-тина:
| 14-tina – Traditional Retrogradatio Cruciata | |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
|
Сонет у Якопо да Лентини эволюционировал. Внутри него происходила и дифференциация, и интеграция. Поначалу сонет у поэта напоминал цепочку двустиший. Использовалась такая последовательность: AB AB AB AB ED ED ED. Здесь очевидна зависимость как от октавы, так и от арабских бейтов.
Приведём ироничный бейт Руми в переводе Н. Стрижкова:
Бейт прочёл и услышал от милой упрёк:
“Как посмел меня втиснуть в пределы двух строк?”
Я спросил: “Ты о чём?” Отвечала во гневе:
“Разве в бейт я могу поместиться, дружок?!”
Нельзя забыватьоGenius loci Сицилии: она всё преломляла по- своему. Есть такое понятие: норманно-арабская культура. Думается, что без него нельзя обойтись, ставя вопрос о генезисе сонета.
Понятно, что Прованс фундаментально повлиял на Сицилию, но будем помнить вот о чём: ещё не было трубадуров – однако на острове тяга к поэзии уже означилась гораздо сильнее, чем на материке.
Как усваивали трубадуры уроки арабской поэтики?
На слух!
Через посредничество музыки: она выявляла ритмы и акценты стиха, делая их восприятие самоценным – не нуждающимся в понимании.
Первые поэты Прованса не знали арабского языка
Красиво организованная чужая речь завораживала, гипнотизировала. Формальный момент в ту пору явно доминировал над содержательным. Это было чисто суггестивное воздействие. Можно сказать и так: арабское пение стало импринтингом для будущих трубадуров – навсегда впечаталось в их бессознательное. Потом на усвоенные клише лягут свои слова.
Другое дело – Сицилия: арабский тут был одним из языков общения. И
Рожер II, и Фридрих II Гогенштауфен покровительствовали поэтам-маврам. Круглый стол в Энне: не могли ли там одновременно звучать вперемешку мувашшахи и канцоны, заджали и сонеты?
Чувствуется, насколько серьёзно Якопо да Лентини работал над формой сонета – явно искал оптимум. Он написал 6 сонетов с последовательностью AB AB AB AB ED ED ED. Она ему показалась однообразной? Поэт переструктурировал строфику – и получил такой ряд: AB AB AB AB CDE CDE.
Другое дело!
В сонете появилась пятая рифма – он обрёл новое дыхание.
С такой последовательностью – мы ставим её выше всех других – поэт написал 13 сонетов.
Очевидна озабоченность Якопо да Лентини тем, чтобы сонет был внутренне разнообразен – сочетание катренов и терцетов как нельзя лучше отвечает этой установке.
Переход от четверостиший к трёхстиший называется вольтой. Термин происходит от итальянского voltare – «поворачивать». Преодолевается монотонная линейность – траектория делает крутой поворот.
Это похоже на смену регистров – быструю, экспрессивную.
Мера разнообразия увеличилась!
Не является ли сонет симбиотическим организмом?
Иногда возникает ощущение, что катрены и терцеты имеют разное происхождение, но вот встретились, образовав органическое – нераздельное и неслиянное – единство.
Катренам предшествовали арабские строфы типа рубайи?
Терцеты выросли из вирелэ?
Сонет – это торжество холизма: ему присуща абсолютная целостность. Она не гомогенна, а гетерогенна – в ней много структурной информации – энтропия отступает перед её жизненной силой.
Якопо да Лентини – под эгидой Фридриха II Гогенштауфена – сделал человечеству бесценный подарок: найденная им форма была востребована энное число раз – её экспансия продолжается.
ТРИ СОНЕТА
Венок
Энергия свободного порыва
Препоны и порушит, и сметёт –
Затягивает эта перспектива!
Любой сонет – как арочный пролёт.
Ах, что прекрасней этого наплыва
Сквозящих радуг? Вот их точный счёт –
Всего пятнадцать. Муза прозорлива –
Ей в створе строф так ясно предстаёт
Чудесное сиянье Эмпирея.
Туда восходим! Создан для полётов
Наш вольный дух – и вот его крыла:
Поэзия! О вечности радея,
В экспрессии спиральных оборотов
Она земной удел превозмогла.
Спираль
Приходит май. Лучи распеленали
Тугую почку – замысел цветка.
И вот растут сонеты по спирали –
Какая мощь у каждого витка!
Пускай идёт по струнной вертикали
Крутой подъём! Хоть Вега высока,
Но силы для того и притекали,
Чтоб мы смогли достать наверняка
До Лиры занебесной – и с Орфеем
В свободное вступить соревнованье!
И диалог мы любим, и агон.
Венок сонетов! Сорное отвеем.
Венок сонетов! К высшему взыванье.
Венок сонетов! Космоса разгон.
Башня
Слоновой кости у меня в избытке,
Но будут ей тождественны слова.
Что стану строить? Думаю! На свитке
Означу дерзкий замысел сперва –
Свой вызов миру. При какой попытке
До звёзд достану? Сразу! Торжества
Исполненный, я радуюсь подпитке –
Дарует силу эта синева.
На горних высях о тщете всегдашней
Легко забуду, слушая отныне
Лишь пенье сфер – им в лад своё творя.
Венок сонетов! Он вознёсся башней
Спиралевидной. На её вершине
Я возвожу подобье алтаря.
ТРИ СОНЕТА
Растенье
В своей глубинной сути схож с растеньем
Венок сонетов! Жизненный порыв
И он воспримет в импульсе весеннем,
Себя навстречу небу устремив.
Мы в унисоне! Руки мы возденем
В ночную высь, ответив на зазыв
Далёких звёзд! Любуюсь восхожденьем
Своих сонетов, рифмы зарядив
Подъёмной тягой! Наслаждаясь маем,
Почувствуем: венка упругий стебель
Совпал в движеньи с осью мировой.
Его мутовки мы пересчитаем –
Всего пятнадцать! Наша цель не в небе ль?
Ты всю его гармонию освой.
Лестница
Я лестницу построил винтовую –
Венок сонетов! Устремляясь ввысь,
Глубинных откровений не миную –
И ты, читатель мой, приноровись
Жить в поднебесьи. Мы сейчас вплотную
Придвинулись к той точке, где сошлись
Все перспективы. Это пик! Ликую,
Созвучьями связуя даль и близь,
Былое и грядущее. В прозоре
Всё бытие – его сейчас окину
Единым взглядом, впитывая свет
Неизрекомый. Мир звучит в мажоре –
И нас на запредельную вершину
Вздымает заключительный терцет.
Вита
Нас поднимает выдох юной Виты!
Пятнадцать оборотов совершив,
Пройдём насквозь хрустальные орбиты –
И выйдем в даль надмирных перспектив.
Вожатый Дант! Он в окруженьи свиты.
Мы тоже в ней – отсюда ль сил прилив?
Вот Arbor mundi. На него навиты
Мои венки – я так нетерпелив
В желаньи роста! В радости подъёма!
Что за стихия вихрем закрутила
Венок сонетов? Вижу ореол
Над чудной формой. Кем душа ведома?
Внизу видны несчётные светила –
Я меру неба нынче превзошёл.
ПАРАСТИХИ
Подсолнухи!
От нимбов золотых
Свет переходит в полотно Ван Гога –
И озаряет веер парастих!
В спиралях узнаётся почерк Бога.
Из мифов это?
Явно из легенд?
В них истина открылась для поэтов.
Я уловил вращательный момент –
И сообщил его венку сонетов!
Метаморфоза!
Нет простых ключей.
Но чувствую: строка в разбеге скора –
Στέφανος, вейся! Ты из сферы чьей?
Ты вместе и поэзия, и флора.
ΕΝΘΟΥΣΙΑΣΙΣ
(венок сонетов)
О.И. Федотову
Магистрал
Ужели Бог заговорил во мне?
Не выдержать столь мощного наката –
Превыше сфер вздымаюсь на волне!
Порывом вся Вселенная объята.
Прогрессия растёт – вдвойне, втройне!
До энного она доходит крата –
Вмещаю бесконечное вполне!
Не говори, что жизнь коротковата –
Нет у неё пределов и границ.
Как быстро нарастают измеренья!
Скорее света мчит моё наитье.
Не я ли пред Фавором рухнул ниц?
И вдруг вознёсся – в свете озаренья!
Свой циркуль я установил в зените.
Ужели Бог заговорил во мне?
Я сознаю, что это не опека –
Не снисхожденье! Нынче наравне –
Творец и тварь. Предзадано от века
Раскрыться затаённому в зерне –
И в сердце нашем! Грудь моя как дека –
Тысячезвонно внемлю тишине!
Мне эти звёзды – будто фонотека;
Планеты эти – вместо партитур.
Вы слышите? Они звучат синхронно –
И дальнего Юпитера токката,
И фуга Марса! Я люблю Es-dur –
Он полнит всклень космическое лоно!
Не выдержать столь мощного наката.
Не выдержать столь мощного наката
Невидимых валов! Да, это пик –
Душа моя неслыханно богата;
Мой микрокосм невиданно велик.
Психея от рождения крылата –
Платон её надёжный проводник.
Ах, что теперь деленья циферблата?
Что шкалы все? Я начисто отвык
От жалких мер. В моём апофеозе –
Поверьте – ни заскоков, ни гордыни
Найти нельзя! Влекомый к новизне,
О чём пекусь? О максимальной дозе
Весенней праны! Средь рассветной стыни
Превыше сфер вздымаюсь на волне.
Превыше сфер вздымаюсь на волне,
Ещё не понимая, что экстазу
Обязан чудом! Этот мир вовне?
Его объемлю целиком и сразу.
Рождается в душевной глубине
Прекрасный космос. Моему указу
Тьма следует – и выдаёт вчерне
Доступный лишь намётанному глазу
Сквозящий абрис будущих миров.
Творю из ничего! Грядёт удача –
Об этом гимн! И месса! И кантата!
Я нынче к небывалому готов –
Я дею новь, для Бога что-то знача!
Порывом вся Вселенная объята.
Порывом вся Вселенная объята –
Люблю её могучий унисон.
Давно ль из прорвы «Чёрного квадрата»
Был многоцветный космос извлечён?
Возможностями будущность чревата!
Я вакуум качнул – я испокон
Мечтал о диве! Выше результата
Не может быть – ведь кто я? Космогон –
Я демиург! Мои стихи как завязь
Другого мироздания! Оттуда
Я получил послание во сне,
На слабый пеленг засветло отправясь.
Всё состоялось! Да! Я чаю чуда.
Прогрессия растёт – вдвойне, втройне!
Прогрессия растёт! Вдвойне, втройне –
И далее! Реакцию цепную
Я запустил! Гляди: я на коне.
Пегас несётся вдаль напропалую –
Немыслимая лёгкость в скакуне!
Ионосферу походя миную –
И вскоре, расписавшись на Луне,
Я приближаюсь к Лебедю вплотную –
Теперь до Лиры мне рукой подать!
Ужели трону трепетные струны?
Над каждой нотой ставится фермата:
Пусть длится миг – особый, колдовской;
Пусть эхо множит рубайи и руны –
До энного оно доходит крата.
До энного оно доходит крата!
Как если бы зеркальный коридор
Разверзся в звуках. Музыкой заклята,
Вращается отменно до сих пор
Включаемая свыше в час заката
Конструкция. Не ты ли, Пифагор,
Её придумал? Благостна и свята
Гармония светил – надмирный хор.
Подхватывая древние мотивы,
Их разовью в стилистике модерна.
Всё обновится. Всё идёт к весне –
Широкой, яркой. Как нетерпеливы
Проростки эти! Синева безмерна –
Вмещаю бесконечное вполне.
Вмещаю бесконечное вполне –
Знать не хочу былых ограничений!
Вчера я нёс распятье на спине?
Решил мне пособить крылатый гений –
Умело приучает к вышине.
Что этой красоты неизреченней?
Я в Троице! Я с Ней наедине!
Всех сокровенных смыслов и значений,
Казалось, не раскрою никогда.
Но чувствую: прозрачна для познанья
Твоя душа! Я в каждом вижу брата –
Изжита вековечная вражда!
За мной ступая по стезе дерзанья,
Не говори, что жизнь коротковата.
Не говори, что жизнь коротковата –
Ведь где начало? Где её финал?
Так было раньше: с нас взымалась плата
За каждый вдох – стеснял и угнетал
Рост энтропии! Но она подмята –
Низринута! Не падает накал
Живого чувства! Больше нет возврата
К печали моргов – я бессмертным стал.
Как передать восторг Преображенья?
Так явственно меня коснулись крылья
И белых ангелов, и райских птиц!
Открыт источник вечного движенья –
И это жизнь! В ней феномен всесилья –
Нет у неё навязанных границ.
Нет у неё навязанных границ –
И нет над ней безжалостного рока.
Как много в Парадизе медуниц!
Его вчера скрывала поволока.
О, Янус! Ты доселе двоелиц?
Но мы из гераклитова потока
Сейчас выходим! Нам про счёт седмиц
Пора забыть? Вне дления и срока
Превыспреннее небо предстаёт.
Что здесь преобладает? Постоянство!
Пока доступно лишь для тайнозренья,
Оно предложит людям свой оплот.
Ужель мы вхожи в новое пространство?
Как быстро нарастают измеренья!
Как быстро нарастают измеренья!
Всё выше высь – всё глубже глубина.
Риск погруженья – радость воспаренья:
Мы крайности изведали сполна –
Без умаленья! Нет щедрей даренья.
Без вычета! Спадает пелена –
И что теперь пустые ухищренья,
Какими был известен сатана?
Душа освобождается от пут
Корыстолюбья. Властью и почётом
Её теперь вовек не соблазните.
Где релятивность? Явлен Абсолют.
Барьеры сняты – наслажусь полётом!
Скорее света мчит моё наитье.
Скорее света мчит моё наитье,
Не ведая эйнштейновских препон.
Как Хайдеггер сказал: вы времените –
И это бытие! Но вне времён
Мы пребываем. Что за мощь в магните
Твоём, о вечность! Я перенесён
За эту грань. И вы сюда тяните
Две верных нити – это миф и сон.
Где паузы? Разрывы? Интервалы?
Стянулись в точку вёрсты и парсеки!
Мгновенье! Вспышка! Мановенье! Блиц!
Поют валторны и звенят кимвалы.
Такая яркость, что смыкаю веки –
Не я ли пред Фавором рухнул ниц?
Не я ли пред Фавором рухнул ниц?
Со мною сонмы праведников рядом.
Отсель смогу, не опалив ресниц,
Окинуть ход веков единым взглядом.
Иду с корзинкой крашеных яиц
По Млечному Пути… Ужель с надсадом
Покончил мир? Я у Плеяд-сестриц
Лиризма наберусь – наполнюсь ладом.
Весь мир как есть – любовь и благодать. .
Идиллия? Нет несомненней яви!
Остались в прошлом трудные боренья –
И отрицанья. Жажду утверждать!
Я сбросил путы – пагубные, навьи.
И вдруг вознёсся в свете озаренья.
И вдруг вознёсся в свете озаренья
Мой вольный дух! Вздымая за собой
Весь Универсум, чаю претворенья<