Венок сонетов - ускоритель духа
Книга Юрия Линника, как, впрочем, и всё, что выходит из под его пера, заслуживает восхищения. Это, по сути дела, восторженный дифирамб излюбленной им поэтической форме, которая переживает в настоящее время невиданный, фантастический бум. Венки снежной лавиной покрывают весь наш поэтический Парнас.
Среди энтузиастов Στέφανος Юрий Линник не знает себе равных. Пусть он не отважился ещё на венок (корону) венков сонетов, как Сергей Минтаиров, или на романы в форме венков сонетов, как Алексей Бердников, но по венкам в собственном смысле он рекордсмен из рекордсменов. Лопе-де-Вега, написавший феерическое количество пьес и свыше 1700 сонетов, удостоился у современников почетного прозвища Океана поэзии. По аналогии, Юрий Линник, у которого количество написанных им венков зашкаливает уже за 600[7], мог бы претендовать на звание Космоса поэзии. Тем более, что и сам поэт воспринимает свои венки «как сферические планетарии» и радушно приглашает нас «посетить их». Один из его авторских вечеров в 2013 г. проходил, кстати говоря, как можно более уместно …в Московском планетарии.
В жанровом отношении книга, конечно, очень необычна. Неподготовленный читатель может даже испытать некоторый интеллектуально-эмоциональный шок от лихого синтеза поэтического субъективизма с подчёркнутым объективизмом научных гипотез, но и тому, и другому приходится верить на слово. Книга переполнена «рискованными сопоставлениями», например: «Топология сна!/ Топология метафоры!/ Топология наших ассоциаций!» или «Прабабка сонета – Андалусия./Дед – Прованс./ Мать – Сицилия./ Роскошная генеалогия!». Заслуживает внимания своеобразная графическая раскадровка: каждая строка выделяется как стих. Пусть сразу будет видно, что это научная проза поэта.
Как философ и как поэт Линник все сравнивает со всем. Но если в его поэзии, кстати сказать, философской по преимуществу, головокружительные сравнения выглядят весьма симпатично, даже завораживающе, то широкие научные обобщения с выходом на весьма специфические области знания, откровенно говоря, смущают. Если читатель-дилетант (а таковых – не исключая меня самого – большинство!), особо не вникая, примет их на веру, то специалисты, скорее всего воспротивятся. Потому, видимо, придётся допустить, что издержки раскованной фантазии послужат эвристическим катализатором скорее для будущих поэтов, творцов новых венков, чем для стиховедов.
В связи с этим у меня есть несколько профессиональных придирок: не различаются рифма и рифмовка, не вполне корректно рассматривается соотношение стиха и прозы в исторической перспективе, и чересчур смело скрещиваются «далековатые» стиховые форманты разных времен и народов. Мир, как известно, тесен¸ но не до такой же степени! Подумать только: в одном и том же месте, в один прекрасный момент собрались потомки скандинавов, арабов, исконных жителей Апенин и Пиринеев для того, чтобы под руководством Фридриха II Гогенштауфена и математического гения Фибоначчи аккордным способом изобрести сонет, а вслед за ним и «хоровод сонетов» – Στέφανος. Все это выглядит как эффектная, не столько научная, сколько поэтическая гипотеза, которая излагается, однако, сугубо аксиоматически как нечто вполне очевидное. Стилистика научного дискурса Линника чем-то напоминает сочинения Виктора Шкловского. Можно было бы оснастить работу бóльшим количеством оговорок, выражающих модальность предположения, допущения, поэтической игры фантазии, но вряд ли стоит ломать завершённое здание и уродовать его конструкцию дополнительными контрфорсами.
Чтение такой книги – занятие трудное, но увлекательное. Оно провоцирует на соразмышление, полемические разборки, собственные гипотезы, и у творческого человека вызывает соответственные импульсы, намагничивает озарившими автора идеями. Примерно так же поступал Пушкин, предлагая читателю теоретические суждения о рифме, о четырёхстопном ямбе, о цезуре, о сонете и александрийском стихе в своей критической прозе («О поэзии классической и романтической») и «стихах о стихах» («Домик в Коломне», «Суровый Дант не презирал сонета…»). Разве он не понимал, что Рифма, несмотря на исконное древнегреческое имя, не могла быть дочерью Аполлона и нимфы Эхо, не могла родиться под присмотром повивальной бабки Мнемозины и резвой девой воспитываться в хоре богинь-аонид? Но он создал свой собственный миф по аналогии с эллинскими, миф, чреватый высокими эвристическими потенциями, пробуждающими фантазию поэтов и читателей.
Когда поэт говорит или пишет о самом заветном, его фантазия имеет право обрывать повода. Вывод дифирамба о венке сонетов того стоит:
«венок сонетов – ускоритель духа»!
О.И. Федотов, доктор филологических наук, председатель Международного научно-творческого семинара "Школа сонета"