Понятийное различие между имагинацией и инспирацией

Современному сознанию присуще четко обрисовывать ясные понятия для духовного содержания. Обладал ли таким понятием об имагинации и инспирации ранний романтик Новалис? Безусловно нельзя ожидать у него таких обозначений. По-нятия и понятийные слова, как известно, двойственны. И Новалис, с его постоянно меняющимся использованием слов, является мастером в воспитании прорыва от слова к подразумеваемым предметам.

В моих многолетних усилиях уловить общую связь мыслительного подхода Новалиса я обнаружил в написанных им в 1798 году "Фрагментах" запись, из которой можно кое-что почерпнуть.

"Чистая система a priori - возникла без внешнего возбуждения - Интеллигенция должна вопреки и по сравнению с органической силой - производить все. - Подлинный мир мыслей - непосредственное сознание мира. Так, однако, и с чувствами - независимый мир образов - [...] - возникает и существует без влияния мыслей". (22)

Сухим философским языком указано на два направления "априорного", то есть духовного мира, независимого от чувственного возбуждения: как внутренней стороны мышления, где выступает мир восприятий духовных отношений интеллиген-ции, и как внешней стороны чувственного восприятия, где должен, соответственно, возникать подвижный, живой мир образов. На двух границах должно очевидным образом действовать "Я" для того, чтобы продвинуться в этот априорный мир.

Рисунок мысли, который Новалис набросал словно мимоходом, становится во всем его объеме скульптурным, если обратиться к известному циклу лекций Рудольфа Штайнера. Этот цикл имеет особое значение, так как был прочитан к открытию Первого Гетеанума, как антропософской Высшей школы. Он в праобразном виде дает методическую разработку для научно устремленных антропософов. Замечание Новалиса можно рассматривать как "зародыш" того, что разворачивается здесь в богатой вариации из исследования обеих "границ познания природы" (таково название этого цикла).

На границе чувств, которая изрядно потрепана теоретическими концепциями, ученый должен остановиться, усиливая свое восприятие и очищая его от всех привнесенных представлений. Главным исследователем этого метода является Гете, давший первый образец своими естественнонаучными трудами. Для того, чтобы еще сильнее удалить чувственное впечатление, необходимо достичь душевного углубления благодаря медитативному сосредоточению на символических представлениях (жезла Меркурия, креста с розами и т.д.). Когда душевная жизнь преобразуется в новый орган, возникнет подлинная имагинация, по-рождающая "независимый образный мир". Благодаря ей можно достичь, к примеру, глубочайшего познания телесных органов. (23)

На границе мира мыслей должно происходить нечто подобное. Духовный исследователь учится концентрации в мыслительной деятельности. Чистые понятия разворачиваются повторяющимся образом, например, во внутреннем следовании тому пути идей, которые были раскрыты в "Философии свободы" Рудольфом Штайнером. Юный Гарденберг (Новалис) осуществлял свои упражнения в мышлении в смысле философии Фихте, о них он высказывался много позднее. Это нашло свое выражение в обширной работе "Изучение Фихте". (24)

Можно принять во внимание также и погружение в математическое образование понятий. И вновь призывается Рудольфом Штайнером свидетель. Это не кто иной, как сам Новалис: "Но в одном значительном месте нашей западной цивилизации прослеживается нечто от этого особого духа в математике. Это там, где Новалис, [...]получивший хорошее академическое образование, говорит о математике (вы можете перечитать его "Фрагменты"). Он называет математику чу-десным, великим стихотворением. Нужно сопережить однажды, как от абстрактного постижения геометрических форм можно прийти к восхитительному ощущению внутренней гармонии, которая заложена в этом математизировании. От той холодной, сухой деятельности, за которую многие даже ненавидят математику, нужно суметь прорваться, я бы сказал в духе Новалиса, к восхищению внутренней гармонией и [...] мелосом математики". (25)

Преобразование мышления ведет к инспиративному сознанию - к пробуждению в "подлинном мире мыслей" Оно несет в себе новую космологию, когда мир гармонии сфер становится внутренним опытом.

Поэтические свидетельства

То, что высказывание об обеих границах не является лишь гениальным мимолетным полетом фантазии романтика Новалиса, то, что оно связано с его пониманием мира, может научить новому взгляду на его поэзию. Если углубиться в ту чудесную начальную сцену "Генриха фон Офтердингена", сцену духовного купания в воде жизни (она в своем изложении уже свидетельствует об имагинации), то открывается следующая картина: (26) Человек погружается в богатые движения ду-ши, в краски, в образы. Однако нечто там отсутствует, а именно: звучащий элемент. Происходящему присуще имагинативное безмолвие:

"Приблизившись, он (Генрих) увидел мощный луч, поднимавшийся, как струя фонтана, до самого потолка: там он рассыпался на бесчисленные искры, которые собирались внизу в большом бассейне; луч сверкал, как зардевшееся золото. Не слышно было ни малейшего звука; священная тишина окружала дивное зрелище". (Перевод 3. Венгеровой, см. 3)

Это написано из внутреннего наблюдения, так как речь идет о расположенной непосредственно за физическим миром сверхчувственной области. Если человек находится "в астральном мире, то он не слышит шумов этого мира. Здесь царит великая тишина, все высказывается здесь через краску и свет". (27)

И совсем иное происходит, когда мы подходим к началу 2-й части романа. Генрих в его духовном развитии так глубоко созрел, что он может возвыситься к осознанному опыту своего высшего Я. Для этого был необходим кризис рождения, освобождение из которого произошло через смерть Матильды, его женской половины. Умершая возлюбленная явилась ему, проходя через душевное событие смерти, внезапно, как бы с другой стороны. Показательно, что художник формирует данное духовное событие из двух частей. Сначала Генрих слышит, находясь под деревом, слова Матильды. Он переживает благодаря ей свое будущее призвание в мире. Затем у него возникает визионерское явление, при котором он видит ее и ее окружение, но не может ее понять. Иначе говоря: За инспиративной вестью без образа следует имагинативный образ без чувственно воспри-нимаемой вести. (28)

Здесь впервые начинается творческая деятельность поэта-певца. Все, случившее ранее, было подготовкой. Это изящно претворено в композиции, когда Генрих постигает звук и слагает свою первую, собственную, изначальную песнь. До сего времени он лишь слушал творения других поэтов. Это касается и большой "Сказки об Эросе и Басне", принадлежащей его учителю Клингзору. Песнь, спетая им сейчас, должна ощущаться как исходящая из области, к которой он приобрел соз-нательный доступ благодаря своему посвящению. Отсюда он будет черпать творческую инспиративную силу и направление своей будущей земной деятельности: Генрих фон Офтердинген вступил в сферу великого ритма.