Принципиальные эвристические установки

На основании сказанного назовем следующие основные эвристические установки: искать нестандартные познавательные пути, необычные даже для самого себя; уже обладая такой установкой, не только негативно-критически, но и позитивно-творчески рассматривать необычные экспериментальные и теоретические результаты; терпимо относиться к необычным результатам коллег, если они, конечно, не результат явной некомпетентности или недобросовестности. Последнее должно войти в идеологию всего научного сообщества во избежание многочисленных ошибок в плане подавления нового, чему нас учит история науки.

Таким образом, из действительно эвристических познавательных установок, из контекста истории науки в различных областях можно выделить только одну главнейшую установку: как можно терпимее относитесь ко всем необычным (т.е. нетрадиционным, не укладывающимся в при- вычные понятия, концепции, схемы, шаблоны, стереотипы, словом, в существующие парадигмы) идеям, теоретическим концепциям, экспериментальным результатам. Для ученых же, ищущих принципиально новые знания, установка при их общении с познаваемой Природой может быть одной единственной: “Просите, и дано будет вам; ищите, и найдете; стучите, и отворят вам; ибо всякий просящий получает, и ищущий находит, и стучащему отворят” [Мф. 7, 7—9].

Вот и вся “эвристика”, остальное — горы макулатуры. Дополним сказанное примерами.

Для преодоления парадигм, стереотипов, шаблонов, схем, традиций, сложившихся в той или иной специальной области знания и науке в целом, порекомендуем ученым, стремящимся к принципиально новым открытиям, путь Р. Декарта. Декарт, как известно, в 17-летнем возрасте покинул (1612) элитарную школу La Fleche, начал странствовать по свету и учиться у жизни и природы. Как пишет К. Фишер, у Декарта “за эпохой школьного образования следовал период самообразования, в буквальном смысле самообразования, не желающего ничего воспринимать извне и принимать на веру, но желающего все вывести из себя, обосновать своим мышлением, исследовать и открыть... Он часто говорил своим друзьям, что и без ученого воспитания, данного ему отцом, он мог бы написать совершенно те же научные книги, с той только разницей, что все они были бы написаны по-французски, а не по-латыни” [Фишер, 1994, с. 174].

Декарт так комментировал свой шаг оставления изучения наук ради изучения “книги мира”: “Я не хотел более искать никакой другой науки, за исключением той, которую я мог бы найти в самом себе или в великой книге мира, и, таким образом, посвятил остаток моей юности путешествиям для того, чтобы изучить дворы, войска, вступать в общение с людьми различного душевного склада и общественного положения, запастись многообразным опытом... Таким образом освобождался я постепенно от многих заблуждений, затемняющих наш естественный свет и делающих нас менее способными повиноваться разуму” (цит. по: [Фишер, 1994, с. 172—173]; см.: [Декарт, 1950, с. 265—266]).

Заметим существенное обстоятельство — здесь мы рассматриваем пример становления не беллетриста или политика, а великого математика и философа-рационалиста. Вряд ли современный ученый может себе позволить путешествовать по “белому свету” более десяти лет, но иметь установку освобождения от сложившихся догм, если желает прославиться открытием нового, он должен.

Существует множество методик, алгоритмов с попытками оптимизировать познавательный научный процесс. Например, Джон Лара приводит семь составляющих исследовательского процесса. Первые шесть — достаточно типичны (выбор предмета исследования, обоснование точности и надежности исследовательского инструментария, анализ исходных данных и проработка литературы и т.д.). Приведем седьмой компонент, наиболее специфичный для познания нового: “Седьмое и последнее — я хотел бы напомнить будущему исследователю, что не все вещи объяснимы словами и что есть место для интуиции в разработке любой проблемы. Большинство велеречивых и многословных людей часто являются не лучшими, а худшими из исследователей. Исследование в конечном итоге является так же искусством, как и наукой... Способность увидеть необычное в обычном (например, в “обычном” случайном событии “необычную” закономерность. — В.К.) является очень ценным качеством. Если вы знаете объект ваших исследований и если у вас есть силы восстать против установленных догм, вы сможете достигнуть цели в научном исследовании” [Лара, 1980, с.181].

Наконец, для открывателей нового можно дать и психологический совет — не расстраиваться от длительного непризнания новой идеи; это естественно, на то она и новая. Кеплер в ситуации нужды, одиночества и непризнания говорил: “Неужели мне может казаться тяжелым, что люди ничего не хотят знать о моем открытии? Если всемогущий Бог шесть тысяч лет ждал человека, который увидел бы, что Он сотворил, то я могу подождать лет двести, пока найдется кто-нибудь, кто поймет то, что я увидел” (цит. по: [Карлейль, 1994, с.339]).

Что касается “методологии самой методологии”, конкретизированной на основании сказанного выше, то это принцип невозможности (наподобие невозможности создания вечного двигателя) создания эвристической методологии как алгоритмизированного инструмента прогнозируемых открытий. Максимум, на что способна эвристика, — это создавать благоприятные условия для творческой деятельности. Прежде всего, как минимум, должна быть голова на плечах; далее, для открытия нового нужно, как минимум, быть настроенным на постижение нового, а не вести растительный образ жизни; а максимум — это выводы, сделанные выше. Как писал Гете: “Суха теория, мой друг, но вечно зелено древо жизни”. Дело в том, что существует определенная доля правды во взглядах А.Ф.Лосева на то, что научное знание опирается, конструируется на основе того или иного мифа, наполняющего жизнь человека, а далеко не только в результате эмпирико-рационалистского познания “объективного мира”. В данном случае мир в понимании Лосева есть “конкретнейшее и реальнейшее явление сущего” [Лосев, 1993, с.771]. Он, в частности, писал: “Нельзя живому человеку не иметь живых целей и не общаться с живой действительностью, как бы она ни мыслилась, на манер ли старой религиозной догматики или в виде современной механистической Вселенной. Мифология — основа и опора всякого знания, и абстрактные науки только потому и могут существовать, что есть у них та полнокровная и реальная база, от которой они могут отвлекать те или иные абстрактные конструкции” [Лосев, 1993, с.772].

В свете положений настоящего раздела систему методологических принципов (методология в нормативной форме) нужно рассматривать как систему рекомендательных ориентаций познавательной деятельности, задаваемых основоположениями, выраженными хотя и в нормативной форме, но являющимися по сути не принципами, а рекомендациями.