Глава VIII. О наслаждении в микрокосмосе оживленной материи. Философия наслаждений

Если бы и существовала возможность определить суть жизни с математической точностью, люди все же не умели бы обозначить с достоверностью той линии, которая должна разделять области живой материи и той, которая лишена жизни. Блаженные личности, мирно покоящиеся за сомкнутыми ими самими твердынями общих определений, согласились бы охотно исковеркать природу и урезать все мироздание, только бы втиснуть то и другое в тесный кругозор своих понятий. Подобные люди не питают ни малейшего сомнения в том, что за пределами мира животных и растений, жизнь распространяет теплые эманации свои еще на громадные протяжения; они, пожалуй, смеялись бы над тем, кто начал бы привлекать их внимание к пределам всего живого, где, условившись сначала в значении понятий и слов, мы могли бы отчетливо обозначить естественные грани этих областей.

Другие люди, наоборот, увлекаемые собственной фантазией и, будучи от природы сторонниками всего того, что идет вразрез с верованиями большинства, считают живым все, что движется, все, что растет и размножается. Предполагая, что нет возможности отказать в присутствии жизни всему сотворенному, они заверяют, что жизнь, изменяясь только по образу и количеству, упитывает все мироздание своими плодотворными соками.

Нас завлекают оба эти поверья не столько силой деспотизма старых традиций и чисто общественного мнения, сколько в силу медленного и непреодолимого влияния собственной нашей организации. В тумане, произведенном в мозгах наших всей этой высшей метафизикой, мы способны, при помощи ухищрения диалектики, защищать оба этих мнения как возможные и даже вероятные, так как заключения разума не идут вразрез ни с одной из них. Жизнь, может статься, вовсе не есть коллективный факт, сведенный к одному понятию только силой умственного анализирующего труда; это может быть только отблеск нашего «Я», брошенный нами на весь окружающий нас мир. Жизненность может быть только бесконечным распространением в неопределенную даль той вибрации, которой полна глина, из которой составлено существо наше.

Попробую придать этой концепции форму, более близкую к миру ощущений: человек невольно разыскивал тварей, наиболее сходных с ним, в основных актах существования и, нисходя за тем все ниже и ниже по градациям естества, он дошел, наконец, до последних из звеньев великой цепи создания, до творений, в которых он не мог уже находить никакого сродства с собой. Чтобы обозначить чем-либо, в виде стенографического знака, эту работу собственной интеллигенции или скорее эту находку мозгов своих, он изобрел концепции жизненности, которая, соразмеряясь со слабостью его понимания, тешила его младенческое самодовольство и затем не давала ему восходить впоследствии до концепций более широких, до космического созерцания явлений естества.

Жизнь, во всяком случае, проникая собою все сотворенное, несомненно, часто концентрируется в том или другом пункте, оплодотворяя данный клочок материи или обособляет его, и он, став индивидуумом, движется изолированно в атмосфере, не связанный с остальным миром ничем, кроме тех сил, которые проникают в него как в часть громадного целого. Чем более выделяется микрокосмос этот из великого космоса, из которого получены им и внешний образ, и жизнь, чем пространнее индивидуальный его горизонт, вечно борющийся с охватывающей его окружностью, тем определеннее формулируется в нем концепция жизни. Сложность организованных сил, сосредоточенных в особи, находящейся в вечном передвижении и в постоянном процессе видоизменения, – вот, быть может, точнейшая формула живой материи.

«Время можно назвать коллективной жизнью мироздания, а жизнь – временным сверканием организованного микрокосмоса».

Хотелось бы, чтобы эти мои мысли остались бы некоей метафизической анаграммой. Я желал бы, наоборот, чтобы они послужили простым и синтетическим выражением долгих моих наблюдений над делами природы: это облегчило бы мне дальнейший путь мой к более понятным изучениям подробностей.

Все существа, одаренные жизнью и чувством, должны наслаждаться. Чтобы доказать это, нам открываются два пути.

Наслаждение заключает в себе самом свою физиологическую причину, будучи жизненным моментом, предопределенным и необходимым; цель же его так возвышенна, что оно, естественно, должно уменьшать его значение в жизни существ низшего разряда. Чем необходимее жизненная функция, чем теснее связана она со скелетом жизни, тем легче бывает проследить ее ход по всем градациям живых существ. Думаю, что одной из таковых функций оказывается наслаждение. Нет надобности, чтобы в данном создании существовали проявления разума или воли, для того, чтобы наслаждение возникало в нем от удовлетворения той или другой потребности; достаточно бывает и того, что создание это имело способность чувствовать. А так как растения чувствуют, то и они способны наслаждаться по-своему. В момент удовлетворения в них той или другой жизненной потребности ощущающий орган должен вибрировать совершенно иначе, чем когда в нем производит изменение какая-нибудь внешняя сила, идущая вразрез с его физиологической функцией и делающая, может быть, невозможным дальнейшее существование растительного органа. Существенная разница между двумя моментами составляет, может быть, главное основание этого феномена и колыбель зарождения простейшего и элементарнейшего наслаждения.

Сжимание мелких листиков мимозы (Mimosa pudica) и вытягивание стеблей loasa, стремящихся окружить зеленым венком, как бы любовным объятием, пышный расцвет женского органа, составляют моменты растительной жизни, проявляющие истинно органическую потребность и способные сопровождаться: первое – страданием, а второе – наслаждением.

Физиология растений еще недостаточно исследована, и потому только люди не приписывают органам растений вибрацию наслаждения. Для констатирования наслаждения в растениях нет надобности предполагать в них существования анализирующего «Я», еще менее того – разума, способного формулировать факт ощущения в понятие. Можно насладиться, не размышляя и не запоминая наслаждений. Эссенциальный феномен, философский момент наслаждения состоит в способности ощутить оба момента; один – сообразный с целью феномена, а другой – идущий в противоположном направлении. Нет надобности здесь и в интеллектуальном сравнении моментов, которое все же предполагало бы существование памяти. Во внутреннем устройстве ощущающего органа лежит все различие между наслаждением и болью, а так как орган этот, видимо, остается в одинаковых жизненных условиях при ощущении того и другого, то он наслаждается и страдает сообразно получаемому им влиянию со стороны внешнего мира.

Если вы отрицаете наслаждение растений только по невозможности доказать их существование, то на это можно возразить тем, что, точно следуя правилам строгой логики, нет возможности доказать и наслаждение лошади или собаки – животных, столь близких к человеку по построению. Нам не раз случалось класть под стекло микроскопа подвергнутую действию химических реагентов лапку лягушки, вдоль которой пробегает ток болезненного сокращения, но мы никогда не могли усмотреть в ней мельчайшего видоизменения материи, и вот почему я нахожу, что мы не имеем права отрицать того, что органы цветка могут ощущать вибрацию наслаждения при получении оплодотворяющей их пыли. В эти торжественные минуты любовного восторга цветы дышат подобно животным. По крайней мере, в них развиваются тогда токи теплорода, а может быть и электричества; почему же удовлетворение сильнейшей из жизненных потребностей не могло бы доставить им наслаждения? Стебли лилий, чуя развитие женских органов цветка, лежащего на поверхности воды, усиливаются подняться к нему. Но и вообще все растения чувствуют влияние света и стараются к нему приблизиться. Пусть кто-нибудь из ботаников станет физиологом растительного мира; пусть разыскивает он в растениях органы ощущения, и он найдет их.

Между ними и нервами животных всегда находится та же разница, какая есть между трахеями и легкими, между хлорофиллом и кровяными шариками, между растительным маслом и жиром; но если существует функция, то должен отыскаться и орган для ее удовлетворения.

Второй доступный нам путь для изучения наслаждения среди живых существ не составляет научно необходимого приема; он может вводить в заблуждение, но по общедоступности своей он оказывается наиболее избитой тропой из ведущих к достижению желаемой цели. Заметив внешние проявления человеческого наслаждения, люди стараются отыскать таковые же в среде животного и растительного мира, и где оказывается нечто подобное, там, по мнению таких изыскателей, несомненно, должно существовать и наслаждение. Суждение это, основанное на аналогии признаков, весьма неверно и шатко, тем более что обычные проявления наслаждений составляют нечто весьма противообразное и в них редко можно найти что-либо существенно характеризующее. Даже человек, владеющий таким общим орудием для выражения своего наслаждения, и тот способен одинаково проливать слезы и от радости, и от горя; он то волнуется и бушует, то столбенеет и молчит, захлебываясь волнами внезапно нахлынувшего на него наслаждения. Как привычка к сравнениям, так и древний, свойственный всему человечеству, обычай делить все на группы и все классифицировать могли бы заставить нас придавать значение не отдельным признакам наслаждения, а агломерации фактов, представляющей формулу, могущую характеризовать то или другое наслаждение; но и здесь люди бывают склонны теряться в неопределенностях и в туманности. Быстро сменяющийся ритм выражений, живость движений, блеск глаз и другие проблески внутренней радости могут одинаково служить выражением весьма разнородных страстей.

Когда же, оставив знакомое нам выражение человеческого лица, мы попробуем углубиться в мир животных, тогда мы бываем не в состоянии прочесть ничего на лицах этих столь дальних нам сродников. Ручаюсь, что самому Лафатеру не удалось бы определить, в чем именно состоит игра физиономии щуки, схватившей в зубы карася, и чем вырисовывается сладострастие насекомого, умирающего среди спазм бесконечно-сладостных лобзаний. Если великий Бранвилль умел мастерски выражать страсти мордами своих четвероногих и перьями птиц своих, то это может служить только новым доказательством того, как способен человек вносить часть собственной души даже в звериный лик, обращая изображения их в отражение самого себя; но и Бранвилль никогда не был в состоянии передать на полотне или на бумаге действительного выражения животных, которые, если бы обладали способностью говорить, вероятно, шепнули бы ему: «Сапожник, суди не выше сапога!» (Ne sutor supra crepidam).

Если наслаждение доступно растениям, то все животные вообще должны непременно ощущать его. Но никогда еще стекло микроскопа не сумело отыскать ганглиозный узел или нерв в тельце монады или вибриона; продолжают ли они скрывать себя от все еще плохо вооруженного глаза, или способность ощущать у них распределена или скорее распущена в однородной массе мякоти, из которой они составлены, неизвестно. Но всякий, изучавший инфузорий, несомненно, имел случай видеть, как они наслаждаются и как они страдают. Элегантная вортицела, вытянувшись во всю длину и ухватив лодочника, допустившего ее до себя слишком близко, сладостно съеживается, с наслаждением переваривая свою добычу; парамеция, за секунду перед тем лениво и медленно поворачивающаяся в чистой воде, нетерпеливо поводит блестящими глазенками, когда ей пришлось копошиться в гастрическом соку лягушки.

Наряду с функциями и органами, самое наслаждение совершенствуется с каждой восходящей ступенью по лестнице живых существ.

Ни одно животное не насладилось в жизни сильнее, чем способен наслаждаться человек. Хотя в нем сознание, без всякого сравнения, более совершенно, некоторые из чувственных наслаждений более развиты в иных животных, но сумма наслаждений все же склоняет весы в его сторону. Охотничья собака, чуя близость зайца, должна более нас наслаждаться чувством обоняния, когда эманации запаха щекочут железки ее обоняющего нерва после длинного перехода по ее носовому лабиринту.

Так, твари более совершенные могут наслаждаться с большей энергией; и если на иных планетах и в иных мирах существуют другие, современные нам творения, то они, вероятно, унаследуют после нас землю нашу, когда она дойдет до периода большей зрелости. Каждый новый орган и каждая новая функция, усложняя ткань существования, порождают новые потребности и, следовательно, вызывают еще новую способность наслаждений. Идеально-совершенным творением было бы то, которое могло бы по произволу, наслаждаться всеми наслаждениями, доступными обитателю земли, или поочередно, или всеми за раз, так что все они, отражаясь в гигантском сознании подобного созданья, могли бы дать ему насладиться всем сотворенным.

Если бы высшее существо могло наслаждаться, то оно наслаждалось бы подобным образом.

Философы до сей поры умели уже провозгласить немало определений наслаждения, обязательно приноравливая их и к развитию собственных сил, и к понятиям текущего времени. Они следовали в этом деле то патологическим путем метафизических определений, то более укромной тропой личных наблюдений.

Попробую наметить здесь несколько подобных определений, начиная от самых материалистических и доходя до самых идеальных, и приводя в заключение ряд самых метафизических воззрений.

1) Наслаждение возникает от затрагивания нервов ощущения. 2) Наслаждение – видоизменение, единственное в своем роде, нервной мякоти.

3) Наслаждение – ощущение, доведенное до сравнительной степени и до температуры жара.

4) Наслаждение – опьянение ощущения.

5) Наслаждение – удовлетворение потребности.

6) Наслаждение – ощущение, испытываемое во время выполнения физиологического акта.

7) Наслаждение – сознание физиологической жизни.

8) Наслаждение – та крайняя цель, к которой стремятся все живые существа.

9) Наслаждение – отрицание страдания.

10) Наслаждение – противоядие жизни.

11) Наслаждение – музыка нервов.

12) Наслаждение – лобзание, даваемое природой каждому созданию.

13) Наслаждение – движущая сила и явная или скрытая пружина всех страстей человеческих.

14) Наслаждение – обман, производимый природой над людьми с целью заставить их, nolens volens, подчиниться ее законам.

15) Наслаждение – макиавеллическая политика Провидения.

16) Наслаждение служит Провидению орудием для приведения человека к апогею совершенства и добра.

17) Наслаждение – тот внутренний аккорд гармонии и мелодий, который происходит от сближения души и тела.

18) Наслаждение – искра жизни, забытая Творцом в грязи материи.

19) Наслаждение – остаток движения, приданного Творцом материи при выпуске ее из рук своих.

20) Наслаждение – мышление Творца при сотворении им плазмы мироздания.