Модели интерпретации социальной реальности

Множество различных воззрений на природу общества можно свести к 4 способам его интерпретации, смысл которых раскрывается в следующих моделях общества: 1) идеалистической, 2) натуралистической, 3) деятельностной, 4) феноменологической.

Идеалистическая модель общества – это такая модель, где общество рассматривается через призму идеальных факторов. В натуралистической, наоборот, первенство отдается факторам материальным, в первую очередь, биологическим (здесь подчеркивается, что человечество – это биологический вид среди других видов), факторам взаимодействия общества с окружающей средой и зависимости его от этой среды. В деятельностной модели на первое место выходит творческий, энергийный характер. Здесь подчеркивается, что общество и его отношения – это, прежде всего, процесс и продукт деятельности людей. В феноменологической модели социум рассматривается в связи с проблемой смысла действий людей, которые живут в обществе.

Ни одна из этих моделей не может претендовать на абсолютную истинность. Каждая из них по-своему раскрывает определенные стороны социальной реальности и поэтому наиболее полное и всестороннее представление об обществе может быть получено лишь на основании знания всех этих моделей как способов интерпретации социального.

Специальный анализ общества и его истории с точки зрения разных моделей ценен тем, что на основе такого подхода можно лучше выделить и осознать роль тех или иных факторов исторического процесса. Это особенно важно в связи с появлением на рубеже XIX – XX вв. синкретичной в своей основе теории культурно-исторических типов (в частности, работа Н. Данилевского (1822 – 1885) «Россия и Европа» и труд О. Шпенглера (1880 – 1936) «Закат Европы»), согласно которой человеческая культура – это история множества непохожих друг на друга самобытных цивилизаций, жизнь которых, с одной стороны, описывается на основе действия как идеальных факторов (самобытный «психический строй» как следствие определенной религии и исторической судьбы у Данилевского и «душа» культуры как способ упорядочивания первозданного хаоса в форме какой-либо фундаментальной идеи-прасимвола у Шпенглера), так и материально-натуралистических (биологические аналогии у обоих авторов – «рождение», «расцвет», «старость» и «смерть» культур).

Человеческая история и культура – это, действительно, очень сложное, многоплановое явления. Тем не менее, представляется, что целенаправленный анализ с позиции разных моделей будет способствовать прояснению роли тех или иных факторов их изменения.

Что касается противопоставления теории культурно-исторических типов идее линейного развития всемирной истории как прогресса (на чем настаивали Данилевский и Шпенглер), то с современной точки зрения такое прямое противопоставление вряд ли можно признать эвристичным. Скорее следует говорить о взаимодополнительности этих подходов.

При рассмотрении названных четырех моделей важен учет того, что они возникли не в одно и то же время. Идеалистическая и натуралистическая модели являются наиболее старыми способами интерпретации социального, так как они основываются на общефилософском представлении о субстанции[265] как неизменном и предельном основании бытия, которое существует всегда и везде, раскрывая себя в определенных случаях разным образом. Деятельностная и феноменологическая модели являются более современными, так как они основываются на общефилософском подходе к анализу бытия как процессуальности и функции, а не субстанции.

Идеалистическая модель

В основе данной модели социальной реальности лежит общефилософское представление об объективности идеального. Идеальное здесь понимается как то, что существует само по себе в форме «мира идей», «Бога», «Абсолюта», «вечных и неизменных принципов» и что при этом является принципиально независимым от всего материального. Названные формы идеального – это, по сути, гипостазированные ценности, которые в рамках этой модели интерпретируются не только как сущности, но и как субстанции.

Существенной методологической предпосылкой в данной модели является представление о дихотомии двух миров: первого как идеального, совершенного и поэтому внеисторического и второго, земного и конкретного, как несовершенного и поэтому меняющегося, исторического. Конкретное общество, которое существует «здесь» и «теперь» и в котором живут люди, является лишь более или менее адекватной (или неадекватной) формой обнаружения и проявления высших и неизменных принципов. Первый или совершенный мир есть абсолютная ценность и образец, равняясь на который следует оценивать и изменять мир второй. Второй, конкретно-исторический мир сам по себе реален лишь настолько, насколько в нем реализованы принципы идеального.

В связи с наличием в идеалистической модели представления о «двух мирах» необходимо отметить, что именно в рамках этой модели интерпретации социального большое значение имеет ценностный принцип. Главным при рассмотрении того или иного общества здесь является не описание того, что «есть», а попытка указать, предписать то, что «должно быть».

Самыми наглядными примерами реализации идеалистической модели являются всевозможные утопии (от др. греч. τοπος – «место», ου-τοπος – «не место» или «место, которого нет»), для которых характерно изображение некоторого возможного будущего, идеального и совершенного общественного устройства, к которому следует стремиться и на основе которого должно оцениваться существующее общество. Самыми известными примерами утопий являются концепция идеального государства Платона, изложенная им в диалоге «Государство», произведение английского мыслителя Томаса Мора (1478 – 1535), которое так и называется «Утопия», и работа итальянского философа и писателя Томмазо Кампанеллы (1568 – 1639) «Город Солнца».

Идеалистическая модель лежит также в основе многих философских концепций истории, особенно таких, в которых история описывается как процесс движения в направлении некоторого объективного идеала, представляющего собой конечную цель и определяющего смысл всего предшествующего исторического процесса. Характерной чертой идеалистических моделей философии истории является представление о предопределенности исторического процесса и об отрицании либо снижении роли свободы как спонтанной деятельности людей по определению собственной судьбы.

Примером идеалистической модели в философии истории является работа Августина «О граде божьем». Августин описывает историю человечества как сосуществование двух общностей людей – «Града Божьего» и «Града Земного». Люди, которые входят в Град Божий, живут по установленным Богом законам, а обитатели Града Земного – по законам, установленным возгордившимися людьми, которые отказались от Бога. По словам Августина, «два града созданы двумя родами любви: земной – любовью к себе, доведенной до презрения к богу, а небесный – любовью к себе, доведенною до презрения к самому себе. Первый затем полагает славу свою в самом себе, последний – в господе»[266]. «Град» не относится к какому-то конкретному государству: люди, входящие в Град Божий или Град Земной, различаются внутренними качествами. Принадлежность к одной из двух общностей определяет, будет ли человек спасён после Страшного суда. Каждому человеку заранее предопределено, к какому Граду он принадлежит, но никто не может узнать свою судьбу до Страшного суда.

Видимо, можно сказать, что любая религиозная концепция истории будет строиться по канонам идеалистической модели интерпретации: ведь главное в этой модели – представление об объективности совершенного идеала (бога) – является неотъемлемой компонентой религиозного мировоззрения.

Парадигмальным образцом реализации идеалистической модели в философии истории Нового времени является «Философия истории» Г. Гегеля. Согласно Гегелю, всемирная история есть проявление духа во времени. Дух (как мы уже говорили, в этом понятии нет ничего мистического: «дух» – это, прежде всего, «идея», «мысль») имеет несколько форм проявления и, в том числе, может выступать как «субъективный дух» (сознание отдельного человека) и как «объективный дух» (как рациональность общественного устройства, т.е. как нормы права и морали и как социальные институты, в первую очередь, как государство). История оценивается Гегелем с точки зрения того, насколько в том или ином обществе развиты начала субъективного и объективного духа, т.е. насколько, с одной стороны, сознательны отдельные индивиды и насколько, с другой стороны, государство как выражение светской жизни основывается на разуме, а не на произволе.

Началом всемирной истории является такое состояние, когда дух выступает лишь в объективной форме как деспот или абсолютный властитель, который основываясь на собственных представлениях, осуществляет функцию единоличного контроля и управления всем обществом. Остальные же, в силу того, что вообще еще не достигли в своем развитии стадии самосознания, могут лишь подчиняться внешней по отношению к ним единоличной воле властителя. Такое первоначальное соотношение объективного и субъективного духа, по мнению Гегеля, соответствует деспотиям Древнего Востока.

Второму этапу в развитии всемирной истории соответствует состояние греческого мира, где получает развитие субъективный дух в виде осознания себя отдельным индивидом в качестве уникальной индивидуальности. Греческий мир, по словам Гегеля, есть «царство индивидуумов». Второй этап, таким образом, является противоположностью и отрицанием первого: если первый – это только объективный дух в форме единственного деспота, то второй – это только субъективный дух в форме множества сознающих себя индивидуальностей.

На третьем этапе, чему исторически соответствует римское государство, происходит частичное снятие противоположности между объективным и субъективным духом в виде формального признания со стороны государства свободных индивидуальностей в качестве юридических личностей. На этом этапе снятие противоположности объективного и субъективного духа является именно частичным, потому что оно касается только внешней стороны, т.е. того, что фиксируется в праве. Внутренняя же сторона личности, т.е. то, чему соответствует нравственность, остается её частным делом, реализацию которого личность связывает с религией и церковью.

Высшим и последним является четвертый этап всемирной истории, которому, по мнению Гегеля, соответствует германское государство и в котором в качестве всеобщего принципа оказывается реализовано не только правовое, но также и нравственное начало. На этом этапе объективный и субъективный дух полностью соответствуют друг другу и выступают лишь в качестве конкретных моментов или форм единого тождества. В силу того, что здесь объективный и субъективный дух достигли абсолютного тождества и больше нет, и даже не может быть промыслено никакое противоречие между ними всемирная история как диалектика субъективного и объективного духа закончена. Конкретно-исторический процесс как жизнь отдельных народов может, конечно, еще продолжаться сколь угодно долго, однако в своем развитии этот процесс будет лишь проходить описанные выше четыре этапа и нового, пятого этапа не может быть в принципе.

Натуралистическая модель

В рамках данной модели общество рассматривается через призму материальных факторов, и прежде всего биологических и географических. С натуралистической точки зрения, человечество – это биологический вид среди множества других видов живых организмов. Человеческие сообщества – это более или менее устойчивые популяции, т.е. множества особей (население некоторой местности), которое способно к самовоспроизводству. Человеческие общества как популяции подчиняются тем же самым закономерностям изменения и развития, что и любые другие, взаимодействуя друг с другом так же, как любые иные популяции. С точки зрения некоторых сторонников этой модели социального, естественный отбор – основной принцип образования, изменения и взаимодействия всех видов живых организмов – действует также и в сообществах людей, как на микроуровне (взаимодействие отдельных индивидов), так и на макроуровне (взаимодействие таких больших социальных сообществ, как народы, нации и государства). Поэтому катастрофы, в том числе войны, в рамках данного представления, являются естественным и даже, возможно, положительным фактором, так как способствуют уничтожению наименее приспособленных. Индивид здесь обладает гораздо меньшей ценностью, по сравнению с видом (популяцией): что плохо для первого, может быть хорошо для второго.

Другие представители натуралистической модели, наоборот, подчеркивают, что в природе существует не только борьба, но и взаимодействие, взаимопомощь между живыми организмами и что, следовательно, и человеческое сообщество, чтобы быть эффективным, также должно основываться на этих принципах.

Среда обитания (географический фактор, «жизненное пространство») влияет на развитие человеческих сообществ точно так же, как и в случае других видов: благоприятные факторы способствуют его развитию, а неблагоприятные, наоборот, ведут к деградации. Поэтому, например, большое значение для развития наций имеет возможность доступа к судоходным артериям, рекам и морям, так как именно благодаря этому может получить развитие международная торговля, являющаяся важным фактором прогресса.

Одним из самых известных примеров интерпретации общества в рамках натуралистической модели является работа английского священника и экономиста Томаса Мальтуса (1766 – 1834) «Опыт о законе народонаселения». В этой книге Мальтус пришел к выводу о том, что если рост населения не задерживают какие-либо естественные причины, то оно будет удваиваться каждые четверть века, т.е. расти в геометрической прогрессии. Доступ же к средствам существования может быть увеличен только в арифметической прогрессии. Таким образом, налицо конфликт между первым и вторым факторами, а из этого следует, что в целях его минимизации естественный рост населения следует ограничивать принудительно (этому может способствовать нравственное воспитание), либо же конфликт будет разрешаться за счет действия таких объективных факторов, как войны, эпидемии и голод.

Критики Мальтуса обычно подчеркивают, что его теория основывается на абсолютизации т.н. «закона убывающего плодородия почвы» и что здесь не учитывается роль научно-технического прогресса как фактора искусственного повышения плодородия. Тем не менее, нельзя не признать её эвристический потенциал в случае анализа доиндустриальных обществ.

На естественные факторы развития общества обращал внимание российский географ и социально-политический мыслитель Петр Алексеевич Кропоткин (1842 – 1921). В книге «Взаимопомощь среди животных и людей» Кропоткин, выступая против идеи английского философа Т. Гоббса о том, что естественное состояние человечества есть «борьба всех против всех», а также против доктрины социального дарвинизма, согласно которой жизнь в обществе – это только взаимная борьба индивидов, сформулировал в дополнение к ним «биологический закон взаимной помощи», согласно которому для особей одного вида (животных и человека) характерна не взаимная борьба, а помощь друг другу. По мнению Кропоткина, именно общественная жизнь, основанная на сотрудничестве, а не на борьбе является наиболее могущественным оружием в борьбе за существование. Конкуренция же не является общим правилом ни для животного царства, ни для человечества, ибо она гибельна для вида. По его словам, «общественная жизнь дает возможность самым слабым насекомым, самым слабым птицам и самым слабым млекопитающим оказывать сопротивление наиболее страшным хищникам и защищать друг друга от их нападения; она обеспечивает долголетие; она позволяет виду вскармливать свое потомство при наименьшей затрате энергии и поддерживать свою численность, несмотря даже на слабую рождаемость; она дает стадным животным возможность переселяться в поисках за новым местожительством»^[267].

На таком же принципе взаимопомощи, по мнению Кропоткина, основывается и человеческая цивилизация, ибо человек не является исключением в природе. Для подтверждения своего тезиса Кропоткин последовательно прослеживает историю человеческого общества на разных ступенях его эволюции: от первобытных сообществ дикарей и периода варварства времен античности, через средневековье и Новое время вплоть до сегодняшнего дня. В итоге своего рассмотрения Кропоткин приходит к выводу, что всегда и везде – особенно, когда жизнь особенно тяжела – взаимопомощь (в виде родовых уз в древнем племени и гильдий ремесленников в средневековье, в форме деревенской общины, которая существовала в разное время, наконец, в виде различных форм кооперации сегодня, в частности профессиональных союзов) играет очень важную роль в жизни общества. В современности, правда, очень сильна как раз обратная тенденция: индивидуализм и взаимная борьба, однако, по мнению Кропоткина, это временное явление и будущий прогресс цивилизации возможен именно на основах взаимного сотрудничества, а не борьбы друг против друга.

Проблема глубоких противоречий между природой человека как одного из биологических видов и той культурой, которую он создал и которая существует сейчас находится в центре внимания австрийского этолога К. Лоренца. В работе «Восемь смертных грехов цивилизованного человечества» Лоренц определяет смысл этих противоречий как патологическое расстройство вполне определенных механизмов поведения, первоначально весьма ценных для сохранения вида.

Дело в том, что те инстинкты, которые заложены в каждом человеке, были сформированы совсем в другую эпоху, нежели та, которой соответствует современная культура. На ранних этапах развития эти инстинкты – автоматизированные программы поведения – через соответствующие субъективные переживания индивидов (в первую очередь переживание удовольствия) направляли их, действуя как мотив, в те формы активности, которые в наибольшей степени благоприятствовали выживанию как индивидов, так и вида в целом. Однако человек, к сожалению, понял, что ощущение удовольствия может быть отделено от сопутствующего ему инстинкта и развито как что-то самодостаточное: «люди очень давно обнаружили, что действие ситуаций, доставляющих удовольствие, может быть усилено ловким сочетанием стимулов, причем постоянное изменение их может предотвратить притупление удовольствий от привычки; это изобретение, сделанное во всех высокоразвитых культурах, ведет к пороку, который, впрочем, едва ли когда-нибудь способствует упадку культуры в такой степени, как изнеженность»^[268]. Привычка к обжорству, например, весьма полезное качество в тех условиях, когда существует постоянный дефицит источников питания: если уж удалось поймать в ловушку крупного зверя, то разумнее всего было набить себе желудок, насколько можно. Хотя разумные основания для этой привычки исчезли, она сохраняется и сейчас. Последствия этого хорошо известны.

Одна из серьезных проблем современных высокоразвитых цивилизаций – перенаселение. Общее безразличие, недружелюбие, а то и прямая агрессия, о чем с тревогой говорят многие, характеризуя жизнь людей в больших городах, есть объективное следствие перенаселенности, которое справедливо для любых видов животных, а не только для человека. Как пишет Лоренц, «из множества опытов над животными известно, что скученность усиливает внутривидовую агрессию. Общее недружелюбие, наблюдаемое во всех больших городах, явно возрастает пропорционально плотности скопления людей в определенных местах. Например, на больших вокзалах или на автобусной станции в Нью-Йорке она достигает устрашающей степени»^[269].

Еще одну проблему современной культуры Лоренц определяется как «бег наперегонки с самим собой». Смысл её в том, что в современном буржуазном обществе, всецело основанном на принципе конкуренции, в огромных масштабах возникло внутривидовое соперничество между отдельными индивидами, которое и подталкивается все время этой конкуренцией. Подобный вид внутривидового соперничества в столь гипертрофированной форме редко наблюдается в остальной природе, так как он крайне неэффективен для задач выживания отдельного вида. Результатом действия этого вида соперничества является включение механизма внутривидового отбора, что, по мнению Лоренца, является крайне опасной тенденцией. По его словам, «внутривидовой отбор действует совсем иначе, чем отбор, происходящий от факторов окружающей среды. Вызываемые им изменения наследственного материала не только не повышают перспектив выживания соответствующего вида, но в большинстве случаев заметно его снижают. … После маховых перьев фазана-аргуса (у последнего слишком большие перья, которые можно показывать другому фазану, но при помощи которых нельзя летать и которые в остальном очень сильно мешают – прим. авт.) темп роботы современного человечества – глупейший продукт внутривидового отбора»^[270]. Следствием этого является, например, то, что люди страдают от нервных и психических нагрузок, которые им навязывает бег наперегонки со своими собратьями.

Как уже было отмечено, в рамках натуралистического направления анализа общества большое внимание уделяется также географическим факторам. Общее представление об этом можно получить, познакомившись с идеями французского философа Шарля Монтескье (1689 – 1755), изложенными им в сочинении «О духе законов». По мнению Монтескье, дух народа или общие политико-правовые представления и соответствующие им законы и институты зависят от многих факторов, среди которых одно из ведущих мест занимает климат. Причина этого, по мнению Монтескье, в том, что холодный, жаркий или умеренный климат в значительной степени предопределяет характер, темперамент и склад мыслей соответствующего населения. В частности, в условиях холодного климата люди крепче и сильнее физически, а поэтому для них более характерна большая уверенность в себе, большее мужество и, следовательно, как пишет Монтескье, «большее сознание своего превосходства, т.е. меньшее желание мстить, … больше прямоты, меньше подозрительности, политиканства и хитрости»^[271]. В климате же жарком тело полностью лишается сил и следствием этого, по мнению философа, является то, что «народы жарких климатов робки, как старики»[272].

Ландшафт, т.е. наличие или отсутствие таких естественных преград, как горы и реки, в значительной степени предопределяют размеры и форму политического строя государства: обширную империю гораздо проще устроить на равнинах, а не на территории, изрезанной непроходимыми горами.

Почва и соответствующий ей вид хозяйственной деятельности населения также влияет на общий дух народа. В частности, по словам Монтескье, «в стране с подходящей для земледелия почвой, естественно, устанавливается дух зависимости. Крестьяне, составляющие главную часть её населения, менее ревнивы к своей свободе; они слишком заняты работой, слишком поглощены своими частными делами. Деревня, которая изобилует всеми благами, боится грабежей, боится войска»^[273].

Очень большое, хотя и не исключительное, значение географическому фактору в истории придавал российских географ и социально-политический мыслитель Лев Ильич Мечников (1838 – 1888). В работе «Цивилизация и великие исторические реки» Мечников предложил использовать в качестве принципа классификации всемирной истории тип водного пространства, осваиваемого различными цивилизациями в разное время. На основании этого принципа Мечников выделил три периода в истории человечества: речной, средиземноморский и океанический.

Речной период охватывает собой историю четырех великих цивилизаций древности – Египта, Месопотамии, Индии и Китая – и заканчивается около 800 г. до н.э. Средиземноморский период охватывает 25 веков, с основания Карфагена до конца средних веков. Океанический период – это Новое время и его главной характеристикой является преобладание западноевропейских государств, лежащих на побережье Атлантики.

По мнению Мечникова, рельеф местности и наличие пригодных для судоходства речных артерий страны – это главный факт, на который надлежит обращать внимание при изучении истории, так как различная физико-географическая среда оказывает большое влияние на судьбы народов, предоставляя некоторым из них верховенство над другими. В частности, превосходство Запада над Востоком в древности, по его мнению, объясняется естественными географическими преимуществами первого. «Инертная и пассивная роль, какую играла Индия в истории с самых древних времен, всецело обусловливается неблагоприятным географическим положением Индии»^[274].

С точки зрения Мечникова, основной причиной зарождения и развития цивилизаций являются реки. Большое значение для дальнейшего развития цивилизации имеет то, куда эти реки впадают. Например, цивилизации, возникшие на берегах великих рек, оканчивающихся в ледяных пустынях Арктики, не могли по этой причине развиться во вторую, морскую стадию. Так как всякая большая река впадает в море, то и цивилизация, возникшая на этой реке, обречена по мере своего развития либо стать морской, выйдя из первоначальной изоляции, либо быть подчиненной или поглощенной другими морскими цивилизациями. То же самое происходит и в случае перехода к океаническому периоду в истории. Например, результатом открытия Колумбом Нового Света явилось быстрое падение средиземноморских наций и государств и соответственный быстрый рост стран, расположенных на побережье Атлантического океана, т.е. Португалии, Испании, Франции, Англии и Нидерландов. По словам Мечникова, «народы этих стран не замедлили воспользоваться географическими выгодами своих стран, и центры цивилизации переместились с берегов Средиземного моря на берега Атлантического океана. Константинополь, Венеция и Генуя потеряли свое значение, и во главе культурного движения стали Лиссабон, Париж, Лондон и Амстердам»^[275].

Деятельностная модель

Любая сознательная деятельность содержит в себе как идеальную, так и материальную составляющую. Первая – это, в первую очередь, замысел и проект, а вторая – это, в частности, собственная телесность и соответствующие подручные средства. Когда говорят о деятельности, подчеркивают не эти отдельные составляющие, а скорее момент активности и усилия, который связан с достижением какой-либо цели.

Подчеркивание деятельностного момента в рамках философской антропологии и философии истории и, по существу, придание понятию «деятельность» статуса философской категории, имеют под собой объективные конкретно-исторические основания. Как мы уже говорили, Возрождение и следующее за ним Новое время – это период, когда в Европе произошли очень серьезные изменения. Эти изменения, в частности, нашли свое выражение в революции в области мировоззрения как перехода от тео- к антропоцентризму и, в частности, во взгляде на общество и его историю как на то, что свободно делается самими людьми, а не дано им изначально как предопределение, у которого есть «начало» и «конец».

Главные черты Нового и последовавшего за ним времени – это возникновение естественных наук и развитие техники, «открытие» экономики как сферы деятельности автономных субъектов, которые преследуют свой интерес, политико-юридическая трансформация общества, в результате чего возникли новые классы общества вместо прежних сословий. В результате действия этих факторов возникло новое общество как современная цивилизация, в рамках которой появились и стали характерными специфические представления соответствующих ей людей о том, какие проблемы имеют первостепенную важность и какие способы и механизмы должны быть задействованы для того, что бы двигаться в желаемом направлении.

В силу того, что именно «материальные» факторы – естественные науки с их исследованием природы, техника как множество артефактов созданных на основе естествознания, экономика как система отношений между людьми по поводу производства и распределения богатства – прочно заняли первые места в качестве факторов, определяющих облик нового общества, именно на них стали обращать внимание в первую очередь, говоря о проблемах этого общества и обдумывая способы его трансформации.

В рамках деятельностной модели общества можно выделить два относительно самостоятельных подхода к его интерпретации: 1) технико-технологический и 2) экономический.