Политико-философские идеи А.И. Радищева. Возникновение и судьба русской интеллигенции.
Радищев будет послан по петровскому указу в Германию (отправляли ещё при Иване IV, но тогда ни один из 40 недорослей не вернулся). Он учился в Лейципгском университете. Возвращались пенсионеры потому, что «Екатерина II любили, как любят артиста, который вызывает в нас невиданные чувства». До Петра мало кто чувствовал себя человеком и всего менее видели себя европейцами. Теперь же стали себя считать чуть ли не лучшими людьми в Европе, не замечая при этом недостатков внутренней политики.
Вернувшись напитанным западными идеями, он хотел служить честно, а потому пошёл в петербургскую таможню, где дослужился до главы петербургского отделения. Его стиль был в новинку, потому как раньше был «двойной стандарт»: знания европейские, но живём, как жили. Радищев не таков, он хочет чтобы и тут жили также, как в Европе. На его жизни сказалось сочинение «Путешествие из Петербурга в Москву», опубликованное в 1790 г. Пафосный тон сочинения, но главное в ином. (150 лет спустя в 1940 году газета «Известия» пошлёт журналиста по тому же пути, чтобы тот рассказал о ситуации в стране рабочих. Этим журналистом был известный Андрей Платонов, а потому рассказ оказался без прикрас. Такую статью не могли опубликовать).
«Я оглянулся окрест меня – душа моя страданиями человечества уязвлена стала». Он говорит, что крепостничество – это «стоглавое зло». Крестьянство должно стряхнуть с себя это иго. «Я приметил из многочисленных примеров, что русский народ очень терпелив и терпит до последней крайности. Но когда конец положит своему терпению, то уже ничто не может его удержать <...> Я зрю сквозь целое столетие». То есть тут он говорит, что бунт неизбежен. Это больше всего и взбесит Екатерину. Радищев будет первым, кто не будет делить на то, что там и на то, что здесь. Абсолютно трезво относится ко всему. «Хуже Пугачёва», - скажет о нём Екатерина. Радищеву присудят смертную казнь, заменят ссылкой в Усть-Илимск. Он поедет туда в острог, где будет писать гордые стихи. Там он напишет философскую работу «О человеке, его смертности и бессмертии». В этой работе 4 части. В первых двух речь он говорит о смертности тела, приводит данные науки; в двух последующих – о бессмертии души. Бессмертную душу он вводит как необходимое условие, чтобы хоть чем-то напугать. Это и способ воздания за грехи. Вообще работа не претендует на оригинальность. То что интересно в первых двух частях, заимствовано из французских трудов Гельвеция, Гольбаха. Но тот факт, что человек может без конспектов воспроизвести то, чему его учили, уже заслуживает уважения. Собственная мысль ещё окончательно не проснулась, но уже есть восприимчивость к идеям других. «Он был многими головами выше окружавшей его среды. Он утверждал верховенство совести»,- напишет Бердяев, - «Радищева можно считать родоначальником радикальных революционных течений в русской интеллигенции».
Интеллигенция. О ней лучше всего сказал Бердяев. «Русская интеллигенция есть совсем особое, лишь в России существующее, духовно-социальное образование. The Oxford Dictionary говорит, что слово intelligentsia – русское слово. На западе принято употреблять понятие «интеллектуал» - intellectual. Интеллигенция берёт своё начало от слова intelligence - умный, понимающий, знающий, мыслящий. А ещё раньше оно пришло из латинского: intellegentia - понимание, познавательная сила. Интеллигенция – слой людей, занятых духовным производством. Это их отличает от тех, кто производит материальные блага: штаны, станки и т.д. Духовное производство – это книги, картины, музыка. Важно отметить, что служащий не является интеллигентом. После интеллигента что-то остаётся в духовной сфере. Русская интеллигенция – типичный случай. Сейчас же принято копировать внешнюю сторону: манеры, стиль, - в то время как форма поведения не причисляет автоматически к кругу интеллигентов. «Интеллигенция была идеалистическим классом, классом людей, целиком увлечённых идеями и готовых во имя своих идей на тюрьму, каторгу и на казнь. Интеллигенция не могла у нас жить в настоящем, она жила в будущем, иногда в прошедшем», - говорит Бердяев. Повторяется та же самая история, что и со старообрядцами. Невозможность жить в настоящем – типично русское явление. «Невозможность политической активности вела к исповеданию самых крайних социальных учений при самодержавной монархии и крепостном праве». Делать ты не можешь ничего, а потому в голове всплывают самые крайние мысли. «Интеллигенция была русским явлением и имела характерные русские черты, но она чувствовала себя беспочвенной. Беспочвенность может быть национально-русской чертой». Что значит «беспочвенность»? Есть почва у дворян – это их усадьба, есть почва у горожан – их квартиры. А вот у разночинцев ничего нет. Например, Достоевский. Не налаженный быт и т.д. «Русская интеллигенция обнаружила исключительную способность к идейным увлечениям. Русские были так увлечены Гегелем, Шеллингом, Сен-Симоном, Фурье, Фейербахом, Марксом, как никто и никогда не был увлечён на их родине. Русские не скептики, они догматики, у них всё приобретает религиозный характер, они плохо понимают относительное. Дарвинизм, который на Западе был биологической гипотезой, у русской интеллигенции приобретает догматический характер, как будто речь шла о спасении для вечной жизни». В нашей действительности дарвинизм, прежде всего, имел антирелигиозный смысл. Действительно, какая религия, если церковники говорят о быстром сотворении мира, когда на лицо длительный процесс эволюционирования. В дарвинизм начинают верить. А если в него не веришь, то не прав. «Материализм был предметом религиозной веры, и противники его в известную эпоху трактовались как враги освобождения народа». Опять какой-то перехлёст. Материализм – учение, по которому материя является единственным основанием всего существующего, также и явлений духовного порядка. Это очень глубокая и верная идея. Но в то время вопрос ставится так, что если ты не материалист, то ты против прогресса, против освобождения народа, а значит ты плохой человек. «Раскол, отщепенство, скитальчество, невозможность примирения с настоящим, устремлённость к грядущему, к лучшей, более справедливой жизни – характерные черты русской интеллигенции. Одиночество Чацкого, беспочвенность Онегина и Печорина – явления, упреждающие появление интеллигенции». Русской интеллигенции некуда будет приложить свои силы. «Лишний человек, кающийся дворянин, потом активный революционер – разные моменты в существовании интеллигенции». Пример лишнего человека – Чаадаев. Он прекрасно образован, герой войны, но ничего не делает. Почему? Не от того что он не хочет, но от того, что не дают. «Когда во вторую половину XIX в. у нас окончательно сформировалась левая интеллигенция, то она приобрела характер, схожий с монашеским орденом. Тут сказалась глубинная православная основа русской души: уход из мира, во зле лежащего, аскеза, способность к жертве и перенесение мученичества». Русская интеллигенция безрелигиозна, но в глубине они православны, склонны к уходу. «Она защищала себя нетерпимостью и резким разграничением себя с остальным миром. Психологически она – наследие раскола». То есть, во-первых, нетерпимость раз: если вы не так думаете, то с вами не может быть никаких отношений. «Она жила весь XIX в. в резком конфликте с империей, с государственной властью. <…> Поистине необыкновенна была восприимчивость и чувствительность русской интеллигенции». Когда пытаются говорить о воспитании в духе русской интеллигенции. Это невозможная вещь. Русская интеллигенция была восприимчива к страданию народа. Сейчас же мы не принимаем жизнь так близко к сердцу. «Русская мысль всегда будет занята преображением действительности. Познание будет связано с изменением. Русские в своём творческом порыве ищут совершенной жизни, а не только совершенных произведений. Даже русский романтизм стремился не к отрешенности, а к лучшей действительности». Для них неприемлем принцип «искусство для искусства». «Пушкин, прочитав «Мёртвые души», воскликнул: «Боже, как грустна наша Россия!». Это восклицала вся русская интеллигенция весь XIX в. И она пыталась уйти от непереносимой грусти русской действительности в идеальную действительность». Отсюда берёт начало раскол на западников и славянофилов. «Этой идеальной действительностью булла или допетровская Россия, или Запад, или грядущая революция. Русская эмоциональная революционность определялась этой непереносимостью действительности, её неправдой и уродством» При этом переоценивалась значение самих политических форм. Интеллигенция была поставлена в трагическое положение между империей и народом. Россия к XIX в. сложилась в огромное мужицкое царство, скованное крепостным правом, с самодержавным царём во главе, власть которого опиралась не только на военную силу, но также и на религиозные верования народа, с сильной бюрократией, отделившей непреодолимой стеной царя от народа, с крепостнически дворянством, в средней массе своей очень непросвещенным и самодурным, с небольшим культурным слоем, который легко мог быть разорван и раздавлен. Интеллигенция и была раздавлена между двумя силами – силой царской власти и силой народной стихии. Народная стихия представлялась интеллигенции таинственной силой. Она противополагала себя народу, чувствовала свою вину перед народом и хотела служить народу. Тема «интеллигенция и народ» чисто русская тема, мало понятная Западу». Интеллигенция чувствовала свою вину перед народом потому, что понимала, то народ работает настолько много, что не имеет элементарной возможности поднять голову и задуматься. А вот интеллигенция может заниматься духовными исканиями, будучи обеспеченной народом. Сегодня же этого чувства у большинства «интеллигентов» нет: они одной ногой тут, а второй всегда на Западе. «Во вторую половину века интеллигенции, настроенной революционно, пришлось вести почти героическое существование, и это страшно спутало её сознание, отвернуло её сознание от многих сторон творческой жизни человека, сделало её более бедной». Потом Бердяев в «Опыте философской автобиографии» скажет, что левая интеллигенция, которая будет готовить революцию, станет отставать от современных веяний. Она пройдёт мимо «серебряного века», так как у неё не будет времени задуматься - практика не даст. «Народ безмолвствовал и ждал часа, когда он скажет свое слово. Когда этот час настал, то он оказался гонением на интеллигенцию со стороны революции, которую она почти целое столетие готовила».