Зарождение философской мысли в древней руси
Древнерусское духовное наследие относится к исторической эпохе средневековья и охватывает по крайней мере семь столетий письменно-книжной культуры. В XVIII – XIX вв., когда в русском общественном сознании утвердились элементы европейской культуры, заданные стандартами западного образования, в том числе и философского, со всей остротой обозначился вопрос: существовала ли философская мысль в России до того, как страна встала на путь освоения опыта Запада? Многим русским мыслителям было свойственно игнорирование своеобразия древнерусского культурного наследия, а нередко и нигилистическое отношение к нему. Древнюю Русь преимущественно считали обособленной от всего человечества страной, пребывавшей в застывшем состоянии. Эту позицию как бы подытожил в своем «Очерке развития русской философии» (1922) Г. Г. Шпет. Средневековый период умственной деятельности на Руси он охарактеризовал как «невегласие» (невежество), которое не только не способствовало зарождению философии, но даже не давало оснований для развития богословия. Ущербность отечественной культуры в тот период Шпет объяснял, в частности, тем роковым обстоятельством, что Кирилл и Мефодий ввели богослужение на славянском языке, и это, по его мнению, отсекло Русь от благотворных влияний культурных традиций античности и латинского Запада.
Но наряду с нигилистическим отношением к духовному наследию Руси складывались и более взвешенные взгляды, особенно по мере открытия и изучения неизвестных ранее памятников древнерусской культуры. В литературе XIX в. безоговорочное отрицание каких-либо форм философствования в идейном наследии Древней Руси сосуществовало с частичным признанием в той или иной форме древнейшего этапа русской философской мысли. Еще в 1839 г. архимандрит Гавриил (В. Н. Воскресенский) в своей «Истории философии» впервые предложил начинать историю отечественной философской мысли с периода христианизации. При этом он отделял религию от философии и считал, что последняя рассеяна в преданиях, повестях и нравоучениях.
В. В. Зеньковский в «Истории русской философии» (1948 – 1950), хотя и начинал рассмотрение отечественной философии с XVIII в., полагал, что ему предшествовал период, который он называл прологом к русской философии.
Ныне можно констатировать, что негативизм по отношению к древнерусской философской мысли преодолен. Независимо от идейных позиций авторов, будь то приверженцы западнического скептицизма или апологеты чрезмерной философизации средневековой русской культуры, все они сконцентрировали свои усилия на выявлении форм, в которых могла развиваться философская мысль в древнерусский период. Была ли она более или менее самостоятельна или существовала лишь в скрытом виде в нефилософских текстах – остается предметом дискуссии, как и само содержание понятия «древнерусская философия».
Древнерусская мудрость как начальный этап развития отечественной мысли имеет ряд отличительных особенностей в качестве целостного культурно-исторического феномена. С одной стороны, она восприняла некоторые элементы восточнославянского языческого мировоззрения, многокомпонентного по своему составу, поскольку древнерусская народность формировалась с участием угро-финского, балтского, тюркского, нормандского, иранского этносов. По письменным, археологическим, этнографическим источникам специалисты (Б.А. Рыбаков, Н.Н. Велецкая, М.В. Попович) пытаются реконструировать дохристианскую картину мира и модель бытия.
С другой стороны, после принятия христианства в качестве официальной идеологии и вытеснения языческого типа мировидения на периферию сознания отечественная мысль интенсивно впитывала в себя и творчески перерабатывала через византийское и южнославянское посредничество теоретические положения, установки и концепции развитой восточно-христианской патристики. От Византии, хранительницы античного наследия, самой развитой страны раннего средневековья, Русь получила немало имен, образов, понятий основополагающей для всей европейской культуры эллинской цивилизации, но не в чистом, а в христианизированном виде и не в полном, но в частичном варианте, поскольку греческим языком владели немногие, а имевшиеся переводы охватывали прежде всего массив святоотеческой литературы. Сочинения античных философов были известны фрагментарно, по пересказам, сборникам типа издававшейся в XIII в. «Пчелы», часто лишь по именам. Одним из исключений является наличие в древнерусской среде переведенного на Балканах сочинения Эпиктета «Энхиридион» с комментариями Максима Исповедника. Под названием «Сотницы» оно было включено в многосторонний обиход как аскетическое наставление монашествующим [4, с. 96-137].
Теперь о периодизации древнерусской мысли. На рубеже X-XI вв. происходит смена языческого типа мировоззрения христианским с внедрением богословских и философских представлений; в XII-XIII вв. раннесредневековая русская философия выступает как сложившееся явление. После кризиса, вызванного падением Киевской Руси в результате монгольского нашествия, начинается постепенный ее подъем в XIV-XV вв.; XVI в. предстает апогеем развития средневековой мысли; в XVII в. начинается постепенная замена древнерусского типа мышления новоевропейским, и средневековые каноны культуры размываются веяниями барокко.
Древнерусская языческая модель мироздания, ставшая итогом многотысячелетнего предшествовавшего пути, приняла к Х в. окончательные формы. Ее установки таковы: нерасторжимость с природными циклами, поклонение стихиям, неразличение материального и духовного аспектов бытия, культ тотемов и почитание предков как способы социальной детерминации. Древнейшие мифологемы вроде "брака неба и земли" и архетипы сознания вроде "мирового древа" служили образносимволической интерпретации бытия. Тройная вертикальная структура (небо, земля, преисподняя), четверичное горизонтальное членение (север, запад, восток, юг), бинарные оппозиции (верх — низ, мужское — женское, день — ночь) не только структурировали языческое сознание и создавали своеобразный механизм объяснения мира и человека, но и содержали в себе протомодели, которые впоследствии были преобразованы в развернутые и рационализированные концепции. Источниками по реконструкции данного типа мировосприятия являются исторические хроники (записи в «Повести временных лет» о волхвах), фрагменты языческих святилищ (Перынское в Новгороде), четырехгранный и трехъярусный Збручский идол, семиотические исследования языка (В.В. Иванов, В.Н. Топоров), дохристианский пласт православной культуры (Б.А. Успенский, Г.А. Носова) и другие памятники культуры f21; 23].
Христианство вместо уравновешенного натуралистического пантеизма язычества вводит напряженное противостояние духа и материи, драматический конфликт добра и зла, олицетворяемый Богом и его супротивником дьяволом. Идею вечного круговорота, или возвращения, сменяет концепция векторного, эсхатологического, финалистического типа от сотворения мира до грядущего Страшного суда, уже присутствующая в монотеизме Ветхого Завета. Человека призывают к моральной ответственности, его жизнь подключается к мировому универсуму, судьба родного этноса становится частью общечеловеческой. Все народы и все люди вовлекаются в единый поток вселенской истории. Основные парадигмы христианского мировидения в их концентрированном богословско-философском выражении воплощены не только в рукописных и печатных текстах, но и невербальных источниках, в частности в уникальном русском высоком иконостасе, символизирующем Summa theologiae православной церкви, выраженную эстетическими средствами (К. Онаш), где представлена мировая история на образах праотеческого, пророческого, деисусного, праздничного чинов с включением атрибутов почитаемых святынь местного ряда.
Средневековый храм был не только местом молитвы, но и объемной моделью космоса и социума с особой системой росписи и организации пространства. Неслучайно Э. Панофски называет готику каменной схоластикой и видит, подобно многим незашоренным узкой профессионализацией исследователям, в устройстве готического храма модель западного мировосприятия по наиболее существенным его признакам. Древнерусский храм, воспринятый от византийских крестово-купольных сакральных сооружений, содержит в себе сходную, но несколько иную модель упорядоченного бытия, менее рационализированную и динамичную, но более пластичную и гармонизированную с природой [6, с. 5-27].
Когда мы обращаемся к иконописи, храмовому зодчеству, произведениям пластики как философским источникам, это отнюдь не означает смешивания философии с иными видами творчества или растворение ее в нефилософском контексте, но прежде всего учет того, что мыслительные идеальные конструкции воплощаются в разнообразии творений культуры и их объективный всесторонний анализ требует привлечения не только вербальных, но и невербальных памятников, особенно при фрагментарности и тех и других. От традиционной методологии дифференцированного рассмотрения современная наука переходит к интеграции источников и комплексному источниковедению. Именно на этом направлении может быть осуществлен качественный прорыв в историко-философском и культурологическом анализе. Сциентизм, логоцентризм, узкая вербализация касательно древнерусской мысли оспаривались и оспариваются многими нестандартно мыслящими исследователями (Е.Н. Трубецкой, Л.А. Успенский, С.С. Аверинцев).
Мешает адекватной оценке древнерусской мысли и ее прямолинейное сопоставление со средневековой западной без учета сложившихся традиций и различий. В отличие от рафинированной схоластики, языком которой была книжная латынь, где философ представлял собой узкого профессионала келейного или кабинетного типа, рассуждающего о категориях с помощью тех же категорий, отечественная мысль следовала завету славянских первоучителей святых Кирилла и Мефодия. Они положили начало переводу Библии и корпуса сопутствующих ей книг, которые были основным источником средневековых представлений о мире и человеке, на живой старославянский язык, создали развитую богословско-философскую лексику на этом же языке. И философ в свете кирилло-мефодиевской традиции есть не удалившийся от мира высокопрофессиональный интеллектуал, но прежде всего просветитель, подвижник, исповедник и нередко мученик идеи, несущий в мир не отвлеченные теоретические схемы, но вырабатывающий открытое для всех жизнестроительное учение [27].
Отсюда и проистекает характерные для отечественной философии рассредоточение ее во всем контексте культуры, тяготение к живому, яркому слову, пламенная публицистичность, отказ от нагромождения тяжеловесных конструкций, особый интерес к нравственной, антропологической, исторической тематике. Эти черты можно рассматривать как определенные достоинства, ибо они поднимали философскую значимость культуры в целом и были обращены к самым животрепещущим вопросам конкретного исторического бытия. Однако нельзя не признать, что они же тормозили формирование профессиональной философии и ее конституирование как особого рода деятельности, которая сложилась на Западе со времен средневековых университетов. Они снижали требования к лингвистической подготовке философов и отвращали от фундаментального интереса к онтологической и гносеологической проблематике.
Обратимся к становлению философского знания после крещения Руси. Новая идеология базировалась на развитой письменной основе, трепетном почитании сакральных текстов, углубленной их экзегезе. Показательна в этом отношении статья в «Повести временных лет» под 1037 г., где говорится о просветительской деятельности Ярослава Мудрого, о множестве писцов, переводивших с греческого на русский, о подлинном культе книги: „Это реки, напояющие Вселенную, это источники мудрости, в книгах — неизмеримая глубина, ими мы в печали утешаемся, они — узда воздержанию" [3, т. 1, с. 165-166].
В древнерусских текстах, которые мы находим в памятниках письменности, даже и в самых ранних, присутствуют термины "философ", "философия", "философствовать", анализ которых показывает вкладываемое в них полисемантическое содержание. Под философами разумели: античных мыслителей, писателей, ученых (Платона, Сократа, Демосфена, Вергилия, Галена); представителей патристики, мучеников, исповедников христианства (Максима Исповедника, Иоанна Дамаскина, Юстина Мученика); просветителей и проповедников (Константина-Кирилла, греческого богослова, произнесшего «Речь философа» перед князем Владимиром); мастеров экзегезы (Климента Смолятича, Максима Грека); деятелей искусства, умевших воплощать мудрость эстетическими средствами (Феофана Грека, Андрея Рублева); способных к необыденному мышлению людей духовного склада вроде князя Владимира Волынского, о котором сообщается в Ипатьевской летописи: „Владимир же разумел притчи и темные слова и разговаривал с епископом много о книгах, ибо был великий книжник и философ, какого не было по всей земле и после него не будет". Последняя фраза имеет этикетное значение, что свидетельствует о высоком статусе звания "философ" на Руси.
Кроме опосредованных представлений о философии через образы ее носителей чрезвычайно важно знать непосредственные о ней суждения, выраженные в определениях философии. Крупнейшим авторитетом в данной области был св. Иоанн Дамаскин, византийский богослов, гимнограф, мыслитель VIII в., "Фома Аквинат Востока". В основополагающем сочинении «Источник знания», состоящем из трех частей, первая — «Философские главы», часто называемая «Диалектикой», — содержит шесть дефиниций философии: „Философия есть познание сущего как такового... познание божественных и человеческих вещей... помышление о смерти произвольной и естественной... уподобление Богу в возможной для человека степени... искусство искусств и наука наук... любовь к мудрости". Затем, следуя перипатетической традиции, Дамаскин дает восходящую к Аристотелю классификацию философии как совокупности всех знаний и ее деление на теоретическую, включающую богословие, фисиологию, математику, и практическую, состоящую из этики, экономики, политики [34].
Подобные весьма основательные суждения о философии постоянно присутствуют в памятниках древнерусской письменности вплоть до XVII в., причем они подвергались уточнениям, как это пытался сделать Андрей Курбский в новом переводе «Диалектики» с дополнением византийской системы философского знания латинскими нововведениями, и творческой переработке, что осуществил митрополит Даниил, добавив к шести дефинициям отца церкви три своих в трактате «О философии внимай разумно, да не погреши». Известны также определения философии Максима Грека, Симеона Полоцкого, Юрия Крижанича и других мыслителей допетровского периода, дающие в совокупности достаточно серьезные и разнообразные о ней представления, бытовавшие в древнерусской среде [25, т. 41, с. 357—363].