Номинализация и создание «пресуппозиций»

Выше мы упомянули, что при редактировании текстов, написанных в авторитетном жанре, короткие предложения часто объединялись в одно длинное путем удаления глаголов. В действительности глаголы не просто удалялись, а заменялись на существительные особого типа, которые были произведены из этих глаголов путем их номинализации (то есть превращения глагола в существительное). В результате в авторитетном языке появилось множество необычно длинных и довольно неуклюжих номинативных фраз, которые звучали крайне непоэтично. Патрик Серио показал, что в советском политическом языке позднего периода номинативные фразы в принципе употреблялись гораздо чаще, чем в текстах любого другого жанра, существовавшего в русском языке127. Распространились эти фразы по тем же причинам, что и сложные определения, которые мы только что рассмотрели. Они позволяли создавать множество пресуппозиций, тем самым скрывая голос автора текстов и уменьшая его ответственность за высказывания. Рассмотрим параграф 2 из нашей передовицы «Правды», состоящий из одного длинного предложения:

И в чеканных строках выдающегося документа современности, и в живой действительности, в повседневных буднях коммунистического строительства раскрывается перед миром во всем величии и красоте духовный образ борца и созидателя. гражданина развитого социалистического общества .

В длинной номинативной фразе, которая стоит в конце предложения (мы ее подчеркнули), содержится семь существительных и ни одного глагола. Эта фраза буквально напичкана скрытыми пресуппозициями. Для того чтобы их вскрыть, необходимо разбить наше предложение на более короткие номинативные фразы и затем перефразировать каждую из них в виде глагольной фразы (то есть вернуться к «изначальным» глагольным фразам). Мы получим следующие фразы (глаголы выделены курсивом)128:

1) гражданин развитого социалистического общества является борцом и созидателем;

2) борец и созидатель имеет духовный образ;

3) духовный образ является величественным и красивым и так далее.

В каждой из этих глагольных фраз сформулирован определенный тезис, который представляет собой новую информацию и который можно оспорить, поставив к глаголу прямой вопрос, например: «Является ли гражданин развитого социалистического общества борцом и созидателем?», «Имеется ли у борца и созидателя духовный образ?», «Является ли духовный образ величественным и красивым?». Однако, если глаголы в этих фразах преобразовать в существительные (то есть номинализироватъ глагольные фразы, как это сделано в тексте передовицы), эти тезисы преобразуются в пресуппозиции — начнут звучать не как новая информация, а как давно известные и не требующие доказательства факты[69].

Этот эффект можно объяснить иначе: номинативная фраза обычно представляет информацию в виде фактов, которые известны до момента произнесения фразы; а глагольная фраза представляет информацию в виде новых утверждений, которые делаются в процессе произнесения фразы129. Иными словами, номинативные фразы и соответствующие им глагольные фразы описывают одни и те же факты действительности, но с разными темпоральностями — факты, которые описываются номинативными фразами, как бы отодвинуты в прошлое и предстают заведомо известными и неоспоримыми, в то время как факты, которые описываются глагольными фразами, предстают как новые представления, которые можно оспорить. Патрик Серио называет эту разницу между глагольными и номинативными фразами — «зазором утверждения» (assertion lag)[70]: утверждения, которые делаются в номинативных фразах, звучат как более очевидные и неоспоримые, чем утверждения, которые делаются в глагольных фразах.

Интересно, что в таких длинных номинативных фразах происходил не просто сдвиг темпоральности в некое единое абстрактное прошлое, а серия пошаговых сдвигов, как бы на разные уровни прошлого. Такие пошаговые сдвиги темпоральности тоже способствовали созданию в тексте многочисленных пресуппозиций — в результате пресуппозиции как бы «нагромождались» друг на друга, образуя сложную многоступенчатую конструкцию. Для примера рассмотрим вновь подчеркнутую номинативную фразу из параграфа 2 нашей передовицы:

…во всем величии и красоте духовный образ борца и созидателя, гражданина развитого социалистического общества.

В этой фразе три пресуппозиции, которые мы рассмотрели чуть выше, функционируют не одновременно, а как бы «по очереди». Тезис о том, что «духовный образ является величественным и красивым» (пресуппозиция 3), может быть воспринят как неоспоримый факт, только при условии, что сначала таким образом был воспринят предыдущий тезис — «борец и созидатель имеет духовный образ» (пресуппозиция 2). А этот тезис, в свою очередь, может быть воспринят как факт только при условии, что еще раньше был таким образом воспринят тезис о том, что «гражданин развитого социалистического общества является борцом и созидателем» (пресуппозиция 1). Таким образом, здесь конструируется трехступенчатая конструкция из пресуппозиций, в которой идеологические утверждения, находящиеся ближе к концу фразы, зависят от успешности утверждений, которые находятся ближе к ее началу. Чем «дальше» находятся утверждения в таких сложных фразах, тем более «в прошлое» они отодвинуты и тем более очевидными и не поддающимися сомнению они кажутся.

С помощью подобной трансформации можно преобразовать любое высказывание из представления новой информации в повторение уже якобы известных фактов. Главный эффект такого преобразования вновь заключался не столько в прямом манипуляции смыслом или сознанием, сколько в сокрытии субъективного голоса автора текста.

Сдвиг роли автора

В авторитетном языке существовало и множество других приемов аналогичного преобразования авторского голоса. Рассмотрим предложение из параграфа 5 нашей передовицы (единственный глагол выделен курсивом):

Интересы коммунистического строительства и формирования нового человека требуют дальнейшего совершенствования идеологической деятельности.

Поскольку в этом предложении сформулирован тезис о том, что предстоит сделать в будущем [продолжать совершенствование), может показаться, что, в отличие от предыдущих примеров, здесь не просто описываются уже известные факты, но также предлагается новая информация. Так ли это на самом деле? При подробном рассмотрении оказывается, что, хотя у этого тезиса есть субъект, этот субъект не является автором тезиса. Как строится несовпадение субъекта и автора и к чему оно приводит? Для ответа на этот вопрос рассмотрим, из каких логических элементов состоит эта фраза. Для простоты и наглядности анализа несколько упростим наше предложение, опустив фразу «и формирования нового человека» (это упрощение не повлияет на анализ). Теперь сравним нашу фразу (фраза 1) с двумя ее перефразировками (фразы 2 и 3):

Фраза 1. Интересы коммунистического строительства требуют дальнейшего совершенствования идеологической деятельности.

Фраза 2. Коммунистическое строительство требует дальнейшего совершенствования идеологической деятельности.

Фраза 3. Субъект требует дальнейшего совершенствования идеологической деятельности.

Во фразе 3 субъект, который требует, является непосредственным автором высказанного здесь тезиса — им может быть, например, генеральный секретарь, ЦК партии и так далее. Во фразе 2 субъектом, который требует, является «коммунистическое строительство» — этот субъект автором тезиса более не является, однако автора все еще можно вскрыть, поставив к фразе простой вопрос: «Чье коммунистическое строительство?», ответом на который будет имя или название автора. Во фразе 1 (которая использована в передовице «Правды») субъектом, который требует, являются «интересы коммунистического строительства». Этот субъект еще в меньшей степени имеет отношение к автору высказанного здесь тезиса. Теперь простой вопрос, «Чьи интересы?», не в состоянии выявить автора тезиса, поскольку ответом на этот вопрос может быть только фраза «интересы коммунистического строительства» — автор, высказавший этот тезис, в ней по-прежнему скрыт.

Вместо имени субъекта здесь фигурирует номинативная цепочка «интересы коммунистического строительства». Чем длиннее такая номинативная цепочка[71], тем дальше или глубже скрыт непосредственный автор этого высказывания. В результате высказанный тезис о необходимости «дальнейшего совершенствования идеологической деятельности» функционирует здесь не как субъективное мнение автора и новая информация, которые могут быть оспорены, а как не имеющий автора, объективный, общеизвестный и неоспоримый факт. Этот вывод можно сформулировать в других терминах, которые упоминались выше: автор подобных заявлений предстает в роли ретранслятора известной информации, а не производителя новой.

В подобном сокрытии фигуры автора участвуют и другие механизмы авторитетного языка, включая механизмы макроуровня — такие, как организация логической и нарративной структур дискурса.