СОБЫТИЕ (со-бытие, со-бытийность)

СОБЫТИЕ (со-бытие, со-бытийность) — поня­тие философии 20 в., введение которого в дисциплинар­ный оборот знаменовало осуществление кардинальных ("поворотных" — от нем. Kehre, по Хайдеггеру) рекон­струкций традиционной метафизики. Как специальный термин, центрирует на себе новаторскую метафизичес­кую процедуру разъяснения "скрытого отношения Бы­тия и Времени" (Хайдеггер), а также ряд важнейших проблемных полей (вопросы смысла, значения, сущнос­ти, бытия, времени и др.) философии постмодернизма. (Согласно Делезу, "... только события — идеальны. Пе­ресмотр платонизма означает, прежде всего и главным образом, замену сущностей на события...") Исходную интенцию западноевропейского философствования на осмысление Бытия как "истины и С." (в контексте "дес­трукции метафизики") актуализировал Хайдеггер, пере­живший в начале 1930 разрыв с Гуссерлем и с этого вре­мени сосредоточивший свое внимание на "критике ра­зума". Стратегией и целью философского творчества Хайдеггера в последующий период явилась разработка такого мышления, в границах которого Бытие и Время выступали бы как обратимые термины и прочитывались бы одно в другом до такой степени, чтобы становиться неразделимыми. Несущая словоформная конструкция этого "поворота" — "С." ("Ereignis") — была проблематизирована и тематически разрабатывалась Хайдеггером в работе "Гельдерлин и сущность поэзии" (1937), а также — и главным образом — в более чем 500-страничном сочинении "Статьи по философии. О событии" (1936—1938, опубликовано в 1989, в 65 томе собрания его сочинений). Адекватную же понятийно-концепту­альную интерпретацию термин "С." обрел лишь в таких исследованиях, как "Тождество и различие" (1957) и "На пути к языку" (1959). (Как отмечал Хайдеггер в "Письме о гуманизме", "язык метафизики не позволил мне выразить поворот от "Бытия и Времени" — к "Вре­мени и Бытию" /третий раздел первой части "Бытия и

Времени" — А.Г./"; частично же этот поворот уже про­сматривался в лекции Хайдеггера "О сущности исти­ны".) Согласно Хайдеггеру, "исток" Бытия и Времени получил единственное верное имя — "С.", которое, "да­вая" и "забирая" их, позволяет им оставаться самими со­бой; С. — это в то же время не есть некое "высшее", по­глощающее как Бытие, так и Время, понятие. Переход Хайдеггера от "трансцендентально-горизонтального" мышления "Бытия и Времени" к более позднему, "бытийно-историческому" мышлению может быть частич­но зафиксирован в динамике содержательной "нагру­женности" слова "С." (сам Хайдеггер отмечал, что с 1936 "Ereignis — ведущее слово моего мышления"). От­ношения логического порядка, — акцентировал Хайдег­гер, — ничего не способны прояснить: Бытие и Время "исчезают" в С., в коем они взаимосоответствуют, и именно так обретают присущее им "собственное". По Хайдеггеру, "в посыле судьбы Бытия, в простирании Времени проявляет себя некое присвоение, некий пере­вод в свою собственность — Бытия как присутствия и Времени как сферы открытого, Бытия и Времени в их собственном. То, что определяет их обоих... в их собст­венном... в их взаимопринадлежности, мы назовем: со­бытие — das Ereignis". "С." в качестве, по Хайдеггеру, "сути бытия" (при наличии и иной версии перевода: "своение" — от корня "-eigen-", т.е. "свой", "собствен­ный") выступает в качестве одного из возможных пере­водов данного немецкого слова. По мнению же самого Хайдеггера, оно — как "Логос" или "Дао" — неперево­димо. Процедуры семантического прояснения и содер­жательной экспликации Хайдеггером "das Ereignis" яви­ли собой значимый компонент в его системных поисках языковых средств, наиболее применимых для преодоле­ния фундаментальных терминов метафизики. Формули­руя в первом приближении проблему того, что есть С., Хайдеггер особо подчеркивал, что в рамках традицион­ного смысла и синтаксиса С. оказывается позволено быть упорядоченным, вторичным и зависимым бытием. Бытие как С. в таком случае реально оказывается парадигмально сопоставимым с традиционными метафизи­ческими интерпретациями Бытия как идеи, actualitas и т.п. (Ср. схему Уайтхеда из его "Резюме" к книге "Поня­тие природы", 1920: "конкретные факты природы суть события, обнаруживающие определенную структуру своих взаимосвязей и определенные, присущие только им признаки". Разработав достаточно сложную иерар­хию С. — "воспринимающее С.", С. как "длитель­ность", "активные обусловливающие С.", "пассивные обусловливающие С.", а также иерархию возможных отношений между ними, Уайтхед отказался от этого термина. После 1929 (сочинение "Процесс и реаль-





ность") данное понятие им практически не использует­ся. Бездеформационное включение в термин "С." содер­жания осуществленной в С. ценности Уайтхеду не уда­лось.) Согласно Хайдеггеру, "С." не есть одно из обо­значений Бытия, иерархически подчиненных основно­му понятию. С. у Хайдеггера не ограничено в простран­стве и во времени, это — не происшествие, не случай, т.е. — не сущее. С. — не "житейское" С., ограниченное пространством и временем и отождествляемое с тоталь­ностью, замкнутостью, с жестко заданными внешними и внутренними границами. С. — именно граница, с точ­ки зрения которой "внутреннее" и "внешнее" имеют ме­сто. (Ср. с требованиями Делеза: а) "догматически не смешивать" С. с "сущностью"; б) "эмпирически" не осуществлять уподобления "идеального С." — его про­странственно-временному осуществлению в положении вещей — т.е. не ассоциировать С. и "происшествие".) Бытие как С., по схеме Хайдеггера, подразумевает под этим "как": а) Бытие как позволение присутствовать, посланное "при" и "в сбывающемся" С.; б) Время, про­тяженное в сбывающемся С. В историко-философской ретроспективе Хайдеггер осмысливал тезис Аристоте­ля, в соответствии с которым "о бытии говорится мно­гими способами". (Хайдеггер отмечал, что "бытие" в его понимании само "отказывается" от себя в пользу су­щего, этот "отказ" результируется в том, что мышлению "подается-пасуется" его собственная история. Бытие же остается неотрефлексированным: "разговоры о конце метафизики, — отмечал Хайдеггер, — не должны скло­нять к мнению, будто философия покончила с метафи­зикой — наоборот, метафизика должна быть подана са­мой себе в собственной сущностной невозможности, и таким образом сама философия должна быть перенесе­на в свое другое начало".) По мнению Хайдеггера, прежде чем будет осуществимо установление общего основания "многозначности" Бытия, необходимо уяс­нить: "откуда же Бытие как таковое получает свое опре­деление?" У представителей античной метафизики бы­тие, как правило, полагалось "постоянством в присутст­вии" и именно время задавало критерий его различения на "временное", "вневременное" и "надвременное" (см. Эон). Тем самым, как полагал Хайдеггер, вопрос о Бы­тии (как носителе различия — см. Differance) оказался развернутым в круг проблем о смысле Бытия как опре­деляемого областью Времени. (Согласно аутентичной Самому Хайдеггеру формулировке: "Каким образом центральная проблематика всякой онтологии... коренит­ся в явлении Времени?") Философскую реконструкцию С. в статусе общего истока генерации многообразных смыслов Бытия Хайдеггер на раннем этапе своего твор­чества попытался осуществить в рамках концепта

Dasein. Прояснение смысла Бытия в границах этого под­хода изоморфно прояснению смыслового "измерения" самого вопрошающего — постижению в таком ракурсе существа самого человека, которое Хайдеггер и опреде­ляет как Dasein ("здесь бытие", "вот-бытие", "чистое присутствие до вещных определений"). Dasein характе­ризуется Хайдеггером "изначальной захваченностью", принадлежностью ("отнесенностью к") Бытию: Dasein онтологично — онтологично постольку, поскольку все­гда пребывает в определенном — хотя и "смутном" — понимании Бытия. Согласно Хайдеггеру, Бытие и стано­вится потенциально доступным для осмысления только через человеческое присутствие (Dasein). По мнению Хайдеггера этого периода собственной философской эволюции, идентичным методом обнаружения смысла Бытия мог выступить феноменологический анализ в ду­хе парадигмы Гуссерля при условии элиминации из его структуры ряда терминов классического философство­вания ("субъект", "объект", "сознание", "идея", "позна­ние" и т.п.). Хайдеггер предпринял попытку выработать адекватные понятийные средства описания Бытия экзистирующего сущего (Dasein) на основе категоризации самих модусов данного Бытия. В рамках исходной гипо­тезы Хайдеггера предельной, существенной характери­стикой Dasein правомерно полагать его темпоральность и конечность. По Хайдеггеру, связанность смысла Бы­тия и темпоральных структур экзистенции, взаимообус­ловленных с целостностью мира, осуществляется в "за­боте" (Sorge), объединяющей три главных характерис­тики Dasein: l) "быть-впереди-себя" (экзистенциальность); 2) "уже-быть-в-мире" (фактуальность); 3) "быть-при-внутримировом сущем". Хайдеггер отмечал потенциальную возможную двойственность подобной временной ориентации: ориентация на настоящее, со­гласно его мнению, подчиняя себе как прошлое, так и будущее, разрывает подлинную темпоральность и трансформирует ее в последовательный ряд моментов "теперь". Темпоральность оказывается тем самым усло­вием возможности Dasein-экзистенции, разворачивая его в его же пределах. Понимание Бытия в категориаль­но-понятийной сетке "Dasein", казалось, само по себе проектирует Бытие на Время: по мысли Хайдеггера, "... посредством несокрытости, обоснованной в экстатичес­ки растянутой темпоральности, Dasein получает время". Тем не менее, для Хайдеггера стало очевидным: желае­мый "поворот" невозможно осуществить языком Dasein, содержащим ряд редукций феноменологическо­го порядка (в частности, термин "трансцендентальный горизонт"). Главный же вывод, требовавший адекватно­го описания новаторскими языковыми средствами и со­ставивший суть "Бытия и Времени", содержал в себе

высокоэвристичное предположение о том, что Бытие не является чем-то иным по сравнению с Временем — по­следнее осмыслялось Хайдеггером как имя "истины" Бытия, где данная истина суть "сущностное" Бытие и тем самым само это Бытие. Искомый "поворот" был ре­ализован Хайдеггером при помощи иных языковых средств: единство Бытия и Времени были описаны им в акцентированно нетрадиционных, углубленных терми­нах — "посыл" и "просвет" простирания. Эти понятия, по Хайдеггеру, взаимно: а) принадлежат друг другу, б) отсылают к сущности Времени, в) описывают процесс несокрытости, истины Бытия. Оба термина содержали отсылку к "высшему сокрытию". Это "принадлежание" и "произведение" в контекстах взаимной игры "присутствия"/"отсутствия", по схеме Хайдеггера, неизбывно сохраняются в соответствии и называются С. По логике размышлений Хайдеггера, присутствие, как правило, используется озабоченностью сущим и пренебрежени­ем к Бытию в качестве языка выражения онтологическо­го различия Бытия и сущего, т.е. представления того, что присутствует. В виде "позволения присутствовать" Бытие принадлежит введению в "открытость" посредст­вом осуществления раскрытия "непотаенности". Исто­рия метафизики, по Хайдеггеру, принципиально реду­цируема к моделированию различных способов раскры­тия непотаенности, к каталогизации богатства измене­ний Бытия. Присутствие Бытия дается ему, по мысли Хайдеггера, "дарением" ("в качестве позволения при­сутствовать Бытие принадлежит открытию, и будучи да­ром раскрытия, удерживается в дарении"). Относитель­но Бытия и сущего, С. выступает у Хайдеггера нефеноменологизируемым основанием, которое в силу собст­венного способа данности — "дара" — объясняет также и онтико-онтологическое различие. Бытие, чтобы быть даром бытия, всегда уже бытие сущего: в смысле при­надлежности, становления соответствия, собственности изначального бытия. Богатство изменений Бытия, как полагал Хайдеггер, определяется, исходя из того спосо­ба, "каким дано бытие". Давание, которое "удерживает­ся и уклоняется", Хайдеггер именовал "посылом". С. как "посыл" дозволяет "отпускание", "высвобождение", санкцию выхода свободной игре. Посыл, как временной термин Бытия, характеризуется Хайдеггером как "дава­ние", но Бытие при этом удерживается, оставаясь со­крытым. В таком контексте Бытие и любое его измене­ние суть "ниспосланные": основополагающей же чер­той "посыла" является у Хайдеггера эпоха как "себя-удержание-от-проявления". Бытие, являющееся как "по­сыл", "приоткрывается" в собственных эпохальных проявлениях: идеях, целеполаганиях, "воле к власти". Удержание же Бытия в эпохальной истории становится

возможным, по Хайдеггеру, в его ипостаси "уклоняю­щегося посыла". Дополнением интерпретации природы С. в его пространственной ипостаси ("посыл") выступи­ло у Хайдеггера введение в оборот словоформы "про­свет простирания" — бытийно-исторического термина Времени, обозначающего тот "интервал" или "темпо­ральный объем", внутри коего сущие могут "представ­лять" себя и то открытое пространство, которое гаран­тирует доступ к ним. "Просвет" как бытийный термин Времени характеризуется Хайдеггером как простира­ние. По Хайдеггеру, "просвет" есть создание временно­го пространства — перманентно расширяющейся от­крытости, обеспечивающей выход свободной игре и позволяющей настоящему иметь место, обеспечивая тем самым сущему возможность присутствия. (Как от­мечал Хайдеггер, "... лишь то, что мы, составляя вот-бытие, основываем и создаем и, создавая, позволяем атако­вать нас — только это может быть чем-то истинным, от­крываемым и вследствие этого познанным и осознан­ным. Наше знание простирается лишь настолько, на­сколько простирается выстаивание в вот-бытии, а это означает, сила сокрытия истины в образовавшееся су­щее".) "Собственное" Времени реализуется в выведе­нии в открытость прошедшего, настоящего и будущего, само же "собственное" (ср. с версией перевода — "С.") при этом удерживается, оставаясь сокрытым. Поскольку "посыл" Бытия покоится в "простирании" Времени, по­стольку в С. обнаруживается "о-своение" (сбережение своего "собственного"), отсваивающего, отчуждающего самое себя. Так как С., по мысли Хайдеггера, "осваивает/отсваивает", оно остается как неопределенное "есть" прафеномена Бытия и Времени, дающее и учреждаю­щее языки дара (давания) и получения (забирания). Со­ответствие Бытия и Времени у Хайдеггера означает — как "давать", так и "забирать". С. тем самым выступает взаимосоответствующей областью дарения и забирания "уникальности" как параметра различных феноменов (в том числе и бытийных), которые в то же время универ­сальны. В качестве стихии, "обеспечивающей возмож­ность", просвет есть не только то, внутри чего сущие представляют себя, но также и то, вследствие чего появ­ляются вещи. (Ср.: поскольку настоящее время в тради­ционной метафизике всегда выступало как привилеги­рованное, Dasein отождествлялось ранним Хайдеггером с "просветом", т.е. по сути своей временным процес­сом.) Единство "посыла" и "просвета" простирания в рамках парадигмы единства Времени и Бытия представ­лялось Хайдеггеру на завершающем этапе философско­го творчества (лекция "Время и Бытие" — 1962) следу­ющим образом: Время дано в С. в качестве "представле­ния присутствия", которое простирается и так обуслов-

ливает временное пространство. Собственное времен­ного пространства конституируется в просвете "притя­гивающих" друг друга настоящего, прошлого и будуще­го. Эти измерения Времени устанавливают три модуса протяжения и представления присутствия. В системе отношения протяжения друг к другу три измерения Вре­мени продуцируют не только игру присутствия и отсут­ствия, но и проясняют также поле игры времени. Эта иг­ра противоположностей — сфера власти четвертого из­мерения, в котором достигается единство подлинного Времени, которое поясняет три измерения, держа одно­временно их разделенными и в состоянии "сближающей близости". Последняя в одно и то же время отказывает прошедшему в наступлении в качестве настоящего, и обуздывает будущее тем, что задерживает настоящее в его ходе, тем самым скрывая/открывая собственно на­стоящее. Согласно Хайдеггеру, "подлинное Время явля­ется близостью присутствия, объединяющей своим тройным просветом простирания из настоящего, прошедшести и будущего". По версии Хайдеггера, посыл, в границах которого раскрывается позволение присутст­вовать, фундируется в простирании времени. С. этого посыла суть просвет протяжения, выдающее присутст­вие за "открытое". Посыл бытия и просвет простирания времени и соответствуют друг другу в С. Согласно Хай­деггеру, "посыл бытия покоится в раскрывающемся просвете — простирании множественного присутствия в открытой сфере временного пространства. Простира­ние же, нераздельно с посылом, покоится в событии". "Собственное" же, характеризующее С., — было опре­делено Хайдеггером как ипостась "покоиться". "Чело­веческое измерение" философии С. у Хайдеггера выра­жалось в использовании понятия "С." в качестве свое­образного индикатора динамики отношений между че­ловеком и Бытием. С. становится "С. пришествия Бы­тия, побеждающего человека", "С. Бытия, вторгающего­ся в людские предприятия". На основе этого пришествующего Бытия С., по Хайдеггеру, устанавливает и обус­ловливает установление, связывает и фиксирует, пред­полагает и рас-полагает: внутри Бытия вычленяются че­ловек и сущие, сохраняющие себя. С. выступает тем са­мым как "убежище" человека и сущих. Выстаивая в сфере просвета простирания Времени, человек воспри­нимает Бытие, осуществляется в себе самом. С. в трак­товке Хайдеггера суть сфера взаимопринадлежности человека и Бытия в своей сущности: человек в своем осуществлении трансформируется в статус собственно­сти — лишь посредством затребования в собственность изначального Бытия человек оказывается допущенным в С. Осуществляя экспликацию понятия "С." в контекс­те концепций смыслопорождения, Делез подчеркивает,

что поскольку: 1) смысл не существует вне выражающе­го его предложения; 2) то, что выражено, не существует вне своего выражения; 3) смысл не столько существует, сколько "упорствует и обитает"; 4) смысл полностью не сливается с предложением, ибо в нем есть нечто ("объ­ективное"), всецело отличающееся от предложения; 5) смысл придаваем в качестве атрибута — не вещам, а предложениям (атрибут предложения — он же предикат

— "зеленый") — постольку: атрибут вещи суть С., вы­раженное глаголом; С. — атрибут той вещи, на которую указывает субъект, или того положения вещей, которое обозначается всем предложением. В соответствии с кан­вой интерпретаций Делеза, логический атрибут не сли­вается ни с физическим положением вещей, ни с его ка­чеством или отношением. Атрибут — не бытие, не оп­ределяет бытие; он — сверх-бытие. Атрибут не сущест­вует вне предложения, которое выражает его, обозначая вещь. Смысл — это одновременно и выражаемое, т.е. выраженное предложением, и атрибут положения ве­щей; граница предложений и вещей (aliquid), обладаю­щий сразу и сверх-бытием и "упорством" (минимумом бытия, который и побуждает упорство) (ср. аналогичное

— у Мейнонга). В целом в рамках схемы Делеза С. суть то, что подает нам знаки и ожидает нас. Человек дол­жен переродиться дабы соответствовать "красоте и ве­личию события" как его смыслу,с тем, чтобы "... стать достойным того, что происходит с нами, а значит желать и освобождать событие, стать результатом собственных событий". По Делезу, "воля к С." есть "высвобождение его вечной истины, которая, словно огонь, питает собы­тие". (Важно обратить внимание на следующее: в запад­но-европейской философской традиции фигурируют два взаимоисключающих тезиса о природе С. А именно: по Делезу, "само действие есть результат С.". По Сарт­ру же, "событие есть факт человеческой субъективнос­ти... есть результирующая наших действий". Очевидно, что данные формулировки взаимодополнительны и ни одна из них не может быть признана более предпочти­тельной нежели другая.) Высокая степень эвристичности подобных интерпретаций С. как смысла и С. как ком­понента мирообъясняющих оппозиций, отношений, со­отношений, логических схем становится еще более оче­видной в контексте хайдеггерианской логики, эксплици­рующей логистико-метафизический ранг термина "С". Если, согласно философии Хайдеггера, сущие обосно­вываются как сущие (в собственном Бытии) посредст­вом отсылки к Бытию в качестве референта и если Бы­тие как "трансцендентальное означаемое" не исчерпы­вает эту референциальную функцию, следовательно, С. позволительно трактовать (в стилистике феноменологи­ческих теоретических конструктов) как некую "интен-

циональность без интентума". Ибо: сущее в своем Бы­тии всегда отсылается к бытию-истине, бытию-смыслу — как к "Идее", "воле к власти" и пр., — но эта отсыл­ка никогда не исчерпываема сопряженным и соотноси­мым референтом. Референтом С. в рамках категориаль­но-понятийных сеток философии постмодернизма вы­ступает "различие", отношение к Другому, а также к иному С. По Делезу, смысл и есть С. при условии, что оно не смешивается со своим пространственно-времен­ным осуществлением в положении вещей. С., по самой сути принадлежащее языку, в таком контексте и есть смысл как таковой. (Ср. у Хайдеггера: если С. призвано эксплицировать онтологический статус или иллюзию Бытия и сущего, то лишь потому, что оно не является феноменом. С. не дано, а есть. Как таковое оно не "яв­ляется", не "выходит" в присутствие, а поэтому не мо­жет выступать как объект восприятия или как цель идеации как "промысла" интуиции. С. "ускользает" от феноменологизации: традиционная терминология родо­видовых отношений отнюдь не объясняет необходи­мость С. С., само будучи границей Бытия, маргинализирует последнее. С. лишено онтологического статуса и в качестве границы: относительно Бытия С. описывается как "присутствие отсутствия", или как "прибытие от­сутствия". Его явление тождественно его исчезновению. Но даже если С., по мысли Хайдеггера, прекращает яв­ляться фактически, оно не затрагивается в своем бытийственной ипостаси. Именно эта возможность "исчезно­вения", "ускользания", не тождественных уничтоже­нию, характеризует, согласно Хайдеггеру, статус С. в от­ношении к иным феноменам, в том числе и к Бытию.) Как отмечал Бланшо: "Событие — это провал настояще­го, время без настоящего, с которым у меня нет связи, и в направлении которого я не способен проецировать се­бя. Ибо в нем Я не умирает. Я утратило способность умереть. В этом провале "умирается" — вечно умирает­ся, но никогда не удается умереть". Согласно Делезу, "идеальное С." есть совокупность сингулярностей, син­гулярных точек, характеризующих математическую кривую, физическое положение вещей, психологичес­кую или нравственную личность. Это — поворотные пункты и точки сгибов (см. Складка),точки плавления и кипения, точки слез и смеха, болезни и здоровья... Их не следует смешивать ни с личностью, выражающей се­бя в дискурсе, ни с индивидуальностью положения ве­щей, обозначаемого предложением, ни с обобщеннос­тью или универсальностью понятия, означаемого фигу­рой или кривой... Сингулярность С. — доиндивидуальна, нелична, аконцептуальна — нейтральна. Если же сингулярностями выступают вариабельные идеальные С., то они, по мысли Делеза, коммуницируют в одном и

том же С., которое без конца распределяет их, тогда как их трансформации формируют и историю. Именно С. обладают вечной истиной, неизменно пребывая в без­граничном Эоне, в Инфинитиве. (Ср. описание Новалисом двух "типов" С.: "идеального" и "реального и несо­вершенного", — как, например, "идеальный" Протес­тантизм и "реальное" лютеранство.) Модусом С., со­гласно Делезу, выступает "проблематическое": С. име­ют дело исключительно с проблемами и определяют их условия. (Ср., по Делезу, разведение у Прокла: с одной стороны, определение проблемы посредством С., при­званных воздействовать на логическую материю — рас­сечение, присоединение, удаление и т.п.; с другой — случай теорем, имеющих дело со свойствами, дедуци­руемыми из самой сущности.) С. сами по себе — про­блематическое и проблематизирующее: их можно об­суждать только в контексте тех проблем, чьи условия и определены этими С. С. в этом ракурсе осмысления суть сингулярности, развернутые в проблематическом поле, в окрестности которого происходит отбор решений. (Ср. и Гемпель, и Поппер, как правило, обозначают объясня­емый объект словом "С.", никаким образом это не пояс­няя.) Если же, по версии Делеза, решение снимает про­блему, она остается в Идее, связывающей проблему с ее условиями и организующей генезис решения как тако­вого. Без этой Идеи решение не имело бы смысла. Про­блематическое в С. являет собой тем самым и объектив­ную категорию познания, и объективный вид бытия. (Ср. у Канта: проблематическое — истинный объект Идеи, неустранимый горизонт всего, что происходит и является.) Попытку осуществления корректной поста­новки данной проблемы осуществлял, по гипотезе Де­леза, Дж.Джойс. Именно Джойс стремился придать смысл традиционному методу вопросов и ответов, дуб­лирующему метод проблем: но Джойсу, "выпытывание" (именно оно) обосновывает "проблематическое". По схеме Джойса, "вопрос разворачивается в проблемы, а проблемы сворачиваются в некоем фундаментальном вопросе". Решения не подавляют проблем, а, напротив, открывают в них (в событиях) присущие им условия, без которых проблемы не имели бы смысла. Ответы, в свою очередь, вовсе не подавляют и даже не нейтрали­зуют вопрос, упорно сохраняющийся во всех ответах. Проблема и вопрос, таким образом, обозначают идеаль­ные объективности — С., обладающие минимумом бы­тия (ср. "загадки без разгадки" в "Алисе" Кэрролла). По Делезу, у С. иная природа, чем у действий и страданий тел. Но С. вытекает из них: смысл — это результат реа­лизации телесных причин и их комбинаций. Причина всегда может пресечь С. Бестелесный смысл — резуль­тат действий и страданий тела — сохраняет свое отли-

чие от телесной причины лишь в той мере, в какой он связан на поверхности с квазипричинами, которые сами бестелесны. (Ср., по Делезу, в стоицизме: С. подчиняет­ся двойной каузальности, отсылая, с одной сторны, к "смесям тел", выступающим в роли его причины; а с другой — к иным же С., которые суть его квазипричи­ны. — См. у Климента Александрийского: "...стоики го­ворят, что тело — это причина в буквальном смысле; но бестелесное — метафизическим образом — выступает в виде причины".) По версии Делеза, С. — как смысл — отсылает к парадоксальному элементу, проникающему всюду как "нонсенс" или как случайная точка и действу­ющему при этом как квазипричина, обеспечивающая полную автономию эффекта. Вернувшись же на поверх­ность, мудрец, согласно Делезу, открывает объекты-С., коммуницирующие в пустоте, образующей их субстан­цию — Эон, где они проступают и развиваются, никог­да не заполняя его. (Ср. делезовскую интерпретацию идеи стоиков: "... пустота как и сверх-бытие, и "упорст­во". Если бестелесные С. — это логические атрибуты бытия и тел, то пустота подобна субстанции таких атри­бутов. Она по природе отличается от телесной субстан­ции в том смысле, что нельзя даже сказать, что мир на­ходится "в" пустоте. С. — это тождество формы и пус­тоты. С. — не объект денотации, а, скорее, объект выра­жения, — то, что может быть выражено. Оно — не-настоящее, а всегда либо то, что уже в прошлом, либо то, что вот-вот произойдет.) В ходе анализа перспектив об­ретения рядом понятий современного философствова­ния категориального статуса особо отмечается высокий уровень объяснительной силы и значимый потенциал концептуализации, присущий термину "С.": как интенциональности без интентума, как референциальности без референта, обладающей большой силой формализа­ции, поскольку отношение к Другому служит объясни­тельной матрицей возможности референциальности и интенциональности как поверхностного эффекта. Лю­бое С., как известно, подразумевает момент собственно­го осуществления в настоящем, когда оно воплощается в положении вещей, в индивидуальности или личности ("... и вот наступил момент, когда..." — Делез). (Ср. у Витгенштейна: "смерть не событие жизни. Человек не испытывает смерть.) По метафорическому образу Ж.Боске: "Что касается событий моей жизни, то с ними было всё в порядке, пока я не сделал их своими. Переживать их — значит невольно отождествиться с ними — как ес­ли бы они вбирали в себя самое лучшее и совершенное, что есть во мне... Надо стать хозяином своих несчастий, научиться воплощать совершенство и блеск..." Необхо­димо стать результатом собственных С., а не действий, ибо действие само есть результат С. (Делез приводит

фрагмент эссе К.Роя о поэте Гинсберге: "Психопатоло­гия, которую осваивает поэт — это не некое зловещее маленькое происшествие личной судьбы, не индивиду­альный несчастный случай. Это не грузовичок молочни­ка, задавивший его и бросивший на произвол судьбы, — это всадники Черной Сотни, устроившие погром своих предков в гетто Вильны... Удары сыпятся на головы не в уличных скандалах, а когда полиция разгоняет демонст­рантов. ... Если поэт рыдает, оглохший гений, то потому, что это бомбы Герники и Ханоя оглушили его".) Только свободный человек, по мнению Делеза, постигает все насилие в единичном акте насилия и всякое смертель­ное С. в одном С. (в котором больше нет места происше­ствию), которое осуждает и отменяет власть озлобления в индивидуальности так же, как и власть подавления в обществе.

A.A. Грицанов

СОБЫТИЙНОСТЬ

СОБЫТИЙНОСТЬ — понятие, введенное фило­софией постмодернизма в контексте отказа от линейной версии прочтения исторического процесса и фиксирую­щее в своем содержании историческую темпоральность, открытую для конфигурирования в качестве релятивно-плюральных причинно-следственных собы­тийных рядов, развернутых из прошлого — через насто­ящее — в будущее. Если при переходе от традиционной культуры к классической осевой семантический вектор развития представлений о времени разворачивается как переход от циклической временной модели к линейной, то современный переход к культуре постмодерна знаме­нуется радикальным отказом философии от линейной концепции времени. Последняя оценивается как метанаррация и в этом качестве подвергается десакрализации: так, в оценке Бодрийяра, "история — это наш утра­ченный референт, то есть наш миф". Понимание исто­рии как линейного разворачивания С. из прошлого в бу­дущее, предполагающее усмотрение в последовательно­сти событий однозначной принудительной каузальнос­ти (см. "Смерть Бога") и вытекающей из этого возмож­ности одного (так называемого правильного) прочтения события, сменяются в постмодернизме установкой на интерпретационную плюральность нарративной (см. Нарратив) истории: как пишет Бодрийяр, "история бы­ла могучим мифом... который поддерживал одновремен­но возможность "объективной" связности причин и со­бытий и возможность нарративной связности дискур­са", — не случайно "век истории — это также и век ро­мана". Исходной посылкой построения нелинейной мо­дели исторической темпоральности выступает ради­кальный отказ от классической дифференциации про­шлого, настоящего и будущего как трех однопорядко-

вых темпоральных модальностей: по словам Делеза, "прошлое, настоящее и будущее — отнюдь не три части одной временности. Скорее, они формируют два про­чтения времени, каждое из которых полноценно и ис­ключает другое". Постулируемая Делезом принципи­альная невозможность адекватного и исчерпывающего схватывания феномена временности в рамках линейных представлений не исключает, однако, признания линей­ности как одного из возможных (частных) вариантов осуществления (и, соответственно, прочтения) темпоральности. Предложенная постмодернизмом модель ис­торического времени являет собой, по мысли Делеза, более общий по сравнению со сложившимся вариант трактовки темпоральности, предполагающий, по мень­шей мере, две возможных (и взаимоисключающих) про­екции ее интерпретации. Итак, по Делезу, концептуаль­но возможно двоякое видение исторического времени: "есть два времени: одно составлено только из сплетаю­щихся настоящих, а другое постоянно разлагается на растянутые прошлые и будущие". Первая из зафиксиро­ванных временных ипостасей обозначается Делезом как "Хронос" — "физический и циклический Хронос изме­няющегося настоящего" — во всей его полноте, отсут­ствии однозначной упорядоченности и открытости для формирования различных и многочисленных событий­ных цепочек, тянущихся из прошлого через настоящее в будущее. Каждая из таких цепочек, в свою очередь, обо­значается Делезом как "Эон", т.е. "тропинка, простира­ющаяся вперед и назад". И если Хронос моделирует и репрезентирует в себе циклические аспекты темпораль­ности, то Эон — аспекты векторно линейной упорядо­ченности: по Делезу, время Хроноса "циклично... и за­висит от материи, которая ограничивает и заполняет его", в то время как каждая отдельная событийная це­почка — это "бестелесный Эон, который развернулся, стал автономным, освободился от собственной материи, ускользая в двух смыслах-направлениях сразу: в про­шлое и в будущее". Двигаясь в метафорике фундамен­тального для постмодерна смыслообраза лабиринта, Делез фиксирует, что лабиринт исторического времени принципиально ризоморфен (см. Ризома): событийная развертка времени в Эоне никогда не обретает статуса универсальности — это одна из возможных версий те­чения исторического времени, ни в коей мере не претен­дующая на статус истории как таковой и сосуществую­щая в ряду равновозможных Эонов с другими версиями эволюции. Таким образом, Хронос являет собою типич­ную экземплификацию ризоморфной среды, в то время как Эоны в своей плюральности сопоставимы с плато ризомы, конкретными версиями текстовой семантики и т.п. Характеризуясь всеми чертами, присущими концеп-

циям, развиваемым в традиции постмодернистского стиля философствования, модель исторического време­ни Делеза, тем не менее, удерживает в содержании базо­вых терминов соответствующие коннотации, связанные с функционированием последних в контексте философ­ской традиции. Прежде всего, это касается трактовки Эона, т.е. "века" — как в смысле нейтрального хроноло­гического отрезка, так и в смысле событийно наполнен­ной и потому конкретно-определенной судьбы. В антич­ной натурфилософии он понимался в качестве одного из возможных вариантов свершения космического цикла от его становления до деструкции (от "эонизации" до "апейронизации"). В свое время данный подход ради­кально модифицировал центральную для доэлейской натурфилософии проблему соотношения единого и многого, переведя ее на более абстрактный уровень ос­мысления и специфицировав в качестве проблемы соот­ношения вечности (т.е. неизменно пребывающего и все в себе содержащего "архэ" как бытия), с одной стороны, и преходящей временности последовательно разворачи­вающихся плюральных эонов (как бывания) — с другой. В соответствии с этим историко-философским контекс­том, понятие Хроноса коннотируется у Делеза с акту­альной бесконечностью, а Эона — с потенциальной. Указанное различение Хроноса и Эона (по критерию специфики характеризующих их вариантов осуществле­ния бесконечности) находит свое наглядное проявлен

Наши рекомендации