Бхикшуни лакшми и практика поста авалокитешвары
В отличие от других матерей-основательниц, бхикшуни Лакш-ми выступает как культурная героиня. Она ввела очень популярную аскетическую практику для мирян, которая сохраняет свое значение в тибетском буддизме во всех географических мес--'х его распространения и среди последователей всех его школ.
Живя в тибетской буддийской общине, то и дело обязательно слышишь, что те или иные люди, чаще большими группами, выполняют практику поста бхикшуни Лакшми. Произведения искусства, которые изображают ее медитирующей у ног Авало-китешвары, можно встретить и в домах тибетцев, и в храмах. Бхикшуни Лакшми известна больше других матерей-основательниц, вероятно, потому, что ее практика — не такая эзотерическая, а значит, более открытая, а также потому, что ее часто выдвигают в качестве примера, когда объясняют ее практику.
Бхикшуни Лакшми (тиб. гелонгма Палмо: dge-slong-ma dPal-mo), кашмирская царевна, жившая в конце X или XI века, создала эту широко распространившуюся практику поста, на собственном опыте пройдя через смертельную болезнь, изгнание собственной религиозной общиной и исцеление духовной практикой. Юная Лакшми была наделена чувствительной, способной к сопереживанию душой; и когда она узнала, что животных — например ягнят, которых она особенно любила, — убивают ради еды, пришла в такой ужас, что решила порвать все узы, соединявшие ее с мирской жизнью. Несмотря на протест родителей, царевна приняла полные монашеские обеты и стала бхикшуни, а затем ученицей тантрического гуру. Лакшми достигла чрезвычайного искусства в ведении логических диспутов, и поэтому ее гуру велел ей участвовать в диспутах с ведущими философами и тантрическими учеными того времени. Победив их одного за другим, Лакшми стала настоятельницей монастыря и исполняла эту должность многие годы, пока не заразилась проказой. Тогда монахини прогнали свою настоятельницу и безжалостно оставили ее умирать в лесу, а согласно одному из вариантов этой истории, сделали это потому, что обвинили ее в неисполнении обязанностей.
Измученная болезнью, Лакшми не могла даже идти: она доползла до пещеры и там упала, из последних сил воззвав к Авалокитешваре, будде сострадания. Авалокитешвара внял ее молитвам и, явившись ей в ослепительно белом, тысячеруком облике, дал сосуд с влагой, утоляющей любую жажду и все нужды живых существ. По одному из вариантов этой истории, он возлил чистую воду на всё ее тело, мгновенно вылечив от проказы; по другому же, — дал ей целебные пилюли, и через три дня от болезни не осталось и следа.
На этом необычайном исцелении чудеса не закончились.
Монахиня вознеслась вместе с Авалокитешварой в небесный мир, где танцевала в облаках с прекрасными дакинями. В довершение ее мистического путешествия будда сострадания открыл ей практику поста и дал наставление учить ему всех — в том числе и мирян — как мощному методу очищения и накопления заслуг. Тем временем помощница настоятельницы решила, что та умерла в лесу, и пошла взглянуть на ее кости. Бхикшуни Лакшми вышла из пещеры в полном здравии и рассказала всё, что с ней произошло. Помощница предложила возвратиться в монастырь и рассказать монахам о практике поста. Всё еще огорченная тем, как с ней там обошлись, Лакшми возразила: «В этот монастырь? Да я туда даже писать не пойду!» Однако сострадание возобладало; обе женщины отправились в монастырь и стали учить новой практике, которую восприняли те, кто всё еще почитал свою настоятельницу, и отвергли те, кто был ей враждебен. Затем две женщины отправились в путь и учили новой практике поста в Индии и Тибете.
Практика поста (санскр. упошана: uposana; тиб. ньюнгнэ: smyung-gnas) кашмирских монахинь стала важной практикой для монахов, монахинь, а также и мирян. Ее практикуют по всему гималайскому региону и везде, куда пришел тибетский буддизм, в том числе в Америке, в Европе, на Тайване и во всех других местах проживания тибетской диаспоры, как тибетцы, так и другие жители этих стран, обратившиеся в буддизм. Она представляет собой важное событие в ряду ежегодных ритуалов тибетского буддизма, и, кроме ежегодного ее выполнения в шестой лунный месяц, к ней можно прибегать в любое время. В религиозной жизни непальских шерпов она занимает столь важное место, что Шерри Ортнер посвящает ритуалу поста главу в своем этнографическом исследовании этих гималайских буддистов. Она отмечает уникальную роль риала поста в религии шерпов, поскольку он посвящен исключительно духовному спасению, а не мирским благам, а также потому, что он обращен непосредственно к главному божеству, не к местному богу или охранителю-посреднику. Ортнер кже считает ритуал поста «самым ортодоксальным» из всех уалов шерпов, который воплощает в себе классические буд ие идеалы аскетизма, отречения, накопления заслуг и приложения усилий, направленных на обретение личного освобождения. Она замечает, что в жизни шерпов ньюнгнэ — это главная возможность накопить заслуги, и делает вывод, что для шерпов ритуал поста — «самый яркий и добродетельный» способ выразить и углубить религиозную преданность.
Суть практики поста — в полном воздержании от пищи и питья в сочетании с простираниями, молитвами и повторением мантр. Кроме того, мирянин может обрить голову, ходить босым и отказаться от изделий из кожи. Тем самым мирянам предоставляется случай претерпеть испытания монашеской жизни, а монахам — на некоторое время усилить суровость своего аскетизма. Обычная продолжительность ритуала составляет от двух до четырех дней, хотя эту практику можно применять повторно, в некоторых случаях — на протяжении нескольких месяцев. Окончание ритуала и возвращение к обычной жизни отмечают пиршеством.
Поскольку Будда Шакьямуни перед просветлением едва не умер от длительного поста, первоначально пост не входил в буддийскую практику, но в конце концов нашел дорогу в круг ритуалов, считающихся Махаяне способом проявления благочестия. В VII веке китайский паломник Сюань-цзян сообщал о практике поста, которую проводили перед знаменитой статуей Авалокитешвары, чтобы обрести видение этого будды. Упомянутая статуя находилась в одном из кашмирских монастырей. Следовательно, этот вид религиозного обряда, сочетающий применение аскетизма и визуализацию, мог иметь отношение к предыстории целительного видения Авалокитешвары, которое получила бхикшуни Лакшми, однако ее практика поста — не просто видоизменение практики Махаяны. В дополнение к классической для Махаяны медитации анусмрити (anusmrti), в которой достигается видение божества, система бхикшуни Лакшми подразумевает отождествление практикующего с Авалокитешварой в чисто тантрическом процессе визуализации себя как божества (атмот патти: atmotpatti). Если подобные практики действительно процветали ранее в Кашмире, заслуга бхикшуни Лакшми в том, что она создала жизненную связь между руслом кашмирского буддизма Махаяны с его аскетизмом и ритуалами почитания божеств и морем тибетского буддизма, в который несли свои воды все реки буддизма индийского.
Ритуал поста, введенный бхикшуни Лакшми, практикуется всеми школами тибетского буддизма. Широкая известность двух из ее первых последователей — Ринчена Сангпо и Атиши как основателей тибетского буддизма способствовала выживанию этой практики в Тибете. Бхикшуни Лакшми написала руководство с наставлениями по визуализации, но на протяжении столетий были написаны и другие руководства по той же самой, по сути, практике, но незначительно отличающиеся, как это было в Тибете и с другими активными традициями. В наше время обычно используются такие главные тексты по медитации, как Траши кункъяб (ЪКга shis кип khyab; «Всеобъемлющая благодатность»), написанный Кэнченом Траши Одсером (mKhan-chen bKra-shis Od-zer); Дигдриб намчжонг (sDigsgrib mam sbyong; «Очищение от грехов и скверн»), составленный Шученом Цул-тримом Ринченом (Zhu-chen Tshul-khrims Rin-chen); и руководство Пятого Далай-ламы.
Бхикшуни Лакшми написала хвалу Авалокитешваре, которую весьма почитают и по многу часов, сопровождая чтением простирания, произносят ежедневно в ходе ритуала, независимо от того, практику какого божества выполняют. Ее поэтические описания Авалокитешвары искрятся живостью прямого общения с ним в ее видении, создавая ощущение, что облик этого божества близко знаком. Она рисует картину того, как получила учение в небесном дворце, используя метафоры, которые передают лучезарность и неземную красоту своего целительного видения:
Лик твой сияет великолепием полной луны;
Разрез твоих очей, подобных лепесткам лотоса,
утонченно изогнут.
Благоуханный и белоснежный, как раковина,
Держишь сверкающие четки из безупречных жемчужин.
Тебя украшает чудный розовый отблеск зари;
Словно лотосовое озеро, руки твои источают нектар.
Юный, белый, как осеннее облако,
С бесчисленными драгоценностями, ниспадающими с плеч.
Ладони твои мягки и прохладны, словно нежные листья...
Твой пупок гладок, как лепесток лотоса.
Источник вечного блаженства, ты исцеляешь старость и недуги.
Нетрудно представить, какое настроение благоговения создает этот гимн и как он помогает верующим вызвать в своем сознании живой образ Владыки сострадания.
Бхикшуни Лакшми, у которой свежи в памяти воспоминания о впечатляющем отклике Авалокитешвары на ее молитву, обещает, что «каждый, мужчина или женщина», кто, встав на заре, произносит эту «возвышенную хвалу», думая о величии Авалокитешвары, сумеет достичь своих целей в этой и будущих жизнях. Возможно, имея в виду то место в «Сутре лотоса», где этот будда являет себя в женском облике, когда в этом есть потребность, она восхваляет Авалокитешвару за то, что иногда он принимает образ женщины:
Подобная луне мать всех будд,
Принимающая облик прекрасной богини...
Пустотный по природе, ты [восстаешь] из пустоты
В образе женщины
И тем усмиряешь живых существ.
Облик, в котором Авалокитешвара явил себя перед кашмирской настоятельницей, — одно из самых распространенных изображений тибетской буддийской иконописи. Как излюбленное божество и средоточие духовных устремлений, эта форма Авалокитешвары часто встречается на тибетских живописных свитках, в скульптурных изображениях и на храмовых фресках. Его можно узнать по одиннадцати головам, тысяче рук и характерным предметам в восьми главных руках: четкам, колесу Дхармы, а также по жесту даяния (варада-мудра: varada-mudra)—с правой стороны; золотому лотосу, луку со стрелой и сосуду для посвящения — с левой стороны и, кроме того, по паре рук, сложенных у сердца в мудру анджали (anjall), в которых он, как в чаше, держит исполняющую желания драгоценность просветления. Цвета голов, положения рук, предметы и значение символов, которые он держит в руках, описываются в созданном бхикшуни Лакшми руководстве по медитации и других произведениях. В иконографических справочниках эта форма Авалокитешвары, когда ее сопровождают дополнительные фигуры, связывается с именем бхикшуни Лакшми, хотя ее роль в популяризации этого образа известна не всем. Тем не менее, эту кашмирскую монахиню, как его главную почитательницу, иногда изображают блаженно медитирующей у его ног. Повторяя его жест, сложив у сердца ладони чашей, она держит исполняющую желания драгоценность, что символизирует ее близкую связь с буддой сострадания и ее роль первооткрыва-тельницы практики поста, полученной как откровение свыше.
МАТЕРИ «ОТЦОВ-ОСНОВАТЕЛЕЙ»
В анналах разных школ, в духовных жизнеописаниях, а также в индийских и тибетских исторических произведениях мы постоянно встречаем одни и те же мужские фигуры основоположников буддийской Тантры, однако не менее блестящие матери-основательницы, как те, с которыми мы познакомились на предыдущих страницах, вовсе не купаются в лучах славы, подобно своим соратникам-мужчинам, а подчас и вовсе почти преданы забвению — чего не произошло только благодаря присутствию достаточных свидетельств, позволяющих историку заново ознакомиться с этими деятельницами. Признанные «основоположники» — это те, кого признали таковыми их исторические преемники. Их имена запечатлены в историях линий передач, в колофонах книг и в литературе жизнеописаний. Среди выдающихся отцов Тантры мы находим такие имена, как Сараха, Канха, Вирупа, Луипа, Тилопа, Камбала, Майт-рипа, Падмаваджра, а в школе ньингма еще и Падмасамбхава. Обо всех этих фигурах основоположников имеется очень мало сведений подлинно исторического характера. Доступные биографические материалы вызывают много вопросов касательно их подлинности, хронологии и дат жизни. Так, например, невозможно узнать, во времена какого из представителей династии Пала жил Сараха и не был ли на самом деле образ Сарахи собирательным или же это был один человек, биография которого была расширена популярными историями о подвигах этого тантрического йогина или приукрашена искусством сказителя. Однако полулегендарный характер первоисточников ничуть не мешает данному исследованию, поскольку в этой главе ставится задача изучить историю традиции в том аспекте, как она понимает и представляет себя сама. Материал, касающийся основоположниц, имеет ту же историографическую ценность, что и информация об основоположниках. И для мужских, и для женских образов тантрической литературы в равной степени верно, что, если данная фигура и не соответствует историческому персонажу, тем не менее, она олицетворяет типичного представителя тантрических кругов или собирательный образ, в котором воплотились деяния и приключения нескольких людей.
В соответствии со своей гипотезой о том, что женщины внесли большой вклад в развитие практик буддийской Тантры, ее теории и иконографии, в данной работе я исследую биографии различных фигур основоположников, чтобы определить, были ли у кого-либо из них учителя-женщины или соратницы, в тесном содружестве с которыми они развивали свои тантрические учения. Мой метод заключается в том, что в криминалистике называют принципом шерше ля фам, согласно которому, отыскивая причину или корень какого-то события, необходимо «искать женщину». Задача — подвергнуть сомнению существующую картину тантрического движения как результата исключительно мужского творчества, рассмотрев, не стоят ли у его истоков женщины.
Одним из самых выдающихся основоположников буддийской тантры является йогин Сараха, бывший индуистский жрец и ученый. Тантрические песни Сарахи (доха: doha) почитаются авторитетными источниками традиции Махамудры, которые нашли свое выражение в афористичной поэтической форме. Сараха также — родоначальник линии передачи Чакрасамвара-тантры, а Таранатха называет его основателем Ануттарайога-тантры. Когда Сараха был еще индуистским жрецом и носил имя Рахула (Rahula), он с юных лет проявлял большие умственные способности и усердно предавался наукам, заучивая Веды и овладевая многими иными премудростями, пока не обратился в буддизм и не стал монахом. Жизнь Сарахи круто изменилась, когда он, преступив монашеские обеты, поддался на уговоры девушек выпить пива. Когда у него, в радостном опьянении, голова пошла кругом, ему явился бодхисаттва и велел разыскать одаренную мистическими силами женщину, которая живет в городе и занимается изготовлением стрел, предсказав при этом, что благодаря их встрече множество людей получат пользу.
Не сомневаясь в подлинности этого пророчества, Сараха отправился на базарную площадь. Среди ремесленниц, изготовляющих стрелы, он заметил женщину, которая делала стрелы с осмотрительностью и искусностью, говорившими о глубоком медитативном сосредоточении. Полностью поглощенная своей задачей, она ни разу не подняла глаз и не отвлеклась, рассекая древко, вставляя наконечник, прикрепляя перья и проверяя прямизну готовой стрелы. Сараха попытался завязать с пей разговор, задав какой-то пустой вопрос, но ответ ее был далек от пустословия: «Смысл учения Будды можно понять не через слова и книги, а через символы и действия». Мгновенно поняв, что нашел достойного учителя, Сараха сбросил монашеские одежды и стал преданным учеником этой йогини. Изготовите льница стрел стала его учителем и тантрической спутницей. Как говорит Таранатха, она научила его смыслу вещей, каковы они есть, и дала возможность узреть реальность как она есть. Сараха стал знаменит тем, что выразил свои духовные прозрения в стихах, наделенных остротой и лаконичностью, которым научила его Йогини-Изготовительница Стрел.
Йогини объяснила Сарахе, что существуют отношения, не основанные на обычной привязанности. Его восхищение ее просветленностью не знает границ:
Поступки этой йогини несравненны.
Истребляя домохозяина,
Она блистает просветленным самосовершенством.
Вне страсти и отсутствия страсти,
Пребывая вне ее самой, ее ум уничтожен,
Такой я видел йогини.
Ты ешь и пьешь, Думаешь, что придет в голову.
За пределами ума и непостижимо Это чудо йогини.
Здесь солнце и луна становятся неотличимы,
В ней создаются три мира.
Совершенство ума и цельность просветленной
спонтанности — Такова эта йогини.
Став ревностным почитателем изготовительницы стрел, бывший жрец и монах всю оставшуюся жизнь прожил со своей наставницей и спутницей в горной келье, зарабатывая на жизнь изготовлением стрел. Сараха сделал своим именем название касты своей спутницы и стал жить как тантрический практик, что подразумевало и выполнение ритуала поста в местах сожжения трупов. Когда Сараху ругали за открыто непристойное поведение, в свое оправдание он выражал свои мистические достижения в поэтической форме (доха) и проявлял сверхъестественные способности, что в средневековой Индии было излюбленным способом противостояния враждебности толпы. Выходит, что в случае с Сарахой — безусловно, одним из величайших в истории основоположников буддийской Тантры — у отца-осно вате ля была духовная мать, изготовительница стрел, которая, несмотря на свою низкую касту и презренное занятие, была существом духовно утонченным, глубоким и просветленным.
Гхантапа (Ghantapa), Луипа и Канха считаются главными отцами-основателями традиции Чакрасамвары. Они обрели со вершенство в ее практике, создали авторитетные комментарии и системы медитации. Однако, если поинтересоваться пред шественниками этих основоположников, мы обнаружим, что Гхантапа получил два посвящения Чакрасамвары: одно от Да рики (мужчины), а другое — от Сахаджайогиничинты (жен шины).128 Сахаджайогиничинта была философом, но несмотря на это зарабатывала на жизнь пастьбой свиней. От нее же Гхаи тапа получил исключительно эзотерические наставления о том, как достичь освобождения благодаря страсти.129 Получив эти наставления в Уддияне, он отправился на восток, в Ориссу, и провел там много лет, живя в лесу и практикуя со своей духом ной спутницей, дочерью куртизанки, кармическая связь с которой у него продолжалась уже несколько жизней. Таким образом, одимн из учителей, от которого Гхантапа получил посвящение и самые высокие практики Тантры была женщиной
В биографии Луипы не говорится, от кого он получил посвящение Чакрасамвары, но большинство упоминаемых в ней учителей - женщины: дакини, от которых он получил наставления в Ъодхгае; женщины в Уддияне, устроившие пиршество на котором он получил посвящение Ваджраварахи; и дакини — хозяйка постоялого двора, чья резкая отповедь привела его на берег реки, чтобы, питаясь рыбьими внутренностями, развивать недвойственное понимание. Даже свое имя Луипа получил от женщины, рыбачки, наблюдавшей, как он на берегу реки ест рыбьи кишки. Также имеется указание, что Луипа получил посвящение от Шавари. Поскольку двумя гуру Шавари были женщины — Падмалочана и Джняналочана, — которые учили совместно с ним (как это видно из биографии Майтрипы), вполне возможно, что Луипа получил объединенные наставления этих, живших в горах, учителей. Таким образом, из традиционных источников ясно, что среди учителей таких основоположников, как Гхантапа и Луипа, тоже были женщины.
Главным учителем Канхи был Джаланхари, получивший тантрические наставления от йогини Лакшминкары, а также от Камбалы (Kambala), о котором речь пойдет ниже. Кроме того что Канха занимает важное место в системе Чакрасамвары, он считается первооткрывателем Сампутатилака-тантры (Samputatilaka-tantra), краткой тантры из категории наиболее эзотерических. Однако из его жизнеописания видно, что он получил ее от кого-то еще. Учитель Канхи, Джаландхари, послал его на поиски дакини по имени Бхадри, дабы он получил от нее священные тексты и учения. Канха нашел женщину, которая жила в ветхой хижине, и не поверил, когда она назвалась именем Бхадри, а потому продолжил свои поиски. Через два дня блужданий ноги снова привели его к ее порогу; тогда он понял свою ошибку и, простершись у ее ног, попросил дать текст и посвящение. Бхадри предвидела, что, исполнив просьбу Канхи, она принесет пользу множеству людей, а потому дала ему посвящение, наставления и разъяснения по поводу тонких вопросов практики. Хотя при первой встрече с Бхадри видение Канхи было затуманено и он счел ее просто обычной женщиной из жалкой лачуги, которая, по его мнению, никак не могла быть разыскиваемым учителем, — на этот раз его видение очистилось. И, когда Бхадри даровала посвящение, хижина представилась ему дворцом, а сиденье хозяйки — величественным престолом. Итак, мы снова видим, что у «отца-основателя» была духовная мать.
Еще один значительный основоположник — Камбала, маха-сиддха из Ориссы, который распространял учения Чакрасамвары и другие ключевые учения, такие как Хеваджра-тантра, среди первых последователей буддийской Тантры. Духовной матерью Камбалы была его родная мать — тантрическая дакини. Благодаря пророческому дару она предвидела весь его духовный путь и побуждала сначала отречься от престола и стать монахом, потом — оставить монастырь и удалиться в лес, а в конце — отказаться от монашеской рясы и стать тантрическим йогином. Она сама дала сыну посвящение и учения Чакрасамвары, и поэтому логично предположить, что два его сочинения на эту тему отражают учения его гуру — собственной матери. Учения, которые Камбала получил от своей матери, в свою очередь получил Индрабхути (Indrabhuti),139 чьи многочисленные сочинения по системе Чакрасамвары, вполне вероятно, тоже должны отражать влияние ее учений, пусть даже они анонимно и органично слились с контекстом Тантры. В свете того, что это посвящение и учение исходят от женщины, представляется закономерным вопрос: чьи же учения излагаются в этих текстах? Принадлежат эти учения мужчинам или женщинам? Если в тексте излагается учение женщины, то мужское авторство — то есть имя мужчины, которое стоит в колофоне, — само по себе нельзя принять за очевидное доказательство того, что данный текст являет собой чисто мужское творчество, как это нередко утверждается в тантрических текстах.
Падмаваджра — один из главных отцов-основателей буддийской Тантры, особенно знаменитый как «автор» Хеваджра-тантры, то есть как тот, кто записал текст этого откровения, — хотя эту заслугу он разделяет с Камбалой. Падмаваджра жил в Уддияне и был признанным ученым и искусным оратором, но отправился на поиски Анангаваджры (Anafigavajra) — свинопаса и тантрического гуру. Когда Падмаваджра пришел на его скотный двор, то был целиком зачарован женщиной, которую там увидел. Она выполняла свою грязную работу как практику медитативного сосредоточения; все ее движения были грациозны и говорили о большой духовной глубине. Она приняла Падмаваджру в духовные ученики и дала ему учения о том, как обрести духовное блаженство с помощью проявления страсти. Ее дочь стала духовной спутницей Падмаваджры и отправилась с ним в столицу, где их отношения принесли им дурную славу, в то время как тантрические практики дали магические силы и просветление. В данном случае мы опять таки на жизненном пути «отца основателя» видим присутствие духовной матери.
Вирупа, йогин, у которого представление о религиозной нравственности заключалось в том, чтобы выполнять практику медитации в винной лавке за дюжиной чашек вина, важен как индийский основатель сакьяпы, одной из школ тибетского буддизма, в которой имеются свои характерные Путь и Плод (тиб. ламдрэ: lam-'bras) духовной практики, начиная с философии Махаяны и заканчивая тантрическими учениями по Хеваджра-тантре. Согласно официальной сакьяпинской версии его биографии, он получил тантрические учения и посвящения непосредственно от будды Найратмьи, которая изображается с телом синего цвета, при этом нет никаких упоминаний о гуру-людях. Однако, согласно «Синим летописям», Вирупа получил по крайней мере одно посвящение от гуру-человека, поскольку посвящение в практику Обезглавленной Ваджрайогини дала ему ее основательница, Лакшминкара, а затем он передал эту практику своим ученикам, которые распространили ее в Непале и Тибете. Следовательно, и в случае Вирупы мы находим духовную мать.
Вместе с Наропой и Майтрипой Тилопа (конец X - начало XI вв.) является основателем школы кагью. Эти индийские отцы-основатели передали свои учения тибетским учителям Марпе, Миларэпе и Гампопе еще до того, как школа кагью разветвилась на разные линии. Всю духовную жизнь Тилопы на раннем этапе направляла женщина, которая обратила его в буддизм, посоветовав изучать буддийскую литературу и философию и выбрав для него гуру — Сарьяпу (Saryapa) и Матанги (Matangi), — а под конец сама дала ему посвящение и учения Чакрасамвара-тантры. Эта дакини продолжала наблюдать за духовным развитием Тилопы, когда он, покинув монастырь, стал учиться у других гуру и выполнять тантрические практики в месте сожжения трупов. Поняв, что Тилопа созрел для полного просветления, она послала его в один город в Бенгалии, чтобы он нашел женщину по имени Варима (Barima), и велела ему работать на нее, когда разыщет. Барима была дакини и бодхисаттвой, а дабы освобождать живых существ, вела жизнь куртизанки. Весь город был насыщен ее духовным присутствием и давал наилучшее окружение для заключительного этапа пути к просветлению Тилопы, который занимался там тем, что днем трудился дробильщиком кунжута, а ночью — слугой куртизанки.
В дальнейшем прозрения Тилопы были усилены прямыми видениями Будды Ваджрадхары и трансцендентной (т. е. просветленной и бесплотной) дакини, но по его жизнеописанию мы можем видеть, какую незаменимую роль играли для него женщины — духовные наставницы и учителя. Другая важная женщина в жизни Тилопы, которая не упоминается в версии школы кагью, но которой уделяется важное место в сочинении Таранатхи, — это его духовная спутница, дробильщица кунжута. Поскольку Тилопа нарушил обет безбрачия, его изгнали из монастыря, и он перенял ее ремесло, по которому и получил свое имя, означающее «кунжутник». Согласно описанию Таранатхи, они вместе путешествовали и учили, распевая песни, которые заставляли их слушателей поражаться чуду духовных глубин жизни. Когда же некоторые жители бенгальской деревни усомнились в религиозных полномочиях этих с виду низко-рожденных бродяг, Тилопа и дробильщица кунжута рассеяли их сомнения, взмыв в небо, и, паря над собравшимися, продолжали толочь кунжут и петь. Рассматривать жизненный путь Тилопы невозможно без упоминания о том, что его направляли многочисленные духовные матери.
Как и Тилопа с Наропой, Майтрипа был одним из индийских отцов-основателей линий передач школы кагью. Когда Майтрипа нашел своего гуру Шавари и воздал ему почести, он проявил непочтительность по отношению к двум женщинам, жившим возле Шавари. Они были из местного племени и занимались охотой, а потому Майтрипа счел их недостойными его общества, сомневаясь, подобает ли гуру водить дружбу с такими неотесанными спутницами. Майтрипа не ведал того, что обе женщины, Падмалочана и Джняналочана, были гуру, которые действовали заодно с Шавари. Позже охотницы-гуру совершили символические действия и пропели духовные песни, которые помогли ему отсечь двойственные склонности своего ума. Гангадхара, спутница Майтрипы, тоже оказала сильное влияние на более поздний период его жизни. Она была самостоятельным гуру, и одним из ее учеников был знаменитый Кьюнг-»но Налчжор. Хотя Гангадхара была изнежена воспитанием во дворце, став тантрической йогини она предпочла жить в лесу. Она обладала такими магическими силами, как ритуальные взгляды и способность оборачиваться кем угодно, например, волчицей. Таким образом, жизнь отца-основателя Май-трипы была неотделима от жизни этих нескольких женщин-гуру. Его духовное понимание и учения развивались в неразрывной связи с этими женщинами, которые были его учителями и спутницами.
Если рассмотреть истории жизни «основоположников» буддийской Тантры в Индии, окажется, что многие из них получали наставления и посвящения от женщин. Официальные истории линий преемственности являются выборочными компиляциями и не всегда отражают полные данные о первоначальных «основателях» той или иной практики. В этих историях предпочтение явно отдается мужскому полу. Мы читаем о замечательных достижениях мужчин, но если разобраться в этих историях пристальнее, то мы поймем, что этих мужчин окружали и учили женщины. Хотя в биографических антологиях прославляются мужчины, их духовная жизнь была вскормлена женщинами, которые ее направляли и даже определяли. Поэтому, если в линии передачи перечислены только мужчины, это вовсе не свидетельствует о том, что религиозная община состояла исключительно из мужчин, что не было просветленных женщин и женщин-учителей, не говоря уже о женщинах — учителях самих основоположников.
Хотя принято считать, что буддийская Тантра была создана только мужчинами, такими как Сараха, Канха, Вирупа, Луи-па, Тилопа, Падмаваджра, Камбала, Майтрипа и Гхантапа, свидетельства неопровержимо доказывают, что ее создательницами были женщины: Ваджравати, Лакшминкара, Мекхала. Канакхала, Сиддхараджни, Падмалочана, Джняналочана, мать Камбалы, Гангадхара, Йогини Изготовительница Стрел, наставница Тилопы и их ученицы. Вопрос о происхождении все гда труден, но, если опираться на имеющиеся свидетельства - принадлежащие самой традиции легенды о ее происхождении и основателях, — то это расследование не закончится на основателях-мужчинах, а приведет к более глубокому слою — к их учителям-женщинам: их матерям, спутницам и гуру.
С точки зрения неопровержимости того, что женщины игра ли ключевую роль в становлении «отцов-основателей» буддийской Тантры, это движение уже ни в коей мере не следует считать культурным достижением, принадлежащим исключительно мужчинам и оформившимся без духовного вклада и участия женщин. Имеющиеся свидетельства демонстрируют, что буддийская Тантра была создана не мужчинами и выражает не только интересы и прозрения мужчин. В этом нет ничего уди-иительного, поскольку тантристы-мужчины отличались от других последователей Махаяны тем, что шли в ученики к женщинам и вели с ними общую духовную жизнь. Нередко предполагалось, что для мужчины продвигаться по пути Тантры означает покинуть монастырь по велению женщины, обладающей знанием Тантры, или ради того, чтобы разделить общество практикующей женщины. Мужчины предавались духовным поискам в окружении женщин-гуру и высоких йогини, которые никоим образом не рассматривались как существа, стоящие на более низкой ступени. Тантрические истории повест-нуют не о достижениях, обретенных выдающимися мужчинами в одиночку, а о жизненном пути и учениях мужчин, признавших духовный авторитет женщин. Мужчины могут быть плодами древа Тантры, но женщины — его корень, ствол, листья и цветы.
Женщины способствовали созданию буддийской Тантры, вводя новые медитации и практики и внося свои прозрения в развивающийся духовный облик этого движения. Некоторым женщинам, таким как основоположницы, о которых шла речь в этой главе, может быть возвращено их законное историческое место матерей-основательниц буддийской Тантры. Кроме того, есть женщины — имена многих из них для нас утрачены, — которые учили мужчин, ныне почитаемых великими отцами-основателями этой традиции. Однако вклад женщин в это движение слишком велик и обширен, чтобы суметь назвать всех их поименно. Если же добавить сюда неофициальные, недокументированные примеры участия и покровительства со стороны женщин, то степень влияния женщин окажется поистине неизмеримой. Исследования, посвященные женщинам в истории буддийской Тантры, далеки от завершения. Предстоит обнаружить еще немало матерей-основательниц и введенных женщинами практик. Тем не менее, вклад множества женщин никогда не будет признан таковым. Их «анонимный» вклад никогда не удастся оценить. Отсутствие в некоторых именах частиц, указывающих на женский род, может навеки сделать загадкой пол автора конкретного текста. Если имя женщины не несет указания на род, невозможно отнести ее произведение к вкладу, внесенному женщинами. Поскольку многие тексты Тибетского канона анонимны или их автор скрыт под псевдонимом, это также не позволяет выявить случаи авторства женщин. Однако в конечном счете буддийская наука только обогатится благодаря таким направлениям исследования, которые уже с успехом применяются в других областях. Например, новые стратегии толкования позволят обнаружить больше текстов, написанных женщинами, как это происходит с установлением авторства ранних христианских писаний благодаря развитию стратегий, принимающих во внимание род. Так или иначе, тантрическую теорию в целом следует рассматривать как итог творчества в равной степени и мужчин и женщин. Учения и точки зрения женщин представлены как в текстах, созданных мужчинами, их учениками и соотечественниками, так и в священных текстах, порожденных тантрическим сообществом, неотъемлемой частью которого были женщины.
Хотя историки прославили мужчин буддийской Тантры и предали забвению роль женщин, для буддийской Тантры в Индии были свойственны тесная связь и сотрудничество женщин и мужчин, которые на равных предпринимали путешествия, медитировали и предавались духовной жизни. Женщины учили других женщин независимо от мужчин и мужских авторитетов, а мужчины охотно шли в ученики к женщинам. Женщины и мужчины взаимно разделяли свои прозрения, открытия и переживания, и буддийская Тантра явилась плодом их совместных усилий. Один из итогов этого замечательного сотрудничества и признания мужчинами лидерства женщин -особая духовная практика, которую женщины и мужчины могут выполнять вместе, дабы достичь общей цели просветления. Сексуальная йога — тема следующей главы.
ГЛАВА ШЕСТАЯ