Лакшминкара и обезглавленная йогини

История жизни Лакшминкары представляет собой своеобразное героическое путешествие, которое зачастую требуется от тех, кто стремится к абсолютным истинам. По рождению она находилась в привилегированном положении, поскольку была царевной, по­лучила хорошее образование и наслаждалась полной роскоши жизнью во дворце. Ребенком она беззаботно резвилась в царс­ких садах со своими служанками и сверстниками, забавляясь с павлинами и попугаями, сплетая цветочные гирлянды и купаясь в лотосовых прудах. Ее жизнь была безмятежной, пока ее не обручили с царем Цейлона, что должно было способствовать ус­тановлению политического союза. Она отправилась на Цейлон с обильным приданым, и поначалу эта поездка казалась увлека­тельным приключением. Царевна взволнованно ожидала встре­чи с женихом, но, когда он вышел ее встречать, ее сердце замер­ло при виде оружия и охотничьих снастей. И более того, в дар он принес туши и шкуры убитых им оленей.

Лакшминкара решила, что не выйдет замуж за безжалост­ного охотника, пусть даже не быть ей царицей. Выйти за него замуж было для Лакшминкары хуже смерти, и поэтому она, раздав всё, что у нее было, уединилась в комнате и швыряла предметы в каждого, кто пытался к ней приблизиться. В конце концов она ушла из дому, не заботясь ни о своей безопасности, ни о благополучии. Ее уход во многом напоминал уход Будды Шакьямуни: царевна сняла с себя тонкие шелка и драгоценно­сти, она распустила волосы, умащенные благовониями и санда­ловым маслом и убранные цветами жасмина, и больше уже никогда не укладывала их в прическу и не собирала в узел. Вместо одежды Лакшминкара покрыла тело пеплом. Говорила она бессвязно, притворялась безумной. Поскольку в таком состо­янии выдавать ее замуж было явно немыслимо, свадьбу отме­нили. Лакшминкара бежала в место сожжения трупов, наде­ясь, что там погоня не станет ее искать. Те, кому царевна попадалась на глаза, едва ли могли ее узнать, потому что от пепла ее кожа стала синего цвета, а одеждой ей служили лишь ее длинные волосы, покрытые кусками грязи, листьями и пру­тьями. Лакшминкара использовала свое одиночество на благо и провела много месяцев в полном уединении, проникая в глу­бины медитации.

История Лакшминкары дает яркое представление о том, что иногда должен предпринять мистик, дабы избавиться от привязанности, мешающей полностью погрузиться в состояние отсутствия «я». Лакшминкара уже получила духовные прак­тики и занималась медитацией, прежде чем покинула свой дво­рец, но странствия в пустыне разом переместили ее в область переживания видений, в которых она могла непосредственно зреть будд и бодхисаттв. Сами будды давали ей духовные на­ставления. Будда Ваджрайогини явилась Лакшминкаре в особом образе, который стал основой широко распространенной практики медитации. Когда Лакшминкара вышла из уедине­ния, вокруг нее образовался круг учеников, из которых впос­ледствии несколько стали довольно известны. Даже ее бывший жених обратился в буддизм и попросил ее стать его гуру, но вместо этого она назначила ему гуру из числа своих учеников, который происходил из низкой касты. Женское божество, прак­тику которого ввела Лакшминкара, — это Обезглавленная Ваджрайогини. У Обезглавленной Ваджрайогини тело желтого цвета, динамичная поза танца и длинные развевающиеся за спиной волосы. Медитирующий отождествляет себя с ней и пред­ставляет, как она, взмахивая мечом, отсекает собственную го­лову и торжествующе размахивает ею над собой. Из ее шеи бьют три струи крови и направляются прямо в раскрытый рот отсеченной головы и рты двух йогинь, стоящих по бокам. Сле­ва от нее — зеленая йогини Ваджраварнани (VajravarnanI, или Ваджрапарнава: Vajraparnava), а справа — желтая йогини Вад-жравайрочани (Vajravairicanl). Йогини-божества — обнаженные и с развевающими волосами.

В своем тексте Лакшминкара наставляет учеников выпол­нять эту практику в пустынном месте, как это делала она, и подражать божеству, распустив волосы и «одевшись в небо», то есть нагими. Для подношений служит место в форме нарисо­ванного ритуального треугольника, древнего индийского (а по сути, всемирного) символа женской способности рождать и пер­вичности женского начала. Это космическое чрево следует ри­совать киноварью, менструальной кровью земли, что углубля­ет женское звучание ритуала и медитации.

Лакшминкара передавала практику Ваджрайогини, опира­ясь на то, как это божество явило себя в ее видении. Вполне уместно, что женское божество предстало в обезглавленном об­лике перед женщиной-мистиком: ведь кто, как не женщина, непосредственно оценит этот предельно прямой символ духов­ного вскармливания, когда потоки животворной влаги истека­ют из тела женщины. Хотя это образ подразумевает, на одном уровне, биологическое вскармливание, на другом уровне он указывает на женское тело как на источник духовной жизни и поддержки. Он подтверждает, что женщина способна открыть в себе нескончаемый поток энергии и вольна направить эту энергию на собственное освобождение и освобождение своих учениц. Обезглавленная Ваджрайогини олицетворяет силу омо­ложения, восстановления сил и обновления, заложенную в теле женщины, а также ее способность питать других, не жертвуя собственными потребностями или духовным развитием.

Другой уровень символики, заложенной в образе женского будды, отрубающей себе голову, — это необходимость в корне пресечь двойственное мышление, если желаешь обрести прямое познание вне рассудочной двойственности. Чтобы вдохновить своих учеников, Лакшминкара создавала песни, которые вво­дили их в недвойственное состояние. Одну из песен записали две ее ученицы. Связь Лакшминкары с практикой Обезглав­ленной Ваджрайогини отражена в том, что иногда бывшую царевну изображают с изогнутым ножом или мечом в одной руке и отрубленной головой в другой.

Лакшминкара передала эту практику нескольким ученицам и одному ученику, Вирупе, который принес ее в Непал и Тибет. Вирупа написал руководство по практике Обезглавленной Вад-жрайогини, которое, по его словам, «основывается на тайных устных наставлениях, полученных от йогини, и должно хра­ниться в тайне». Хотя он не называет Лакшминкару по имени, эта «йогини», несомненно, именно она — женщина, от которой он узнал эту практику. Затем, пройдя через Вирупу, эта прак­тика попала в Непал, а оттуда — в Тибет, где пользовалась популярностью в течение нескольких веков. Практики, проис­ходящие непосредственно от той, до сих пор поддерживаются школами тибетского буддизма дригунг-кагью и сакьяпа, родо­начальником которых считают Вирупу. Несмотря на то что слава Вирупы затмила славу Лакшминкары на многие столе­тия, тем не менее, у истоков этой практики стояла женщина.