Философия небытия: становление темы

Вопрос о небытии имеет и логическое основание. Рассматривая выше вопрос о существовании сущего, мы пришли к выводу о необходимости основания для существования сущего. Само основание существования сущего не есть сущее. Сущее – это то, что существует. Тогда то, что не есть сущее, или не-сущее, не существует. Следовательно, основание существования сущего есть не-сущее, или небытие. Необходимость вопроса о небытии вытекает из вопроса об основаниях существования сущего. Однако разработка этого вопроса сталкивается с трудностью, на которую указал уже Парменид в своей поэме О природе:

фр. 2 Ныне скажу я, а ты восприми мое слово, услышав,

Что за пути изысканья единственно мыслить возможно.

Первый гласит, что «есть» и «не быть никак невозможно»:

Это – путь Убежденья (которое истины спутник).

5 Путь второй – что «не есть» и «не быть должно неизбежно»:

Эта тропа, говорю тебе, совершенно безвестна,

Ибо то, чего нет, нельзя ни познать (не удастся),

Ни изъяснить...

фр. 3 Ибо мыслить – то же, что быть...

фр. 6 Можно лишь то говорить и мыслить, что есть; бытие ведь

Есть, а ничто не есть: прошу тебя это обдумать[72].

Парменид здесь говорит о том, что так как «ничто» (или «не есть») не поддается ни познанию, ни выражению в слове, то и размышление о нем лишь пустая трата времени. Достаточно простой и убедительный аргумент. Не будем торопиться с принятием этого аргумента. Обратим внимание на следующее обстоятельство. В своей поэме Парменид не говорит, что нет никакой возможности исследования вопроса о небытии, он, устами Богини, лишь утверждает, что «эта тропа (путь изыскания «не есть» - С.Г.) совершенно безвестна». Она существует, но никем не изведана. Она не известна даже богам. Значит, если мы ступим на эту тропу, то уже не сможем рассчитывать на руководящую десницу богов, но только на «собственный страх и риск» (Мамардашвили), на усилия собственной мысли. Правда, нельзя сказать, что на эту тропу мы вступаем первыми. Уже в античной Греции вопрос о небытии был предметом философского рассмотрения. Этот вопрос античная философия тесно увязывала с обсуждением вопроса о началах вещей. Небытие, наряду с бытием, трактуется древними греками как начало существующих вещей.

Первые представления о небытии как начале вещей и всего космоса зародились уже в самом начале философии в Милетской школе. Милетцы называя в качестве начал воду (Фалес), апейрон (Анаксимандр) и воздух (Анаксимен) их сущностным свойством называли безначальность, безграничность, беспредельность. Эти свойства логично вытекали из их первоначал всего сущего. Стоит обратить внимание на то, что у милетцев небытие в своей безначальности, безграничности, беспредельности единственное начало вещей. Однако, если у милетцев беспредельность (небытие) была следствием их постулата о первоначале, то пифагорейцы само беспредельное (небытие) делают началом всего сущего в целом и каждого в отдельности. Об этом пишет в Физике Аристотель:

… Пифагорейцы … рассматривают бесконечное само по себе, считая его не свойством чего то другого, но самостоятельной сущностью…[73]

Обоснованию небытия («беспредельное», «бесконечное», «безграничное» пифагорейцев) в качестве самостоятельного начала сущего пифагорейцы уделяли особое внимание. Так упоминавшийся уже видный пифагореец Филолай из Кротона, современник Сократа и Демокрита, в своем трактате О природе писал:

Все сущие по необходимости должны быть либо ограничивающими, либо безграничными, либо и ограничивающими и безграничными [одновременно]. Но быть только безграничными или только ограничивающими они не могут. Стало быть, так как очевидно, что они не [состоят] ни из одних лишь ограничивающих, ни из одних лишь безграничных [элементов], то, следовательно, ясно, что и космос и вещи в нем были слажены из ограничивающих и безграничных [элементов][74].

Положение о безграничном или бесконечном, как элементе числа, высказывал и пифагореец Архит Тарентскийо чем свидетельствует Аристотель в своей Физике:

… Пифагорейцы отождествляют бесконечное с четным [числом], ибо оно, [четное], будучи заключено внутри и ограничено нечетным, сообщает существующим [вещам] бесконечность[75].

Симпликий, комментируя это место у Аристотеля, приводит пространное обоснование пифагорейцами четности бесконечного. Оно сводиться к тому, что все четное делится на равные части, а то, что делится на равные части бесконечно, так как деление пополам и на равные части продолжается до бесконечности, поэтому, бесконечное связано с четным, а ограниченное с нечетным.

Пифагорейцы полагали бесконечное четным числом, ибо, как говорят толкователи, «все четное делится на [две] равные части, а то, что делится на равные части, дихотомически бесконечно (ибо деление пополам и на равные части продолжается до бесконечности); напротив, нечетное, прибавленное к четному, ограничивает его, т. е. препятствует делению четного на равные части[76].

Безграничное, бесконечное, четное у пифагорейцев выступает самостоятельной сущностью. Однако, сама по себе эта сущность непознаваема. Об этом свидетельствует античный комментатор Ямвлих: «Согласно Филолаю, если бы все было безграничным, то вовсе бы не было того, что можно познать»[77]. Безграничное может себя обнаружить лишь в «слаживании» с пределом в монаде (числе).

Иное обоснование небытия в качестве начала мира сущего встречаем у древних атомистов. Диоген Лаэртий в своей книге об античных философах приводит мнения Левкиппаи Демокритао началах Вселенной. О мнении Левкиппа он пишет следующее:

Мнение его было, что Вселенная беспредельна, что все в ней переменяется одно в другое, что она есть пустота и полнота. Миры возникают тогда, когда тела впадают в пустоту и прилегают друг к другу; и от движения их по мере их возрастания возникает природа светил. … Вселенную, как сказано, называет он беспредельной. В ней есть полнота и есть пустота; то и другое он называет основами. Из них возникают и в них разрешаются бесконечные миры…[78]

Взгляды Демокрита похожи:

Мнение его следующее. Начала Вселенной суть атомы и пустота, все остальное лишь считается существующим. Миры бесконечны и подвержены возникновению и разрушению. Ничто не возникает из несуществующего, ничто не разрушается в несуществующее. Атомы тоже бесконечны по величине и по количеству, они вихрем несутся во Вселенной и этим порождают все сложное – огонь, воду, воздух, землю, ибо все они соединения каких-то атомов…[79]

В учении древних атомистов пустота и атомы (или полнота) суть самостоятельные начала беспредельной Вселенной. Из соединения движущихся атомов возникают миры, они составляют природу светил. При распадении на атомы миры и светила разрушаются. Сами атомы вечны и разрушению не подвержены. Утверждение Демокрита о том, что «ничто не возникает из несуществующего и не разрушается в несуществующее» как раз обосновывает вечность атомов Демокрита или полноты Левкиппа и никак не противоречит самостоятельному существованию пустоты. Эпикур, их последователь, говорит, что если бы не было пустоты, то атомы бы слиплись, и не существовало бы различий, многообразия различных сущих. Пустота у атомистов выполняет роль разделения, отделения атомов и состоящих из них вещей друг от друга. Аристотель, рассматривая взгляды атомистов на начала существования, пишет в трактате Метафизика:

А Левкипп и его последователь Демокрит признают элементами полноту и пустоту, называя одно сущим, другое не-сущим, а именно: полное и плотное - сущим, а пустое и <разреженное> - не-сущим [поэтому они и говорят, что сущее существует нисколько не больше, чем не-сущее, потому что и тело существует нисколько не больше, чем пустота), а материальной причиной существующего они называют и то и другое. И так же как те, кто признает основную сущность единой, а все остальное выводит из ее свойств, принимая разреженное и плотное за основания (archai) свойств [вещей], так и Левкипп и Демокрит утверждают, что отличия [атомов] суть причины всего остального[80].

В этом фрагменте Стагирит явно относит полноту к сущему (бытию), а пустоту – к не-сущему (небытию). И то и другое у атомистов он описывает как самостоятельные элементы, одно из которых существует не более, чем другое. И сущее и не-сущее являются «материальной причиной существующего», они являются «причинами» (ἀρχή) свойств вещей. В другой своей работе О возникновении и уничтожении Аристотель подробно разбирает аргументацию Левкиппа в пользу признания пустоты (небытия) самостоятельным началом существующего:

Левкипп же полагал, что у него есть доводы, которые согласуются с чувственным восприятием и не отрицают ни возникновения, ни уничтожения, ни движения, ни множественности существующего. В этом он согласился с данными [явлений], а с теми, кто создал [учение] о едином, он пришел в согласие, говоря, что движения не может быть без пустоты, что пустота есть небытие и что ничто из существующего не есть небытие. Ведь подлинно сущее есть совершенно полное бытие. Но оно не едино, а [есть бесконечное] множество [частиц], невидимых из-за малости размеров. Они носятся в пустоте (ибо пустота существует) и, когда соединяются, вызывают возникновение, а когда разделяются – уничтожение[81].

Из этого фрагмента видно, что необходимость пустоты (небытия) обосновывается существованием движения. Признание пустоты (небытия) самостоятельным началом всего существующего решало проблему движения. Подобную аргументацию необходимости пустоты Аристотель отмечает и у пифагорейцев. Однако у последних наличие пустоты не только объясняет возможность движения, как у Левкиппа и Демокрита, но и позволяет понять различие межу сущими. В Физике Аристотеля находится очень интересное место. В нем Аристотель ведет разговор о пустоте и ее роли в устройстве Вселенной.

Пифагорейцы также утверждали, что пустота существует и входит из бесконечной пневмы в само Небо, как бы вдыхающее [в себя] пустоту, которая разграничивает природные [вещи], как если бы пустота служила для отделения и различения смежных [предметов]. И прежде всего, по их мнению, это происходит в числах, так как пустота разграничивает их природу[82].

Разбирая позицию пифагорейцев по этому вопросу, он пишет, что они утверждали существование пустоты исходя из самостоятельного существования бесконечного («бесконечной пневмы»). Роль пустоты в устройстве Вселенной заключается в том, что она отделяет и различает смежные предметы, но прежде всего она разграничивает природу чисел. В этом же трактате он ссылается на пифагорейца Ксуфа из Кротона (V в. до н.э.), который обосновывал необходимость пустоты для объяснения изменения, превращения и движения.

Некоторые думают, что существование пустоты очевидно из наличия редкого и плотного. Ведь если бы не было редкого и плотного, ничто не могло бы сжиматься и сдавливаться. А если этого не будет, тогда и вообще не будет движения, или Вселенная будет волноваться, как говорит Ксуф, или воздух и вода должны всегда превращаться друг в друга[83].

Идея небытия как начала сущего не чужда и Платону. Его друг и ученик Аристотель писал, что Платон, как и пифагорейцы, признавал множественность начал сущего, среди которых небытие (Платон его именовал «бесконечное») самостоятельное начало.

Одни, как пифагорейцы и Платон, рассматривают бесконечное (to apeiron) само по себе, считая его не свойством чего-то другого, но самостоятельной сущностью — с той разницей, что пифагорейцы [находят его] в чувственно-воспринимаемых вещах (ведь они и число не отделяют [от них]) и [утверждают, ] что за Небом [также] имеется бесконечность, Платон же говорит, что за небом нет никакого тела и даже идей, так как они нигде не находятся, а, бесконечное имеется и в чувственновоспринимаемых вещах и в идеях. Далее, пифагорейцы отождествляют бесконечное с четным [числом], ибо оно, [четное], будучи заключено внутри и ограничено нечетным, сообщает существующим [вещам] бесконечность. … Платон же [признавал] две бесконечности — большое и малое[84].