Историческое значение римской литературы. Особенности древнеримской мифологии.

В середине III в. до н. э., когда у греков их классическая литература была позади, а эллинистическая уже успела достигнуть наивысшего расцвета, в западной части Средиземноморья, в Италии, начинает развиваться вторая литература античного общества — римская. Рим, центральная община племени латинов, возглавившая объединение Италии, создает свою литературу, параллельную греческой, и создает ее на своем, латинском языке.

Историческое значение этого варианта, место римской литературы в истории литератур Европы, определяется исторической! ролью Рима в культурном' развитии европейского Запада. Римская литература служила передаточным звеном между литературами греческой и западноевропейской. Формирующая роль античности для западноевропейской литературы основывалась вплоть до XVIII в. на воздействии римского, а не греческого варианта. И в эпоху Возрождения и в XVII — XVIII вв. греческая литература воспринималась в Европе сквозь призму Рима. Античная струя в трагедии европейского «классицизма» исходила в гораздо большей мере от римского драматурга Сенеки, чем от Эсхила, Софокла и Эврипида; европейский; эпос этого времени был ориентирован на «Энеиду» Вергилия, а не на гомеровские поэмы. Только буржуазный «неогуманизм» XVIII в. (стр. 7) принес с собой новую ориентировку, обращенную на этот раз уже непосредственно к греческой литературе. Перемена ориентировки привела к тому, что в XIX в. римскую литературу стали недооценивать, рассматривать как чисто подражательную. Значение ее стали сводить к одной лишь «посреднической» роли, обусловленной будто бы только тем обстоятельством, что латинский язык был более распространен в Западной Европе, чем греческий. Эта точка зрения совершенно неправильна. Действительно, в первую половину Средних веков и во времена раннего итальянского Возрождения греческий язык был в Западной Европе почти неизвестен, между тем как латинский знали повсеместно. Но период наибольшего воздействия античной литературы на европейскую наступает с XV — XVI вв., когда греческий язык в Европе уже знали. И если. Европа обращается теперь к античной литературе в ее римском варианте, то происходит это не в силу незнакомства с греческим языком, а потому, что римский вариант более соответствовал художественному вкусу этого времени и его литературным потребностям. Теоретики европейского классицизма XVI — XVII вв., занимаясь сравнительной оценкой обеих античных литератур, всегда приходят к выводу о «превосходстве» римлян. Очень показательна в этом отношении «Поэтика» Юлия Цезаря Скалигера (1484 — 1558), один из самых влиятельных в это время трактатов по теории литературы. Скалигер, после детального сопоставления гомеровского эпоса с «Энеидой» Вергилия, отдает предпочтение «Энеиде». Такого рода суждения, при всей их исторической ограниченности вкусами определенной эпохи, свидетельствуют все же о том, что «посредническая» роль выпала на долю римской литературы не случайно, в результате большей распространенности латинского языка, а в силу ее собственных специфических качеств, отличающих ее от греческой литературы и делавших ее более созвучной эстетическим требованиям Возрождения и классицизма XVI — XVII вв.

С другой стороны, римская литература в ее лучших проявлениях нередко представляет собой синтез всего того, что давала греческая литература разных периодов. Эпос Вергилия и лирика Горация ориентированы, например, на греческую литературу классического периода, но используют вместе с тем и достижения эллинистической литературы, все накопленное мастерство веков. Старые греческие жанры получают у римлян обновленную форму. В Риме происходит, таким образом, расширенное воспроизводство литературных форм Греции, освобожденных от местных особенностей.

Историческое значение римской литературы заключается, стало быть, в том, что это такой вариант античной литературы, расцвет которого происходил на более расширенной базе римской державы и на более поздней ступени античного общества, вариант, который по своим специфическим качествам легче мог содействовать формированию новой западноевропейской литературы.

^ Древнеримская мифология, ее особенности. Единственное, что нашло. Еще найду вышлю.

Религиозные обряды, связанные с жизнью семьи или домашними и частными делами, совершал сам отец семейства. В деревне его мог заменить обладавший особыми полномочиями управляющий поместьем. Официальные государственные обряды совершались опосредственно некоторыми носителями высшей власти — сначала царём через так называемых жреческих царей, потом консулами и преторами, в критические моменты — диктатором. При этом император, совместивший в себе функцию Великого понтифика, обычно своих инициатив не выражал. Институт жрецов ввёл по традиции Нума Помпилий. При этом римские жреческие коллегии не были замкнутой кастой — доступ к ним был открыт через общественную деятельность. Так например сана авгура добились Цицерон и Плиний Младший, а например Цезарь и Нерон в ранней карьере были фламинами. Важную роль играла коллегия фециалов, ведавшая сакральным ритуалом объявления войны и частично курировашая римскую дипломатию. Большую роль играла и коллегия весталок.

Римский пантеон имеет много аналогов греческих богов и богинь, есть и свои собственные божества и низшие духи. Особо почитаемые боги назывались «отцами» («patres»), низшие — «famuli divi» и «virgines divi». Божественное право («fas») не смешивалось с человеческим («ius»). Низшие божества («numina») существовали у римлян по-видимому уже в раннюю эпоху. В жреческих книгах «Индигитаментах» перечисляются божества посева, произрастания семян, цветения и созревания, жатвы колосьев, бракосочетания, зачатия, развития зародыша, рождения ребёнка, его первого крика, выхода на прогулку, возвращения домой и т. д., в связи с чем первоначально у некоторых пол не был фиксированным (ср. Палес, Фавн — Фавна, Помона — Помон и др.). Из массы нуминов выделилась триада римского пантеона — Юпитер, Марс и Квирин, отразившая трёхчленность гражданских функций — соответственно религиозно-жреческая, военная и хозяйственная. Из приписываемого Нуме Помпилию календаря праздников и списка назначенных им фламинов, из упоминаний древних святилищ известно о существовании культов Вулкана, Палатуи, Фуррины, Флоры, Карменты, Цереры, Помоны, Волупии и др. Примерно тогда же были удвоены коллегии луперков и салиев. Появились культы сословий (Нептун и Диоскуры у патрициев, Церера и Либер у плебеев) и отдельные родовые культы (у Корнелиев, Эмилиев, Клавдиев и возможно у других), группировавшиеся вокруг Весты, ларов и пенатов. Существовали и культы сельских общин

В противоположность художественно одаренным и подвижным эллинам, римляне не имели народной эпической поэзии; религиозные их представления, всецело вылившись в культе, выразились в немногочисленных, однообразных и скудных содержанием мифах. Не в мифологии, а в строго формальном культе заключалась суть Р. религии - этого чисто римского понятия (religio - слово Р. происхождения и означает связь), сделавшегося впоследствии достоянием всего мира. В богах римляне видели только волю (numen), которая вмешивалась в человеческую жизнь.

Римские боги не имели ни своего Олимпа, ни генеалогии, и изображались в виде символов: Маны - под видом змей, ^ Юпитер - под видом камня, Марс - под видом копья, Веста - под видом огня. Первоначальная система Р. мифологии - судя по модифицированным под самыми различными влияниями данным, которые нам сообщает древняя литература - сводилась к перечислению символических, безличных, обоготворенных понятий, под покровительством которых состояла жизнь человека от зачатия его до смерти; не менее отвлеченны и безличны были божества душ, культ которых составлял древнейшую основу семейной религии. На второй стадии мифологических представлений стояли божества природы, главным образом рек, источников и земли, как производительницы всего живого. Далее идут божества небесного пространства, божества смерти и преисподней, божества - олицетворения духовных и нравственных сторон человека, а также различных отношений общественной жизни, и, наконец, боги иноземные и герои.

49. Философский эпос Лукреция "О природе".

В своей поэме “О природе вещей” Лукреций изящно, в поэтической форме изображает легкую и тонкую, всегда подвижную картину воздействия, которое на наше сознание оказывают атомы путем истечения особых “эйдолов”, в результате чего возникают ощущения и все состояния сознания. Весьма любопытно, что атомы у Лукреция— не совсем то, что у Эпикура: они - не предел делимости, а своего рода творческие начала, из которых создается конкретная вещь со всей ее структурой, т.е. атомы — это материал для природы, предполагающей какой-то, вне их находящийся, творческий принцип. Никаких намеков на самодеятельность материи в поэме нет. Лукреций усматривает этот творческий принцип то в прародительнице-Венере, то в искуснице-Земле, то в созидательном естестве — природе. А.Ф. Лосев пишет: “Если мы говорим о натурфилософской мифологии у Лукреция и называем ее своеобразной религией, то пусть читатель не путается здесь в трех, соснах: натурфилософская мифология Лукреция... не имеет ровно ничего общего с традиционной мифологией, которую опровергает Лукреций”.

По словам Лосева, самостоятельность Лукреция как философа глубоко раскрывается в эпизоде истории человеческой культуры, составляющей основное содержание 5-й книги поэмы. Восприняв из эпикурейской традиции отрицательную оценку тех черт усовершенствований материальной обстановки жизни, которые, не увеличивая в конечном счете суммы получаемых людьми наслаждений, служат новым предметом стяжательства. Лукреций завершает 5-ю книгу не эпикурейской моралью самоограничения, а хвалой человеческому разуму, овладевающему вершинами знаний и искусства.

В заключение этой главы следует сказать, что Демокрита, Эпикура, Лукреция и др. у нас привыкли толковать только как материалистов и атеистов. Вслед за блестящим знатоком античной философии А.Ф. Лосевым многие придерживаются точки зрения, согласно которой античная философия вообще не знала материализма в европейском смысле слова. Достаточно указать уже на то, что и Эпикур и Лукреций самым недвусмысленным образом признают существование богов.

Лукреций, Тит Лукреций Кар (Titus Lucretius Carus) (1 век до н. э.), римский поэт и философ-материалист. Самые ранние биографические данные о Лукреции относятся к 4 веку н. э., но не могут считаться достоверными, философская поэма Лукреция "О природе вещей", написанная в форме дидактического эпоса, излагает учение греческого философа Эпикура - главным образом его физику, лишь попутно касаясь его теории познания и этики. Это - единственный полностью сохранившийся памятник материалистической мысли древности. Была утеряна и найдена итальянским гуманистом Поджо Браччолини только в 15 веке. Поэма Лукреция состоит из 6 книг; в книге 1-й и 2-й излагается атомистическая теория мироздания и отвергается вмешательство богов в мирские дела; тема книги 3-й - учение о душе, её материальности и смертности, связи её с телом; книги 4-й - учение о человеке и о чувственных восприятиях как основе знаний; книги 5-й - космогония и история развития человеческого рода, а также происхождение языка. Применение огня и образование семьи явились, по Лукрецию, первыми шагами на пути от первобытного, "дикого" состояния к формированию общества и культуры; этому особенно способствовало возникновение языка. Происхождение религии в книге 6-й объясняется тремя естественными причинами: являвшиеся в сновидениях фантастические образы прекрасных и могущественных существ становились предметом поклонения; явления природы, превосходящие человеческие силы, приписывались сверхъестественным существам; наконец, люди подвержены чувству страха. Крупнейшим проводником идей Лукреция был французский философ П. Гассенди. Всё, что известно о жизни Лукреция, сводится к сообщению св. Иеронима, который, по всей вероятности цитируя Светония, говорит: «Опоенный любовным зельем, Лукреций лишился разума, в светлые промежутки он написал несколько книг, позднее изданных Цицероном, и лишил себя жизни».

^ Тит Лукреций Кар

О природе вещей (фрагменты)

<...> Не поставь никакого предела природа

Для раздробленья вещей, тела материи ныне,

Силой минувших веков раздробившись, дошли до того бы,

Что ничему уж, из них зачатому, в известное время

Было б пробиться нельзя до высшего жизни предела.

Ибо, мы видим, скорей что угодно разрушиться может,

Чем восстановленным быть; поэтому то, что доселе

Долгие дни и века бесконечных времен миновавших

Врозь разнесли, раздробив и на мелкие части расторгнув,

Вновь в остальные века никогда не могло б воссоздаться.

Но, несомненно, предел раздробленью известный положен.

Так как мы видим, что вещь возрождается каждая снова...

<...> Но продолжаю я нить своего рассуждения снова.

Всю, самое по себе, составляют природу две вещи:

Это, во-первых, тела, во-вторых же, пустое пространство,

Где пребывают они и где двигаться могут различно...

<...> Существуют такие тела, что и прочны и вечны:

Это вещей семена и начала в учении нашем,

То, из чего получился весь мир, существующий ныне.

Эти тела ни от внешних толчков разлагаться не могут,

Ни, изнутри чем-нибудь пораженные, врозь распадаться,

Ни от воздействия силы иной уничтожиться вовсе.

В пустоте находясь и витая по ней, неизбежно

Первоначала вещей уносятся собственным весом

Или толчками других. И часто, в движенье столкнувшись

Вместе, один от других они в сторону падают сразу.

И удивляться нельзя: они в высшей степени крепки.

Плотны и вески и вспять отскочить им ничто не мешает...

<...> Дабы ты лучше постиг, что тела основные мятутся

В вечном движеньи всегда, припомни, что дна никакого

Нет у Вселенной нигде, и телам изначальным остаться

Негде на месте, раз нет ни конца, ни предела пространству,

Если безмерно оно и простерто во всех направленьях,

Как я подробно уже доказал на основе разумной.

Раз установлено так, то телам изначальным, конечно,

Вовсе покоя нигде не дано в пустоте необъятной.

Наоборот: непрерывно гонимые разным движеньем,

Частью далеко они отлетают, столкнувшись друг с другом,

Частью ж расходятся врозь на короткие лишь расстоянья.

Те, у которых тесней их взаимная сплоченность, мало

И на ничтожные лишь расстояния прядая порознь,

Сложностью самих фигур своих спутаны будучи цепко,

Мощные корни камней и тела образуют железа

Стойкого, так же как все остальное подобного рода.

Прочие, в малом числе в пустоте необъятной витая,

Прядают прочь далеко и далеко назад отбегают

На промежуток большой. Из них составляется редкий

Воздух, и солнечный свет они нам доставляют блестящий.

Множество, кроме того, в пустоте необъятной витает

Тех, что отброшены прочь от вещей сочетаний и снова

Не были в силах еще сочетаться с другими в движеньи...

^ Кратко и мелко

Лукреций, Тит Лукреций Кар (Titus Lucretius Carus) (1 век до н. э.), римский поэт и философ-материалист. Самые ранние биографические данные о Лукреции относятся к 4 веку н. э., но не могут считаться достоверными, философская поэма Лукреция "О природе вещей", написанная в форме дидактического эпоса, излагает учение греческого философа Эпикура - главным образом его физику, лишь попутно касаясь его теории познания и этики. Это - единственный полностью сохранившийся памятник материалистической мысли древности. Была утеряна и найдена итальянским гуманистом Поджо Браччолини только в 15 веке. Поэма Лукреция состоит из 6 книг; в книге 1-й и 2-й излагается атомистическая теория мироздания и отвергается вмешательство богов в мирские дела; тема книги 3-й - учение о душе, её материальности и смертности, связи её с телом; книги 4-й - учение о человеке и о чувственных восприятиях как основе знаний; книги 5-й - космогония и история развития человеческого рода, а также происхождение языка. Применение огня и образование семьи явились, по Лукрецию, первыми шагами на пути от первобытного, "дикого" состояния к формированию общества и культуры; этому особенно способствовало возникновение языка. Происхождение религии в книге 6-й объясняется тремя естественными причинами: являвшиеся в сновидениях фантастические образы прекрасных и могущественных существ становились предметом поклонения; явления природы, превосходящие человеческие силы, приписывались сверхъестественным существам; наконец, люди подвержены чувству страха. Крупнейшим проводником идей Лукреция был французский философ П. Гассенди.