Персонализм и диалектический метод Гегеля
Серьёзное знакомство М.Л.Кинга с философией персонализма и её изучение пришлось на годы его учёбы в аспирантуре Бостонского университета, который к тому времени уже более столетия считался колыбелью американской школы этого направления. Здесь в 1876 г. читал свои лекции один из наиболее выдающихся американских персоналистов Борден Паркер Боун. Также в Бостонском университете работали такие представители этого течения, как Эдгар Брайтмен в области философии, Альберт Кнудсон в области теологии, Уолтер Мюлдер в области социальной этики и теолог Харольд Девулф. Из них самое большое влияние на М.Л.Кинга оказали Брайтмен, Мюлдер и Девулф, который был научным руководителем молодого перспективного аспиранта из Атланты. Ещё в первой версии своей статьи «Паломничество к ненасилию», вошедшей отдельной главой в книгу «Шаг к свободе», Кинг так выразил свою признательность бостонской школе персонализма: «Философию и теологию в Бостонском университете я изучал под руководством Эдгара Ш. Брайтмена и Л. Харольда Девулфа. Оба эти человека оказали огромное влияние на мой образ мыслей. Главным образом под их руководством я изучал персоналистскую философию — учение о том, что ключ к постижению высшей реальности заключен в личности. Этот персональный идеализм и сейчас остаётся моей основной философской позицией».[152]
Прежде чем приступить к рассмотрению собственно кингианской персоналистской концепции, представляется целесообразным охарактеризовать некоторые элементы этого направления, оказавшие существенное воздействие на становление этической мысли М.Л.Кинга.
Отцом американского персонализма считается немецкий философ-идеалист ХIХ в. Рудольф Лотце, монистическая система взглядов которого изложена в объёмистом труде «Микрокосмос». Основной темой этой монографии является единство всех аспектов бытия. Для Лотце источником познания мира является опыт. Он отвергал абсолютный идеализм Г.Гегеля, поскольку тот приводил, по мнению философа, к выводу, что логическая рефлексия может проникнуть в глубины познания реальности, не основываясь обязательно на опыте. По Лотце, одна из основных сторон действительности, которую мы познаем благодаря опыту,— это подчинённость мира вещей тому истинному, горнему идеальному миру, из которого исходит яркий свет «абсолютной ценности моральных идей»[153]. Наивысшей идеей, которая стягивает всё множество идей в некоторое единство, является почти платоновская идея блага. Это верховное благо, считает Лотце, и «есть первичная Реальность, в существовании которой находят свою причину все остальные реальности»[154]. Лотце понимает верховное благо как основу бытия и отождествляет его с понятием Любви, которая упорядочивает мироздание. Это приводит философа к пониманию личности как сути первичной реальности. Поскольку душа стремится к постижению высочайшего блага, её не удовлетворяет «ни одна из форм существования этого блага,— за исключением личности»[155]. Понятие Личного Бога — это цель, к которой мы стремимся. Человек устанавливает связь с Богом на более глубоком уровне, нежели разум — на уровне чувств и переживаний. В связи с этим появляется необходимость в нравственной оценке мира. Лотце считает, что неправомерно отделять метафизику от этики. Метафизика как наука о бытии не может существовать отдельно от этики, поскольку «мы можем рассуждать о первичной реальности исключительно с точки зрения первичных и конечных ценностей»[156]. Лотце продолжает: «Метафизические атрибуты Единства, Вечности, Вездесущности и Всемогущества определяют Его как основу всей ограниченной реальности; моральные же атрибуты Мудрости, Справедливости и Святости удовлетворяют наше стремление отыскать в том, что имеет высшую реальность также и высшую ценность.»[157]
В США в конце XIX в. дальнейшей систематизацией и разработкой идей Р.Лотце о том, что подлинной реальностью и завершённой личностью может быть только Абсолют и, что личность является ключом к пониманию реальности занялся его друг и ученик Б.П.Боун (1847-1910 гг.). Именно он первым «взял персоналистскую концепцию реальности, подкрепил её эпистемологией Канта, всесторонне развил её значение и сделал её центральным и основополагающим принципом законченной метафизической системы»[158].
Б.Боун в своём классическом труде «Персонализм», интерпретируя платоновскую мысль о душе и теле, заявил, что физический организм, который познаётся органами чувств и разумом, является «всего лишь инструментом для выражения и проявления внутренней жизни, но само живое «я» всегда остаётся невидимым»[159]. Такое идеалистическое предположение о природе реальности позволило персоналистам постулировать единство и целостность реальности. Боун выступил с тезисом о целостности личности, которой подвластно объединение всего разнообразия проявлений времени и пространства. Единство в этом мире возможно только благодаря личности и происходит посредством её воли. Первоначальное и конечное единство — это результат помышления «Верховной Личности». Боун продолжает: «По зрелом размышлении становится очевидным, что этот мир представляет собой плод деятельности разума в том смысле, что отдельно от разума он становится несуществующим и теряет свой смысл.»[160]
Невидимость личного мира отстаивает и Э.Брайтмен. Мы можем видеть тело, но не личность. Чувства не могут дать нам прямого представления об опыте и переживаниях в уме другого человека. Брайтмен даже ставит под сомнение, что только органы чувств могут дать нам знание о теле: «Видимое... состоит из образов ощущений и опыта, заключённых в сознании. В этом смысле видимое само по себе невидимо для любого внешнего наблюдателя; только я могу видеть и ощущать то, что я вижу и ощущаю.»[161] Таким образом, заключает Брайтмен, «персонализм — это философия, сторонники которой пытаются найти единство, которое включало бы в себя все явления и стороны действительности — от данных органов чувств до критериев морали и личности»[162]. Его точку зрения дополняет А.Кнудсон в своей книге «Философия персонализма», указывая, что это философское направление «придаёт большее значение воле, нежели разуму и склоняется к мысли, что жизнь глубже логики»[163].
Исходные идеалистические предпосылки персонализма определили его теистическую ориентацию. Бог теизма лучше всего определяется путем сравнения его деистической (Бог трансцендентен, выступает только в качестве безличной причины мира) и пантеистической (Бог имманентен, представляет собой безличное начало, тождественное с природой) трактовок. Теистический бог — это личность, обладающая разумом и волей и сотворившая мир; это бог одновременно трансцендентный и имманентный, моральный и созидающий. Персоналисты учат различать понятия «человеческая личность» и «Божественная Личность». Боун и Брайтмен утверждают, что личность не следует характеризовать с точки зрения таких категорий, как пространство и время. Поэтому Божественная Личность персоналистов лишена антропоморфных черт.[164]
Основными философскими источниками теистического персонализма Кнудсон считает духовный индивидуализм Лейбница, имматериализм Беркли, гносеологию и этические концепции личности Канта и, конечно же, учение Лотце, «который взял персоналистские элементы, разработанные его предшественниками, и соединил их воедино в новой форме теизма»[165]. Поскольку это философское направление усматривает «подлинный гений христианской религии» в признании личного Бога и священности человеческой личности, Кнудсон называет персонализм «преимущественно христианской философией наших дней»[166]. По его мнению, персонализм наиболее верно и точно, отражает теизм христианской веры также и потому, что безошибочно подмечает самое величайшее откровение божественной истины в личности Христа.[167]
В той или иной форме все персоналисты строго придерживаются положения об онтологическом существовании личности. Всевышний — это Верховная Личность, в которой соучаствует, которую в определённой мере разделяет множество «личностей», образующих мир. Из этого множества выделяется человек, обладающий особой ценностью и значимостью. На этом основании, пожалуй, самое краткое определение философии персонализма было дано А.Кнудсоном: «Вся метафизика персонализма может быть сведена к положению, что личность является ключом для понимания реальности»[168]. Не менее краткая и яркая дефиниция принадлежит перу Э.Брайтмена: «В самом широком смысле персонализм — это убеждённость в том, что сознательная личность является не только высшей ценностью, но и высшей реальностью во всем мироздании»[169] .
Э.Брайтмен проводил различие между «я» и «личностью». Для него ««я» — это любой осознанный процесс; личность — это «я», «самость», которая способна опытным путем познавать ценности и судить о себе, исходя из рациональных норм»[170]. Б.Боун под «личностью» понимал «только самопознание и самоконтроль». Только при наличии этих элементов мы можем утверждать, что перед нами — личность. Отсутствие этих элементов указывает на то, что перед нами — сущность имперсональная, безличная[171]. А.Кнудсон полагал, что личность — это «я», самость, «достигшая определённой степени интеллектуального и морального развития. Раб не может быть личностью, как не может быть ею и ребёнок. Личность подразумевает свободу и определённую степень ответственности»[172]. Именно поэтому для персоналистов категория «личности» выходит за рамки психологического и метафизического и принимает явно этический характер. Также по этой причине М.Л.Кинг — под явным влиянием персонализма — объявлял дискриминацию и сегрегацию деперсонализующими явлениями.
В своей книге «Природа и ценности» Э.Брайтмен отмечает основные принципы персоналистской философии. Первый принцип — это уважение к личности (собственной, своего ближнего, Божественной Личности)[173]. Вторым принципом является утверждение, что природа есть откровение Божественной Личности[174], т.е. Бог проявляет себя посредством природы. Бог и мир взаимосвязаны, т.е., как уже упоминалось выше, Бог является одновременно и трансцендентным, потусторонним по отношению к миру (отличие Бога от физического мира), и имманентным, посюсторонним (природа, физический мир — это божье творение, сам Бог в действии). Такое освящение природы, как полагают персоналисты, свидетельствует об открытом характере их философии и способствует примирению науки и религии, а также примирению мировых религий: буддизма, христианства и ислама. Третьим принципом в этом ряду является признание духовной свободы, т.е. личной свободы[175], которая даёт человеку возможность реализовать себя как личность, в полной мере развить свои способности, познать свою значимость и ценность (как будет показано далее, первый и третий принципы оказали значительное воздействие на становление этической мысли М.Л.Кинга).
В этическом плане для персонализма особое значение и важность имеет категория ценности, которая истолковывается как некая априорная сущность. Понятие ценности как основания нравственности, как той реальности, которая отражается в моральном одобрении и осуждении, встречается уже у Г.Лотце, который объединил метафизическое и этическое, придав ценности первостепенное значение. В этом на него несомненно повлияло положение Канта о примате практического разума (свобода и долг) над теоретическим разумом (закон причинности). Для Э.Брайтмена это означает, что ценность «имеет более фундаментальное значение, нежели природа. То, чему надлежит быть является объяснением того, что есть»[176]. Ценность для него представляет собой «идеальный план, воплощённый в личной жизни. То, что людям надлежит сотрудничать друг с другом является идеальной нормой. Действительное сотрудничество негров с белыми, эллинов с иудеями, японцев с китайцами является ценностью»[177]. Таким образом, идеал у него просто служит определением ценности.
Брайтмен далее различает ценности подлинные, абсолютные и производные, относительные. Первые относятся к «непосредственным, высшим целям», вторые — к «опосредствованным, случайным, временным средствам»[178]. Относительная ценность подчинена абсолютной, связана с её воспроизводством и переживанием. Абсолютная ценность — это то, к чему стремятся ради него самого (цель в себе). Личность для Брайтмена и является такой подлинной, абсолютной ценностью. Бог для персоналистов является единственным источником и хранителем ценностей.[179] Религиозный человек ощущает, что в мироздании главенствует добро и всегда мыслит о Боге как о некой сущности, обеспечивающей и символизирующей постоянство этих ценностей.[180]
Эта убеждённость теистического персонализма в существовании объективного нравственного закона мироздания также оказала сильнейшее влияние на развитие этических взглядов М.Л.Кинга, который, как и персоналисты, полагал, что нравственный опыт человечества подразумевает наличие в мире объективного морального порядка. Э.Брайтмен определяет нравственный закон как «универсальный принцип, с которым обязана согласовываться воля в своём выборе»[181]. Его мысль продолжает У.Мюлдер: «Мораль — это часть реальности. Мы ищем в ней спасение, но не создаём её»[182]. Несомненно, подобные взгляды основаны на Кантовом категорическом императиве и обосновании его внеэмпиричности. Ещё Р.Г.Лотце под влиянием Канта выдвинул предположение о непосредственной взаимосвязи «мирового порядка» и «нравственного мира», о существовании всеобщего нравственного закона, поддерживающего этот порядок.[183] Люди не могут жить вместе, не созидая, общества, опорой которому служат нравственные идеалы. Отсутствие этих идеалов, а также угнетение и несправедливость, санкционированные законодательством, могут привести к социальному взрыву, который потрясает все общество до самых основ.[184] Но и без веры в Бога, настаивают персоналисты, моральный порядок может нарушиться и наши идеалы потерпят крах. Нравственный закон зависит от воли и естества Бога. Здесь персоналисты прибегают к помощи валюационального (морального) доказательства бытия Бога: поскольку Бог во всех религиях рассматривается как воплощение морального идеала, то он не может быть аморальным и лишённым доброй воли.[185] Такой Бог просто не стал бы объектом религиозной веры на длительное время. Таким образом, считают персоналисты, моральный характер мироздания подразумевает морального творца.
Итак, персонализм подчёркивает общественный характер личности. Человек — это бытие-в-мире, его личность проявляется и раскрывается в общении с другими людьми. Это взаимодействие людей в обществе влияет на каждого из нас, в значительной мере обусловливая наш опыт, сознание и ход истории. Взаимозависимость людей в обществе проявляется в том, что личность не может жить вне связи с другими личностями. В этом, например, для А.Кнудсона и заключается смысл понятия «христианский мир»: «Подлинный христианский мир — это мир взаимозависимых существ. Это мир социальный, мир, в котором взаимодействуют моральные существа; и в таком мире любовь неизбежно является моральным законом»[186]. Персонализм не отрицает наличия сил зла в мироздании, но подчёркивает, что добро всегда превалирует над ними и «мироздание всегда готово к совершенствованию»[187], т.е. ко всё более тесному взаимодействию его составных частей. В социальном плане взаимодействие, кооперация освобождает человека от уз эгоизма и способствует его пониманию нужд ближнего и соучастию в них.
Таким образом, общественным идеалом представителей философии персонализма является мировое сообщество, основанное на сотрудничестве и любви его членов, как явствует из основных принципов персоналистской доктрины.
В присущих теистическому персонализму положениях о личности как первичной реальности, о единстве рода людского, сотрудничестве, ценностях, всеобщем нравственном законе мироздания и усовершенствовании мира М.Л.Кинг нашёл философское обоснование своей мечты о Возлюбленном сообществе. Однако в его сочинениях, выступлениях и проповедях мы не найдем развёрнутого изложения философских взглядов и концепций, поскольку Кинг более тяготел к социальной этике.
Для него священность и неприкосновенность человеческой жизни связана с тем, что человек — это «дитя Божие, созданное по Его образу и подобию»[188]. «В конечном счёте,— напоминает Кинг,— каждого человека должно уважать, потому что Бог его любит»[189]. Это не означает, что Кинг забывает догмат о первородном грехе, испортившем человеческую природу. Но он убеждён, что свобода воли, которой обладает человек, позволяет ему преодолеть последствия первородного греха и исцелиться милостью Божьей. Поэтому Кинг всегда обсуждает природу человека, исходя из абсолютной ценности человеческой личности, его способности и тяге к совершенствованию.
Однако образ Божий в человеке, его божественная природа могут быть разрушены несправедливым к нему отношением, напр., сегрегацией, которая, по Кингу, является следствием гордыни и ненависти и унижает человеческое достоинство. Кроме того, отмечает он, сегрегация аморальна и по той причине, что рассматривает человека в качестве некой вещи, средства, а не цели. Здесь Кинг интерпретирует Кантову формулу категорического императива, предписывающую содержание морального поведения («... поступай так, чтобы использовать человека для себя так же, как и для другого, всегда как цель и никогда лишь как средство»), с теологической, точки зрения, т.е. человек является целью в себе, поскольку он дитя Божие.
С утверждением абсолютной ценности человеческой жизни связана и кингианская концепция ненасилия. «Когда мы действительно поверим в святость и неприкосновенность человеческой личности,— пишет он,— мы больше не станем эксплуатировать людей, не станем попирать их железной пятой тирании, мы больше никого не станем убивать.»[190]
Положение персоналистской философии о нравственных основах мироздания является, пожалуй, самым определяющим теологическим и метафизическим принципом мировоззрения М.Л.Кинга. В его рассуждениях о всеобщем нравственном законе отчётливо прослеживается влияние Канта и Гегеля — причём, с явным преобладанием кантианских мотивов. Кантианские элементы можно проиллюстрировать такими часто встречающимися в его книгах и статьях высказываниями, как, напр., «вся реальность покоится на нравственных основах»[191], «союзником» борцов за свободу и справедливость «выступает само мироздание»[192] и т.д. Гегелевские мотивы заметны в таких фразах Кинга, как, напр., «есть во вселенной эта созидательная сила, которая собирает разрозненные детали бытия в гармоничное целое»[193] или «нечто властвует в истории», направляя её к идеалу справедливости[194]. Но напомним, что теологическая подготовка позволила Кингу приписать всеобщий нравственный закон Канта и гегелевскую диалектику исторического процесса Богу, который управляет мирозданием и историей во имя любви и справедливости.[195]
Нравственным законом мироздания, или законом Божьим, по Кингу, является любовь, «самая надёжная сила в мире»[196], непреклонно отстаивающая безусловную ценность человеческой личности. Созданные людьми законы справедливы или несправедливы в зависимости от того, насколько они согласуются с нравственным законом. Назначение законов — возвышать человеческую личность. Закон, который унижает и подавляет её,— несправедлив. По этой причине движение за гражданские права, выступавшее за интеграцию в 1950-60-е гг., по мнению Кинга, не только отстаивало подлинно демократические принципы, но и «непреложные законы самого Бога»[197], который есть «Бог любящий и воздействующий на ход истории ради наступления Его Царства»[198].
А поскольку мироздание, скрепляющим фундаментом которого является Божья любовь, всегда на стороне справедливости, то «история никогда не выдвигает (перед человечеством) проблемы без того, чтобы в конце концов не предложить (средства) их разрешения»[199]. Для миллионов чёрных американцев в середине XX столетия таким нравственно оправданным и эффективным средством разрешения проблемы расовой дискриминации стало ненасильственное прямое действие.
Как было отмечено ранее, не только Кант, но и Гегель с его диалектикой оказал существенное влияние на философию персонализма. Так, напр., явное влияние Гегеля просматривается в обсуждении Э.Брайтменом «диалектики желания» в его труде «Философия религии». Под диалектикой Брайтмен понимает «стремление разума к завершённости и связности»[200]. Цельность, полнота охвата — это то, к чему устремляется человек в своём познании мира. Присутствие Блага в мироздании приводит к диалектике желания, что находит своё логическое завершение в идее личного Бога.[201] Личный Бог — это абсолютная, несамопротиворечивая, цельная основа реальности. В ходе этих рассуждений отчётливо проступает диалектическая логика Гегеля (который также представлял мироздание как связанное целое): дополнить анализ синтезом, чтобы соединить противоположности и познать явление как целое.
Философию Гегеля М.Л.Кинг серьёзно изучал на семинаре, который вёл в Бостонском университете в 1952-1953 гг. Э.Брайтмен. И хотя будущий лидер движения за гражданские права так и не стал сторонником гегелевского абсолютного идеализма, методологию немецкого философа он успешно применял в частности в своём видении процессов общественного и исторического развития, в своих попытках постичь глубинные связи внутри этих процессов.
Так М.Л.Кинг никогда не рассматривал арест Розы Паркс 1 декабря 1955 г., ускоривший прямые действия чернокожих граждан в Монтгомери, сам автобусный бойкот и последующее развёртывание движения за гражданские права как изолированные события. Он видел в них проявление позитивных духовных сил, определяющих и направляющих ход истории: «Её (Розу Паркс) удерживали на этом месте (в автобусе) все накопившиеся унижения дней минувших и безграничные надежды поколений ещё не рождённых. Она была жертвой не только сил истории, но и сил судьбы. Она была поймана в сети «духа времени»»[202].
Кинг понимал, что ход исторического развития не всегда ведёт к прогрессу и справедливости. По его мнению, время часто становилось союзником властных структур и «статуса кво» в общественных отношениях. Изменения в истории зависят от того, насколько сами люди как субъекты истории готовы откликнуться на призыв «духа времени» (Zeitgeist)— переломную, революционную ситуацию, способствующую проявлению судьбоносных сил. В ходе борьбы за гражданские права в США в 1950-е и 1960-е гг. мощные социально-политические и экономические структуры (тезис) Юга США столкнулись с организованным противостоянием и решимостью угнетённых масс (антитезис). Напряжённость и конфликт между этими силами находил своё разрешение в синтезе — качественно новой ситуации примирения, которая являлась ещё одним шагом вперёд в решении проблемы расовой дискриминации. Таким образом, чреватая конфликтом «созидательная напряжённость» была необходимым условием развития межрасовых отношений в США.
Размышляя над уроками истории межрасовых отношений в Америке, Кинг также основывается на её диалектическом видении. Он не соглашается с теми оптимистами, которые считают, что расовая проблема будет вскоре разрешена, поскольку движение за гражданские права добилось значительных результатов. Чужд ему и пессимизм скептиков, утверждающих, что по сути в расовых отношениях не изменилось ничего и интеграция невозможна. Кинг занимает в данном вопросе третью позицию, отражающую «реалистический подход»: «Как и синтез в гегелевской философии, реалистический подход направлен на примирение истин обеих противоположных точек зрения во избежание крайностей каждой из них... Мы прошли долгий путь, но нам предстоит пройти путь ещё более долгий»[203].
Гегель научил М.Л.Кинга избегать крайностей и быть готовым к компромиссу. Лидер движения за гражданские права всегда занимал некую «золотую середину» между «воинственностью и умеренностью» в постановке стратегических задач[204], «молчаливым соглашательством с несправедливостью и насилием»[205] и т.д. Он всегда стремился объединить казалось бы непримиримые точки зрения в гармоничное целое.
Но необходимо отметить и те существенные моменты, которые отличают философскую систему Гегеля от воззрений американских персоналистов и М.Л.Кинга в их числе. Во-первых, во взглядах на природу человека персонализму свойственен более волюнтаристский подход, нежели довольно детерминистская рациональность Гегеля. Персонализм выдвигает положение, что «жизнь глубже логики». Во-вторых, гегелевская Абсолютная идея, или Дух, имперсональна, это некая неличная закономерность, действующая в истории. Напротив, Бог персоналистов выступает в качестве личного творческого начала. В-третьих, гносеология Гегеля основана на рефлексии разума, в то время как персонализм преимущественно полагается на опытное познание. В-четвёртых, государство является для Гегеля высшей исторической ценностью и достижением. Персонализм видит высшую ценность в личности, а также в личности-в-обществе. Личность, её уникальность в обществе, по Гегелю, поглощается Единым. Всей духовной реальностью, которой обладает человеческое существо, оно обладает благодаря государству. Персонализм всегда отводит личности особое, уникальное место в обществе.
Таким образом, Кинг высоко ценил диалектический метод Гегеля и его стремление постичь смысл и цель исторического процесса. Однако суть философии Гегеля, его абсолютный идеализм были чужды молодому докторанту Бостонского университета. Гегелевская Абсолютная идея не могла заменить ему личного библейского Бога, властвующего в истории, чтобы вывести своих детей из казематов рабства в Царство свободы.
Итак, в 1954 г., т.е. за год до получения докторской степени в Бостонском университете, Мартин Лютер Кинг завершил изучение всех упомянутых в настоящей главе интеллектуальных традиций, объединив их в «позитивную социальную философию»[206].
Глава II
ПРИНЦИП НЕНАСИЛИЯ — ОСНОВА МИРОВОЗЗРЕНИЯ М. Л. КИНГА