Ницше Ф. Собрание сочинений : в 5 т.
Спенсер Г Сочинения: в 7 т. — СПб., 1898. — Т. 1.
Фейербах Л. Избранные философские произведения: в 2 т. — М, 1955.
Фихте И. Ясное, как солнце, сообщение широкой публике о подлинной сущности новейшей философии. — М., 1937.
Хрестоматия по истории философии: в 2 ч. // отв. ред. Л. А. Микишина. — М., 1994.
Шеллинг Ф. Сочинения: в 2 т. — М., 1987. — Т. 1.
Шопенгауэр А. Мир как воля и представление; О четверояком корне закона достаточного основания: Собр. соч. — М., 2011.
Глава 8
ФИЛОСОФИЯ XX ВЕКА
Экзистенциализм
В XX веке на смену универсальным системам приходят экзистенциализм как философия существования, психоанализ как изучение бессознательного, неопозитивизм как методология познания, прагматизм как философия действия и т. п. Одно из основных отличий философии XX в. в том, что она больше занята человеком как конкретной индивидуальностью.
В поисках реальной связи субъекта и объекта Гегель пришел к Абсолюту, низведя личность до уровня его орудия. Кьеркегор, идя от Канта и осознав выводы, которые следуют из системы Гегеля, в противоположность последнему представил личность как «вещь в себе» и тем утвердил ее ценность и абсолютное значение, умерив ее познавательные амбиции. Гегель претендовал на абсолютную истину, но потерял конкретного человека. Киркегор отказался от абсолютной истины во имя индивида и стал предтечей экзистенциализма — нового направления, которое появилось в западной философии в начале XX в. (от слова «экзистенция», что значит « существование » ).
Знаменитый афоризм Декарта «Я мыслю, следовательно, я существую», которым он хотел подчеркнуть важность разума, экзистенциалисты перевернули, поставив на первое место существование: «я существую, следовательно, я мыслю». Даже не зная, что значит быть, человек может сказать «Я есмь». Здесь-то, по М.Хай-деггеру(1889—1976), и открывается доступ к бытию как таковому: к нему можно проникнуть через наше существование.
Основная черта экзистенциализма — обращенность к отдельной личности, восстановление и возвеличивание роли индивидуальности в общественном развитии. Главное внимание экзистенциалисты уделили наиболее важным, с их точки зрения, состояни-
ям и чувствам человека, таким как тревога, страх, совесть, забота, отчаяние, любовь и т. п.
В исторических и эволюционных концепциях упор делается на объективные законы развития, которые ведут к неизбежному лучшему будущему, а человек предстает как простой исполнитель мировой необходимости. С точки зрения экзистенциализма, таких законов нет, и человек остается с самим собой перед лицом неизбежной смерти. Поэтому самым естественным состоянием человека, в котором он раскрывается наиболее полно, является страх — «прапереживание, лежащее в основе существования». Преследуемый страхом смерти, человек ищет свое место в обществе. Но социальная жизнь индивида не истинна. В глубине его личности скрыто подлинное, одинокое существование, которое доступно немногим. Страх смерти раскрывает человеку его индивидуальность и его одиночество, ибо никто не может умереть вместо другого, каждый уходит из жизни сам.
Экзистенциализм вернулся к Сократу в том смысле, что проблема смерти стала для него основной, как и для Сократа, который говорил в «Федоне», что философствование есть умирание. Но там это было, так сказать, конструктивное «умирание», связанное с выработкой позитивной жизненной программы, здесь — с острым ощущением абсурда существования. Казалось бы один и тот же вывод, но совершенно разная направленность и распределение энергии, затраченной в одном случае на решение проблемы, а в другом — на переживание ужаса от факта ее осознания.
В то время как верующий христианин считает, что страх нагоняют на человека бесы и признает только страх Божий, экзистенциалисты полагают, что страх естествен и даже обоготворяют его за то, что в нем проявляется подлинность человека. Несомненна связь страха с отсутствием веры в загробную жизнь. Экзистенциалисты обосновывают беспокойство человека его конечностью, как теологи этим же необходимость Бога.
В эпоху Возрождения на смену аскетизму церковной морали пришел идеал жизнерадостности и наслаждения. Прошло несколько веков, и основатель экзистенциализма немецкий философ Хай-деггер вернулся к обычным для стоиков разговорам о смерти своим утверждением, что только в сильных переживаниях — страха, тревоги, ужаса — человек раскрывается таким, каков он есть на самом деле. Однако если стоики не видели в смерти ничего страшного, а скорее освобождение от тягот бытия, то в экзистенциализме смерть предстает концом данной личности. Отсюда представление об абсурде существования.
В XX веке поблекли идеалы Просвещения и Прогресса. Остались идеалы материального потребления, дополняемые пессимизмом людей духовного склада. А.Камю(1906—1960) обращается к античному образу Сизифа, занятого бесполезным трудом — вкатыванием камня на гору, который затем летит вниз. В жизни нет духовной цели, а стало быть, она нелогична, абсурдна. Экзистенциалисты показали (к примеру, Камю в «Постороннем»), что если быть последовательным, вере в Бога можно противопоставить только убеждение в абсурдности бытия.
Жизнь, кончающаяся неизбежным распадом, предстает абсурдной. Если нет Бога, и человек умирает насовсем, то жизнь бессмысленна — таков пессимистический вывод экзистенциализма. Душа без веры в Бога и без истории, предоставленная самой себе, оказывается во власти абсурда, который Ж.П.Сартр(1905— 1980) определял так: «Абсурдность изначальная — прежде всего разлад, разлад между человеческой жаждой единения с миром и непреодолимым дуализмом разума и природы, между порывом человека к вечному и конечным характером его существования, между «беспокойством», составляющим самую его суть, и тщетой всех его усилий»1.
Сартр подчеркивает значение личного выбора, который мы можем делать только сами и для себя, потому что не существует какого-либо одного, пригодного для всех, решения. Даже если и есть наилучший вариант, мы его не знаем. «Выбирать можно все, что угодно, если речь идет о свободе решать»2. Поэтому свобода — главная ценность и основание всех ценностей. Быть свободным — значит быть самим собой, не думать и не поступать так, как поступают и думают другие.
Под влиянием экзистенциализма усилились разговоры об отчужденности, одномерности, деперсонификации современного человека. Экзистенциалистов беспокоило, что в современных условиях, когда большинство людей живет в крупных городах и подвержено сильному влиянию средств массовой информации, они становятся все больше похожи друг на друга и теряют свою неповторимую индивидуальность и свободу, которая начинается по ту сторону социальной сферы в духовной жизни личности.
Человек, по Сартру, обречен быть свободным, если нет Бога, который руководил бы его поступками, и нет объективных зако-
1 Сартр Ж. П. Объяснение постороннего // Называть вещи своими именами. — М., 1986. —С. 93.
2 Сартр Ж. П. Экзистенциализм — это гуманизм // Сумерки богов. — М, 1989. —
1С. 342. 110
нов, которым бы он подчинялся. В отличие от Ницше экзистенциалисты признают свободу не только для отдельных личностей, но для всех людей. Это абсолютная свобода в том смысле, что нет ничего над человеком, что определяло бы его поведение.
Обеспечение такой свободы нелегко. Сартр пишет, что конфликт — изначальный смысл социальной жизни. Человек — эгоист, поэтому зло и борьба с другими людьми неизбежны. Используя военную терминологию, Сартр пишет: «Я являюсь проектом отвоевания для себя моего бытия»1. Жизнь — как бы исходный плацдарм, с которого надо начинать битву за себя. «Но это невозможно себе представить иначе, как путем присвоения мною себе свободы другого. Выходит, мой проект отвоевания самого себя есть, по существу, проект поглощения другого»2. Вывод, что «единство с другим фактически неосуществимо», Сартр обсуждает на примере любви. Настоящая любовь требует самопожертвования. В действительности же «мы хотим овладеть именно свободой другого как таковой», чтобы любимый сам, по собственной инициативе делал то, что хочет любящий. Выхода из этого противоречия как будто нет, но другой знаменитый экзистенциалист Х.Ортега-и-Гассет(1883—1955) высказал идею, что влюбляемся мы в того, кто близок нашему идеалу, и это способ узнать, кто мы (скажи мне, кого ты любишь, и я скажу, кто ты).
Чем больше отвоеванная свобода, тем больше ответственность. Ведь некого винить за то, что мы сделали, коль скоро мы свободны. Если человек создает самого себя и все его поступки — результат личного решения, на которое не влияют ни гены, ни общество, и нет никого, кто стоял бы за человеком — ни Бога, ни дьявола, — то именно он и никто другой ответствен за себя и мир. Как на свободу, человек осужден на ответственность и на вину за свои грехи. Камю в романе «Падение» говорит: «В конце всякой свободы нас ждет кара: вот почему свобода — тяжелая ноша»3.
К середине XX в. экзистенциализм начал распадаться на несколько течений, чему способствовала Вторая мировая война. Эссе А.Камю «Бунтующий человек» начинается с утверждения: «Мы ничего не сумеем сделать, если не будем знать, имеем ли право убивать ближнего или давать свое согласие на его убийство». И далее Камю формулирует свой разрыв с прошлым: «Во времена отрицания небесполезно поставить перед собой вопрос о само-
1 Проблема человека в западной философии / сост. П.С.Гуревич. — М., 1988. — С. 208.
2 Там же.
3 Камю А. Подение // Сочинения : в 5 т. — М., 1998. Т. 3. — С. 534.
убийстве. Во времена идеологий необходимо разобраться, каково твое отношение к убийству. Если для него находятся оправдания, значит наша эпоха и мы сами вполне соответствуем друг другу»1.
Единение возможно, по Камю, только в бунте против абсурдного мира. Но «революция, не знающая иных границ, кроме исторической эффективности, означает безграничное рабство»2. Сомневался Камю и в нравственных возможностях политики, которая «отнюдь не религия, а став таковой... превращается в инквизицию»3.
Сартр утверждал, что экзистенциализм исходит из тезиса героя Достоевского: «Если Бога нет, то все дозволено», — но Камю сделал вывод, что «справедливость бессмертна». Обратившись к человеческой душе, экзистенциализм вернулся к нравственности. Начав со стремления к свободе, осознал масштаб ответственности.
Экзистенциалисты исследовали расщепление человека на социальные и технические функции, которые он выполняет. Обратившись к личности, они поняли, что души как нравственного ядра у современного человека нет. Поставленный в центр Вселенной в эпоху Возрождения, человек оказался лишенным внутренней целостности. Особенно это трагично для привыкшего поступать по велению разума. Г.Марсель(1889—1978) заключает: «...для сегодняшнего человека мудрость явно может быть только трагической»4. Она была опасной для Сократа, но теперь угрозы таятся внутри. Мудрость становится трагичной к концу каждого этапа развития философии, проходя три стадии — опасную, восторженную и трагичную.
Экзистенциалистское понимание сущего как мира безгранич-ночуждого, «абсолютнослучайного» (Сартр), в котором нет упорядоченности и законосообразности, противостоит попыткам теоретически отобразить объективную реальность.
Действительность нельзя познать с помощью науки, потому что научное познание — это частное познание, имеющее дело с определенными предметами, а не с самим бытием, утверждает К.Ясперс(1883—1969). Экзистенциализму свойственно внутреннее убеждение, что «чисто научный и технический прогресс не в силах сам по себе способствовать установлению между людьми
1 Камю А. Человек бунтующий // Сочинения : в 5 т. — М., 1998. — Т. 3. — С. 62.
2 Там же. — С. 348.
3 Там же. — С. 356.
4 Марсель Г. К трагической мудрости и за ее пределы // Самосознание европейской культуры XX века. — Мм 1991. — С. 354.
согласия, без которого невозможно никакое счастье»1. Социальный прогресс, в который верили в XIX в., тоже стал иллюзорным в абсурдном мире.
Более того, Хайдеггер призывает к отказу от рационализма, как слишком схематичного и удаленного от реальной жизни. Бытие познается через интуитивный акт «переживания», «схватывания» предмета, а не посредством абстрагирования от него, и только так достигается единство человека с миром. Философии следует вернуться к досократическому взаимопроникновению мышления и ощущения. У Платона, по Хайдеггеру, истина стала пониматься как «соответствие мыслительного представления с предметом», а у досократиков была чувственно-образная трактовка истины (несо-крытость ее в сущем).
Экзистенциализм — реакция на чересчур интеллектуальное представление о человеке, характерное для немецкой классической философии, для которой человек был прежде всего мыслящим существом. Она рассматривала мышление как демиурга, а человека как носителя мирового духа. Экзистенциализм лишил, вслед за Ницше, мышление престижа основы, определяющей поведение человека. Акцент на немыслимость существования (Кьер-кегор: «Существование нельзя мыслить»; Ясперс: «Экзистенцию можно только прояснить») противоречит, однако, возвышению человеческой индивидуальности. Ведь человек превосходит другие существа тем, что обладает мышлением.
Хайдеггер призвал вернуться к представлению о нерасчленен-ном бытии в качестве высшего. Он отверг метафизику как учение, противопоставлявшее чувственное и сверхчувственное. Сверхчувственное и чувственно-наличное соединяются в языке, сущность которого в том, что он несет весть о мире. Хайдеггеровская концепция языка гласит, что язык — «дом бытия». Человек живет при данном языке и не он говорит с помощью языка, а язык как онтологическая сущность высказывается посредством человека.
Спорный вопрос философии XX в.: человек ли создает свое научно-техническое и индустриальное бытие или бытие действует через человека? Вторая точка зрения существенно ближе к Востоку, и Хайдеггер склоняется к ней. Проблема бытия снова выходит у него на первый план, затмевая проблему познания, и участью человека становится скромное «вслушивание» в бытие и во-прошание его. Точка зрения Хайдеггера близка к концепции Единого и «дао», и как бы возвращает нас к истокам философии.
1 Марсель Г. К трагической мудрости и за ее пределы // Самосознание европейской культуры XX века. — М., 1991. — С. 357.
Хайдеггер четко обозначил два предмета философии: целостное бытие и человеческое существование. Первым он вернулся к предфилософии, второй характерен для всего экзистенциализма XX в. Стержень новоевропейской философии — дилемма объективного и субъективного — был поколеблен. Хайдеггер интересен критикой основ западного подхода к реальности. Тем самым он намечает выход из него.
Экзистенциализм — философия конкретного, обособленного в себе человека, зовущая его к свободе и обращающая в конечном счете к выводу, что наилучший путь — становление духа.
Психоанализ
Глубокое проникновение психологии XX в. во внутренний мир человека дало основания сомневаться в том, что поведение полностью определяется и контролируется сознанием. Сформировалась концепция, во многом противоположная экзистенциализму (хотя в некоторых начальных моментах близкая к нему) и восходящая к философии бессознательного Гартмана. Если экзистенциализм обратился к душе человека, то психоанализ проник в подсознание. Он обнаружил подсознательные мотивы поступков и отверг постулат экзистенциализма о свободе воли человека.
В начале XX в. австрийский врач З.Фрейд(1856—1939) получил экспериментальный материал, подтверждавший основополагающую роль подсознания в человеческом поведении. Фрейд объяснил самоубийство не сознательным признанием абсурдности бытия и бессмысленности жизни, как считали экзистенциалисты, а подсознательной тягой к разрушению и смерти, которая оказывается выше сознательных мотивов, лишь оправдывающих подсознательные влечения.
Воле к разрушению и смерти противостоит в человеке воля к жизни, частью которой является сексуальное желание. Взаимодействие этих двух воль определяет, по Фрейду, поведение человека. Первичные желания могут замещаться другими, находящимися на более высоком уровне. Сексуальное желание может переходить в творчество. В этом смысле вся духовная культура является сублимацией исходных инстинктов человека. Иногда первичные желания, если они не могут быть удовлетворены или модифицированы, приводят к психическим заболеваниям. Поскольку источником болезни являются подсознательные мотивы, важным становится осознать их. На почве осознания подсознательных желаний
возможно разрешение внутренних конфликтов, которое полезно не только для излечения больных, но и для обретения душевного спокойствия здоровыми людьми. Бессознательное, которое тщательно скрывается и подавляется в сознательной жизни, прорывается во время снов, когда цензура сознания отсутствует. Фрейд разработал специальную технику, в которой большую роль играет толкование сновидений, и построил теорию сновидений как исполнения желаний. Чтобы разгадать бессознательные мотивы, надо раскрыть содержание снов. В книге «Толкование сновидений» Фрейд показывает, как это делать.
В отличие от Фрейда, изучавшего индивидуальное подсознание человека, его ученик К. Юнг(1875—1961) обратил внимание на коллективное бессознательное, представленное в виде иерархии архетипов — универсальных бессознательных образов, властвующих над человеком. Эти образы или, точнее сказать, символы имеют для человека такое значение, что Э.Кассирер(1874— 1945) назвал человека «символическим животным». Символ отличается от знака тем, что не только обозначает определенный предмет, но имеет и другое, более глубокое, значение, которое никогда не может быть полностью раскрыто, как никогда нельзя точно вычислить иррациональное число. Такую особенность символа объясняют тем, что его значение уходит в глубины бессознательного.
Юнг под внутренним ядром человека (он называл его «самость») понимал сумму сознательного и бессознательного. Бессознательное влияет на человека, но это влияние можно скорректировать, если понять подсознательные мотивы действий и поставить их на службу высшим устремлениям и ценностям человека.
Последователь психоанализа Э.Фромм(1900—1980) развил представление о двух моделях поведения, выбираемых индивидом. Или он идет по пути потребительства, стараясь заполучить как можно больше вещей в свою собственность — путь, приведший к созданию «потребительского общества». Или он совершенствует заложенные в каждом способности. «Иметь или быть» — назвал Фромм эту дилемму. Человек идет по пути потребительства, когда не осознает свое глубинное стремление стать полноценной личностью. Другая, по Фромму, фундаментальная дилемма — между ложным единством в тоталитарном обществе, в котором свобода каждого подавляется, и истинным единством через любовь. Задача, таким образом, состоит в том, чтобы на смену агрессивно-потребительскому отношению к миру пришло отношение любовно-творческое.
Понятие Фроммом любви близко к философии Мо-цзы, Нагорной проповеди и словам Паскаля: «Он (праведник. — А. Г.) любит своих ближних, но его любовь не ограничивается этими пределами, она распространяется и на его врагов, а потом и на врагов Бога»1. Основной вывод книги Фромма «Искусство любить» заключается в том, что любовь в широком смысле слова «является единственно здравым и адекватным решением проблемы человеческого существования». Поэтому «всякое общество, которое так или иначе ограничивает развитие любви, неизбежно рано или поздно погибнет, придя в противоречие с основными потребностями человеческой природы»2.
Принципы психоанализа взяли на вооружение представители других направлений. Социальный философ Г.Маркузе(1898— 1979) писал, что современные идеологии представляют собой сознательное оправдание скрытых подсознательных желаний. Это напоминает предположение Ницше, что за словами революционеров о том, что они хотят всеобщего счастья, скрывается подсознательная воля к власти. И в данном случае, помогая раскрытию глубинных стремлений человека, психоанализ существенно расширяет представления об основах поведения и помогает выбрать наилучшее, с точки зрения нравственных критериев, решение.
Неопозитивизм
Позитивизм в XX в. под воздействием достижений естествознания и математической логики трансформировался в неопозитивизм и аналитическую философию, признавшую главным предметом философского исследования логический анализ языка.
Неопозитивисты выдвинули принцип верификации, в соответствии с которым научно-осмысленной может быть только такая теория, которая подтверждается эмпирическими фактами и для которой существуют воображаемые факты, опровергающие ее, если бы они на деле имели место (такая теория истинна); или же которая опровергается фактами и для которой существуют воображаемые факты, подтверждающие ее, если бы они имели место (такая концепция ложна). Поэтому основной задачей неопозитивизма стала проверка научной осмысленности утверждений и их истинности через сравнение с фактами опыта.
1 Паскаль Б. Мысли. Малые сочинения. Письма. — М., 2011. — С. 150.
2 Фромм Э. Искусство любить. — М., 2011. — С. 220.
Л. Витгенштейн(1889—1951), продолжая Канта, который ставил границы мышлению, ставит границы языку. Успехи математической логики способствовали иллюзии, что только логика является адекватным инструментом познания. Как когда-то Декарт, Витгенштейн стремился прежде всего к ясности. Главная мысль его «Логико-философского трактата» заключается в том, что то, что вообще может быть сказано, может быть сказано ясно. Но ясность и отчетливость мысли Декарту были нужны для последующей формулировки философской позиции, а у неопозитивистов этот тезис привлекается, по существу, в обоснование отказа от метафизики как таковой. Витгенштейновское «о чем нельзя говорить, о том следует молчать» созвучно скептическому «воздержанию от суждений» Секста Эмпирика.
Все суждения, полагает Б.Рассел(1872—1970) в фундаментальном труде «Человеческое познание. Его сфера и границы», можно свести к положительным суждениям о единичных фактах. Эта попытка атомизации мира соответствует сциентистской методологии, поскольку наука призвана отвечать на частные вопросы, и сциентисты всегда пытались показать, что частности являются самой реальностью, из которой конструируется общее.
По Расселу, знание складывается из опыта и веры, основанной на прежнем, даже дочеловеческом опыте. Знание, таким образом, есть оправдывающаяся вера всего опыта человека как продукта эволюции. Расселовское априори имеет эволюционную основу и объективно Рассел идет вслед за Кантом ко все более тесному объединению эмпиризма с рационализмом.
Цель неопозитивизма — свести все научные результаты к некоторому количеству базисных утверждений, непосредственно проверяемых эмпирически, — оказалась нереализуемой. Предпринятые в методологии науки попытки выработать универсальные модели, по которым «работает» наука, тоже не удались.
Аналогично кантовской критике «чистого» разума, неудачные попытки неопозитивизма свести теоретический уровень исследований к эмпирическому, стимулировали критику «чистого» опыта. Только разум и опыт вместе могут приблизиться к истине — таков вывод К. Поппера( 1902 — 1994).
Метод Поппера состоит не в доказательстве истинности научных положений, а в избавлении от ложных гипотез. Методологический вывод Поппера: «Именно возможность опровержения или фальсификации теорий определяет возможность их проверок, а следовательно, их научный характер»1.
1 Поппер К. Открытое общество и его враги. — М., 2005. — С. 613.
Как и неопозитивисты, Поппер выводит за скобки все не верифицируемые, не фальсифицируемые и бессмысленные, по классификации Витгенштейна, философские рассуждения, но он считает фундаментальным положение рационализма: «Я могу ошибаться, а ты можешь быть правым»1. Рационализации не опасны, когда есть способ проверки. Но сам Поппер говорит, что проверка (опытная) возможна только в естественных науках. Здесь и возможности разума больше и опасностей меньше (если не считать опасностей от самой научной деятельности). В политике, истории и т.п. опасности рационализации неизмеримо возрастают, и поэтому надежды на разум уступают здесь место надеждам на любовь.
Для Поппера «история не имеет смысла», хотя «мы можем придать ей смысл... Именно мы привносим цель и смысл в природу и историю»2.
Прагматизм
Если экзистенциалисты заботились о свободе человеческой индивидуальности и ее подлинности (тождественности с самим собой), а психоаналитики — о выявлении подсознательных мотивов деятельности, то американские философы поставили во главу угла определение принципов поведения, помогающих достичь успеха в деле. Корни такого направления, получившего название прагматизма (от греческого слова «прагма» — дело, действие) можно найти в Древней Греции.
Философия прагматизма ставит во главу угла деятельность. Она помогает решать человеческие проблемы. Это напоминает философию Древнего Рима. То, что полезно для человека, можно считать истинным. В качестве примера приведем рассуждение У.Джеймса(1842—1910) о выгодности веры в Бога. Если вера окажется ложной, то я ничего не теряю и не окажусь в худшем положении, чем атеист; но если она окажется истинной, я обеспечу себе спасение и вечную жизнь. Не стоит терять единственный шанс и, значит, есть все резоны верить в Бога. Как и для Рассела, истина для прагматизма представляет собой веру, не подверженную сомнению.
Разум для прагматизма — инструмент достижения успеха, а научные теории — орудия, помогающие в этом. Какая-либо идея становится истинной, когда воплощается в жизнь.
1 Поппер К. Открытое общество и его враги. — М., 2005. — С. 594.
2 Там же. — С. 599.
По словам Д. Дьюи(1859—1952), разработавшего инструмента-листскую версию прагматизма, функция интеллекта не в том, чтобы копировать объекты окружающего мира (да и почему Вселенная должна существовать в копиях и как она может быть скопирована во всей полноте?), а в том, чтобы создавать наиболее эффективные и выгодные отношения с объектами.
У Декарта в основе всего лежала человеческая мысль, у Ницше — воля. «Мышление для нас средство не «познавать», но обозначать, упорядочивать происходящее, делать его доступным для нашего употребления: так мыслим мы сегодня о мышлении; завтра, возможно, иначе»1. Эти мысли Ницше вполне в духе прагматизма, последнее слово которого: «Мир есть то, что мы из него делаем», заставляющее вспомнить Поппера и экзистенциалистов, — в каком-то смысле итог всей новейшей философии.
Этично с точки зрения прагматизма все, что способствует успеху в делах, и тем самым прагматизм смыкается с деловой этикой. Наибольшая известность здесь выпала в XX в. на долю Д.Карнеги(1888—1955), советы которого разошлись по свету в миллионах экземпляров. Карнеги много взял из человеческой мудрости, чтобы выработать правила общения и достижения делового успеха. Они сводятся к следующему: имеет хорошие отношения с людьми и достигает успеха в делах тот, кто максимально внимателен к другим и как можно меньше выпячивает собственное Я. Эти правила напоминают «разумный эгоизм» Н. Г. Чернышевского, но здесь человек меньше думает о пользе других и всех, а больше о себе, хотя его разум смиряет эгоизм.