Мозговая организация синтагматического строения высказывания

Известно, что наличие мотива высказывания, потребности что-то сообщить, потребовать что-то или уяснить какое-либо содер­жание требуют создания определенной схемы, обеспечивающей речевую формулировку этого первоначального мотива. Исходный замысел, или то, что психологи называют «мыслью» или «интен­цией», должен претерпеть известную перестройку, воплотившись в схему последовательно развертывающегося, синтагматически построенного речевого высказывания.

Как было показано выше, этот этап, необходимый для пре­вращения исходной мысли в схему последовательного речевого высказывания, обеспечивается предикативно построенной внут­ренней речью.

Как мы уже видели, именно аппарат внутренней речи (кото­рая на первых этапах онтогенеза носит развернутый характер, а затем свертывается), предикативной по своей функции, позволя­ет перекодировать исходный замысел в связное и последователь­ное речевое высказывание. В тех случаях, когда условия, необхо­димые для возникновения свернутой внутренней речи, почему-либо исключаются, неизбежно нарушается и речевое высказывание в целом. Однако в данном случае нарушение речевого высказы­вания, обусловленное нарушениями внутренней речи, носит со­вершенно иной характер, чем только что описанное.

В этих случаях как активное возникновение мотивов высказы­вания, так и его исходный замысел могут в известных пределах

оставаться сохранными. Трудность заключается прежде всего в том, что больные этой группы оказываются не в состоянии пере­вести исходный замысел в схему «линейной» предикативно пост­роенной фразы, а затем и в схему плавного, развернутого речево­го высказывания. В данном случае, в отличие от описанных выше, это нарушение носит уже чисто речевой характер.

Мозговые механизмы такого перевода исходной семантичес­кой записи в схему развернутого речевого высказывания пред­ставляют специальный интерес, и поэтому мы остановимся на них несколько подробнее.

Процессы возникновения развернутого речевого высказыва­ния связаны прежде всего с работой передних отделов речевых зон коры левого полушария.

Хотя современные знания о функциональной организации передних отделов речевой коры головного мозга еще далеко не полны, тем не менее хорошо известна картина тех нарушений поведения, которые возникают в случаях их поражения.

Больные с поражением передних отделов речевых корковых зон (префронтально-лобных отделов левого полушария) не про­являют особых нарушений в выполнении сложных программ по­ведения и контроля за их протеканиями, которые наблюдаются у больных с двусторонними префронтальными поражениями моз­га. Вместе с тем, как правило, у них нет ни парезов, ни парали­чей, характерных для больных с поражением моторной зоны коры, нет у них и нарушений сложных, двигательных навыков, связан­ных с поражением премоторных отделов мозга.

Характерным для этих больных является то, что они, легко выполняя предложенные им двигательные программы, начинают испытывать значительные затруднения, когда им нужно перейти к самостоятельному планированию их деятельности, к созданию тех творческих программ, которые лежат в основе активного по­ведения. Эти больные, как правило, пассивны и легко выполня­ют лишь готовые задания. Инициатива в их собственной дея­тельности отсутствует, и их поведение носит тот пассивный ха­рактер, который характерен для поражения лобных отделов мозга.

Нарушения активного творческого поведения и составляют тот фон, на котором разыгрываются нарушения речи, характерные для больных с поражением этой области.

Нарушения речевой деятельности, к рассмотрению которых мы обращаемся, возникают с наибольшей отчетливостью при поражении нижних отделов заднелобной области левого полуша­рия, иногда связанных с поражением полюса левой височной области. Их картина хорошо известна в клинике и многократно описывалась под названием «нарушения речевой инициативы» или «динамической афазии» (Лурия, 1966, 1972, 1975; Цветкова, 1972; Ахутина, 1975).

Эта картина сводится к следующему. Больные с этой формой нарушения речевой деятельности не проявляют никаких затруд­нений в артикуляции, легко повторяют отдельные слова и фразы, могут без труда называть предметы и даже серии предметов, не дают тех явлений персеверации или бесконтрольного всплывания побочных связей, которые характерны для больных с пора­жением префронтальной области. Первоначальное наблюдение может не обнаружить у больных вообще никаких речевых рас­стройств. Однако пристальный анализ показывает эти расстрой­ства достаточно отчетливо. Они выступают у больных данной груп­пы в тот момент, когда им нужно перейти от простого повторения слов или фраз или называния предметов к активному, твор­ческому созданию схем самостоятельного речевого высказывания.

Такие больные легко повторяют первый фрагмент или «смыс­ловой кусок» прочитанного им рассказа. Однако если им предла­гается передать рассказ в целом, они начинают испытывать су­щественные затруднения и заявляют, что им «ничего не прихо­дит в голову». Такой же дефект обнаруживается у больных этой группы и при попытке рассказать содержание предъявленной им сюжетной картины. В этом случае они называют отдельные дета­ли этой картинки, иногда схватывают ее существенное содержа­ние, но оказываются совершенно не в состоянии воплотить это содержание в связное развернутое речевое высказывание.

Подобные нарушения активного творческого поведения со­ставляют тот фон, на котором разыгрываются нарушения речи, характерные для больных с поражением этой области.

С особенной отчетливостью эти дефекты выступают в тех слу­чаях, когда больному предлагается задача дать устное сочинение на заданную тему. В этих случаях больные проявляют полную беспомощность. Они заявляют, что ощущают перед собой пусто­ту, что у них нет никакого плана речевого высказывания. Один

из таких больных, характеризуя свой речевой дефект, сказал: «У других после четверга идет пятница, а у меня — ничего».

Другой больной с этой формой речевых нарушений в ответ на предложенное ему задание — дать устное сочинение на тему «Се­вер» — после очень долгой паузы заявил: «На Севере есть медве­ди (снова длинная пауза)... о чем и довожу до Вашего сведения», или «На Севере диком стоит одиноко на голой вершине сосна». В последнем случае активное, творческое речевое высказывание заменяется припоминанием готового стихотворного стереотипа.

Вследствие нарушения динамической схемы высказывания активная, повествовательная речь оказывается для этих больных почти недоступной; они становятся молчаливыми, хотя вся лек­сическая и синтаксическая структура речи у них сохранна.

Подобная речевая адинамия, стойко наблюдающаяся у боль­ных с поражениями мозговых систем заднелобных или лобно-височных отделов левого полушария, связана с нарушением про­цесса перекодирования исходной семантической записи в ту пре­дикативную схему, которая является основой для развернутой, повествовательной речи. Можно думать, что основное наруше­ние речевой деятельности в данном случае сводится к наруше­нию внутренней речи, предикативной по своей функции, и что именно это нарушение не позволяет больным создать схему даль­нейшего развернутого речевого высказывания. Нарушение внут­ренней речи приводит к распаду глубинной синтаксической струк­туры, совершенно необходимой для превращения исходной смыс­ловой записи в дальнейшую схему последовательно и плавно развертывающейся речи.

Нарушение активного речевого высказывания, возникающее при поражении передних отделов речевых зон левого полуша­рия, не ограничивается только что описанными явлениями рече­вой адинамии или «динамической афазии».

Поражение нижних отделов премоторной области левого по­лушария приводит также к своеобразным нарушениям речевого высказывания, которые в определенной степени задевают син­таксический строй речи.

Известно, что премоторная зона мозговой коры имеет прямое отношение к интеграции отдельных движений в целые серийно организованные программы или «кинетические мелодии». Ее поражение приводит к нарушениям сложных двигательных на-

выков, к трудностям переключения с одного элемента движения на другой, что препятствует осуществлению сложной цепи дви­жений, протекающих как единая «кинетическая мелодия».

Те же самые нарушения можно видеть и в речевых процессах. Однако здесь они задевают саму грамматическую структуру связ­ной, синтагматически построенной речи.

Характерным для этих форм речевых расстройств является тот факт, что как сама артикуляция, так и повторение отдельных слов или цепи изолированных слов остаются здесь достаточно сохран­ными, не нарушена и номинативная функция речи: больной сво­бодно называет отдельные предъявляемые ему предметы. Он на­чинает испытывать затруднения лишь при назывании подряд не­скольких предъявленных предметов; в этих случаях у него выступают либо затруднения в припоминании названий, либо инертное повторение уже произнесенных слов.

Особенно грубые нарушения наблюдаются у этих больных тог­да, когда от называния предмета или от повторения отдельных изолированных слов они переходят к построению целого предло­жения. В этом случае у больных обнаруживаются значительные затруднения в синтагматической организации плавного высказы­вания при сохранности парадигматической организации речевых процессов. Больные, которые без труда могут обозначить отдель­ный предмет, действие или качество, совершенно не в состоянии объединить отдельные речевые элементы в одно связное предло­жение. Из их речи выпадают глаголы и служебные слова, слож­ная структура фраз заменяется изолированным перечислением отдельных ее номинативных элементов. Вследствие этих наруше­ний предикативной организации речевого акта и возникает то явление «телеграфного стиля», которое хорошо известно клини­ческой неврологии.

Так, больной, которому предлагается повторить фразу «Маль­чик ударил собаку», обычно воспроизводит лишь отдельные ее вещественные обозначения: «мальчик... собака...» или же в луч­шем случае обозначает действие в словарной (нулевой) форме: «мальчик... собака... ударить». Естественно, что такое нарушение связной синтагматически построенной речи резко нарушает и спонтанную речь больного. Так, больные этой группы, пытаю­щиеся, например, передать историю своего ранения на фронте, говорят: «Вот... вот... фронт... вот... наступление... вот... пуля...

вот... ничего... вот... больница... операция... вот... речь... речь... речь...» и т.д.

В основе этих форм нарушений речи лежит глубокий распад ранее укрепившихся грамматических стереотипов, составляющих основу развернутого синтаксически организованного высказыва­ния (Лурия, 1975; Ахутина, 1975; и др.).

Мы еще не знаем в деталях интимных механизмов, которые лежат в основе этой формы афазии, известной в неврологии под названием «телеграфного стиля», однако безусловно то, что по­ражение указанных зон коры головного мозга избирательно на­рушает как предикативную функцию внутренней речи, так и ре­чевые механизмы, необходимые для синтагматически построен­ного плавного высказывания.

Следует одновременно отметить и тот факт, что в этих случаях наблюдаются и нарушения других компонентов синтагматичес­кой структуры плавного высказывания. Речь таких больных от­личается монотонностью, изолированной артикуляцией отдель­ных слов. Просодическая (или интонационная) структура речи, составляющая одну из отличительных сторон синтагматически построенного речевого высказывания, также нарушается у этих больных. У них страдает и мелодически построенная система интонаций, и система ударений.

Еще более грубую форму речевых расстройств этого ряда со­ставляет так называемая моторная афазия, возникающая при по­ражении зоны Брока.

Характерной чертой этой формы речевых расстройств являет­ся тот факт, что если больные с динамической афазией легко могли повторять слова или называть предметы, то у данных боль­ных эта возможность частично или полностью исчезает.

Больные с поражением задней трети нижней лобной извили­ны левого полушария (зоны Брока) свободно артикулируют от­дельные звуки, не проявляя трудностей, связанных с апраксией позы. Однако артикуляция цепи звуков оказывается уже суще­ственно нарушенной: больные вследствие инертности не в состо­янии быстро переключиться с одного звука на другой и с другого на третий с обычной для нормального испытуемого легкостью. Так, произнеся звук «б», они не могут переключиться на звук «к» и в задаче повторить сочетание «ба-ка» повторяют его как «ба­ба», а комплекс «би-ба-бо» повторяют как «бо-бо-бо» и т.д.

Это патологическое нарушение плавного перехода с одной артикуляции на другую лишает их возможности произносить це­лые слова, поскольку при этом требуется именно плавное пере­ключение с торможением предшествующей артикуляции. Поэто­му больные этой группы не могут произнести, казалось бы, про­стое слово «муха», артикулируя его как «му... ма», и т.д.

Этот факт составляет центральный симптом «афазии Брока» или «моторной афазии». Нет больших оснований сомневаться в том, что в основе «афазии Брока» лежит патологическая инерт­ность раз возникших артикуляций, нарушение тех элементарных «кинетических мелодий», которые необходимы для порождения не целой фразы, а отдельного слова, в виде нарушений плавного перехода нескольких сменяющих друг друга артикулем. Поэтому есть все основания рассматривать «моторную афазию», или «афа­зию Брока», как наиболее грубую форму только что описанных расстройств кинетических мелодий или кинетической организа­ции речевого двигательного акта.

Таким образом, «афазия Брока» представляет собой элемен­тарную кинетическую афазию, при которой нарушается не син­тагматическое строение целого предложения, а плавное порож­дение компонентов отдельного слова, определенная последова­тельность артикуляций.

Этот тип речевых расстройств представляет собой распад испол­нительной части речевого акта в самых элементарных его формах.

Процесс обратного развития «афазии Брока» обычно прохо­дит через стадию телеграфного стиля, и больной, после того как он уже начинает произносить отдельные слова, еще долгое время продолжает испытывать затруднения в объединении этих слов в целые фразы; и предикативное строение его речи еще в течение длительного времени требует специальных приемов восстанови­тельного обучения.

От только что описанной моторной афазии Брока резко отли­чается другая форма моторной афазии, которую в отличие от кинетической или эфферентной моторной афазии мы предложи­ли обозначить термином «кинестетическая» или «афферентная» моторная афазия.

Этот вид речевых расстройств возникает при поражении пост­центральной области речевой зоны (Operculum Rolandi). Внешне

эти расстройства похожи на только что описанную форму мотор­ных речевых нарушений. Однако специальные исследования по­казали, что в основе этой формы речевых нарушений лежит не столько распад кинетической мелодии в пределах одного слова, не столько трудности плавного перехода от одной артикуляции к другой, сколько невозможность найти саму артикуляцию, необ­ходимую для произнесения того или другого звука. Следователь­но, эта форма моторной афазии может расцениваться как свое­образная апраксия речевого аппарата.

Больные с афферентной моторной афазией в отличие от боль­ных с афазией Брока часто не могут правильно артикулировать даже единичные звуки и легко смешивают произнесение звуков, близких по артикуляции. Такие больные начинают смешивать близкие, «оппозиционные» артикулемы, заменяя, например нёбно-язычные «л» на «н» или «д», или губные «м» на «п» или «б» и т.д. Поэтому они не могут правильно произносить слова, в кото­рых встречаются близкие или коррелирующиеся артикулемы, и произносят «баба» как «бама», «халат» как «ханат», «слон» как «стон» или «стол» и т.д. При таком смешении близких артику­лем, в основе которого лежит апраксия речевого аппарата, рече­вые нарушения носят характер расстройства речевых операций, что резко отличает эту форму от описанной выше формы дина­мических расстройств речевого высказывания.

Эти отличия можно наблюдать как в характере ошибок, кото­рые делает больной при произнесении слова, так и в процессе обратного развития дефекта и восстановления нарушенной рече­вой функции. Как правило, основная задача, стоящая перед пси­хологом, пытающимся восстановить речь такого больного, сво­дится к постановке правильно дифференцированных артикулем, и если эта трудность преодолевается, больной без труда перехо­дит к правильно построенной речи, минуя стадию «телеграфного стиля». Для этой формы речевых расстройств характерно также, что просодическая сторона речи, как и ее синтагматическое стро­ение, оказывается достаточно сохранной, и именно эти признаки дают возможность выделить как самостоятельную, афферентную, или кинестетическую форму моторной афазии.

МОЗГОВАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ

ПАРАДИГМАТИЧЕСКОГО СТРОЕНИЯ

РЕЧЕВЫХ ПРОЦЕССОВ

До сих пор речь шла о тех нарушениях речевой деятельности, которые возникают при поражении отдельных этапов перехода от мысли к развернутому высказыванию. Описанные нарушения речевого высказывания связаны с нарушением мотивационной основы речевого акта, с нарушением перекодирования исходного замысла или исходной «семантической записи» в схему плавного речевого высказывания и с нарушением предикативной функции внутренней речи — этого необходимого звена для перехода от первичного замысла к глубинной структуре синтагматически по­строенного высказывания.

Все эти нарушения относятся к тому классу речевых рас­стройств, которые следует обозначить как нарушения синтагма­тической организации плавного речевого высказывания.

Другой класс речевых расстройств, которые возникают при локальных поражениях мозга, представляют собой те случаи, когда переход от мысли через внутреннюю речь к схеме развернутого речевого высказывания остается относительно сохранным и ког­да нет первичных дефектов синтагматического строения речево­го высказывания. Для этих форм речевых нарушений характерны трудности овладения кодами парадигматически (иерархически) построенной языковой системы.

Известно, что всякий язык имеет сложное парадигматическое строение. В фонематической организации звуковой речи это па­радигматическое строение проявляется в системе противопостав­ления звуков или фонем, в четком выделении тех звуковых при­знаков, которые играют полезную роль для различения смысла отдельных слов. Сохранность прочного фонематического строя языка является обязательным условием для овладения звуковой системой речи.

Такое же парадигматическое строение отличает и лексическую, семантическую и логико-грамматическую организации языка.

Лексика языка состоит из системы слов, которые включены в известную, иерархически построенную семантическую систему. Каждое слово не только обозначает определенный объект или отношение, но и включено в систему иерархически организован-

ной системы значений. Таким образом, каждая лексическая еди­ница языка входит в систему иерархически построенных семан­тических отношений, анализирующих внешний мир и обеспечи­вающих включение его в сеть определенных понятий.

Та же самая парадигматическая организация характерна и для логико-грамматической структуры языка. Соотношение слов, образующих высказывание, как известно, может иметь характер как коммуникации событий, так и коммуникации отношений (например, «Сократ — человек», «собака — животное» или «брат отца», «хозяин собаки» и т.д.). В последнем случае слово вводит­ся в определенную систему отношений, в определенное семанти­ческое поле. Все это дает основание считать, что порождение высказывания не ограничивается только процессами превраще­ния исходного замысла через внутреннюю речь в развернутую синтагматически построенную фразу, а затем в цепь фраз.

Речевая деятельность необходимо связана с владением всей системой кодов языка (фонематических, лексических, логико-грамматических).

Фундаментальное положение, к которому привело нейропсихологическое исследование мозговой организации речевой дея­тельности, и состоит в том, что этот процесс овладения парадигматически построенной системой кодов языка осуществляется совсем другими мозговыми системами, чем процесс синтагмати­чески организованного высказывания.

Факты показали, что овладение сложными парадигматически построенными кодами языка осуществляется в основном задни­ми, гностическими отделами мозговой коры, включающими раз­личные строго дифференцированные гностические системы (пре­имущественно левого полушария).

Рассмотрим отдельные стороны мозговой организации пара­дигматических кодов языка, остановившись сначала на мозговой организации фонематических кодов, а затем перейдем к анализу мозговых механизмов, лежащих в основе овладения лексическим и логико-грамматическим строением языка.

Формирование речевого высказывания начинается с усвоения фонематической системы языка. Этот процесс осуществляется при непосредственном участии вторичных отделов височной коры левого полушария. Кора височных отделов левого полушария, связанная многочисленными системами проводящих путей с пост-

центральной и премоторной областями коры, представляет со­бой центральный отдел слухоречевого анализатора, осуществля­ющий выделение существенных, имеющих смыслоразличительное значение фонематических признаков языка.

Поражение этих отделов височной области левого полушария существенно затрудняет фонематический анализ и препятствует процессу порождения речевого высказывания. Однако это пре­пятствие не сказывается на процессе превращения исходного за­мысла в плавно построенное речевое высказывание. В данном случае нарушение приводит к распаду совершенно другого зве­на — фонематических структур, представляющих основу фоне­матических кодов языка.

Больной с поражениями височных отделов мозговой коры ле­вого полушария сохраняет мотивы, необходимые для речевого высказывания. Он активно пытается выразить свой замысел в речевой форме, у него в основном не страдает синтагматическое построение речи и полностью сохраняется интонационная мело­дическая структура речевого высказывания.

Затруднения возникают в тот момент, когда больной пытается найти нужный фонематический строй, необходимый для того, чтобы воплотить исходный замысел в звуковое строение слова. Он смешивает близкие, а иногда даже и далеко отстоящие друг от друга фонемы, резко извращает фонематическую структуру слов, что и приводит к хорошо известным в клинике «литеральным парафазиям».

Часто этот процесс осложняется и другим затруднением. В поисках нужного слова больной испытывает не только затрудне­ние в нахождении звуков, составляющих слово. Нередко значе­ние искомого слова оказывается как бы размытым, и тогда боль­ной заменяет искомое слово другим близким по звучанию, но относящимся к другому классу. Так, больной с поражением ле­вой височной области и височной афазией может заменить иско­мое слово «воробей» близким по звучанию словом «муравей» или относящимися к тому же классу словами «птичка», «галка» и т.д. Система слов, обозначающих предметы, оказывается резко нару­шенной, и номинативная функция речи таких больных отчетли­во страдает. Характерно, что обозначения предметов нарушены в этих случаях значительно больше, чем глаголы, связки и служеб­ные слова, что отражает сохранную у этих больных предикатив-

ную функцию высказывания. Характерным является и тот факт, что общая синтагматическая и интонационно-мелодическая струк­тура речевого высказывания также остается у этих больных зна­чительно более сохранной, чем номинативная функция речи, опирающаяся на выбор парадигматически организованных обо­значений. Поэтому речь этих больных резко отличается от речи больных с динамической афазией и того «телеграфного стиля», о котором мы уже говорили. Так, больной с массивным поражени­ем височных отделов мозга, пытающийся описать историю свое­го ранения, говорит: «Вот... мы шли, шли... и вот... тогда... после этого... вдруг... вот... вот... и совсем плохо... вдруг... и вот... ниче­го не знаю... и очень больно... и вот... не знаю... не знаю как это вышло... а потом... лучше... лучше... лучше... и потом совсем хо­рошо стало...» и т.д. Эта интонационно-сохранная речь больно­го, полностью разрушенная по своему номинативному составу, резко отличается от тех форм высказывания, при которых стра­дает именно предикативная организация речи.

Эта сохранность синтагматической организации речи при на­рушении ее парадигматической структуры, эта заполненность речи литеральными или вербальными парафазиями при относитель­ной сохранности интонационно-мелодической стороны является типичной для больных с поражениями височных отделов левого полушария.

Помимо фонематических кодов языка существуют лексические и семантические коды, овладение которыми столь же необходимо для порождения развернутого речевого высказывания, как и ов­ладение кодами фонематическими.

Для речевого сообщения мы отбираем из всех возможных лек­сических и семантических связей слова лишь одну, нужную для нашего высказывания, тормозя неадекватные для данной задачи лексические и семантические связи. Таким образом, выделение нужных слов, образующих «чувственную ткань» речевого выска­зывания, предполагает не только нахождение нужного, адекват­ного слова, но вместе с тем и торможение всех побочных, не­адекватных задаче связей. Именно такая избирательность, или селективность, возникающих связей и характеризует бодрственное сознание человека.

Наблюдения показывают, что правильный отбор лексических и семантических связей может осуществляться лишь при нор-

мальном состоянии наиболее сложных гностических отделов моз­говой коры, и прежде всего третичных, теменно-затылочных от­делов левого полушария.

Тонкая избирательная работа по выделению адекватных и тор­можению неадекватных лексических и семантических связей, осуществляемая данными отделами мозга, лежит в основе семан­тической организации речевого высказывания.

Клинические исследования показывают, что поражение этих зон коры головного мозга неизбежно приводит к синдрому забы­вания слов, широкоизвестному в клинике под названием «амнестической афазии».

Механизмы забывания слов и трудностей нахождения нужных значений до последнего времени были малоизвестны. Высказы­валось предположение, что в основе этого нарушения лежит сни­жение слухоречевой словесной памяти, или нарушение связи между звуковыми образами слова и его значением.

Это предположение оказалось, однако, неверным. Факты, на которые мы уже ссылались в предшествующих лекциях, нагляд­но показывают, что трудности в нахождении нужных слов, кото­рыми характеризуются больные с поражениями теменно-заты­лочных отделов коры головного мозга левого полушария, явля­ются результатом не ослабления следов памяти, а снижения их избирательности.

Патологический процесс приводит теменно-затылочные отде­лы коры головного мозга в своеобразное «фазовое состояние», которое И.П. Павлов называл «уравнительным». В этом состоя­нии как сильные, так и слабые раздражители и их следы уравне­ны, и последние возникают с одинаковой вероятностью. Поэто­му любые словесные значения, близкие по звучанию, по морфо­логической структуре и по смыслу, начинают всплывать у больного с равной вероятностью, и выделение адекватного значения и тор­можение неадекватных связей очень затрудняются. Все это при­водит к отчетливым нарушениям процесса порождения речевого высказывания.

В этих случаях мотивы, лежащие в основе высказывания, так­же как и исходный замысел, который подлежит воплощению в речевое высказывание, остаются сохранными. Затруднение на­ступает лишь в звене нахождения нужных словесных значений, и

именно это становится определяющим фактором для речи боль­ного с амнестической афазией.

Поражение теменно-затылочных отделов коры головного мозга левого полушария вызывает, однако, еще одно существенное за­труднение, которое возникает на пути порождения связного ре­чевого высказывания. Это затруднение связано с распадом опре­деленных систем логико-грамматических отношений, что приво­дит к синдрому так называемой семантической афазии. Эти нарушения будут служить предметом следующей лекции.

Итак, локальные поражения коры головного мозга отнюдь не вызывают общего глобального распада речевой деятельности. Поражение отдельных участков левого полушария, входящих в состав так называемых речевых зон, как правило, приводит к стро­го избирательному нарушению процесса порождения речевого высказывания. Это позволяет использовать наблюдения над ло­кальными поражениями мозга в качестве основного метода ана­лиза мозговой организации речевой деятельности человека.

Мы видели, что поражения глубинных отделов мозга могут вызывать первичную инактивность, в результате которой нару­шается мотивационная основа речевого высказывания.

Поражения лобных долей мозга вызывают распад сложных мотивов и программ речевого высказывания, а также наруше­ние того контроля над протеканием речевой деятельности, ко­торый необходим для того, чтобы обеспечить целенаправлен­ный, организованный характер высказывания. Однако в обоих упомянутых случаях процесс порождения речевого высказыва­ния грубо страдает не в силу распада системы языка, а в силу нарушения факторов, предшествующих формированию речево­го высказывания и контролирующих его протекание. Замены организованного высказывания эхолалиями, персеверациями или вплетением побочных ассоциаций, которые мы приводили выше, характеризуют нарушение замкнутой системы речевого выска­зывания, подчиненного определенной программе, когда замк­нутая система заменяется системой, открытой для различных побочных влияний.

Совершенно иной характер имеет нарушение речевого выска­зывания при поражении собственно речевых зон коры левого полушария.

Поражения передних отделов речевых зон приводят к нару­шению процессов превращения общего замысла или «первичной семантической записи» — через внутреннюю речь — в синтагматически построенное, связное речевое высказывание.

В одних случаях нарушается вся программа будущего выска­зывания, и больной, который легко повторяет отдельные слова или фразы и называет отдельные предметы, оказывается не в со­стоянии составить схему будущего высказывания, ограничиваясь воспроизведением лишь упроченных речевых стереотипов.

В других случаях нарушение внутренней речи (ее предикатив­ной функции), с одной стороны, и упроченных синтаксических структур — с другой, приводит к своеобразному распаду речевой деятельности, при котором номинативная функция речи остает­ся сохранной, а предикативная функция грубо нарушается. В итоге возникает либо явление «динамической афазии», либо распад связной, синтагматически построенной речи с заменой ее так называемым «телеграфным стилем».

Совершенно иные нарушения речевой деятельности возника­ют при поражении задних, гностических отделов коры левого полушария, включающих височные и теменно-затылочные отде­лы мозга.

В этих случаях мотив, исходная семантическая запись или со­держательная схема будущего высказывания, переход от этой се­мантической записи к схеме будущего предикативно построен­ного связного речевого высказывания остаются сохранными. Иначе говоря, сохранна синтагматическая организация речи. Однако нарушается процесс овладения кодами языка: фонемати­ческими, лексико-семантическими и логико-грамматическими. Возникающие в этих случаях нарушения речи носят прежде всего характер распада сложной парадигматической организации речи и проявляются в трудностях оперирования основными компо­нентами парадигматических кодов языка.

В зависимости от локализации поражения трудности проявля­ются либо в невозможности овладеть фонематической системой звуковой речи и связанными с нею артикуляциями, либо в невоз-

можности выделить нужные лексические компоненты высказы­вания, либо, наконец, в невозможности оперировать сложными логико-грамматическими отношениями.

Во всех этих случаях, однако, синтагматическая организация речевого высказывания остается сохранной.

Таким образом, исследование больных с локальными пораже­ниями мозга показывает, насколько дифференцированной явля­ется мозговая организация речевой деятельности и какие широ­кие перспективы имеет этот путь исследования.

В следующей, последней лекции нашего курса мы перейдем к вопросам мозговой организации понимания речевого выска­зывания, закончив на этом общий обзор поставленной нами проблемы.

Лекция XVI

МОЗГОВАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ