Тема 5. Представление о смерти в различных типах культуры и типах сознания
Феномен смерти - великая тайна. Попытки приоткрыть завесу этой тайны составляют основу всей культуры и социальной нравственности. Если осознание собственной смертности является первой предпосылкой антропогенеза, то в основе социо- и культурогенеза лежит смерть «другого»: осмысление феномена смерти выступает стержнем процесса формирования социокультурной среды, а различное смысловое наполнение этого феномена продуцирует разнообразие ценностных систем.
Переживание смерти, соответствующие символы, ритуалы и мифы -непременные «образующие» ингредиенты социально-культурной системы. Ценностные ориентации и психологические установки людей в отношении этого биологического и общественного феномена обусловлены сложным комплексом социальных, экономических, демографических отношений, преломленных общественной психологией, идеологией, религией и культурой.
Можно с полной уверенностью утверждать, что смерть является одним из коренных параметров коллективного сознания социума, которое не остается в ходе истории неподвижным.
Коллективное сознание социума и субъективное восприятие феномена смерти активно взаимодействуют между собой, так что изменения коллективного сознания (например, его переход в другую стадию социального развития) не могут не выразиться и в сдвигах в отношении людей к смерти. «Смерть - компонент картины мира, существующий в сознании членов данного общества в данный период», - пишет А.Я.Гуревич (Гуревич А.Я. Смерть как проблема исторической антропологии// Одиссей. Человек в истории. - М.: «Наука», 1989, с. 214). Сославшись на мнение французских ученых Ф. Арьеса, Г. Шоню, он делает вывод, что отношение к смерти служит эталоном, индикатором характера цивилизации.
Феномен смерти - не биологический факт, а социальное отношение и социальный институт, причем один из важнейших, поскольку он составляет фундамент ценностных отношений и первичных представлений о нравственности. В этом смысле, изучение установок в отношении к смерти может пролить свет на особенности поведения людей, выявить их мировоззрение, касающееся их жизни, в целом, и основным ценностным ориентациям.
Грубо говоря, существует два типа нравственности, обусловленных различными концепциями смерти. Мораль, ориентированная на бессмертие человеческой души, взгляд на мир и его ценности с точки зрения вечности «subspecie aeternitas» и мораль с точки зрения временности пребывания человека на земле, определяемая формулой «лови момент». Это два типа нравственности, две морали, имеющие специфические системы ценностей и смыслов. Первая мораль - традиционная религиозная, вторая - атеистическая, более характерная для культуры Нового времени. Все модификации ценностных систем можно свести к этим двум основным.
Тем не менее, согласно с веберовской парадигмой, автор исходит из деления социальных и культурных миров на три типа: традиционное общество, модерн и постиндустриальное общество, которые соответственно, рассматриваются и сопоставляются в данной диссертации.
В любой культуре существует страх смерти, на преодоление которого направлены ее явные или неявные усилия. Общество желает победить смерть, но такая победа всегда мнимая. Поэтому, уже в архаических обществах было выработано позитивное отношение к смерти. Страх смерти усиливает радость жизни, перед лицом смерти жизнь и любовь приобретают свой смысл.
Субъективное осмысление смерти возможно только в социальном контексте, где смерть дана человеку в виде ритуала или коллективного действия по поводу смерти другого. На этом фундаментальном акте основана вся традиционная культура, и традиционные социальные структуры определяются в контексте ритуала смерти, положенного человеку согласно его статусу. Таким образом, смерть является атрибутивной характеристикой культур и социальных структур, смерть выступает как социальный феномен, что и определяет значимость темы исследования.
Мы не любим думать и говорить о смерти и в повседневной жизни обычно избегаем этой темы. "Мы чувствуем, – пишет Р.Моуди, – по крайней мере, хотя бы подсознательно, что, сталкиваясь со смертью, даже косвенно, мы неизбежно становимся перед перспективой нашей собственной смерти". (Моуди Р. Жизнь после смерти // Моуди Р. Жизнь земная и последующая. М., 1991. С. 11).
Отношение людей к тайне смерти – двойственное: с одной стороны, хотелось бы вовсе не знать и не думать о ней, с другой стороны, мы пробуем, наоборот, всмотреться и проникнуть в тайну, чтобы лишить ее чуждости или враждебности. Стремление людей "освоить" феномен смерти, сделать его чем-то понятным и доступным в обращении проявилось в огромном множестве сказаний, мифов, ритуалов (похороны, оргии, жертвоприношения и т.п.). Таким образом смерть включается в игровое действо, благодаря чему она начинает представляться включенной в порядок и цели жизненного мира людей и уже не такой чуждой.
Тема смерти, занимающая важное место в современном философском осмыслении человеческого бытия, возникла еще в глубокой древности, и этим она явно отличается от таких новых для философии тем, как, например, "игра" или "коммуникация". Сегодняшние люди волей-неволей привязаны в своих суждениях о смерти к издавна бытующим представлениям, образам, символам. Поэтому для нас небесполезно ознакомиться с архетипами смерти.
Архетип (от греч. arche – начало и tipos – образ) – прообраз, первоначальная идея, образ. Архетипы – это образы (или даже "предначертания", структуры образов), выработанные множеством предыдущих поколений и влияющие на мировосприятие и мышление живущих людей.
Сегодняшних людей, как и далеких предков, смерть ставит перед тайной значения человеческой жизни, тайной незримого существования человеческой души, перед вопросом, что есть бытие и небытие.
Что же происходит с умершим человеком, его душой и телом? У древних и первобытных народов на этот счет имелись самые разнообразные представления. Рассмотрим некоторые характерные варианты.
В вавилонской религии представления о загробной жизни были довольно смутные. Считалось, что души умерших попадают в подземный мир и ведут там безнадежно унылое существование. Ни утешения, ни награды вавилоняне от потустороннего мира не ожидали, поэтому религия народов Месопотамии ориентирована на земную жизнь.
В Древнем Египте династической эпохи идеи потустороннего существования получили, напротив, гипертрофированное развитие. По египетским верованиям, когда умирает тело человека, продолжают жить его имя (рен), душа (ба), птицей улетающая из тела в небо, и, наконец, некий невидимый "ка", двойник человека, которому отводилась особая роль в посмертном существовании. Участь ка после смерти зависит от участи тела. Ка может погибнуть от голода и жажды, если при погребении покойник не будет снабжен всем необходимым; ка может быть съеден загробными чудовищами, если его не защитят магические формулы. Если же об умершем как следует позаботиться и мумифицировать его или сделать его статую, то Ка может намного пережить усопшего.
В Древней Индии брахманы (жрецы) учили, что душа не погибает вместе с телом, а переселяется в другое материальное тело. Какое новое тело получит душа – зависит от поведения человека в теперешней жизни, прежде всего от соблюдения правил своей касты. Неукоснительно соблюдая эти правила, можно в посмертном перерождении воплотиться в человека более высокой касты, а за их нарушение можно не только оказаться в более низкой касте, но и обратиться в низшее животное. Такой поток перевоплощений души называется в индийской философии и религии словом "сансара".
Рассмотрим несколько подробнее идею переселения души, ведь она впоследствии оказалась довольно живучей. В европейской традиции метаморфоза, о которой идет речь, – переселение души в другое тело (человека, животного, минерала) или ее превращение в демона, божество – называется метемпсихозом (греч. metempsychosis, от meta, "пере-" и empsychosis, "одушевление"; лат. синоним – реинкарнация). Классическое учение о переселении душ сформировалось в Древней Индии и изложено в текстах Упанишад. Согласно этому учению, бог Брахман рождает из себя мироздание и снова втягивает его в себя. Человек – только временно отделившаяся капля этого единого духа. Люди подобны брызгам, которые взлетают над океаном и лишь в этот краткий миг существуют как индивиды, а потом они падают, сливаются с океаном и прекращают свое индивидуальное существование. По сути дела, речь идет о перевоплощении не отдельных людей, а Брахмана, единого божества, принимающего с каждым всплеском новые формы.
Учение о метемпсихозе получило распространение и в Древней Греции. Его придерживались религиозные общины орфиков и пифагорейцев, а в философии Платона этому учению отведена ключевая роль.
Представления древних евреев о загробной доле человека отображены в Ветхом завете. Они не вполне отчетливы – вероятно, потому, что древнееврейские пророки больше заботились и повествовали о благоденствии всего их народа в здешнем мире, чем о счастливом потустороннем существовании индивида. В текстах Ветхого завета представлены два основных взгляда на посмертную участь человека. Согласно первому, личность после смерти погибает. Бог создал человека "из праха земного, и вдунул в лице его дыхание жизни..." (Быт 2, 7). После смерти это дыхание жизни остается, представляя собой лишь безличную силу, общую всем людям и животным, оно возвращается к Богу, а личность как конкретная форма этого дыхания исчезает. Правда, у приверженцев такого понимания смерти все же имеется некоторая надежда на воскресение духа в теле по воле Бога. Но в общем им представляется сомнительным загробное существование, и из этого следует пожелание: "Итак, иди, ешь с весельем хлеб твой, и пей в радости сердца вино твое, когда Бог благоволит к делам твоим. <...> Наслаждайся жизнию с женою, которую любишь, во все дни суетной жизни твоей. <...> Все, что может рука твоя делать, по силам делай; потому что в могиле, куда ты пойдешь, нет ни работы, ни размышления, ни знания, ни мудрости" (Еккл 9: 7, 9, 10). Согласно другому воззрению, содержащемуся в ветхозаветных писаниях, человеческая душа продолжает существование после смерти, но мир, в который она попадает, темен и безрадостен, это – страна "сени смертной и мрака", "каков есть мрак тени смертной, где нет устройства, где темно, как самая тьма" (Иов 10, 22).
У древних греков бытовали представления, похожие по тональности на те, что мы только что рассмотрели; слабые тени усопших обречены скитаться в загробном мире, покинутые и ничтожные. Греки называли людей смертными – в противоположность бессмертным богам, ведь посмертное существование человеческих душ представлялось совершенно призрачным и никчемным.
У славян довольно долго сохранялся патриархально-родовой строй, с характерным для него культом почитания предков. Душам предков полагалось обитать в раю. "Рай" – дохристианское общеславянское слово, означавшее нечто вроде прекрасного сада. И поныне в белорусском и украинском языках сохранились слова "вырай", "вырий" – место, куда осенью улетают птицы и где обитают умершие. Слово "пекло" – тоже дохристианское, оно означало подземный мир, где горят души злых людей. Покойников подразделяли на две категории: "чистых", т.е. умерших "пристойной" смертью, – их почитали и называли "родителями" безотносительно к возрасту и полу (до сих пор существует традиция "родительских дней"), и "нечистых", которых называли "мертвяками" (самоубийцы, утопленники, опойцы и т.п.). Мертвяков боялись, полагали, что они могут вставать из могилы и вредить людям; чтобы помешать мертвяку выйти из могилы, труп пробивали осиновым колом, вбивали зуб от бороны позади ушей и т.д. Таким образом, по верованиям древних славян, после смерти могла сохраняться активность не только души, но и тела.
Далеко не у всех народов смерть воспринималась как печальное событие. У некоторых, например у германцев (свевов), существовала вера в воскресение умерших, это позволяло им не бояться смерти; у них считалось, что воины, храбро павшие в битве, должны попасть в светлый дворец бога Одина – Валгаллу (Вальхаллу), где их ждут пиры и удовольствия. А даки (северо-фракийские племена, жившие на территории современной Румынии) верили, что существование после смерти гораздо приятнее теперешней жизни, и потому встречали смерть радостным смехом, а рождение человека, наоборот, оплакивали.
Приведенные здесь основные варианты древнейших представлений о смерти оказали заметное влияние на мировоззрение последующих эпох. Черты изначальных образов, архетипов смерти видны в мировых религиях, философских учениях – от древнейших до современных. Из дальнейшего изложения читатель без труда может уловить черты религиозных представлений о переселении души и учении Платона, отзвуки славянских верований – во взглядах Н.Ф.Федорова, мрачноватые мотивы древнееврейских и древнегреческих воззрений – в экзистенциальной философии. Архетипы выразились не только в мифах, но нашли фактическое воплощение в образе жизни народов, в их историческом пути. Так, Николай Александрович Бердяев (1874-1948) в книге "Смысл истории" показывает, что у евреев вследствие неверия в личное бессмертие сформировалась более острая, чем у многих других народов, потребность в земной (а не только небесной) справедливости; развилось ощущение историчности бытия, которое может и должно изменяться во имя справедливости; выработался активный, волевой, революционный характер, чуждый той созерцательности, которая свойственна арийским народам с их представлениями о личном бессмертии и вечном возвращении.
Философские воззрения на смерть отличаются от мифологических по способу их формирования и передачи. Если мифы просто принимаются людьми "к сведению" – без попытки поставить их под сомнение, то философские учения – результат специального осмысления положения вещей, анализа, поиска аргументов "за" и "против", т.е. результат осмысленного выбора суждений среди возможных альтернатив. Такое осмысление и обоснование взглядов называют рефлексией. Таким образом, философские воззрения отличаются от мифологических тем, что они опираются на рефлексию (это не единственное, но существенное различие). Однако по содержанию идеи философов могут быть весьма похожими на мифологические представления. Так, многие древнегреческие философы поддерживали идею о бессмертии души, характерную для древнейших мифов.
Заметное влияние на дальнейшее развитие философских воззрений по поводу смерти оказало сочинение немецкого мыслителя Артура Шопенгауэра (Schopenhauer, 1788-1860) "Мир как воля и представление".
Комплекс идей, которые развивал Николай Федорович Федоров (1828-1903), нередко называют "философией общего дела". Именно под таким заголовком в 1906-1913 годах были изданы избранные сочинения этого мыслителя. "Общим делом", которое должно объединить все человечество в великое братство, Федоров считал преодоление смерти. Наверное, до него никто с такой убежденностью и энергией не выдвигал идею борьбы с самой смертью. В ней обычно видели естественный, хотя и прискорбный, порядок вещей, не зависящий от человека, или же наказание рода человеческого за первородный грех, но не рассматривали ее как зло, т.е. явление нравственного порядка.
Н.Ф.Федоров назвал смерть "уродством", "всеобщим органическим пороком", с которым люди настолько свыклись, что не придают ему значения. Спокойное, "стоическое" отношение к смерти русский мыслитель расценивает не как мудрость, а как покорность, недостойную человеческой нравственности и разума.
В грандиозном замысле Федорова есть два пункта, которые даже по нынешним меркам выглядят совершенно фантастическими. Он предлагал, во-первых, преобразовать человеческое тело таким образом, чтобы оно могло существовать во враждебных жизни средах (в космосе) и к тому же стало бессмертным. Федоров тут предвосхитил популярную в современной фантастике идею киборга. Во-вторых, он считал посильной для будущей науки задачу воскресить всех ранее живших на земле людей, чтобы дать им новое, бессмертное тело и бессмертную жизнь.
Проект "общего дела" предусматривает также решение множества других задач, часть из которых сегодня уже не кажется фантастической, а выглядит вполне буднично (выход человека в космос, использование солнечной энергии и др.). Почему, как такие идеи могли родиться более ста лет назад в уме скромного библиотекаря Румянцевского музея? И почему они привлекли внимание писателей, философов, ученых?
Для устранения вражды нужно "открыть" неисчерпаемый источник, в котором хватит ресурсов на сколь угодно большое множество людей. Этот источник – необъятный космос. Но как жить в космосе, если природа дала человеку тело, неприспособленное для жизни за пределами Земли?! Для разума человеческого, считал Федоров, это препятствие не является непреодолимым. Человек не должен быть рабом природы, материи, из которой как раз и тянется "гнилой корень вражды". Человек сумеет создать себе другой организм, который будет представлять собой, по словам Н.Ф.Федорова, "единство знания и действия" питание этого организма будет "сознательно – творческим процессом", в ходе которого элементарные космические вещества станут перерабатываться в минеральные, потом растительные и, наконец, живые ткани.
В творчестве Мартина Хайдеггера, одного из самых значительных философов XX столетия, центральное место занимает вопрос о смысле бытия, а феномен смерти играет важнейшую роль в прояснении этого смысла.
Пребывать в мире, быть живым – значит существовать к смерти. Человек, в отличие от других живых существ, способен осознавать свою смертность и тем самым – истину своего бытия, что он – есть. Когда человек "забывает" эту истину, его существование, как полагает Хайдеггер, не является подлинным. Оно становится подобным существованию вещей или живых существ, не сознающих того, что они есть, что они принадлежат бытию.
Своя собственная смертность открывается человеку в состоянии страха, или ужаса (Angsl). Общественное мнение обычно осуждает малодушие и трусость, но в данном случае Хайдеггер имеет в виду не пугливость, из-за которой человек способен забыть все на свете, в том числе и самого себя, а особое, тревожное состояние души, в котором человек пытается выйти из узкого круга сиюминутности и помыслить о своем существовании до крайнего возможного предела. Смерть как раз и есть этот предел, который придает какие-то очертания бытию, определяет его. Не помыслив своей смерти, невозможно осознать свое бытие, свое пребывание (Dasein) в мире и возвыситься к "подлинному существованию", достойному человека.
Термин Хайдеггера "Angsl" переводят словами "страх", "ужас". Пожалуй, второе слово – более подходящее, поскольку Хайдеггер имеет в виду не малодушный "испуг", а более глубинное состояние, основанное на "озабоченности".
Для характеристики человеческого бытия, очень своеобразного по сравнению с существованием вещей, Хайдеггер использует термин "dos Dasein". В немецком языке глагол sein означает "быть", "существовать", a "dasein" – "присутствовать", "быть налицо". Входящая во второе слово часть "da" имеет значение "там", "тогда", "вот", и потому при помощи нее указывается, что речь идет не о "бытии вообще", а о "бытии вот тут сейчас присутствующем". Хайдеггер использовал образованное от глагола существительное "das Dasein", чтобы обозначить, специфику бытия человеческого "я", которое неотделимо привязано к ускользающему мгновению времени, к нахождению "здесь" и "теперь". К хайдеггеровскому понятию "Dasein" очень трудно подобрать эквивалентное русское слово, поэтому переводчики предлагали разные варианты: "вот-бытие", "наличное бытие", "существование", "бытие-сознание", "присутствие". Мы будем обозначать понятие "Dasein" словом 'пребывание'. В русском языке, в отличие от немецкого, возможно различение совершенной и несовершенной формы глагола: "быть" и "бывать". Несовершенная форма этого глагола выражает незавершенность, неисполненность, неокончательность, нецелостность существования того, о ком идет речь. Именно эти особенности бытия человека хотел бы зафиксировать Хайдеггер в слове "Dasein". Поэтому мы используем слово "пребывание", образованное от "бывать" – несовершенной формы глагола.
Люди обычно избегают мыслей о смерти. Это можно было бы объяснить "чисто психологически" – неприятностью подобных размышлений. Но Хайдеггер обосновывает свое объяснение "отступления" и "бегства" людской мысли перед смертью причинами, которые коренятся не только в "психологии", но и в бытии "люда" (das Man)23. Безликий "люд" погружен в повседневные хлопоты о насущном, о вещах, а способ существования вещей, которыми озабочен "люд", становится для него эталоном понимания всякого сущего, в том числе и человека. В результате, бытие вещей заслоняет от "люда" совершенно особое бытие человека, – бытие временное, конечное и смертное (тогда как, напротив, бытие вещи безразлично к времени, своему концу и не подвержено смерти). Мир "люда" безличен, и потому он не знает смерти, ведь умирание – сугубо личный акт: умираю "я", а не "бессмертный" люд, и только "я" в состоянии осмыслить "возможность невозможности" дальнейшего пребывания в мире.
Das Man – один из неологизмов М.Хайдеггера. Это существительное, образованное от неопределенного местоимения "man". Оно обозначает некое безликое "людство", чье мнение предписывает образ мышления и существования индивидам. Этот термин Хаидеггера мы переводим словом "люд".
Люди, зная о несомненности смерти, тем не менее не убеждены в ней. Несомненность смерти является лишь эмпирической, основанной на наблюдении смерти "другого". Тому, кто видит смерть "извне" – не свою собственную, принципиально не дано познать, является ли смерть совершенным окончанием пребывания, а может, она – лишь переход к какому-то иному существованию более высокого или низкого порядка. Вопрос такого рода Хайдеггер исключает из экзистенциального анализа ввиду его принципиальной неразрешимости. Можно констатировать лишь то, что несомненность смерти не является аподиктической.
Аподиктический (греч. apodeiktikos) – достоверный, основанный на логической необходимости, неопровержимый.
Бок о бок с несомненностью смерти идет неопределенность ее "когда". Ввиду такой неопределенности люд относится к смерти как к чему-то отдаленному, а не свойственному самому пребыванию человека и возможному каждый миг.
Хайдеггер характеризует экзистенциально – онтологическое понятие смерти следующим образом: "Смерть как конец пребывания (des Daseins) есть наиболее свойственная, безотносительная, несомненная и как таковая неопределенная, неопередимая возможность пребывания. Смерть есть как конец пребывания в бытии данного существующего к своему концу".