Произвольная многозначность и многозначность шифра
— Интерпретируемая символика делает каждый частный случай нескончаемо многозначным, но оказывается однозначно ничтожной в том вымышленном ею последнем, которое подвергает истолкованию. Но зримой символике подлинного шифра присуща иная иногозначность.
Если шифр, толкуя, превращают в знание, если, значит, он должен стать объективным и значимым, то его многозначность в этой его лишенной экзистенциальных корней форме такова же, как и у всякой толкующей символики. Но эта многозначность не присуща ему, если его вообще не подвергают толкованию, а только сохраняют в его истоке.
Однако, если толкование изначального шифра, становясь мыслимым, само в свою очередь делается шифром, то этот шифр ничуть не менее многозначен, и все же многозначность его не произвольна, но состоит в множественности возможных экзистенциальных усвоений. Как возможность усвоения, шифр только в мгновение историчного присутствия экзистенции в настоящем становится для экзистенции — непередаваемым и для нее самой незнаемым образом — однозначным. Эта однозначность состоит в незаменимости для этой экзистенции, живо исполняющей именно ее трансценденции.
В произвольном толковании, как мнимом знании, исход его всякий раз бывает определен, толкование — нескончаемо, цель толкования — некое конечное бытие, в толковании тайнописи исход есть бесконечное в себе самом самоприсутствие трансценденции (in sich unendliche Selbstgegenwart der Transzendenz), шифр конечен и определенен, а цель толкования неопределенна, как эта уже присущая в настоящем бесконечность.
При толковании, которое ищет знания, конечное есть первое, исходя из него, тщетно ищут пути к завладению бесконечностью, в виде нескончаемой работы толкования; здесь никогда не происходит действительного толкования, а только кажимость толкования при помощи отнюдь не достигающих господства над фактичностью и просто повторяющихся или накапливающихся формул. Там, где совершается толкование символики как мнимое познание, все делается плоским, ибо только конечным. Против собственной воли оказываясь во власти нескончаемого, в то же время теряют бесконечное. При овладении же тайнописью первое есть бесконечное', только исходя из бесконечного как присутствия трансценденции, конечное и становится тайнописью.
Однозначность бесконечного самоприсутствия трансценденции — это всякий раз поднимающая к совершенству вершина во временном существовании экзистенции. Однако всюду, там, где этот шифр получает известную сторону всеобщности, встречается мне как сообщимый в языке, а равно и в том способе, каким эти вершины существования отзываются в жизни впоследствии, есть и многозначность, ибо есть возможность экзистенциального усвоения и осуществления.
Поэтому для метафизической установки вопрошания в тайнописи нет ничего окончательного. Она есть лишь там, где свобода являет в настоящем в ней трансценденцию. Шифр всегда может быть прочитан также и иначе. В нем никогда не бывает умозаключения о трансценденции, которая была бы отныне словно вычислена для нас. Если смотреть моими глазами, в тайнописи остается неустранимая многозначность. Если же говорить с точки зрения трансценденции, то нужно сказать: она может сообщить себя и иначе. Тайнопись не могла бы сделаться окончательной во временном существовании. Иначе в ней не осталось бы возможности, но вместо нее настала бы однозначная завершенность. Будучи теперь пространством еще необязательного, возможно-обязательного, и лишь затем становясь обязательством для этой экзистенции, она не осталась бы ни тем, ни другим, не была бы уже больше тайнописью, но стала бы единственным бытием трансценденции (das alleinige Sein der Transzendenz). Теперь она всегда есть особенное, которому не дано возможности стать целым, в тотальности она уничтожила бы самое себя. Теперь исчезающая и историчная, она сделалась бы наличной и абсолютной.
Бесконечная многозначность всякого шифра обнаруживает себя во временном существовании как сущность этого существования. Толкование шифров через другие шифры, наглядных — через спекулятивные, действительных — через созданные нами, не имеет конца, ибо оно есть среда, в которой экзистенция хотела бы удостоверяться в своей трансценденции и, в виде приготовления, творить для себя возможности. Система шифров невозможна, поскольку в эту систему шифры вошли бы только в своей конечности, но не как носители трансценденции. Бесконечная многозначность исключает систему возможных шифров. Система сама может быть шифром, но никогда система как набросок не может осмысленно объять все подлинные шифры.