Мир как данный и как произведенный

Я есмь в некотором мире, в котором имею опыт преднайденного; и я порождаю свой мир, как мир, которого я желаю. Поскольку мир дан, его бытие знаемым (Gewußtsein) основывается на открытиях; поскольку он порожден, - на изобретениях.

Поскольку мир отчасти дан существованию в применении, потреблении и пользовании (Verwenden, Verbrauchen und Genießen), отчасти же только должен быть порожден для этой цели, изолированно мыслимая сугубая данность или изолированное понятие о простом порождении приводят к двум, противоположным образом сконструированным, недействительным аспектам мира:

С одной стороны находится райское существование, в котором все, чего я вожделею (begehre), что я хочу видеть или чем пользоваться, предлагается мне само собою, в котором потребность и удовлетворение оказываются одним и тем же; здесь я жил бы в таком мире, который вовсе не осознается мною как мир, я оставался бы лишь как безбольное похотение (Bedürfen) и поглощение вне времени, в равновесии вечно полного счастья существования. С другой стороны стоит мир, как без остатка порожденный; индивид здесь - шестеренка в громадном механизме (der Einzelne ist ein Rädchen in der ungeheuren Maschinerie). Он уже не знает своего изделия, как произведенного им; за это он получает удовлетворение всех своих потребностей, сам их по-настоящему не зная, от деятельности других, которые трудятся подобно ему, и которым он служит своей работой так же, как и они служат ему. Все, подобно ему, живут безмирно, удовлетворяя свои потребности всегда тождественными и заменимыми вещами и материалами; все находятся в совершенной зависимости друг от друга относительно заготовки вещественного материала существования, и однако не знают необходимых личных отношений между собой. Предсказуемость хода этого нескончаемого механизма порождения оставляет место только для свободы как возможности наблюдать (läßt nur noch Raum für die Freiheit des Zusehenkönnens).

Действительный мир реален только между этими двумя границами, которые обе в своей безмирности (Weltlosigkeit) могут быть только абстрактно вымышлены. Незавершенность мира позволяет ему парить между данностью и порожденностью. Стань он всецело тем или другим, он больше не был бы миром.

Мир, как иное, никогда не бывает только дан. Самое решительное порождение находит свое исполнение, заново овладевая первоначально данным, которое впервые раскрывается для нас только таким путем. Даже в техническом устроении мира временное существование творит в особенности места, человеческого своеобразия, случайных условий все новые и новые напряжения между планом и результатом, которые исключают возможность сформировать замкнуто наличный мир потребляющего и потребленного, который был бы в одно и то же время бездушен и лишен сознания. Эти напряжения и противоречия видоизменяют силу вычисляющего радикализма в техническом овладении миром, порядка в деле рационализации относительного целого. Особенность условий оставляет место историчности действительно исполненного существования. Ибо человек противится технике, которую он сам создает для себя при помощи своего общества, поскольку эта техника стремится абсолютизировать себя самое как всеобщезначимое регулирование труда и жизни (Denn gegen die Technik, die der Mensch sich selbst durch seine Gesellschaft hervorbringt, wehrt er sich, sofern sie sich als allgemeingültiges regeln von Arbeit und Leben zu verabsolutieren trachtet). Еще иной исток человека (Sein noch anderer Ursprung) улавливает именно несоответствия, пробелы и особенности, в которых находит свою границу рационализация. То, что он как сознание, наделенное рассудком и целенаправленной волей, хотел бы вовсе исключить, - сопротивляясь ему, становится в каждом случае возможностью для него стать впервые самим собой. Каждому отдельному человеку, как бы он ни жил, для удостоверения в своем самобытии всегда остается нужно некоторое существование, в котором для него вновь возникает его мир (in welchem ihm wieder seine Welt wird), как бы ни был этот мир стеснен и сужен: маленький мир собственности и непрерывности личного бытия; более пространный мир профессии, возможных планов и совместной жизни людей в совместном произведении нового; мир, обращающийся к нам из истории, как традиция.

Исследующее ориентирование в мире постигает как данное, так и подлежащее порождению, как эмпирическую действительность. Но оно не приходит к концу. Порожденное вновь становится данным, данное же заключает в себе необозримую видоизменяемость, позволяющую ему сделаться материалом для новых порождений. Хотя существованию свойственна узость исходной точки, начиная с которой оно искало обширный мир и овладело им, но оно снова и снова становится опять подлинной действительностью, к которой должна найти путь возвращения всякая ширь, чтобы не скользить в бездну, как пустая абстракция мысли. Поскольку все, что есть, что видят и что делают, подтверждает свою действительность исключительно лишь в конкретной ситуации существования, перед нами неизбежно встает вопрос о том, существует ли вообще один объективный мир или одно всеобъемлющее существование, как эмпирическая действительность, есть ли одно мироздание и одна картина мира, являющаяся для нас истинной картиной мира.

Мироздание и картина мира

Мыслить мироздание - захватывающая мысль. Вместо существования, в котором я есмь, я схватываю в ней единое, которое есть все. Но это - только мысль. Я, как существо, охватывающее (faßt) мысль о продвижении (Fortschreiten) за пределы всякого особенного мирового существования к единому «все» (zum einen All), есмь, правда, и сам в этом мире для других лишь другое Я, а как таковое, и для них, и для самого себя я только частица. Однако я - часть своеобразная: часть, стоящая, как почти исчезающая ничтожность, в одной точке неизмеримого пространства и времени, и несмотря на то в знании обращается на целое, как если бы могла объять его в себе. Бытие-Я не исчерпывается для самого себя таким бытием частью. Ибо оно или овладевает мирозданием в образе и имеет в «картине мира» то целое, которым становится благодаря знанию, не будучи им фактически. Или оно признает эту картину мира единого мироздания иллюзией и постигает мир как не пребывающий из себя самого, а себя самое в нем постигает как бытие, которое за несостоятельностью единой картины мира не исчерпывается и своим бытием частью в этом мире.

Я, как существование, есмь только часть, как и другие я и встречающиеся мне вещи. Мироздание - это, положим, все существование. Но это «всё» есть лишь понятие о задаче неограниченного движения вперед в нашем ориентировании в мире, - это не такое понятие, предмет которого мог бы предстать моему взгляду, или которое бы могло когда-нибудь стать для меня вполне действительным в последовательности исполняющих восприятий; это -понятие, которое не дает мне остановиться ни на какой границе, когда я в своем прогрессе ищу среди вещей и желаю знать всё, что существует; но оно делается сомнительным, если хочет исчерпать в себе мироздание как имеющееся бытие (er ist ein Begriff, der mich an keiner Grenze haltmachen läßt, wenn ich im Fortschreiten unter den Dingen suche und wissen will, was alles da ist; er ist aber fragwürdig, wenn er das Weltall als ein Sein treffen wollte, das es gibt).

«Мир» как понятие о совокупности существования имеет два возможных значения: Во-первых, оно означает нескончаемую сумму всего когда бы то ни было встречающегося мне как существование предметного бытия и бытия-Я; мир в этом смысле есть лишь «вся» объективная действительность. Во-вторых, оно имеет значение целости соотнесенного внутри себя и постольку замыкающегося в себе субъективного существования. Существование, как сумма всего встречающегося, было бы, правда, лишь одним-единственным миром, поскольку все это находится на одном уровне доступного эмпирическому опыту; но это существование не составляет единства мира, поскольку оно незамкнуто и не имеет конца. В самом деле, существование как целость дано лишь относительно, как бытие субъектов, каждого в своем мире, и как партикулярные аспекты мира, присущие сознанию вообще в исследовании. Эти многие единства мира существуют каждое для себя и не составляют мироздания (Diese vielen Weltaspekte sind je für sich und nicht das Weltall).

Поэтому, чтобы достичь мироздания, нужно было бы утопически распространить до полной завершенности один из двух этих полюсов, - объективную действительность или субъективное существование мира. Мы мыслили бы тогда пустыми, ибо лишь формальными, мыслями, по ту сторону всякий раз методически ограничиваемой в знании объективной действительности, ее разорванности и нескончаемости, бесконечное целое формирующейся в универсальном взаимодействии мировой действительности. Мы мыслили бы, - мыслью, обрывающейся от напряжения в невозможности, -по ту сторону конечности субъективного существования некоторое бесконечное, все в себе заключающее существование; ибо существование по своей сущности конечно; если бы оно было бесконечно и постольку было всем, оно бы уже не было существованием.

Никакое существование в мире - ни универсум, как «всё», ни totum, как «целое», - невозможно адекватно постичь в образе путем познания. Правда, вместо исполнения в настоящем, никогда не достигающего конца, я составляю себе образ целого единой действительности. Вместо нескончаемой суммы сущих вещей и Я, оно мыслится тогда как соотнесенное внутри себя целое, как космос, в некотором предвосхищении, как если бы оно было нам известно (als ob man es kennte). Правда, это одна картина мира, но это не образ единого мира. Мир поистине никогда не замыкается в образе (schließt sich nie zum Bilde), потому что сам он фактически не существует как замкнутый мир, не пребывает из себя самого, а потому во всяком ныне и впредь осуществимом ориентировании в мире должен снова и снова оказываться разорванным в себе миром. Картина мира действительна как образ некоторого целого в мире, космос есть блистающе-соблазнительное выражение, в котором сплавляется воедино целое существования субъекта в его мире -как упорядоченное и охраняющее целое экзистирующей жизни, всегда вновь узнающей себя в этом целом, - и «всё» отделяющегося в предметность мира объективных исследимостей (mit dem «Alles» einer sich gegenständlich loslösender Welt objektiver Erforschbarkeiten). Но космос должен разбиться, чтобы безгранично осуществилось подлинное эмпирическое ориентирование в мире. Космос может подлинно быть лишь как мир каждый раз особенного исторического существования.

Существование мира как целость жизни в ее мире, в одно и то же время найденном и порожденном этой жизнью, есть в качестве объективности то или иное состояние мира человеческого существования. Хотя оно относительно замкнуто, но все же действительно лишь как целое, составляющее часть в том мире, который можно назвать целокупностью существования, простирающейся в неопределенную ширь. И это «мироздание» состояния человеческого мира тоже не становится по-настоящему образом. Оно есть возможное целое, как образование (Gebilde), частью биологически ставшее, частью планомерно начертанное и порожденное (entworfen und hervorgebracht), частью возникшее, как незапланированное целое, вместе с взаимосвязями этих планомерных деяний. Познать его можно только, разложив его на отношения, какие имеются внутри него и в каких оно стоит со внешним, но в своей сердцевине оно непознаваемо. Исконнее всего оно может быть познано там, где я, -или эмпирическое понятное Я, - знаю и желаю план и цель. Как мир я познаю не историчное целое некоторой идеи, но я познаю мир там, где одно Я и множество Я деятельно выступают как деятели, творят продукты и тем самым создают мир (handelnd auftreten, Produkte schaffen und damit Welt herstellen). В своем ориентировании в мире я познаю только взаимосвязи некоторого существования со своим миром, но не познаю в себе ни существования, ни мира, но лишь их единобытие (ihr Einssein) в движении вперед и назад для построения формаций (im Hin und Her zum Aufbau der Gebilde). Среди этих целостей мира есть такие, которые я не только познаю, но в которых я сам живу. Эти целости налично предстоят мне из моей свободы, которая каждый раз сама реальна в этом целом, совершенно иным способом, чем тот, которым способно познавать любое ориентирование в мире. Мое ориентирование в мире, делающее этот мой мир для меня предметом, именно потому становится путем и основанием моего светлого миросознания в моем мире, что всякое образное закрепление в доступном предметному знанию целом должно быть разбито (dadurch, daß jede Verbildlichung zu einem gegenständlich wißbaren Ganzen zerschlagen werden muß). Я бываю отброшен к своему подлинному бытию в этом мире, и тем решительнее, чем светлее и яснее испытываю и продумываю ту опредмеченность, которая доступна познающему ориентированию в мире.

Мир и трансценденция

Я различаю вещи в мире и различаю себя от них, но я уже больше не различаю мир от чего-то иного, если только не трансцендирую, т.е. не «превосхожу» мир. В ориентировании в мире у меня нет никакой потребности в том, ибо, ориентируясь в мире, я всегда спрашиваю только о вещах в мире, а не о мире вообще, который ведь никогда не встречается и не может встретиться мне, -и нет никакого повода для того, ибо всякая граница есть в мире, и как бы далеко я ни пошел, мир всегда остается тем объемлющим, в котором я могу двигаться далее, - и не имею способности к тому, ибо при помощи методов ориентирования в мире какое-либо трансцендирование невозможно.

Постольку «мироздание» есть уже такая мысль, которая трансцендирует по ту сторону всякого действительного ориентирования в мире к некоторому законченному ориентированию в мире. Но коль скоро эта мысль разбивается в разорванности существования, постигаемой в границах ориентирования в мире, то мысль о мироздании, как срывающаяся в самой себе (in sich scheiternder) мысль, прокладывает путь трансцендированию по ту сторону мира (über die Welt).

Если бы мир был всем, то познание мира означало бы познание бытия как такового (Wenn die Welt alles wäre, so würde Welterkenntnis Seinserkenntnis schlechthin bedeuten). Мир был бы не только существованием, но в-себе-бытием. Подлинным бытием было бы мироздание. Поэтому возможны две группы понятий о мире, смотря по тому, мыслим ли мы мир в себе, без иного, или как явление в отношении к экзистенции и трансценденции.

С точки зрения чистого ориентирования в мире, мир становится устойчиво-пребывающим. Он не имеет начала и конца, не знает изменения, лишь в нем все изменяется и имеет начало и конец. Сам он был и будет в нескончаемом времени. Мыслю ли я этот мир пространственно и математически, как мироздание астрономии, или во времени и динамически, как природу, то есть подчиненное законам существование, которое единственно может встречаться мне как познаваемое, - в обоих случаях в моей мысли заключается нечто объемлющее, нескончаемо пребывающее (ein Umschließendes, endlos Dauerndes), которое как универсум самодостаточно покоится в себе в своем равнодушном существовании, и о котором решительно невозможно спрашивать, что лежит за его пределом.

Но с точки зрения трансцендирования этот мир есть лишь существование, которое не есть из себя самого, но есть лишь явление. Человек, поскольку он не просто есть часть мира, но может свободно быть самим собой, есть возможная экзистенция. Ему, как сознанию вообще, мир показывает себя как мир в ориентировании в мире, ему, как возможной экзистенции, открывается в мире трансценденция (Ihm als Bewußtsein überhaupt zeigt sich in der Weltorientierung die Welt als Welt, ihm als möglicher Existenz wird in der Welt Transzendenz offen). Для человека как возможной экзистенции мир утрачивает свою безразличность. Для него как для сущей жизни этот мир есть предмет желания и заботы, наслаждения и пользования, но для него как для возможной экзистенции мир есть то, в чем и через что он с другой экзистенцией относится к трансценденции. Мир становится временным пристанищем экзистенции[18](Die Welt wird zur zeitlichen Stätte der Existenz).

Мир, уже не пребывающий в безразличности, становится двусмысленным. Как мир, он познается и технически создается. Но он не остается только данным и произведенным миром, - и тот и другой оказываются вновь пронизаны относящимся к ним субъектом. Мир не есть уже только сущее, независимое, полезное (nutzbare) и служащее бытие, но то, что я люблю и ненавижу и что я одушевляю сверх всяческой его целесообразности (über alle Zweckhaftigkeit hinaus beseele). Вместо того, чтобы только потреблять (verbrauchen) его и производить для потребления, - проясняя себе и удостоверяя в предмете мое к нему отношение, я еще раз произвожу его для себя в свободном от целей познавании и в художественном творении, которые уже не только ориентируют в мире, но в собственной затронутости делают наличным для меня бытие мира (im zweckfreien Erkennen und im Kunstschaffen, die nicht mehr nur in der Welt orientieren, sondern das Sein der Welt im eigenen Betroffensein zur Gegenwart bringen). Мир или остается слепым непрозрачным существованием, как мирское (Weltlichkeit), или же, как явление, становится местом бытийного решения экзистенции, стоящей в отношении к трансценденции. Его двусмысленность состоит в том, что он всегда может быть и тем, и другим.

Поэтому мир получает двоякий смысл, так что он может быть только миром как мирским, или же обрести свое бытие только в трансцендентной соотнесенности. Он бывает только миром, если человек, забывая о своей экзистенциальной возможности в истоке и цели, желает его как такового, мирское приковывает его к жажде жизни и заботе о существовании, к продолжительности (Dauer), которую, как таковую, он считает бытием. Он забывает о бренности или при виде ее впадает в отчаяние от бессмысленности; он пленен этим миром, и оттого мир теряет для него свою прозрачность; он желает мира, и оттого мир становится для него тупым и лишается блеска. И все же мир может стать миром как явлением экзистенции, взирающей в нем к трансценденции, если мир, открываясь как незавершенный в себе и не существующий из самого себя, и есть тогда в своей временности и в крушении всего - язык для понимающего себя в мире подлинного бытия (Sprache des sich darin verstehenden eigentlichen Seins ist).

Мир, как мирское, лишенное основы, и мир, как явление, не следует мыслить действительными на одном и том же уровне. Для научно-исследующего ориентирования в мире есть только это безосновное мирское. Мир в его прозрачности, как язык и возможность подлинного бытия, недоступен, даже только как вопрос, ни для какого всеобщезначимого познания. Но если мы говорим о нем, то при этом неизбежно высказываем предметным образом также и то, что лежит за пределами всего предметно доступного знанию, как если бы оно было знаемым (als wäre es Wißbarkeit). И тогда всякий способ выражения как таковой делается ложным: Представлю ли я координирующую трихотомию (eine koordinierende Dreiteilung): существующий мир и там, против него, трансценденция, а здесь -«Я» возможной экзистенции; или стану отрицать мир как незавершенный и не имеющий подлинного пребывания, и буду мыслить в нем, как на исчезающей арене, направленное к трансценденции Я; или же буду мыслить сам мир сущим, так что я и мир, и в нас обоих - трансценденция предстанут как существующие в одном, и ни одно не может быть без другого; - всегда и неизменно останется то, что предметом моего ориентирования в мире будет только мир как мирское, как пребывающее существование и как полезность (Nutzbarkeit). Поскольку границы также провожу я сам, в действительном знании я нигде не могу выйти за рамки фактического и всеобщезначимого.

Но если экзистенция объективирует себя как мир, и трансценденция становится образом в мире (Bild in der Welt), то сделавшееся внешним сразу же делается также предметом ориентирования в мире. И все же между объективной работой познания в ориентировании в мире, и экзистенциальным мышлением той объективности, в которой являются друг другу экзистенция и трансценденция, -лежит скачок. Объективное познавание отвлекается от субъекта познающего и видит только чистые объективности; поэтому сделавшееся внешним, как предмет ориентирования в мире, лишается своей души. Экзистенциальное же поведение, напротив, не постигает в понятии какой-либо чистой объективности, но силою своего собственного бытия видит действительность самобытия в его объективно встречающейся ему историчности. Поэтому в обмирщении бытия (Weltlichwerden des Seins) что-то всегда остается незатронутым: то, что я познаю как эмпирическую действительность, не есть как таковая то, что оно есть само по себе. Тем, что я есмь экзистенциально, я уже не буду никогда, если сделаю это предметом своего знания. Когда мое существование, как некоторое целое существования, становится объектом исследования, то мне самому удается проскользнуть между ячейками рыболовной сети познания. Но знание в ориентировании в мире имеет тенденцию путать то, что знает это ориентирование, с подлинным бытием, и то, что в принципе доступно его знанию, с бытием в себе.