Первая деконструкция логоса: деконструкция метафизического понятия знака касательно обозначения

Ж.Деррида показывает, что не знак исчезает в своем объектном отношении к вещам, а исчезают вещи или объекты, относительно которых предполагалось, что они уже не знаки. Они исчезают в знаке, то есть сами они должны быть поняты как знак.

В понимании метафизики знак должен к вещи быть только довеском, то есть он будет иметь значение лишь постольку, поскольку он ручается за вещь. Это значит, что знак как знак будет находить свою идентичность не в том, что он есть — не в знаковом знака, а в вещи. Но ведь вещь мы имеем не иначе, как в знаке, и только в знаке можем мы ее иметь, поскольку сам знак есть нечто, а именно как раз знак. Только своей идентичностью как знаком знаки могут обозначать, но при обозначении как знаки они не должны иметь, в понимании метафизики, никакой иной идентичности, чем идентичность вещи. Для знака при обозначении идентичность наступает порознь в неидентичности, знак как знак обладает всегда избытком идентичности по сравнению с тем, сколько может проявиться при обозначении. Знак, по Деррида, оказывается дополнением. Понятие дополнения (супплемент), с которым работает Деррида, имеет два внешне противоположных значения. Дополнение — это добавление, «surplus», оно обогащает наличную полноту тем, что оно ее «кумулирует и аккумулирует» до «избытка присутствия». Но дополнение — это также и замещение, оно «незаметно располагается на-место-чего-то», добавляет, «как если чувствуется пустота». «Дополнение дополняет» [6].

Знак есть дополнение. Он дополняет тем, что он интерпретирует. Он обладает surplus по отношению к обозначенному, и в этом излишке становится возможным нечто другое, а именно, его возможный интерпретант, как сказал бы Пирс.

Знак как означающее Деррида называет «сигнификант», то, что знак обозначает, он называет «сигнификат».

Сигнификант в своей противоположности сигнификату является дополнением в метафизическом понятии знака.

Решение, из которого смогло произойти это противостояние сигнификата (означаемого) и сигнификанта (означающего) в метафизическом понятии знака, требует дальнейших решений, принуждает к умножению означающих для того, чтобы обеспечить идентичность означаемого. Ибо знак есть повторяемое. Однако повтор должен повторять не тождественность означающих, а тождественность означаемого. Но означающее в повторе должно быть признано тем же самым знаком, чтобы повторить тождественность означаемого, к которой он должен отсылать. Повторяемость означающих должна служить тому, чтобы в повторе сохранилась идентичность означаемого. Знак должен быть подчинен «вещи», ее«значению». Так означающее превращается в знак для другой идентичности. В этом смысле оно есть «нехватка самотождественности» [7]. Но знаком для другой идентичности оно может быть только в силу своей идентичности, то есть благодаря излишку по отношению к чуждой идентичности означаемого. В излишней нехватке или в недостаточном излишке заложена возможность для означающего выделиться и отгородиться от означаемого в своей собственной идентичности — идентичности знака [8].

Дополнение, таким образом, может становиться опасным. В повторяемости знака заключается его возможное употребление в качестве означающего, но также и его злоупотребление против означаемого. В качестве дополнения он должен в повторе отсылать к тождественности означаемого, замещать ее в знаковом процессе, однако может это делать, только повторяя себя, добавляя свою собственную тождественность и, следовательно, выделяясь из означаемого.

Следовательно, нужны новые знаки, чтобы каждый раз заново гарантировать границу между полезным употреблением означающих — в повторе тождественности означаемого, и их опасным злоупотреблением — в выделении из означаемого и его имитации в повторе.

Однако «сама граница между обоими повторами в пределах самого повтора не может быть репродуцирована, высказана, ей нельзя придать значение, не производя при этом того, что она исключает» [9]. Ибо границу между правильным употреблением знаков, где они не должны делать ничего иного, кроме как значить другое (самих себя), то есть означать означаемое, и их злоупотреблением как раз против этого означаемого, когда знаки значат что-то сами по себе, а не только другое (а именно, означаемое), можно попытаться маркировать только снова с помощью новых знаков. Однако именно вследствие того, что проведение границы может происходить только в знаках, проблема размежевания появляется вновь, только теперь уже для разграничивающих знаков. Таким образом, мы никогда не дойдем до означаемого, до его однозначного и определенного обозначения, а всегда будем пребывать в знаках.

Дополнение дополняет, означающее «незаметно располагается на месте» означаемого, наполняет это место и тем самым демаскирует его как пустое место. Поэтому означаемое находится «всегда уже в позиции означающего» [10].

Значение, вещь, которая предполагалась за знаком, никогда не могут быть наделены ничем иным, ибо в качестве знака они есть «только» некий знак.

В. Непротиворечивость и объектное отношение знака.

Поскольку означаемое оказывается означающим, поскольку обозначенное, вещь, может всегда превратиться снова в знак, то объектное отношение, в котором знак должен иметь только одно значение, всегда вновь растворим в знаковом процессе. Смысл знаков скользит, если знаки могут отсылать только к знакам, и этот отсыл не находит когда-то окончательной опоры/остановки в незнаковом, поскольку окончательная фиксация — чистая фикция. Но если нет последней остановки для смысла знаков, то смысл может ускользнуть и в свою противоположность, при этом такое скольжение нельзя будет обозначить как противоречивое. По Деррида, оно происходит до всякого противоречия, так как не имеет опорной точки для того, чтобы фиксировать то, что могло быть названо противоречием.