Религиозные реформы князя Владимира I и их влияние на древнерусскую ментальность

Процесс оформления религиозных верований и культов имеет четкую социальную подоплеку. В древности, как это убедительно показано Дж. Фрэзером в ходе анализа представлений о «царе-колдуне», функции магических, а позднее и религиозных, культов были соединены с властью племенных старейшин и вождей. Мифологическое мировоззрение занимало прочные позиции в культуре древних славян благодаря слабому развитию социальной дифференциации в их среде. Прогресс в сфере общественных отношений, появление института государства актуализировали религиозное мировоззрение; социальное развитие оказало непосредственное влияние на представления о божественном, способствовало классификации и дифференциации богов; религиозные представления эволюционировали в сторону монотеизма.

При князе Владимире Святославовиче (980–1015) все земли восточных славян объединились в составе Киевской Руси, осуществлялись серьезные шаги в деле укрепления государственного аппарата. Практически сразу после того как Владимир, при помощи своего дяди Добрыни (былинный Добрыня Никитич), овладел киевским престолом, он принял решение упорядочить языческую религию славян с ее локальными племенными культами, привести ее в соответствие с новым уровнем государственной жизни[26]. «И стал Владимир княжить в Киеве один и поставил кумиры на холме за теремным двором: деревянного Перуна с серебряной головой и золотыми усами, и Хорса и Даждьбога, и Стрибога, и Симаргла, и Мокошь. И приносили им жертвы, называя их богами, и приводили своих сыновей, и приносили жертвы бесам, и оскверняли землю жертвоприношениями своими. И осквернилась жертвоприношениями земля Русская и холм тот»[27], – сообщает Нестор-летописец. Возможно, что былинные и летописные сведения о пирах Владимира являются отзвуком тех ритуальных трапез, которые следовали за принесением жертв богам учрежденного в Киеве пантеона.

Важнейшая цель этих нововведений Владимира заключалась в том, чтобы укрепить собственную власть, воплощением которой был Перун, возглавлявший пантеон бог грозы и военных побед. Как отмечает Б. А. Рыбаков, пантеон Владимира – «не народный, не племенной комплект богов, а пантеон подчеркнуто дружинно-княжеский»; возглавляет его Перун, срединную позицию занимают собственно небесные божества (Хорс, Даждьбог, Стрибог), а божества плодородия (Симаргл, Мокошь) поставлены на последнее место. «Боярам и воинам киевского великого князя нужно было молиться богам и приносить им жертвы не столько ради урожая (об этом пусть молятся по селам), сколько ради военных успехов и побед. Все вполне логично»[28]. Кроме того, составлявшие этот пантеон боги имели различное происхождение, были покровителями разных славянских племен. Главенство над ними Перуна, культ которого имел сравнительно позднее происхождение, символизировало зависимость этих племен от великокняжеской власти.

Кроме Киева, капище Перуна, вокруг которого горело восемь негасимых костров, также было сооружено на берегу Волхова в Новгороде. Культ Перуна насаждался порой самыми жестокими мерами. Добрыня силой принуждал новгородцев подчиниться Перуну как главному богу.

Однако к желаемым Владимиром и его окружением результатам религиозная реформа не привела. Славяне продолжали поклоняться своим племенным богам. Навязываемую из Киева иерархию богов большая часть населения Руси воспринимала как чуждую и неприемлемую. Боги, составлявшие пантеон Владимира, не были чем-то неожиданным и удивительным для его подданных. Но если это были боги соседних племен, то какой резон менять своих родных божеств на чужаков? Ведь эти чужие боги ничем не лучше собственных. Решить поставленную задачу – навязать обществу новую религиозную идеологию, направленную на пресечение тех центробежных тенденций, которые существовали в молодом государстве Киевская Русь, – можно было лишь путем отказа от традиционных для славян верований и культов; великокняжеской власти следовало сделать ставку на бога, неведомого и непонятного основной части населения[29].

Древнерусская культура второй половины X в. не была однородной, в ней сосуществовали различные религиозные традиции. Одной из них было христианство. В бассейн Днепра христианство стало проникать во второй половине I тысячелетия. Арабские источники, относящиеся к середине IX в., сообщают о русских купцам, именующих себя христианами. В середине Х в. в городах Руси, по крайней мере, в Киеве, существовали христианские церкви: в договоре князя Игоря с греками 944 г. упоминается церковь Ильи. Княгиня Ольга после смерти своего мужа Игоря приняла крещение около 954 г., но ее сын, унаследовавший киевский престол, отказался последовать примеру матери.

Выбор в пользу христианства был сделан великокняжеской властью не сразу. Фрагмент «Повести временных лет» об испытании веры князем Владимиром (см. приложение к данной главе) позволяет увидеть эту ситуацию глазами древнерусского книжника, с нашей точки зрения, практически современника описываемых событий.

Вторая религиозная реформа Владимира, наряду с внутриполитическими факторами, проводилась с учетом внешнеполитических обстоятельств. Судя по всему, колебания князя при выборе новой веры были связаны с необходимостью обретения сильнейшего на тот момент военного союзника. Выбор был сделан в пользу Византийской Империи и ее религии – православия.

Кроме того, при решении данного вопроса Владимир не мог не учитывать специфику взаимоотношений между церковью и государством на Западе и Востоке. Для католической церкви было характерно стремление контролировать и ограничивать светскую власть. Выработанная еще в V в. доктрина «двух мечей» гласила, что Бог вручил церкви меч духовный и меч светский. Первым мечом распоряжается духовенство, т. е. сама церковь, а вторым – представители светской власти, но под попечительством церкви, во благо церкви. Западная церковь видела в государстве плод греха, результат отпадения людей от Бога: государство возникает в силу того, что Бог перестает опекать погрязших в грехах людей, и люди вынуждены устраивать свою жизнь самостоятельно, что к добру не приводит. Люди попадают в лапы павшего ангела, светская власть многими представителями западного духовенства рассматривается как детище «князя мира сего»[30].

Иначе складывались отношения между церковью и государством в Византии, где духовная власть находилась в зависимости от власти светской. Императоры видели в себе «поставленных от Бога епископов дел внешних» и занимались решением вопросов, связанных с церковной жизнью, в частности, созывали соборы, назначали своих ставленников на церковные должности и т. д.

Политическим идеалам Владимира, стремившегося к усилению великокняжеской централизации, соответствовал именно такой вариант отношений государства и церкви. В результате его второй религиозной реформы возникает русская православная церковь, которую возглавляет назначаемый константинопольским патриархом митрополит, церковной жизнью отдельных регионов Руси руководили епископы, которым подчинялись городские и сельские священники. Принятие христианства укрепило государственную власть и территориальное единство Киевской Руси: великокняжеская власть обрела прочную опору в лице духовенства, проповедовавшего ее божественное происхождение. Реформа имела большое международное значение. Существенно расширились и углубились контакты Руси с европейскими державами.

Трудно переоценить значение второй религиозной реформы Владимира для развития русской культуры. Христианский культ во многом опирается на «книжное слово»: на Священное писание, святоотеческие сочинения, богослужебную и нравственно-назидательную литературу. Следовательно, христианизация Руси способствовала распространению письменности. Церкви и монастыри становятся средоточием культуры, духовенство выступает в качестве «ученого сословия». В силу того, что в русском православии государство признавалась в качестве стержня общественного бытия, теоретическая мысль древней Руси, тесно переплетенная с богословием, в основном была направлена на решение политических и социальных проблем. В самых разнообразных по жанру и тематике произведениях древнерусской книжности присутствуют этические и эстетические фрагменты. Ключевые для христианского вероучения понятия греха и искупления обуславливали наличие морально-нравственных оценок при обсуждении различных вопросов, касающихся как устройства мироздания, так и человеческого познания.

Христианство формировало у своих адептов новый взгляд на мир и человека. Основой христианского мировоззрения является онтологическое противопоставление духа и материи, непрекращающаяся борьба и в мире, и в человеке двух начал – добра и зла, дуализм души и тела. Этот дуализм был чужд мировоззрению древних славян, где господствовали принципы единообразия и подобия. Кроме того, христианство несло в себе идею исторического времени, исторического развития, что качественно трансформировало способ восприятия человеком окружающего мира.

Сознание христианина ориентировано на нравственное восприятие жизни, людей и самого себя: во всем надо уметь видеть благо (добро) или порок (зло). От нравственного выбора зависело главное – посмертное, подлинное существование человека. Альтернатива была сформулирована четко: либо вечные муки в аду, либо райское блаженство. Действительность, как богоданную, христианину следовало принимать без ропота, со смирением. Вопросы, касающиеся справедливости мироустройства, всецело находятся в ведении Всевышнего.

Распространение новой религии сопровождалось физическим сопротивлением ей со стороны различных слоев населением и сопротивлением идеологическим. Первая разновидность сопротивления устранялась властями предержащими насилием. Митрополит Илларион писал, что во времена Владимира крестились в Киеве «если не по собственной воле, то из страха перед приказавшим, ибо его религия была связана с властью». А в Новгороде сохранилась легенда о введении там христианства воеводами Добрыней (тем самым Добрыней Никитичем!) и Путятой, когда «Путята крестил мечем, а Добрыня огнем». Со второй разновидностью сопротивления христианству ситуация оказалась куда более сложной. Под воздействием традиционных для древних славян верований и культов определенные изменения претерпевает христианское мировоззрение и церковный культ. Христианизация Руси, писал Б. Д. Греков, «медленно шла из городов по деревням и весям и, проникая в толщу масс, сливалась со старым, привычным образом мыслей и чувств. Под пером старых и новых книжников это были две веры, живущие рядом, “двоеверие”, но в подлинной жизни этого не было и быть не могло: это была одна синкретическая вера, явившаяся результатом претворения христианства в русской народной среде, иначе – его обрусение»[31].

Новая религия воспринималась вчерашними язычниками сквозь призму традиционного мировоззрения, она усваивалась с точки зрения его внешней обрядности, но подвергалось переработке со стороны содержательной. Многие языческие праздники, сохраняя свое содержание, сливаются с праздниками христианскими. Языческие боги идентифицируются с христианскими святыми: Перуна представляли в образе Ильи-пророка, рассекающего небосвод на огненной колеснице, «скотий бог» Велес превратился во Власия, покровителя домашнего скота, Ярилу замещал змееборец Георгий, а Мокошь – Параскева Пятница. На святых и мучеников новой религии, как и на прежних богов, люди возлагали ответственность за помощь в делах житейских: великомученица Екатерина приносила облегчение трудных родов, преподобный Марой излечивал от лихорадки, священномученик Антипа – от зубных, а мученик Мина Египтянин – от глазных болезней и т. д. Были покровители у книжников и обучающихся грамоте – святые Косьма и Дамиан. Двоеверие было распространено во всех социальных слоях. В языческих обрядах принимают участие «не только невежи, но и люди обученные, попы и книжники»[32], – свидетельствует автор «Слова некоего Христолюбца и ревнителя по правой вере» (XI в.). Конечно, руководство русской церкви вело борьбу с носителями языческого мировоззрения, с проникновением языческих элементов в религиозный культ, но на уровне массового общественного сознания в течение первых веков существования христианства на Руси оформился своеобразный вариант православия, включавший немало элементов восточнославянского язычества.

Одним из следствий двоеверия является развитие культа Богородицы, одной из основ которого являлись представления о прародительнице славянского народа Рожанице. Под влиянием язычества формируется отношение к благочестию как, прежде всего, добродетельной жизни (а не времяпрепровождению в постах и молитвах). Грех – это безнравственные поступки: ложь, клевета, зависть, гнев, гордость, насилие, воровство, блуд, скупость, немилосердие. «Даже если и все заповеди божьи исполните, но будете немилостивы и к нищим немилосердны или к рабам своим, не давая им достаточного одеяния, пищи, насилуя работой, иными бедами, то обо всем этом будет спрошена душа, истязаемая воздушными бесами», – предостерегает свих читателей автор «Слова о мытарствах» (XII в.).

В первые века уже христианизированной Руси в сознании людей тесно переплетались сакральные и эстетические представления, где язычество и христианство переплетены. Например, былинные богатыри – изначально олицетворение природных, космических сил – постепенно превращаются в героев, в полной мере наделенных качествами идеального человека и готовых защищать «святую Русь» от всех ее врагов. Таким образом их деятельность получает моральное оправдание при сохранении прежнего смысла. А. Н. Афанасьев считал былинного Илью Муромца поэтической трансформацией Перуна, а во многих эпизодах с водой, пивом, медом усматривал символические образы явлений, связанных с космогоническим браком, оплодотворением Земли Небом.[33]

Сведения о языческих обрядах и воззрениях были хорошо известны русским книжникам. Автор «Слова некоего Христолюбца…» не скупится на примеры, демонстрирующие справедливость его нетерпимого отношения к «христианам, двоеверно живущим», верующим «в Перуна, и в Хорса, и в Сима, и в Регла, и в Мокошь, и в вил, которых числом тринадцать сестриц, как говорят окаянные язычники и мнят их богинями, а потому приносят им жертвы и караваи им жертвуют, кур режут; и огню молятся, называя его Сварожичем. И чеснок, который богом считают, если будет у кого пир, кладут в ведра и в чаши и пьют, радуясь идолам своим. И когда у кого-нибудь будет свадьба, совершают ее с бубнами и сопелями, и со многими чудесами бесовскими, и того хуже: выставят срам мужской и вкладывают в ведра и чаши, и пьют из них, и, вытащив, обнюхивают, и облизывают, и целуют. Разве те, кто так делают, будучи в правой вере и крещении, не хуже иудеев и еретиков, и болгар?»[34].

В одном из фрагментов «Повести временных лет»[35] волхвы Ростовской земли пытаются просветить воеводу Яня Вышатича относительно происхождения человека. Яню известно, что «сотворил Бог человека из земли, составлен он из костей и жил кровяных, нет в нем больше ничего, и ничего он не знает, один только Бог знает». В ответ ему волхвы рассказывают свою версию появления и устройства человека: «Бог мылся в бане и вспотел, отерся ветошкой и бросил ее с небес на землю. И заспорил сатана с Богом, кому из нее сотворить человека. И сотворил дьявол человека, а Бог душу в него вложил. Вот почему, если умрет человек, – в землю идет тело, а душа к Богу». Янь видит в волхвах пособников дьявола и в этом его убеждает ответ волхвов на вопрос о местопребывании их бога (что он сидит в бездне). «Какой это Бог, коли сидит в бездне? – восклицает воевода. – Это бес, а Бог восседает на небесах, на престоле, славимый ангелами, которые предстоят ему со страхом и не могут на него взглянуть. Один из ангелов был свергнут – тот, кого вы называете антихристом; за высокомерие свое и низвергнут был с небес и теперь в бездне, как вы и говорите; ожидает он, когда сойдет с неба Бог и этого антихриста свяжет узами и посадит в бездну, схватив его, в огонь вечный вместе со слугами его и теми, кто в него верует. Вам же и здесь принять муку от меня, а после смерти – там».

И далее в этом фрагменте Нестор рассказывает о ничтожестве познаний волхвов, которые твердили Яню о том, что они знают от своих богов о его неспособности причинить им вред, но воевода на деле продемонстрировал волхвам ложность их убеждений. Он приказал своим людям убить волхвов и повесить их на дубе. Но на этом история злополучных кудесников не заканчивается: «Когда же Янь отправился домой, то на другую же ночь медведь взобрался, загрыз и съел кудесников. И так погибли они по наущению дьявольскому, о других зная и им гадая, а своей гибели не предвидев. Если бы ведь знали, то не пришли бы на место это, где им суждено было быть схваченными; а когда были схвачены, то зачем говорили: “Не умереть нам”, в то время когда Янь уже задумал убить их? Но это и есть бесовское наущение: бесы ведь не знают мыслей человека, а только влагают помыслы в человека, тайного не ведая. Бог один знает помыслы человеческие. Бесы же не знают ничего, ибо немощны они и безобразны видом».

Тема бесовских наваждений так увлекает летописца, что он продолжает рассуждения на заданную тему. Герой следующего рассказа – некий новгородец, который обратился за предсказаниями к кудеснику «земли Чудской». Но бесы отказывались общаться с ними – на шее новгородца висел крест, «знамение небесного Бога», которого они боялись. Герой снял крест, и бесы, сотрясая кудесника, «поведали то, ради чего пришел новгородец». И опять начинаются расспросы о местопребывании бесов. Новгородец спрашивает: «А каковы боги ваши, где живут?», кудесник отвечает: «Боги наши живут в безднах. Обличьем они черны, крылаты, имеют хвосты; взбираются же и под небо послушать ваших богов. Ваши ведь боги на небесах. Если кто умрет из ваших людей, то его возносят на небо, если же кто из наших умирает, его несут к нашим богам в бездну». Автор «Повести временных лет» соглашается со словами язычника, ибо «грешники в аду пребывают, ожидая муки вечной, а праведники в небесном жилище водворяются с ангелами». По его словам, бесы прельщают нетвердых в христианской вере людей сновидениями и наваждениями, посредством волхвов, но «больше же всего через жен бесовские волхвования бывают, ибо искони бес женщину прельстил, она же мужчину, потому и в наши дни много волхвуют женщины чародейством, и отравою, и иными бесовскими кознями».

И, наконец, рассказывает летописец третью историю о волхве, который объявился в Новгороде и, представляя себя богом, хулил веру христианскую и утверждал, что знает он все. Прельстил он горожан предстоящим своим хождением по водам: «Перейду по Волхову перед всеми». Люди поверили волхву и ополчились против тамошнего епископа. «Епископ же взял крест в руки и надел облачение, встал и сказал, что кто хочет верить волхву, пусть идет за ним, кто же верует кресту, пусть к нему идет. И разделились люди надвое: князь Глеб и дружина его стали около епископа, а люди все пошли к волхву. И началась смута великая между ними. Глеб же взял топор под плащ, подошел к волхву и спросил: “Знаешь ли, что завтра случится и что сегодня до вечера?” Тот ответил: “Знаю все”. И сказал Глеб: “А знаешь ли, что будет с тобою сегодня?” Он же ответил: “Чудеса великие сотворю”. Глеб же, вынув топор, разрубил волхва, и пал он мертв, и люди разошлись. Так погиб он телом, а душою предался дьяволу». И в этом рассказе декларации носителей языческого мировоззрения о владении знаниями судéб оказались пустыми разговорами. Стойкие в вере христианской военноначальники, используя имеющийся в их распоряжении арсенал подручных средств, умело доказывают лживость и беспомощность языческих «пророков».

Процесс перестройки мировоззрения Древней Руси длился столетия. Столь разные религиозно-мировоззреческие системы, язычество и христианство, не только противостояли, но и взаимодействовали друг с другом. В результате этого взаимодействия появлялись такие оригинальные памятники художественной мысли, как «Слово о полку Игореве», о значении которого, в том числе и для философской мысли Руси, говорится в десятках, а может и сотнях, отечественных публикаций.

Приложение