Астрономические и буквенные комментарии к скрижали Бембо.

Сегодня этот алфавит находится в знаменитой книге Тота, он был предугадан графом де Жебелен и сохранился до наших дней в виде Карт Таро. Позже это перешло в руки Эттейлы, и было истолковано им неправильно, несмотря на тридцатилетнее изучение. Что касается египетских монументов, то их наиболее интересный и полный ключ содержится в великом труде Афанасия Кирхера о Египте. Он является копией скрижали Исиды, которая принадлежала знаменитому кардиналу Бембо. Эта медная скрижаль с фигурами из финифти, к несчастью утрачена! Кирхер, однако, сохранил точную копию ее. Ученый иезуит предугадал, что она содержит иероглифический ключ священных алфавитов, хотя и не смог открыть их тайну.

Содержащиеся там десять цифр и двадцать две буквы в Каббале определяются как Пути Мудрости, их философское толкование дает достопочтенная книга "Сефер Йецира". Алфавит Тота является для нашего Таро лишь косвенным оригиналом, эти карты известны не ранее чем со времен Карла VII. Карты Жакмена Грингонне являются первыми Картами Таро, о которых мы хоть что-нибудь знаем, но они воспроизводят символы, относящиеся к поздней античности. Игра в ее современной форме была попыткой части астрологов восстановить рассудок упомянутого короля. Прорицания Таро дают ответы математически точные, они расценивались как гармонии Природы. Эти ответы определяются изменяющимися сочетаниями различных символов. Но необходимы значительные умственные усилия, чтобы использовать их как инструмент, принадлежащий разуму и науке; бедный король, в его детском состоянии, видел только игры наследника престола с картинками и он превратил таинственный Каббалистический алфавит в карточную игру.

Моисеем было сказано, что народ Израиля унес священные сосуды египтян, во время исхода из страны порабощения. Это высказывание аллегорично, потому что вряд ли великий пророк вдохновил свой народ на воровство; этими священными сосудами были таинства египетской науки, познанными Моисеем при дворе фараона. Мы никоим образом не утверждаем, что чудеса этого Божьего человека объясняются Магией, но мы знаем из Библии, что Маги фараона, которые были очевидно главными иерофантами Египта, творили те же чудеса, что и Моисей. Они превращали жезлы в змей и змей в жезлы, что можно объяснить зачаровыванием зрителей; они превращали воду в вино, в одно мгновение производили множество жаб, но они не могли заставить появиться мух или других паразитических насекомых, почему и признали себя побежденными.

Моисей восторжествовал и увел свой народ из страны порабощения. В это время истинная наука стала покидать Египет, потому что его жрецы, оскорбив доверие народа, допустили, чтобы их наука выродилась в грубейшее идолопоклонство. В этом камень преткновения для эзотерической науки; истину можно вуалировать, но нельзя скрывать ее от народа; символизм не должен позориться доведением его до абсурда; священное покрывало Исиды должно сохраняться во всей его красоте и достоинстве. Египетское жречество ошиблось в вульгарном и глупом толковании иероглифических форм богов как реальных вещей; так что Осириса они понимали как быка, а мудрого Гермеса — как собаку. Преображенный Осирис представлялся в фантастическом обличье быка Аписа, и священники не мешали народу поклоняться мясу, предназначенному для кухонь. Еще было время, чтобы спасти священные традиции, Моисей учредил новый народ и запретил всякое поклонение изображениям, но, к несчастью, народ провел много времени среди идолопоклонников и память о быке Аписе оставалась с ним в пустыне. Мы знаем историю Золотого Тельца, к которому дети Израиля всегда немного склонялись. Моисей однако, не хотел, чтобы священные иероглифы ушли из памяти, и он освятил их, посвятив очищенному культу истинного Бога. Мы увидим, как все объекты, которые входили в культ Иеговы, символически соответствовали возвращаемым знакам первобытного откровения.

Но прежде всего надо покончить с язычниками и проследить в их цивилизации историю материализированных иероглифов и выродившихся древних ритуалов.

Глава V. МАГИЯ В ГРЕЦИИ

Переходим к периоду, когда точные науки Магии приобрели свои естественные внешние формы, которые являются формами красоты. Мы видели в книге «Зогар», как человеческий прототип вознесся в небеса и отразился в водах бытия. Этот идеальный человек, эта тень пантоморфного божества, этот мужской фантом совершенной формы не обрекался на одиночество в мире символов. Ему была дана компания под благодетельным небом Эллады. Небесная Афродита, чистая и плодородная Афродита, мать трех Граций, поднималась, в свою очередь, не из спящих глубин хаоса, а из живых и цветущих вод того полного отголосков эха архипелага поэзии, чьи острова, вышитые зелеными деревьями и цветами, кажутся кораблями богов.

Магическая семерка Халдеи находит соответствие в музыке на семи струнах орфической лиры. Это гармония, которая преобразила леса и пустоши Греции. Под мелодии песен Орфея скалы сглаживались, затихали дубы, и дикие звери начинали покоряться человеку. С помощью такой магии Амфион воздвигал стены Фив — этого мудрого града вокруг, крепости Кадма, города посвящения, всемирно известного подобно семи чудесам света. Как Орфей дал жизнь числам, так Кадм связал мысль со знаками букв. Первый основал нацию, ассоциирующуюся со всем прекрасным, а второй подготовил для нее отчизну, соответствующую ее гению и ее любви.

В преданиях античной Греции Орфей числится среди героев Золотого Руна, явившимися первыми исполнителями Великого Делания. Золотое Руно — это одеяние самого солнца; это свет на службе у человека; это великая тайна магических деяний; это, наконец, посвящение, как его следовало бы понимать по существу; и в то же время поиск того, что привело аллегорических героев в мистическую Азию. С другой стороны Кадм был добровольным изгнанником из знаменитых египетских Фив; он принес в Грецию знания о буквах и той гармонии, образами которой они были. Новые Фивы, типичный город мудрости, построенный согласно мерам этой гармонии для науки, выражающейся в ритмическом соответствии между иероглифическими, фонетическими и числовыми категориями, внутреннее развитие которой следует вечным законам математики. Фивы представляют собой круг с крепостью — квадратом; подобно небу магии город имеет семь ворот, и легенда о нем была предназначена для того, чтобы стать эпосом оккультизма и предвосхищенной истории человеческого гения.

Все эти таинственные аллегории, вдохновенные предания — душа греческой цивилизации; но не следует рассматривать действительную историю поэтических героев иначе, чем пересказ сведений из истории Востока, занесенных в Грецию неизвестными Жрецами. Это лишь история идей, запечатленная выдающимися людьми тех дней, попытка познакомить нас с битвами, сопутствующими рождению империй. Гомер, следуя той же дорогой, расположил в определенном порядке богов, воплощавших бессмертные типы мысли; в этом смысле оказалось, что перевороты в мире происходили из-за нахмуренных бровей Зевса. Если Греция несла огонь и меч в Азию, то это делалось для отмщения за профанацию науки и добродетели в угоду страстям, для возвращения вселенной Афине и Гере, вопреки чувственной Афродите, губившей преданных ей любовников. Такова возвышенная миссия поэзии, которая подставляла богов вместо людей или причины вместо следствий и вечные идеи для жалкого воплощения величия на земле. Идеи разрастаются и повергают царства; вера есть корень всего великолепия, но чтобы вера могла быть поэзией или созидать, она должна основываться на истине. Единственная история, достойная мудрого, есть история света, который всегда побеждает тьму. То, что называют цивилизацией, есть один великий день этого солнечного света.

Сказание о Золотом Руне связывает Герметическую Магию с греческими посвящениями. Золотое Руно солнечного барана, которое должно быть добыто теми или тем, кто мог бы обладать верховной властью, это символ Великого Делания. Корабль аргонавтов, построенный из досок, на которые пошли прорицательские дубы Додоны, говорящий корабль, есть судно мистерий Исиды, ковчег жизненной силы и возрождения, сундук Осириса, яйцо божественного восстановления. Искатель приключений Ясон — это тот, кто готов к посвящению, но он является героем только благодаря собственной доблести; он — все непостоянство и вся слабость человеческой природы, но в нем и персонификация всей силы. Геракл, который олицетворяет грубую мощь, не принимает реального участия в работе, потому что он сбился с дороги, в погоне за своими недостойными возлюбленными. Остальные прибывают в страну посвящения — Колхиду, где еще сохранились остатки зороастрийских тайн. Вопрос в том, как получить ключ к этим тайнам, и здесь наука вновь передается женщиной. Медея передает Ясону тайны Великого Делания с царством и жизнью своего отца, потому что фатальный закон оккультного святилища карает смертью разгласившего его тайны. Медея сообщает Ясону о чудовищах, с которыми он должен сражаться, и как одержать победу. Поединок с крылатым драконом — астральный флюид, который должен был быть замечен и зафиксирован. Его зубы следовало выбить и посеять в пустынном поле, предварительно вспаханном быками Ареса.

Последовала сумятица, сравнимая с великой битвой; нечистое было пожрано нечистым и блистающее Руно оказалось наградой адепту. Так окончился магический рыцарский роман Ясона и начался роман Медеи, ниспосланный греческой античности, для включения в ее истории полного эпоса оккультной науки. За Герметической, магией последовали колдовство, отцеубийство, детоубийство, осквернение всех высоких чувств, однако наслаждение плодами преступлений не прощалось никогда. Медея предает своего отца подобно Хаму и убивает своего брата подобно Каину. Она закалывает свое дитя, отравляет своего соперника и пожинает ненависть того, чьей любви она домогалась. На первый взгляд может оказаться неожиданным, что Ясон не выиграл в мудрости, завладев Золотым Руном, но следует помнить, что он, открыв секреты, изменил государству. Он похититель подобно Прометею, а не адепт подобно Орфею, он ищет богатства и власти, а не знания. Это приводит к его гибели, потому что вдохновение и могущественные силы Золотого Руна никогда не будут поняты никем, кроме последователей Орфея.

Прометей, Золотое Руно, Фивийцы, Илиада и Одиссея — эти пять великих эпических циклов, полных таинств Природы и человеческих судеб, составляют библию античной Греции, циклопический монумент, Пелион, нагроможденный на Оссу, шедевр на шедевр, форму на форму, прекрасную как сам свет и возведенную на трон вечных мыслей, возвышенных до истины. Невзирая на риск и опасность того, что жрецы поэзии послали народу Греции эти изумительные вымыслы, в которых благоговейно хранилась истина. Эсхил, отважившийся описать титанические битвы, сверхчеловеческие несчастия и божественные упования Прометея — Эсхил, почтительный и вдохновенный певец семьи Эдипа — был обвинен в предательстве и богохульственной профанации тайн и с трудом избежал сурового осуждения. Мы не в состоянии сейчас представить себе его замыслы полностью, а они предполагали создание драматической трилогии, охватывающей полную символическую историю Прометея. Он поведал избранным, как Прометей был освобожден Гераклом и как Зевс был низвергнут с трона. Всемогущество гения в его страданиях и решительная победа терпения над насилием прекрасны, без сомнения, но толпа могла увидеть в этой истории образцы грядущих неурядиц и анархии. Прометей, поборовший Зевса, мог быть истолкован как народ, предназначенный к тому, чтобы в один прекрасный день освободиться от своих священников и царей; и такие преступнее упования можно было усмотреть в восторженном одобрении того, кто неосторожно приоткрыл такую перспективу. Особому отношению догмы к поэзии мы обязаны обсуждаемыми шедеврами и мы, следовательно, не должны числить себя среди тех строгих посвященных, которые хотели бы, подобно Платону, увенчать, а затем изгнать поэтов; по правде говоря, поэты — посланцы Господа на земле и те, кто выталкивают их, не заслуживают благословения небес.

Великий Орфей явился зачинателем и тот, кто донес его песни первым, был его первым поэтом. Поэтому, даже если считать Орфея мистической или сказочной личностью, нужно верить в существование Муз и оставить за ним стихи, приписываемые ему молвой.

Нам безразлично, звался ли один из Аргонавтов Орфеем, потому что поэт-творец обрел бессмертие навсегда. Орфические предания — это догма, откровения судеб, некая новая идеальная форма поклонения красоте. В них непременно воспевается возрождение и освобождение любви. Орфей спускается в ад, отыскивая Эвридику, и должен привести ее обратно, не глядя на нее; так должен чистый человек создать себе подругу, возвышая ее своей преданностью, а не вожделением к ней. Это оказывается отречением от объекта страсти, вместо, казалось бы, заслуженного обладания объектом истинной любви. Мы уже находимся в атмосфере чистых грез христианского рыцарства. Но жрец все еще человек; он колеблется, сомневается, наблюдает. Ах, посочувствуем Эвридике. Она утрачена, ошибка совершена, теперь должно начаться искупление. Орфей овдовел и как таковой остается в непорочности; брак с Эвридикой не осуществился и как вдовец той, которая была девственницей, он сам остается в девственности. У поэта одно лишь сердце, и дети богов любят однажды, становясь однажды одинокими. Отеческие внушения, тоска по идеалу, который должен быть найден среди могил, вдовство сделали поэта святым в его преданности священной музе.

Какое откровение с приходом вдохновения еще явится! Орфей, несущий в своем сердце рану, которую ничто, кроме смерти, не может излечить, становится врачевателем душ и тел; он умирает наконец, жертва своего целомудрия — смерть, которую он вымаливал, это смерть посвященного и пророка. Он умирает, провозглашая единение с Богом, а также единение в любви — на этом основывались последующие орфические мистерии.

Поднявшись так высоко над собственной эпохой, Орфей справедливо заслужил репутацию волшебника и чародея. Ему, как Соломону, приписывалось знание лекарственных трав и минералов, небесных снадобий и философского камня. Его осведомленность несомненна, поскольку в своей легенде он олицетворяет первобытное посвящение, борьбу и воздаяние — три составляющих великого дела человечества.

Орфическое посвящение, согласно Баланше, можно представить следующим образом:

"Ставь субъект на первое место при воздействии экстрактов, ведущим должно быть собственное воздействие человека. Творчество есть акт божественной магии, который непрерывен и вечен. Истинное бытие остается человеку в самосознании. Ответственность сама по себе является достижением, как и наказание в виде искупительной жизни она ведет к победам. Вся жизнь основана на смерти и перерождение — закон воздаяния. Брак — это воспроизведение в человечестве великой Космогонической мистерии. Он должен быть единственным, как единственны Бог и Природа. Это единение с Древом жизни, тогда как распутство есть разъединение и смерть. Астрология — это синтез, потому что Древо жизни — это единственное древо, и потому что его ветви, которые простираются сквозь небеса и порождают цветы звезд, находятся в соответствии с его корнями, скрывающимися в земле. Познание медицинских и магических тайн, заключенных в растениях, металлах и телах, одаренных различными степенями жизни, является также синтетическим познанием. Способность к организации самых различных уровней обнаруживается с помощью синтеза. Соединение и химическое сродство металлов подобно вегетативной душе растений и подобно всем силам ассимиляции, также становятся известными с помощью синтеза".

Было сказано, что красота есть сияние истины и, следовательно, благодаря великому свету Орфея мы можем описать совершенство форм, которые были провозглашены впервые в Греции. Сюда следует отнести также школу божественного Платона, этого языческого отца всей высокой Христианской философии. Этот свет озарял Пифагора, и иллюминаты Александрии подобным образом выводили свои мистерии. Посвящение не терпит превратностей: оно единственно и одинаково, где бы мы ни встречали его во все времена. Последние ученики Мартина де Паскуалли еще являются детьми Орфея; но они поклоняются создателю античной философии, тому, кто осуществил мир Христианства.

Мы говорили, что первая часть преданий о Золотом Руне воплощает секреты орфической магии, а вторая часть их посвящается рассудительным предостережениям о злоупотреблениях волшебством или Магией тьмы. Ложь или Волшебная магия, известная в настоящее время под именем колдовства, никогда не рассматривалась как наука: это эмпиризм фатальности.

Вся чрезмерная страсть порождается искусственной силой, но эта сила послушна тирании страсти. Вот почему Альберт Великий советует нам никогда не поддаваться ярости, гневу. Такова история проклятия Ипполита Тесеем. Чрезмерная страсть — это настоящее сумасшествие, а последнее, в свою очередь, есть отравление или перегружение Астрального света. Вот почему сумасшествие заразительно и почему страсть вообще действует как настоящее колдовство. Женщины превосходят мужчин в колдовстве, потому что они более легко передают избыток страсти. Слово «колдун» ясно обозначало жертву обстоятельств и, так сказать, ядовитые грибы фатальности.

Греческие колдуны, особенно в Фессалии, давали ужасные наставления для испытаний и предавались отвратительным обрядам, часто это были женщины, опустошенные желаниями, которые не могли быть более удовлетворены, состарившиеся куртизанки, чудовища безнравственности и безобразия. Завистливые к любви и жизни, эти ущербные создания находили любовников только в могилах или скорее они оскверняли гробницы, чтобы пожирать с ласками ледяные тела юношей. Они воровали детей и душили их крики, прижимая их к своим отвисшим грудям. Они были известны как ламии, эмпузы, стриги; дети были объектами их зависти и ненависти и поэтому они оскверняли детей. Некоторые из них подобно Канидии, упоминаемой Горацием, закапывали их по самую голову и оставляли их умирать от голода, окруженных пищей, которой они не могли достичь; другие отрезали головы, руки и ноги, варили их мясо и сало в медных котлах, делали из них мази, которые смешивали с соком белены, белладонны и черного мака. Этими мазями они смазывали органы, которые непрестанно раздражались их отвратительными желаниями; они натирали также свои виски и подмышки и затем впадали в летаргию, полную необузданных и роскошных грез.

Следует ясно сказать — таковы источники и такова традиционная практика Черной Магии; таковы секреты, которые были переданы в средние века; и в те времена существовали невинные жертвы, для которых публичное проклятие означало более, чем приговор инквизиции, присуждающий к сожжению. Испания и Италия кишели потомками ламий, эмпузий и стриг даже в более поздние времена; те, кто сомневаются в этом могут проконсультироваться с опытными криминологами этих стран, чьи высказывания систематизированы Франциском Торребланка королевским адвокатом суда Гранады в его Epitome Delictorum.

Медея и Цирцея — представительницы приверженцев пагубной магии среди греков. Цирцея — порочная женщина, которая очаровывала и унижала своих любовников; Медея — бесстыдная отравительница, способная на все и сделавшая саму Природу соучастницей своих преступлений. В действительности существовали создания, которые очаровывали подобно Цирцее и близость с которыми оскверняла. Они не могли вдохновить ни на что иное, как на животные страсти; они опустошали и презирали человека. С ними следовало обращаться подобно Одиссею, принуждая устрашением к послушанию и оставлять без сожаления. Это прекрасные бессердечные чудовища, и только тщеславие и составляло смысл их жизни. Они описаны древними как сирены.

Медея — воплощение порока, низменных желаний и орудие осуществления зла. Она способна любить и не поддается страху, но ее любовь ужаснее ее ненависти. Она — плохая мать и погубительница своих детей; она любит ночь и при свете луны собирает травы, чтобы готовить яды. Она магнетизирует воздух, приносит горе земле, зажигает воду и даже огонь делает ядовитым. Рептилии обеспечивают ее своей кожей; она бормочет ужасные слова; пятна крови следуют за ней и искалеченные члены тела падают из ее рук. Ее советы безумны, ее ласки внушают ужас.

Такова женщина, которая пыталась подняться над обязанностями своего пола сближением с запрещенными науками. Мужчины избегали ее, дети прятались, когда она проходила. Она лишена разума, не знает настоящей любви и решение Природы оттолкнуть ее является постоянно возобновляемым мучением, ущемлением ее гордости.

Наши рекомендации