Мацзу с тремя учениками смотрит на луну
Однажды Ситан, Байчжан и Наньцюань[386]вместе с Мацзу любовались луной. Мацзу спросил:
– Для чего этот момент по настоящему хорош?
– По настоящему он хорош для выражения почтения, – сказал Ситан.
– По настоящему он хорош для самосовершенствования, – произнес Байчжан.
Наньцюань же лишь опустил рукава и удалился[387].
Мацзу сказал: «Писания проникли в [Си]цзана (Ситана – А.М.), чань принадлежит [Хуай]хаю (Байчжану). Лишь Пуюань [Наньцюань] превосходит все это и находится вне вещей и явлений»[388].
Мацзу и Наньцюань рассуждают о котле
Однажды, когда Наньцюань распределял порции риса между монахами, Мацзу спросил его: «Что находится на дне этого котла[389]». Нанцюань ответил: «Было бы лучше, если бы этот старик закрыл свой рот. Что за чушь он говорит!».
Мацзу остался недвижим[390].
Высший чертог буддизма
Как-то раз Байчжан спросил Мацзу: «Каков высший чертог[391]буддизма?».
Мацзу ответил: «Это именно то место, где ты оставляешь свою жизнь».
Дачжу «большая жемчужина»
Когда Дачжу (досл. «Большая жемчужина») [Хуйхай][392]впервые пришел к Мацзу, тот его спросил:
– Откуда ты идешь?
– Я иду из монастыря Даюньсы – «Больших облаков», что в области Юэчжоу[393].
– И какое же дело привело тебя сюда?
– Я пришел сюда в поисках учения Будды.
– Ты даже не видишь сокровищницы, запрятанной в твоем же доме![394]Стоило ли тогда покидать этот дом и отправляться так далеко? Здесь у меня ничего нет, так какое же учение Будды ты сможешь найти здесь?
Дачжу с поклоном спросил:
– А где же содержится сокровищница обители самого Хуайхая [Дачжу]?
– Тот, кто сегодня вопрошает меня, и содержит в себе эту сокровищницу. Все есть в ней в полной мере и нет того, что бы отсутствовало, лишь используй это в его таковости (цзыцзай, само по себе). Так зачем же ты отправляешься вовне и ищешь там?
При этих словах Дачжу познал свое изначальное Сердце (бэнь синь), что не имеет своего истока ни в знаниях, ни в ощущениях. Он стал пританцовывать от радости и поклонился [учителю] в знак благодарности. Он оставался рядом с Учителем в течение шести лет. А затем он вернулся и написал «Рассуждения об основных принципах вступления на Путь через внезапное просветление» в один цзюань (свиток)[395].
Когда Мацзу прочитал его, то сказал монахам: «В области Юэчжоу находится Большая Жемчужина (т. е. Дачжу – А.М.), что абсолютно светла, прозрачна, ярка, самоестественна (цзыцзай)[396]и избавлена от всех изъянов».
Фахуэй получает просветление
Однажды чаньский наставник Фахуэй из Чжутаня[397]спросил у Мацзу: «В чем заключался смысл прихода Патриарха с Запада?». Мацзу же ответил: «Говори тише и подойди ближе».
Когда Фахуэй приблизился, Мацзу нанес ему оплеуху и сказал: «Среди шести ушей (т. е. среди трех человек – А.М.) нет единства[398]. Лучше приходи завтра».
На следующий день Фахуэй вновь пришел и, войдя в зал для наставлений, сказал: «Прошу Вас, преподобный, говорите». Мацзу сказал: «Убирайся! Будешь еще тут ждать пока старый человек взойдет на помост для проповедей, выйдет вперед и поведает тебе о просветлении». При этих словах Фахуэй испытал просветление и сказал: «Я благодарю общину за просветление»[399]. Он сделал круг по залу для наставлений и вышел.
Медитация Вэйцзяня
Однажды чаньский наставник Вэйцзянь из Чжутаня сидел в медитации позади зала Дхармы[400]. Когда Мацзу увидел его, он два раза свистнул ему в ухо. Вэйцзянь вышел из самопогружения (самадхи), но увидев, что это Мацзу, вновь вернулся в самадхи. Мацзу же, вернувшись в свою келью настоятеля, приказал слуге поднести пиалу с чаем Вэйцзяню. Вэйцзянь не обратил на это внимания, но сам вернулся в зал[401].
Охотник Шигун
Чаньский наставник Шигун Хуэйцзан[402]в начале своей жизни был профессиональным охотником. Он питал немалое отвращение к монахам. Однажды, преследуя стадо оленей, он пробегал мимо уединенного жилища Мацзу. Мацзу вышел ему навстречу, а Хуэйцзан спросил его:
– Преподобный, не видели ли Вы здесь пробегающих оленей?
– А кто ты? – поинтересовался Мацзу.
– Я – охотник.
– А умеешь ли ты стрелять (досл. «пускать стрелы»)?
– Да! – ответил Хуэйцзан.
– И скольких оленей ты поражаешь одной стрелой? – вновь спросил Мацзу.
– Одной стрелой я поражаю одного оленя.
– Значит ты не умеешь стрелять!
– А Вы, преподобный, умеете стрелять?
– Да.
– И скольких же оленей Вы можете поразить одной стрелой?
– Одной стрелой я поражаю все стадо.
– Все это – живые существа. Так зачем же убивать все стадо?
– Коль ты знаешь это, то почему же ты не стреляешь в себя? – спросил Мацзу.
– Если меня попросят выстрелить в себя самого, я даже не знаю, как за это взяться.
– Все незнание и замутнение сознания, что сосредотачивались в этом парне в течение кальп, сегодня внезапно прекращают существовать, – заявил Мацзу.
Хуэйцзан тут же сломал свой лук и стрелы, сам себе обрезал волосы своим же мечом и, последовав за Мацзу, оставил дом (т. е. стал монахом – А.М.).
Однажды, когда Шигун был занят делами по кухне, Мацзу спросил у него:
– Что ты делаешь?
– Я укрощаю быка.
– И как же ты укрощаешь быка?
– Когда только он убегает на травы, я тотчас притаскиваю его обратно за ноздри.
– Да, ты действительно укрощаешь быка! – воскликнул Мацзу![403]