I. области сопутствующих вариаций, или коммутативные классы

2.1. Коммутация

Одежда-описание ставит нас перед лицом бесконечной коммуникации, ни единицы, ни функции которой нам неиз­вестны, поскольку ее структура хоть и носит словесный характер, но не совпадает в точности со структурой языка². Как же структурировать эту коммуникацию? Лингвистика предлагает нам модель действий, которую мы и постараем­ся использовать, - коммутации. Пусть дана некоторая структура в целом. Прием коммутацию заключается в том, чтобы искусственно варьировать один из терминов³ этой структуры и наблюдать за тем, вызывает ли такая вариация изменения в понимании или употреблении данной структу­ры; с одной стороны, можно рассчитывать, что путем тако­го постепенного приближения мы выделим мельчайшие эле­менты субстанции, обусловливающие изменение в понима­нии или употреблении, то есть определим эти элементы как структурные единицы; а с другой стороны, наблюдая за ва­рьирующимися одновременно единицами, можно составить общий перечень сопутствующих вариаций, а тем самым и

' Морской курорт в Нормандии. - Прим. перев.

² См. выше, 1,1.

^J Следует напомнить замечание Соссюра : «Как только вместо «сло­во» мы говорим «термин», возникает и понятие о системе» (См.: R.Godel, Les Sources manuscrites du cours de Hnguistique generate de F. de Saussure, Geneve, Droz, Paris, Minard, 1957, p. 90, 220).

выделить в рамках данной структуры некоторое количество коммутативных классов.

2.2. Коммутативные классы: одежда и внешний мир

Модный журнал значительно облегчает коммутацию, так как в некоторых особо примечательных случаях откры­то производит ее сам. Если, например, в нем говорится, что этот длинный кардиган - скромный (без подкладки) или забавный (двусторонний), - то сразу видно, что перед нами две сопутствующих вариации: вариация в одежде (от от­сутствия подкладки к двусторонности) вызывает вариа­цию в характере (скромный превращается в забавный), и обратно, вариация в характере обязательно ведет к вариа­ции в одежде. Собрав вместе все высказывания, манифес­тирующие такую структуру, приходится признать существо­вание (на уровне одежды-описания) двух больших комму­тативных классов: в один из них включаются все черты одеж­ды, а в другой все черты характера (скромный, забавный и т.д.) или обстоятельства (для вечера, для уик-энда, для шо-пинга и т.д.). С одной стороны - формы, материалы, цвета, с другой - ситуации, занятия, состояния, настроения; или, еще проще, с одной стороны одежда, с другой - внешний мир. Но это еще не все. Если, оставив в стороне рассмотре­ние этих особо примечательных случаев, обратиться к про­стым высказываниям, на первый взгляд лишенным такой двойной сопутствующей вариации, мы и в них очень часто встретим термины, происходящие из тех же двух коммута­тивных классов (одежды и внешнего мира) и эксплицитно выражаемые языком. Если журнал говорит, что набивные ткани побеждают на скачках, то можно самостоятельно совершить коммутацию и, опираясь на другие высказыва­ния из нашего корпуса, отметить, например, что замена на­бивных тканей на одноцветные влечет за собой (в других высказываниях) замену скачек на приемы на открытом воз­духе, то есть вариация в одежде неизбежно сопровождает­ся вариацией во внешнем мире и наоборот¹. Эти два комму­тативных класса - внешний мир и одежда - покрывают собой множество высказываний Моды, все те, где журнал

¹ Разумеется, если только журнал сам эксплицитно не нейтрализует вариации во внешнем мире (-«свитер для города и деревни») или же в одежде («для летних вечерних платьев - муслин или тафта*); см. ниже, И, III и 14, II.

приписывает вещи некоторую функцию или, более расплыв­чато, связывает его с чем-то к нему подходящим: Благода­ря аксессуару наступает весна. - После обеда обязатель­но платье со сборками. - Эта шляпка молодит, так как открывает лоб. - Идеальные туфли для ходьбы и т.д. Конечно, давая этим выделенным классам названия («Вне­шний мир», «Одежда»), «наполняя» их определенным со­держанием, которое вообще-то нигде не выражено прямо языком журнала (он никогда не говорит ни о «внешнем мире», ни об «одежде»), аналитик пускает в ход свой соб­ственный язык, то есть, в принципе, метаязык; строго гово­ря, следовало бы называть эти два класса просто X и Y, поскольку они изначально имеют чисто формальную осно­ву; и все же, пожалуй, полезно уже сейчас обозначить раз­нородность субстанций (в одном случае - вестиментарных, в другом - мирских)¹, образующих тот и другой класс; а главное, полезно отметить, что в приведенных выше при­мерах оба класса равно актуализированы или, если угодно, эксплицированы: ни одежда, ни внешний мир никогда не лишены словесного выражения².

2.3. Коммутативные классы: одежда и Мода

Однако этими двумя классами - одеждой и миром -далеко не исчерпывается изучаемый нами корпус; во мно­гих высказываниях журнал просто описывает вещь, вовсе не соотнося ее с какими-либо характерами и обстоятель­ствами, взятыми из внешнего мира; такова, например, ко­роткая кофточка-болеро, приталенная на талии, к бирю­зовому комплекту из шетланда: костюм без воротника, рукава до локтя, на юбке два жилетных кармашка; или распашонка со сплошной застежкой на спине, воротник узлом наподобие шарфика, и т.д.; в примерах такого рода перед нами, казалось бы, только один класс - одежда, то есть в подобных высказываниях недостает коррелятивного термина, без которого невозможна коммутация, а значит и структуризация одежды-описания. В первом случае вариа­ции в одежде влекли за собой вариации во внешнем мире (и

¹ Слово mondain употребляется здесь не в смысле «светского» («свет­
ский прием»), а в смысле «принадлежащего миру», «находящегося в мире».

² Как мы увидим ниже (17, 4), некоторые мирские термины могут
становиться вестиментарными - таковы означаемые, застывшие до состо­
яния означающих (спортивная рубашка).

наоборот), здесь же, если же мы хотим, чтобы такая просто описываемая одежда тоже образовывала коммутативный класс, при изменении одного из терминов этого описания нужно найти сопутствующее изменение где-то еще. Здесь следует вспомнить, что любое описание одежды подчиняет­ся определенной цели - манифестировать, а точнее переда­вать Моду: любая вещь совмещается с сущностью Моды. Отсюда следует, что при вариации некоторых элементов одежды-описания происходит и сопутствующая вариация в самой Моде; а поскольку Мода представляет собой норма­тивное целое, закон, не знающий градаций, то варьировать Моду значит выходить за ее рамки; изменить (по крайней мере терминологически)¹ некоторое высказывание Моды, скажем, представить себе распашонку с застежкой спереди, а не на спине, - это значит заменить модное старомодным. Конечно, в классе Мода содержится всего одна вариация {модное/старомодное), но этого достаточно, чтобы сделать его значимым, поскольку такая вариация, пусть и скудная, все же делает возможной коммутацию. Поэтому во всех слу­чаях, когда одежда не соотносится с внешним миром, перед нами другая, новая пара коммутативных классов - одежда и Мода. Правда, в отличие от первой пары {Одежда J Мир), термины второй пары {Одежда) Мода) актуализированы не в равной степени: модность почти никогда не высказывает­ся прямо, она остается имплицитной, точно так же как оз­начаемое в слове².

2.4. Комплексы А и комплексы В

Итак, теперь ясно, что в каждом из высказываний изу­чаемого корпуса содержится два термина, взятых из двух коммутативных классов. Иногда эти термины являются эк­сплицитными {Одежда \ Внешний мир), иногда же один из них - эксплицитным {Одежда), а другой - имплицитным {Мода). Но с какой бы парой классов мы ни имели дело, один термин всегда выражен, а стало быть и класс, к кото-

¹ Мы увидим ниже (4, 9 и 5, 10), что высказывание Моды может
содержать в себе незначимые вариации, поскольку, как уже сказано, струк­
тура одежды, даже одежды-описания, не совпадает в точности со структу­
рой языка.

² Мы будем здесь называть изологией (независимо от лингвистического
смысла этого слова) совпадение по субстанции означающего и означаемого в
знаке, которое ведет к имплицитное™ означаемого (см. ниже, 21, 1).

рому он принадлежит, актуализирован, - это Одежда¹. Этим объясняется, что коммутация осуществляется всегда либо между одеждой и внешним миром, либо между одеждой и Модой, но ни в коем случае не напрямую между внешним миром и Модой, и даже не между мирской одеждой и Мо­дой²: у нас три области, но всего два коммутативных комп­лекса - комплекс А (Одежда \ Внешний мир) и комплекс В (Одежда \ [Мода]). Следовательно, весь корпус будет ис­черпываться высказываниями, принадлежащими к комплексу А, и высказываниями, принадлежащими к комплексу В.

II. ЗНАКОВОЕ ОТНОШЕНИЕ

2.5. Эквивалентность

Коммутативные классы можно уподобить запасам, от­куда журнал каждый раз берет некоторое количество черт, которые и образуют высказывание Моды. Эти черты и их группы всегда объединяются по двое (как и положено при коммутации). Как же соотносятся между собой эти черты или их группы? В случае пары А может показаться, что отношения двух классов весьма многообразны: иногда это целенаправленность (идеальные туфли для ходьбы), иног­да причинность (эта шляпка молодит, так как открыва­ет лоб), иногда транзитивность (благодаря аксессуару на­ступает весна), иногда внешнее обстоятельство (набив­ные ткани носят на скачках, платья со сборками следует носить во второй половине дня); можно сказать, что с точ­ки зрения журнала одежда и внешний мир могут вступать в какое угодно отношение. То есть в определенном смысле содержание этого отношения безразлично для журнала; по­скольку же отношение постоянно, а содержание его варьи­руется, то ясно, что для структуры одежды-описания суще-

¹ Примеры:

² Между мирской одеждой и Модой есть соотношение, но непрямое,
поддерживаемое вторичной системой отношений (см. ниже, 3, 9 и 3, 11).

ственно именно постоянство отношения, а не его содержа­ние¹; содержание вполне может быть иллюзорным (скажем, благодаря аксессуару вовсе не наступает весна), но соотно­шение между одеждой и внешним миром при этом не нару­шается; это соотношение как бы пустое — в структурном плане оно представляет собой лишь эквивалентность²: ак­сессуар равнозначен весне, туфли равнозначны ходьбе, на­бивные ткани равнозначны скачкам. Иными словами, пыта­ясь свести многообразные оправдания Моды к одной доста­точно общей, объемлющей их все функции (как это и дела­ется при структурном анализе), мы констатируем, что фун­кциональная точность высказывания лишь варьирует собой гораздо более нейтральное отношение - отношение простой эквивалентности. Пустота этого отношения выявляется еще лучше в случае пары В (Одежда \ [Мода]): с одной стороны, второй термин здесь почти всегда имплицитен³, и потому от­ношение не может варьироваться, а с другой стороны, Мода представляет собой чистую ценность и не может ни изготов­лять вещь, ни образовывать собой одно из ее применений; можно допустить, что плащ защищает от дождя и в этом смысле между внешним миром (дождь) и вещью (плащ) хотя бы поначалу или отчасти имеется транзитивное отно­шение⁴; но когда платье описывается как обладающее ценно­стью Моды, то между этим платьем и Модой может быть лишь чисто конвенциональное, а не функциональное соответствие; один лишь журнал, а не бытовое применение устанавливает эквивалентность вещи и Моды. Таким образом, между двумя коммутативными классами всегда и с несомненностью суще­ствует отношение эквивалентности: в высказываниях В - по-

' Вообще-то содержание этого отношения безразлично лишь на определенном уровне структуры (том, которым мы сейчас занимаемся), но не на всех уровнях; излагаемые в слове функции одежды принадле­жат к уровню коннотации, а тем самым включаются в систему Моды (см. ниже, 19, 11).

² Эквивалентность, а не тождество: одежда - не то же самое, что
внешний мир. Это хорошо видно на следующем примере, который, конеч­
но, упоминается как парадокс: Садовый стиль для сада. В дальнейшем мы
будем использовать графический символ = для обозначения эквивалент­
ности (тогда как = символизирует тождество). Итак, мы будем писать:
Одежда & Внешнему миру и Одежда = Моде.

³ Почти всегда - потому что иногда журнал говорит: в Моде
синий цвет.

⁴ Впрочем, это лишь часть проблемы, потому что, как мы увидим
ниже (19, 2), всякая функция является также и знаком.

тому что оно прямо заявлено, в высказываниях А - потому что оно остается постоянным при варьировании даваемых ему журналом фигур.

2.6. Ориентация

Это еще не все. Эквивалентность между одеждой и вне­шним миром и между одеждой и Модой - это ориентирован­ная эквивалентность; поскольку образующие ее два члена имеют неодинаковую субстанцию, то с ними нельзя одинаково обра­щаться. Черты внешнего мира безграничны (не имеют точных пределов), бесконечно множественны и абстрактны; классы мира и Моды нематериальны; напротив того, класс одежды образуется конечным набором материальных предметов; по­этому, сходясь в отношении эквивалентности, внешний мир и Мода, с одной стороны, и одежда, с другой, образуют мани­фестацию: черта одежды не просто равнозначна какой-то чер­те внешнего мира или же утверждению модности¹, но еще и манифестирует их. Иными словами, отношение между одеж­дой и внешним миром или Модой, постулирующее эквивален­тность зримого и незримого, поддается лишь одному приме­нению - своеобразному чтению. Это чтение не может вполне совпадать с непосредственным чтением высказывания, имею­щим своей задачей дешифровку эквивалентности между сло­вами-буквами и словами-смыслами; на самом деле высказыва­ние в целом, во всей своей словесной протяженности, служит для чтения второй степени — позволяет прочитывать эквива­лентность между внешним миром или Модой и одеждой. То есть любое журнальное высказывание Моды, независимо от составляющих его слов, есть знаковая система, которая вклю­чает в себя означающее, образуемое дискретными, материаль­ными и зримыми элементами (одеждой), и нематериальное означаемое - в одних случаях внешний мир, в других - Моду; следуя соссюровской терминологии, мы будем называть соот­ношение этих двух членов — вестиментарного означающего и мирского или «модного» означаемого — знаком². Например, вся фраза набивные ткани побеждают на скачках образует знак, где набивные ткани - означающее (вестиментарное), а

' «Утверждению модности» вообще, а не какой-то модной черты, так как в классе «Мода» содержится всего одна вариация - Мода / не-Мода.

² В соссюровском смысле знак — это отношение означающего и озна­чаемого, а не одно лишь означающее, как это обыкновенно представляют (A.Martinet, Elements, p. 20).

скачки - означаемое (мирское); распашонка со сплошной за­стежкой на спине, воротник узлом наподобие шарфика - это означающее имплицитного означаемого [в Моде}, а также, следовательно, и целостный знак, подобный слову в языке.

2.7. Два направления анализа: в глубину и в ширину

Теперь мы можем выделить в анализе одежды-описания два дополняющих друг друга направления. С одной стороны, поскольку всякое высказывание, как мы видели, содержит по крайней мере два прочтения - прочтение слов как таковых и прочтение знакового отношения Внешний мир, [Мода] = Одеж­да - или, если угодно, поскольку вестиментарный знак может читаться лишь через дискурс, превращающий его либо в фун­кцию (эта вещь служит для такого-то мирского примене­ния), либо в утверждение ценности (эта одежда - в Моде), то, следовательно, одежда-описание обязательно включает в себя по крайней мере два типа знакового отношения. Поэтому можно постулировать глубинный анализ, призванный разли­чать в высказывании Моды составляющие его знаковые пла­ны; ас другой стороны, коль скоро все вестиментарные знаки организованы в систему различий, то правомерно будет выч­ленять в одежде-описании вестиментарный код, где уже не сам знак¹, а целый класс означающих (одежда) будет равно­значен целому классу означаемых (внешнему миру или Моде); то есть встает вопрос о том, как вестиментарные означающие организуются между собой², об их протяженности — ибо зна­ковая система основывается не на отношениях означающего и означаемого (такое отношение может быть основой символа, но не обязательно знака), а на отношениях между означаю­щими; глубина знака ничуть не придает ему определенности; важно, какое место он занимает, какую роль играет по отно­шению к другим знакам, каким образом он систематически походит на них и отличается от них; любой знак существует благодаря своему окружению, а не благодаря своим корням. Итак, семантический анализ одежды-описания должен идти в глубину, когда требуется «расслоить» системы, и в ширину, когда нужно проанализировать последовательность знаков на уровне каждой из этих систем. Начнем с как можно более четкого выяснения того, как переплетаются друг с другом те системы, существование которых было только что указано.

¹ Знак Моды будет проанализирован в гл. 15.

² Это самая важная часть системы Моды, о которой идет речь в гл. 5-12.

МЕЖДУ ВЕЩАМИ И СЛОВАМИ

Маленькая петличка создает элегантность.

I. СИМУЛЬТАННЫЕ СИСТЕМЫ: ПРИНЦИП И ПРИМЕРЫ

3-1. Принцип симультанных систем: коннотация и метаязык

Как мы видели, в высказывании Моды предполагается по крайней мере две информационных системы: собственно языковая система, то есть естественный (французский) язык, и система «вестиментарная», в соответствии с которой одежда (набивные ткани, аксессуар, плиссированная юбка, распа­шонка и т.д.) означает либо внешний мир (скачки, весну, зрелый возраст), либо Моду. Эти две системы неразрыв­ны: вестиментарная система как бы покрывается системой языковой. Проблема, возникающая при совмещении двух семантических систем в одном высказывании, была прин­ципиально поставлена Ельмслевом¹. Как известно, лингви­стика различает в языке план выражения (Е) и план содер­жания (С); эти два плана связаны отношением (R), а все вместе два плана и отношение между ними образуют систе­му (ERC); однако созданная таким образом система может сама стать простым элементом некоторой вторичной систе­мы, которая, следовательно, будет более широкой, чем она. Расслоение двух систем может происходить в двух разных точках сочленения: в первом случае первичная система об­разует план выражения вторичной системы - (ERC) R С; при этом система 1 соответствует плану денотации, а сис­тема 2 - плану коннотации. Во втором случае первичная система (ERC) образует план содержания вторичной систе-

¹ Essats, p 43.

мы - Е R (ERC); тогда система 1 соответствует плану язы­ка-объекта, а система 2 - плану метаязыка. Итак, конно­тация и метаязык зеркально противоположны друг другу, различаясь по месту, которое первая система занимает во второй. Эти два симметричных расслоения могут быть по­казаны на следующей огрубленной схеме (на самом деле в языке выражение и содержание совпадают в одном и том же времени):

По Ельмслеву, метаязыки представляют собой опе­рации, и они образуют большинство научных языков, роль которых - придать реальной системе, взятой как означа­емое, комплекс оригинальных дескриптивных означаю­щих. В отличие от метаязыков, коннотации пропитывают собой многие социальные языки, где первичное или бук­вальное сообщение служит опорой вторичному смыслу, обычно аффективному или идеологическому¹. Явления коннотации, несомненно, имеют большое, пока еще недо­оцененное значение во всех языках культуры, и особенно в литературе.

3.2. Комплексы из трех систем: точки сочленения

Для коннотации или метаязыка достаточно двух сис­тем. Ничто не мешает представить себе и комплексы из трех систем; но, поскольку сообщения естественного языка обычно полностью передаются двумя системами (в наиболее соци­ально распространенном случае, которым мы и будем глав­ным образом заниматься здесь, это денотация и коннота­ция), третьим членом таких трехчастных комплексов есте­ственно оказывается какой-то внеязыковой код, субстанци­ей которого служит материальный предмет или образ; на­пример, языковой комплекс, с денотацией и коннотацией, поддерживает первичную знаковую систему вещей. Тогда всего получается две разных точки сочленения: в одной из них мы от реального (вещественного) кода переходим к де­нотативной системе языка, в другой — от денотативной сис-

¹ См. «Мифологии» [Ролан Барт, Мифологии, М., изд-во им. Сабаш­никовых, 1996, с. 235 ел. - Прим. перев.].

темы языка к его коннотативной системе. Этому различию субстанций прямо соответствует оппозиция метаязыка и кон­нотации: когда языковая денотация покрывает собой реаль­ный код, она действует как метаязык, так как этот код ста­новится означаемым некоторой номенклатуры или, можно сказать, чисто терминологической системы; а затем эта двух­частная система включается на правах означающего в зак­лючительную коннотацию, часть последней, третьей систе­мы, которую можно назвать риторической:

Система 3 представляет собой чистую коннотацию; сред­няя система 2 - одновременно и денотация (по отношению к системе 3) и метаязык (по отношению к системе 1). Асиммет­рия точек сочленения (в одном случае означающее, в дру­гом - означаемое) обусловлена различием субстанций: обе системы 2 и 3 являются языковыми системами, и их означаю­щие однородны (это слова, фразы, звуковые формы); напро­тив того, системы 1 и 2 носят смешанный характер, одна из них - реальная, а другая - языковая, и их означающие не могут непосредственно сообщаться между собой; субстанция реального кода не может без всякого опосредования питать собой субстанцию словесного кода; поэтому в процессе рас­слоения систем реальный код покрывается невещественно-кон­цептуальной частью языковой системы, то есть ее означае­мым. Здесь необходим пример; возьмем его из знаков дорож­ного движения - постольку, поскольку они составляют пред­мет преподавания, то есть вербализации.

3-3. Дорожные знаки как предмет преподавания

Передо мной три разноцветных сигнала светофора - крас­ный, зеленый, желтый. Мне совершенно не нужен язык, что­бы понять, что это именно сигналы и у каждого из них свой

¹ Дорожные знаки еще, по-видимому, со времен Бюиссенса (E.Buyssens, Les Langages et les discours, Bruxelles, J.Lebegue, 1943, 99 p.) служат опорным примером для размышлений о семиологии; это полезный пример, если только помнить, что код дорожных знаков - очень скудный код.

смысл (запрет, свобода, внимание)¹; мне понадобится только время, чтобы освоиться, и тогда смысл возникнет прямо из ситуаций, в которых употребляется знак: ассоциируя зеленый свет с движением, а красный с остановкой, я в итоге расшиф­рую их семантическое соотношение; передо мной настоящий код, и это реальный, неязыковой код, состоящий из визуаль­ных означающих, которыми вполне могли бы пользоваться и глухонемые. Но предположим, что смысл этих сигналов я узнаю от инструктора, чья речь замещает собой реальный код; а поскольку речь и сама по себе есть знаковая система, то передо мной оказывается двухчастный неоднородный комп­лекс — полуреальный, полуязыковой. В первой системе (коде дорожных знаков как таковом) некоторый цвет (воспринима­емый, а вовсе не именуемый) означает некоторую ситуацию; а в речи инструктора эта семантическая эквивалентность дуб­лируется второй системой, которая и сама по себе носит се­мантический характер, поскольку делает словесную суб­станцию {фразу) означающим некоторого понятия {про­позиции). Итак, на данной стадии анализа я располагаю двумя расслаивающимися системами, организованными со­гласно следующей схеме²:

На этом следует задержаться. Даже если мой инструк­тор достаточно объективен, чтобы буквально, нейтральным тоном, сообщать мне, что «красный свет - знак запрета», то есть даже если его речь достигает строго денотативного отношения к реальности (что довольно утопично), все же замена первичной знаковой системы языком никогда не про­ходит безнаказанно. Если я постигаю правила движения

¹ Заметим, что в этом элементарном коде означаемые сами собой орга­
низуются в структурированную оппозицию: два полярных термина (запреще­
но / разрешено) и один смешанный (одновременно запрещено и разрешено =
будьте внимательны).

² Несовершенство (очевидное) этой схемы обусловлено природой языка,
где в одной субстанции смешиваются означающие и означаемые, так что любое
расширение (специализация) семантической эквивалентности становится ее ис­
кажением. - Понятие - небесспорный термин соссюровской теории; здесь оно
упомянуто лишь для памяти, без обсуждения.

эмпирически (вне языка), то я воспринимаю не качества, а отличия: красный, зеленый, желтый свет обладают (для меня) лишь реальностью своего соотношения, набором оппозиций¹; замена их языком, пожалуй, и дает некоторый выигрыш, по­зволяя не обращаться к таблице функций, но вместе с тем, изолируя и дистанцируя знак, она позволяет «забыть» вирту­альную оппозицию первичных означающих; можно сказать, что в языке эквивалентность красного света и запрета засты­вает, красный становится «естественным» цветом запрета; этот цвет становится из знака символом; смысл уже не форма, он субстанциализируется. Таким образом, распространяясь на другую семантическую систему, язык стремится к ее натура­лизации; такая власть создавать «естественное» - самая соци­альная из институций. Но это еще не все. По сути, речь инст­руктора никогда не бывает нейтральной: по видимости просто говоря мне, что красный свет сигнализирует о запрете, он высказывает еще и другое — свое настроение, свой характер, ту «роль», которую он хотел бы играть в моих глазах, наше отношение ученика и преподавателя; эти новые означаемые передаются не словами преподаваемого кода, правил движе­ния, а другими формами речи (ее «оттенками», оборотами, интонацией - всем тем, что составляет риторику или фразе­ологию инструктора). Иначе говоря, поверх слова как та­кового практически неизбежно надстраивается другая се­мантическая система - по природе своей коннотативная. Итак, в конечном счете перед нами троичная система, со­стоящая из реального кода, терминологической (денотатив­ной) системы и системы риторической (коннотативной), в соответствии с уже намеченной выше теоретической схе­мой, которую теперь достаточно заполнить заново:

¹ Фактически это утопическая ситуация: поскольку я культурный индивид, то даже и вне языка я могу иметь о «красном» только мифичес­кое представление.

По поводу этой схемы следует сделать два замечания.

3.4. Различение систем

Прежде всего, поскольку обе низших системы полнос­тью содержатся в высшей системе, то их целое непосред­ственно воспринимается на уровне риторики; конечно, я получаю объективное сообщение красный свет - знак зап­рета (доказательство - то, что я могу в дальнейшем сооб­разовывать с ним свои поступки), но реально я переживаю речь инструктора, его фразеологию; если, например, эта фразеология вызывает робость, то и значение красного цвета фатальным образом станет включать для меня некоторый страх; в скоротечном (для переживания) процессе переда­чи сообщения я не могу разложить по одну сторону означа­ющее терминологической системы, а по другую - означае­мое системы риторической, различить красный свет и страх. Различение двух систем может быть только теоретическим или же экспериментальным, оно не соответствует никакой переживаемой ситуации, так как перед лицом запугиваю­щей речи (всегда коннотативной) человек редко сохраняет способность отделять in petto¹ денотативное сообщение (со­держание речи) от коннотативного (запугивания); напро­тив, второе сообщение насквозь пропитывает собой первое, порой даже подменяет его и мешает его пониманию; угро­жающий тон приказа может настолько испугать, что сам приказ станет совершенно невнятным; и наоборот, различе­ние двух систем позволяло бы дистанцировать сообщение второй системы и, следовательно, «объективировать» его оз­начаемое (скажем, тиранию); вероятно, именно так и дела­ет врач, когда его бранит пациент, - он не дает себе смеши­вать непосредственное означаемое агрессивной речи и образу­емый ею невротический символ; но если бы этот врач вышел из экспериментальной ситуации и столкнулся с такой же ре­чью в реальной ситуации, различать стало бы куда труднее.

3.5. Иерархия систем

Это подводит нас ко второму замечанию. Даже если наши три системы удастся различить, в них подразумевает­ся неодинаковая открытость коммуникации. Реальный код предполагает практическую коммуникацию, основанную на обучении и, следовательно, на некоторой длительности; то

' В душе (лат.). - Прим. перев.

есть, вообще говоря, это коммуникация простая и узкая (скажем, правила дорожного движения, правила посадки самолета на палубу и т.д.). Терминологическая система пред­полагает коммуникацию непосредственную (для своего осу­ществления ей не нужно времени, слово позволяет сэконо­мить на длительном обучении), но концептуальную - это «чистая» коммуникация. Коммуникация, устанавливаемая риторической системой, в каком-то смысле шире, так как в этой системе сообщение открывается в социальный, аффек­тивный, идеологический мир; если определять реальность как реальность социальную, то именно риторическая систе­ма окажется самой реальной из всех, тогда как терминоло­гическая система, которая более формальна и сродни логи­ке, будет менее реальной; но вместе с тем этот денотатив­ный код и более «отборный», он более всего свидетельству­ет о собственно человеческом усилии - собака может пони­мать код первый (сигналы) и последний (интонации хозяи­на), но не может понимать денотативное сообщение, дос­тупное только человеку. Если иерархизировать три систе­мы с антропологической точки зрения, соизмеряя способно­сти человека со способностями животного, то можно сказать, что животное в состоянии принимать и издавать сигналы (пер­вую систему), что оно может лишь воспринимать последнюю систему¹ и не способно ни принимать, ни производить вто­рую; напротив того, человек в состоянии создавать из предме­тов знаки, превращать эти знаки в членораздельную речь, а буквальное сообщение - в коннотативное.

II. СИСТЕМЫ ОДЕЖДЫ-ОПИСАНИЯ

3.6. Сколько всего систем?

Сделанные выше общие замечания о симультанных системах позволяют теперь и описать, так сказать, «геоло­гию» одежды-описания, точно установить количество и при­роду используемых ею систем. Как сосчитать эти системы? Путем ряда последовательных подстановок: достаточно лишь провести эту операцию на различных уровнях текста и про­следить, выделяет ли она на самом деле специфически раз­личные знаки; в таком случае эти знаки с необходимостью

¹ Собака не может воспользоваться издаваемыми ею сигналами для построения вторичной системы оправданий и масок.

отсылают к различным же системам. Например, коммута­ция позволяет выделить слово в одном случае - как просто часть языковой системы (pars orationis), в другом случае то же самое слово (или группу слов, даже фразу) - как эле­мент вестиментарного значения, в третьем - как означаю­щее Моды, наконец в четвертом - как стилистическое озна­чающее: такая множественность уровней коммутации как раз и свидетельствует о множественности симультанных систем. Это следует подчеркнуть, так как предлагаемый здесь метод семиологического анализа зиждется на различении между язы­ком и кодом одежды-описания - оно может удивить, но его действительность обусловлена тем, что язык и вестиментар-ное описание находятся на разных уровнях коммутации. По­скольку в одежде-описании два типа эквивалентностей, или же две пары коммутативных классов (комплексы А : одежда = внешний мир, и комплексы В : одежда = Мода), то анализу будут подвергаться сначала высказывания с эксплицитны­ми означаемыми (комплексы А), а потом высказывания с имплицитными означаемыми (комплексы В), после чего будет поставлен вопрос и о соотношении между теми и дру­гими комплексами.

3- 7. Системы комплексов А

Возьмем высказывание с эксплицитным (мирским) оз­начаемым: набивные ткани побеждают на скачках. Я уже знаю, что передо мною здесь две знаковых системы. Пер­вая, вообще говоря, располагается в реальности: если бы я отправился (по крайней мере в этом году) в Отей, то я бы увидел, не нуждаясь в помощи языка, что между обилием набивных тканей и праздничной атмосферой скачек суще­ствует эквивалентность; очевидно, именно на такой эквива­лентности и основано любое высказывание Моды, посколь­ку эта эквивалентность переживается как предшествующая языку и считается, что ее элементы носят реальный, а не словесный характер; она соотносит реальную вещь с эмпи­рической ситуацией мирской жизни; ее типичным знаком является: реальная вещь = реальный мир, и по этой причи­не в дальнейшем мы будем называть ее реальным вестимен-тарным кодом. Однако в данном случае, то есть в случае одежды-описания (которой мы обязались ограничиваться, повинуясь терминологическому правилу), реальность (Отей-ский ипподром, набивные ткани как особый вид текстиля)

всякий раз является лишь предметом отсылки - я не вижу ни тканей, ни ипподрома, и то и другое представляется мне через посредство некоторого словесного элемента, взятого из французского языка; таким образом, в данном высказы­вании язык образует вторую информативную систему, ко­торую я буду называть словесным вестиментарным кодом, или терминологической системой¹, поскольку она просто де-нотирует реальность мира и одежды в форме номенклату­ры; если останавливаться на этом уровне разработки одеж­ды-описания, у меня получилось бы высказывание типа в этом году набивные ткани являются знаком скачек. В такой системе означающим служат уже не набивные ткани (как в системе 1), а весь комплекс звуковых (или, в дан­ном случае, графических) субстанций, которые необходи­мы для высказывания и которые называются фразой; озна­чаемое же - уже не скачки, а комплекс понятий², актуали­зируемых фразой и называемых пропозицией³. Отношение этих двух систем подчиняется принципу метаязыков: знак реального вестиментарного кода становится простым озна­чаемым (предложением) словесного вестиментарного кода; в свою очередь это вторичное означаемое обладает автоном­ным означающим - фразой.

Но это еще не все. В данном высказывании остаются еще и другие типичные знаки (другие эквивалентности), а значит и другие системы. Прежде всего, очевидно, что эк­вивалентность между набивными тканями и скачками, меж­ду одеждой и внешним миром, дается (пишется) мне лишь постольку, поскольку она знаменует (означает) Моду; иными словами, ношение набивных тканей на скачках само стано­вится означающим нового означаемого - Моды; а коль ско­ро это означаемое актуализируется лишь постольку, посколь-

¹ Ее нельзя назвать языковой системой, так как системы, о которых
идет речь ниже, также располагаются в языке.

² По-прежнему в соссюровском смысле слова, пусть даже он не
бесспорен.

³ Различение фразы и пропозиции взято из логики.

ку эквивалентность внешнего мира и одежды выражена сло­весно, то само речевое упоминание этой эквивалентности становится означающим системы 3, означаемое которой -Мода; простым упоминанием, нотацией Мода коннотирует знаковое отношение между тканями и скачками, котор