Без эротической любви любовь к Богу будет всегда лишь половиной любви.

2. Любовь как Прощение

Любовь заполняет бесконечную пропасть, разделяющую людей тоски и людей скуки. Залитые ее смеющимся светом, они протягивают друг другу руки. Война окончена. Но любовное сближение человека тоски и человека скуки не означает простое стирание границы между ними.

Книга 2. ЛЮДИ ТОСКИ И ЛЮДИ СКУКИ

Любовь не делает скуку тоской, а тоску скукой. ЛЮБОВЬ БЕСКОНЕЧНО ВОЗВЫШАЕТ И ТОСКУ, И СКУКУ.Другое дело, что человек скуки под воздействием любви все больше вживается в тоску, затем становится человеком тоски и, наконец, покидает ее пределы.

Любовь временно превращает скуку в тоску, ибо она должна окунуть свои корни в горечь и глубину тоски для того, чтобы прорасти в мире обыденности. Титанический выброс энергии сопровождает это превращение. В нем кроется опасность демонизма, и если любовь становится замкнутой и безответной, демонизм может обрести плоть и кровь. Скука и тоска сливаются в некую чудовищную то-скуку.

Если же любовь разомкнута и открыта навстречу бытию, а потому является разделенной, она оставляет почву тоски вместе с корнями. Развившаяся любовь уже не является растением. Ее корни становятся крыльями, а горечь питающей ее тоски превращается в сладость полета в бездонном космосе свободы.

В таких развитых формах любовь есть Прощение. Даже ощутив ее как намек, легкое прикосновение, человек стремится принять глубинную сущность другого человека, отходя от всего поверхностного и внешнего.

Человек тоски начинает испытывать к человеку скуки не презрение и даже не жалость. Он действительно прощает его, прощает его временную укорененность в скуке. Омытый такой любовью, человек скуки сам переживает тоску, прощая человека тоски за его странность и несхожесть с ним.

Истинная любовь есть Прощение, ибо в ней происходит прорыв личности к личности сквозь слои социальных догм и психологических условностей. В любви происходит прощение условного и обыденного бытия, ибо открывается, что это бытие есть временным и поверхностным, и за его тонкой оберткой находится сияющая Вечность Личности, возвышающаяся над обыденной суетой как человек возвышается над муравейником...

Н. ХАМИТОВ ФИЛОСОФИЯ И ПСИХОЛОГИЯ ПОЛА

Прощение в любви есть нечто совсем иное, чем прощение в жалости. Жалость перекидывает иллюзорный мостик между людьми тоски и людьми скуки, и когда иллюзия развеивается, страдание становится еще более нестерпимым. Прощение в жалости выступает принятием поверхностного бытия человека, прощением без желания увидеть его глубже и помочь стать ему глубже. Прощение в жалости означает материальную заботу как сиюминутное облегчение. Чем глубже человек, тем больше его ранит жалость и прощение в ее пространстве.

Прощение в любви часто может означать безжалостность. Ибо любовь требует той глубины личности, где жалость задыхается. Эта истина была трагически ярко осознана Ницше — тем Ницше, который еще не стал безумцем и не начал жечь в безжалостном огне саму любовь.

3. Ступени любви

Великая заповедь «Полюби ближнего как себя самого» должна быть развернута.

Она должна приобрести вид:

«Полюби ближнего как Другого».

Ибо когда я люблю ближнего как себя, я переношу свою личность на личность его. Моя улыбающаяся маска закрывает его черты. Это замечательно, но лишь как первый шаг. Впоследствии своеобразие его личности совсем пропадает под маской, и меня охватывает сначала скука, а затем и тоска.

Из этой тоски возможен выход в любовь к неповторимости ближнего, непохожести на меня, уникальности и инако-вости.

Но эта тоска может толкнуть в бегство к новому ближнему, потом еще к одному, еще и еще... И вслед за такой бегущей любовью холодящей тенью будут скользить скука и тоска. И количество любви будет настолько побеждать ее качество, что в какой-то момент она перестанет быть любовью...

Книга 2. ЛЮДИ ТОСКИ И ЛЮДИ СКУКИ

Однако любовь к ближнему как любовь к Другому сама должна быть развернута дальше. Любовь к ближнему вновь должна стать любовью к самому себе. Именно тогда любовь не будет долгом, рациональной обязанностью, а станет естественным всенаполняющим порывом, идущим из глубин бытия личности.

Итак, любовь к ближнему как любовь к Другому не может не соединиться с любовью к себе. И древняя заповедь принимает новый вид, возвращаясь к себе: