Включенность сознания субъекта, его системы ценностей и интересов в объект исследования в социально-гуманитарных науках.

Индивидуальный и коллективный субъекты, формы их существования. Включённость сознания субъекта, его системы ценностей и интересов в объект исследования СГН. Первое необходимое условие общественной жизни - коллективность. Уже древние мыслители понимали, что живое существо, именуемое "человек", представляет собой "общественное животное", неспособное самостоятельно обеспечивать свою жизнь. Условием его существования является кооперация с другими людьми, в которой человек нуждается в той же мере, что и в продуктах питания или создающих их средствах труда. Это не означает, конечно, что, оказавшись на необитаемом острове в положении Робинзона Крузо, человек непременно умрет или потеряет человеческий образ, обрастет шерстью, лишится членораздельной речи, как предполагал Линней. Благодаря тому, что коллективное начало присутствует в деятельности любого одиночки, человек способен выжить в самых экстремальных условиях. В самом деле, незабвенный герой Дефо выжил на необитаемом острове с помощью продуктов чужого труда - разнообразных инструментов, спасенных им с затонувшего корабля. Кое-что необходимое для жизни ему пришлось создавать самостоятельно. Наличие у него самой способности к целенаправленному труду обнаруживает, что сознание (и речь) человека является продуктом длительного процесса совместной деятельности индивидов. Очевидно, что любой человеческий индивид способен стать чем-то отличным от животного, лишь погружаясь в социокультурную среду, взаимодействуя с себе подобными. Об этом свидетельствуют и жестокие опыты, поставленные самой природой - случаи, когда потерявшихся детей "воспитывали" животные. Увы, красивая сказка о Маугли никак не соответствует действительности. Человеческий детеныш, взращенный волками, никогда не смог бы стать человеком. Это возможно лишь в обществе себе подобных и благодаря ему. Однако всякий ли человеческий коллектив, именующий себя обществом ("общество филателистов" и пр.), является таковым в строгом категориальном смысле, т.е. обществом, способным воспроизводить свою социальность в исторической перспективе? Не случайно в социальной теории принято различать собственно общества и общественные группы, коллективы, представляющие собой "ячейки" общества. Какими же свойствами должен обладать человеческий коллектив, претендующий на статус общества? Суть проблемы можно проиллюстрировать с помощью любой из форм коллективной деятельности, к примеру игры в футбол. Коллективное взаимодействие футболистов не сводится, конечно, к арифметической сумме индивидуальных усилий. Конечная цель игры - победа над соперниками - достигается лишь усилиями всей команды, организованным взаимодействием спортсменов. Понимая это, мы должны признать, что команда - это не просто вместе действующие игроки, в команде их действия координируются совокупностью средств и механизмов, включающих систему распределения функций между футболистами, явно выходящую за рамки индивидуальной активности. В самом деле, зная индивидуальные свойства игроков, мы понимаем, почему каждый из них исполняет на поле ту или иную обязанность - вратаря, нападающего, защитника или полузащитника, но не саму необходимость деления команды на эти безличные функциональные статусы, под которые подбирают живых футболистов, чтобы добиться успеха в командной борьбе. Из свойств ныне действующих игроков не могут быть поняты и издавна сложившиеся, передаваемые от поколения к поколению традиции, и игровой стиль классных команд, по которому опытный болельщик отличает их друг от друга, не зная конкретного набора игроков, и т.д. и т.п. Старая спортивная поговорка "порядок бьет класс" подразумевает, что командная игра спортсменов средней квалификации, хорошо сыгранных между собой, играющих по "системе", которая учитывает оптимальное соотношение функций, дает им преимущество над индивидуально сильными "звездами", владеющими виртуозной обводкой и точным пасом, но не учитывающими законы футбольного взаимодействия. Означает ли сказанное, что мы должны признать футбольную команду самостоятельным субъектом деятельности? И не означает ли такое признание, что мы приписываем собственную деятельность, ее сознательно или стихийно сложившиеся надындивидуальные условия, регулятивные механизмы и результаты некоему мифологическому субъекту, вполне подобному Абсолютной Идее Гегеля, действующей посредством живых людей? Такова, например, позиция Э. Дюркгейма: факт объективной реальности коллективного сознания и матриц социального взаимодействия он интерпретировал как доказательство существования надындивидуального субъекта, действующего наряду с отдельными индивидами. Из отечественных мыслителей сошлемся на Н.А. Бердяева. Характеризуя национальное начало в истории, он пишет: "Нация не есть эмпирическое явление того или иного отрывка исторического времени. Нация есть мистический организм, мистическая личность, ноумен, а не феномен исторического процесса. Нация не есть живущее поколение, не есть и сумма всех поколений. Нация не есть слагаемое, она есть нечто изначальное, вечно живой субъект исторического процесса, в ней живут и пребывают все прошлые поколения не менее, чем поколения современные. Нация имеет онтологическое ядро. Национальное бытие побеждает время. Дух нации противится пожиранию прошлого настоящим и будущим. Нация всегда стремится к нетленности, к победе над смертью, она не может допустить исключительного торжества будущего над прошлым". С таким пониманием коллективности не согласны многие философы и социологи, аргументы которых С.Л. Франк излагает следующим образом: "...Если мы не хотим впасть в какую-то туманную мистику или мифологию в понимании общества, то можно ли вообще видеть в нем что-либо иное, кроме именно совокупности отдельных людей, живущих совместной жизнью и состоящих во взаимодействии между собой? Все разговоры об обществе как целом, например об "общественной воле", о "душе народа", суть пустые и туманные фразы, в лучшем случае имеющие какой-то лишь фигуральный, метафорический смысл. Никаких иных "душ" или "сознаний", кроме индивидуальных, в опыте нам не дано, и наука не может не считаться с этим; общественная жизнь есть в конечном счете не что иное, как совокупность действий, вытекающих из мысли и воли; но действовать, хотеть и мыслить могут только отдельные люди. Так существует ли коллективный субъект? Вспомним наше определение субъекта. Из него следует, что субъектом является тот, кто обладает собственными потребностями и интересами и инициирует активность, которая направлена на их удовлетворение и осуществляется посредством самостоятельно выработанных или усвоенных идеальных программ поведения, именуемых в совокупности сознанием (и волей) субъекта. Мы отказались считать субъектами деятельности живые системы, не способные к символическим формам целесообразного поведения, а также автоматизированные кибернетические устройства, имитирующие человеческую деятельность, но не обладающие собственными потребностями и целями. На этом же основании не являются субъектами и отдельные органы действующего субъекта. Ясно, что когда мы нажимаем пальцем на спусковой крючок или бьем ногой по футбольному мячу, субъектом деятельности являемся мы сами, а не отдельно взятые рука или нога, не способные вырабатывать и реализовывать собственные программы. Следуя такому пониманию, мы сможем признать существование коллективного субъекта лишь в том случае, если будет доказано одно из двух программных предположений: 1) человеческие индивиды, действующие в рамках некой социальной группы, уподобляются органам тела или винтикам машины и утрачивают свойство субъектности - способность иметь и реализовывать собственные потребности, интересы и цели поведения; 2) субъектность индивидов в социальной группе сохраняется, но сама она обретает некоторые субъектные свойства, которые присущи только ей и не могут быть обнаружены в индивидуальном поведении ее членов. С первым тезисом вряд ли можно согласиться. Конечно, существуют такие социальные коллективы, в которых индивидуальная свобода стеснена максимально и человек является лишь средством достижения неких надындивидуальных (не путать с "неиндивидуальными") целей поведения. Примером такой системы может служить рабство. Однако даже здесь принуждение имеет свои границы, и человек не теряет субстанциальную возможность выбора - принимать навязанные ему правила поведения в целях биологического самосохранения, выживания или восстать против них, отстояв свою свободу хотя бы ценой неминуемой гибели. Все внешние воздействия на человека становятся значимыми причинами (а не условиями) его поведения лишь тогда, когда интериоризированы им, трансформировались в систему его собственных потребностей, интересов и целей существования, позволяющих ему оставаться экзистенциально свободным даже в условиях социальной несвободы, мешающей делать то, что хотелось бы делать. Нельзя согласиться и со вторым тезисом. Представить себе общественное объединение людей, обладающее собственными потребностями, интересами и целями, отличными от интересов образующих их людей - задача скорее научной фантастики, чем трезвого философско-социологического анализа. Все потребности, приписываемые коллективу людей, представляют собой сублимацию не всегда эксплицированных потребностей человеческой личности. Конечно, людям привыкшим рассматривать систему человеческих потребностей как интенции субъекта, всецело замкнутые сферой его сознания, трудно представить, что служба в армии и уплата налогов входит в систему объективных интересов людей, стремящихся уклониться от того и другого. Однако это утверждение, несомненно, соответствует истине. Было бы странно предположить, что уклоняющиеся от армии или от уплаты налогов люди не заинтересованы в поддержании безопасности своей страны или исправном функционировании общественных служб. Столь частое непонимание людьми собственных глубинных надобностей или сознательное предпочтение ими ближайших "своекорыстных" выгод не отчуждает человека от собственных потребностей и интересов и не дает оснований приписывать некой общности людей факторы поведения, в действительности свойственные самим индивидам (руководствуясь обратной логикой, мы должны признать, что мать малыша, запрещающая ему съесть третью порцию мороженого, действует против интересов собственного ребенка, поскольку ее действия вызывают протест с его стороны). Сложнее обстоит дело с сознательно поставленными целями поведения, которые - в отличие от потребностей и интересов - действительно могут быть чужды людям, навязаны им извне. Воинский приказ командира, обрекающий солдата на возможную гибель, или дисциплинарное распоряжение тренера далеко не всегда совпадают с собственными интенциями подчиненных. Однако в любом случае приказ отдает не команда или дивизия, а тренер или командир, руководствующийся при этом соображениями общего блага, которое в критической ситуации ставят выше блага отдельной личности. Таким образом, привычка человека говорить о разнообразных коллективах в субъектных формах - "партия решила", "родина велела" и пр. - не должна скрывать тот фундаментальный факт, что ни "партия", ни "родина" сами по себе не умеют ни думать, ни желать, ни действовать. Все это делают только люди, которые выступают при этом как общественные существа, связанные взаимодействием и формирующиеся в определенных надындивидуальных условиях социокультурной среды. Конечно, нередки случаи, когда патриот, жертвующий жизнью ради своих соотечественников, думает, что служит не конкретным людям в нынешнем и будущих поколениях, а интегративному субъекту, называемому Германией, Францией или Россией. Однако в этом и в подобных случаях интегративный субъект представляет собой явление не "общественного бытия", а "общественного сознания", которое можно было бы назвать (если использовать терминологию Никласа Лумана) "парадоксом и тавтологией в самоописаниях" человека и человеческих коллективов. Итак, подведем итоги. Мы склонны поддерживать позицию "универсализма", но не согласны с необоснованным "очеловечиванием" матриц социального взаимодействия, с приписыванием им способности действующего субъекта. Мы склонны признать и "индивидуализм", если он не отрицает существования законов или структур коллективной жизни, а также их решающего влияния на становление человека и его функционирование в обществе, если он лишь настаивает на том, что эти законы и структуры не способны действовать сами по себе, что способность к целенаправленной деятельности дарована только людям и никому другому. Логика "самодвижения" социальных структур в таком понимании оказывается логикой поведения людей, которых обстоятельства общественной жизни, сложившиеся в результате их собственной деятельности, вынуждают действовать в направлении, диктуемом потребностями их родовой природы и конкретно-исторической системой интересов. Подобный "индивидуалистический" подход легко справляется с социальными проблемами, неразрешимыми с позиций крайнего "социального атомизма". Мы имеем в виду проблему стихийных установлений общественной жизни, возникновение которых не может быть объяснено "соглашением" - в духе теорий "общественного договора - людей по поводу их "создания". Как верно замечает С.Л. Франк, "единство и общность общественной жизни возникают совсем не в результате умышленного соглашения, а суть никем не предвидимый и сознательно не осуществляемый итог стихийного скрещения воль и стремлений отдельных людей. Дело в том, что человеческие стремления и действия имеют кроме сознательно ставимой ими цели еще другие, не предвидимые их участниками последствия. И в особенности это имеет место, когда они скрещиваются между собой; по большей части люди вообще достигают на деле не того, к чему они сами стремились, а чего-то совсем иного, часто даже им самим нежелательного. "Человек предполагает, а Бог располагает", - говорит русская пословица, но под "богом" с точки зрения этого позитивного мировоззрения надо уразуметь здесь просто случай, стихийный итог столкновений множества разнородных воль. Вожди французской революции хотели осуществить свободу, равенство, братство, царство правды и разума, а фактически осуществили буржуазный строй; и так по большей части бывает в истории... Именно таким образом складываются нравы, обычаи, мода, укрепляются общественные понятия, утверждается власть и т.п. ... Коротко говоря: единство и общность в общественной жизни, будучи независимы от сознательной воли отдельных участников и в этом смысле возникая "сами собой", все же суть не действие каких-либо высших, сверхиндивидуальных сил, а лишь итог стихийного, неумышленного скрещения тех же единичных воль и сил - комплекс, слагающийся и состоящий только из реальности отдельных, единичных людей". Не отрицая того факта, что многое в обществе есть итог стихийного скрещения индивидуальных воль, Франк, однако, полагает, что эта констатация не объясняет именно того, что должно быть объяснено: "отчего из этого скрещения получается не хаос и не беспорядок, а общность и порядок?" Считая, что сингуляризм не способен ответить на этот вопрос, русский мыслитель заключает: "Очевидно, что если из беспорядочного, неурегулированного скрещения индивидуальных элементов получается нечто общее, какое-то единство, какой-то порядок, то это возможно лишь при условии, что через посредство индивидуальных элементов действуют и обнаруживают свое влияние некие общие силы". Не соглашаясь с таким подходом, мы полагаем, что любая из версий "общей силы" - будь-то Абсолютная идея, Божья воля или "судьбы народов", - рассматриваемая как гиперсубъект истории, представляет собой мифологизацию общественной жизни. Проблема общественного порядка, как мы увидим ниже, вполне объяснима из действий и взаимодействий человеческих индивидов, потребностей их самосохранения, диктующих необходимость скоординированной активности. Спонтанные результаты такого взаимодействия нельзя интерпретировать в духе гегелевской "хитрости мирового духа" хотя бы потому, что далеко не всегда они способствуют самосохранению человека и общества (как это происходит ныне со стихийным разрушением экосистемы типа "озоновой дыры"). Конечно, мы можем интерпретировать эту негативную стихийность как предупреждение с небес, но остановить ее могут лишь совместные действия людей, а не внешние силы.

Источник: http://5fan.ru/wievjob.php?id=82240

17. Научная картина мира и ее функции (как онтология, как форма систематизации знаний, как исследовательская программа).

Функции научной картины мира

Картина мира как онтология научного знания

Научная картина мира как исследовательская программа

Картина мира как систематизация научного знания

1) Картина мира как онтология научного знания. Одна из важней­ших функций картины мира в науке состоит в том, что она уста­навливает связь между научным знанием и тем реальным бытием, которое служит предметом его исследования. Именно поэтому она осуществляет онтологическую функцию в науке. Эта функция со­стоит в том, что научная картина мира формирует представления об объектах, фундаментальных понятиях и принципах, на которые опираются различные понятия и теории науки. Последние связы­ваются с исследуемым реальным миром не прямо и непосредствен­но, а опосредованно через картину мира соответствующей науки. Именно поэтому фундаментальные принципы картины мира соот­ветствующей науки выступают как ее онтологические постулаты, с которыми согласуются ее конкретные теории. На этом основании научные картины мира отдельных наук нередко называют дисциплинарными онтологиями, связывающими их с той объективной ре­альностью, которая не зависит от человека и его сознания. Сам термин «картина мира» ясно указывает, что она представляет собой образ исследуемого мира, и поэтому ее идеальные объекты имеют более наглядный характер, чем сложные абстракции конкретных наук. Именно благодаря существованию таких картин неспециалисты и образованные люди могут получить представление о характере развития научного знания и современном его состоянии.

В любой картине мира конкретной науки рассматриваются, прежде всего, те фундаментальные объекты, из которых построены все другие объекты ее теорий, а также указан характер взаимодейст­вия фундаментальных объектов. В механической картине мира, как мы видели, такими объектами являются неделимые корпускулы, или материальные точки, а характер их взаимодействия определяет­ся мгновенно действующей силой на расстоянии. Электромагнит­ная картина опирается на существование электромагнитного поля, в котором взаимодействие объектов происходит через близкодействие элементов поля за конечное время. Заменившая ее квантово-релятивистская картина отказалась и от представления о неделимо­сти атомов, и от существования мирового эфира, и от абсолютно­сти пространства-времени.

Опыт развитых наук вместе с тем показывает, что их научная картина мира в существенной степени изменялась, прежде всего, именно в результате перехода к изучению новых, более сложных явлений и процессов. Только благодаря этому ученые вынуждены были пересматривать свои прежние абстракции и идеализации. Ес­ли для изучения простых систем механики вполне достаточно было представлять их в форме структуры материальных точек, то переход к исследованию сложно организованных систем потребовал пере­смотра подобных идеализации. Вместо материальной точки стали рассматриваться атомы и элементарные частицы, непрерывность действия дополнена квантами, детерминистические предсказания — вероятностными и т.д.

2) Картина мира как систематизация научного знания.

Научные картины, создаваемые отдельными науками, так же как картины естествознания и мира в целом, ставят своей целью систе­матизацию знаний разной степени общности. Процесс системати­зации и синтеза знаний предполагает поиск таких общих понятий и принципов, с точки зрения которых становится возможным понять место и роль конкретных закономерностей в общей системе науч­ного знания. Поэтому картина природы, создаваемая отдельной наукой или естествознанием в целом, представляют собой систему знаний различной степени общности и глубины, которая возникает в результате их синтеза. При этом научная картина мира отдельной науки, например физики, будет частью или фрагментом общей ес­тественнонаучной картины природы. Поскольку же последняя со­ставляет часть реального мира, то естественнонаучная картина мира будет составлять часть общей картины мира в целом.

Если отдельные научные теории формулируют свои основные понятия и законы, чтобы объяснить и предсказать конкретные фак­ты изучаемой области, то картины отдельных научных дисциплин стремятся выделить их основные онтологические понятия и фунда­ментальные принципы. Опираясь на них, картина мира помогает понять роль и место отдельных теоретических понятий и законо­мерностей в общей системе научного знания. Именно в этом отно­шении она играет систематизирующую роль в познании, и благода­ря этому же приобретает эвристический и прогностический харак­тер. Действительно, в рамках узких границ отдельной научной теории или даже конкретной научной дисциплины трудно уловить общие тенденции развития достаточно широкой области явлений, а тем более природы и общества в целом. Обобщение и синтез зна­ния в научной картине мира дают возможность понять, в каком на­правлении происходит такое развитие, какие наиболее важные про­блемы выдвигаются перед конкретной наукой. Дальнейший этап систематизации и обобщения научного знания происходит в про­цессе создания естественнонаучной и социально-гуманитарной кар­тин мира. Наконец, свое завершение этот процесс находит при по­строении общенаучной картины мира, в результате которого проис­ходит формирование целостного взгляда на мир природы, место и роль в ней общества и человечества.

3) Научная картина мира как исследовательская программа.

Процесс обобщения и систематизации знания, который проис­ходит при формировании научных картин мира, предполагает ис­следование самых различных форм такой систематизации. Между тем под влиянием господствовавшей в последние полвека неопози­тивистской философии науки основной формой системного знания в науке признавалась только теория. После критики неопозитиви­стской философии науки многие западные ученые обратили внима­ние на роль культурно-исторических и мировоззренческих факто­ров на развитие науки. Среди них особенного внимания заслужива­ет обсуждение таких форм развития научного знания, как анализ исторических традиций и особенно выдвижение исследовательских программ. Они интересны тем, что ориентируют историков и фило­софов науки на изучение тенденций и традиций в истории развития науки (концепция Л. Лаудана) и общих исследовательских про­грамм (концепция И. Лакатоса). Хотя эти концепции преодолевают ограниченность неопозитивистской философии, однако не подчер­кивают, во-первых, роль онтологических представлений науки во­обще и научной картины мира в частности, во-вторых, не обраща­ют внимания на значение междисциплинарных исследований в обобщении и систематизации научного знания, в-третьих, забывают о преемственности в развитии этого знания.

Рассмотрение научной картины мира в контексте исследова­тельской программы предполагает, прежде всего, ясное представле­ние о ней как специфической форме научного знания, в которой формулируются исходные онтологические понятия и принципы, на которые опираются соответствующие абстракции конкретных науч­ных теорий. Отчетливое понимание онтологического характера на­учной картины мира позволяет установить четкое различие между ее основными понятиями и принципами, с одной стороны, и абст­рактными понятиями и законами конкретных теорий, с другой. Первые — шире по охвату изучаемой действительности и конкрет­нее по содержанию, вторые — уже по объему и беднее, абстрактнее по содержанию. Этим объясняется тот факт, что научная картина продолжает существовать при замене одних конкретных теорий другими. Поэтому преемственность знаний в науке выступает в ви­де сохранения связи между исторически преходящими и вновь воз­никающими научными картинами мира.

Сам процесс формирования отдельной научной картины мира происходит в результате обобщения и синтеза исходных понятий и законов отдельных ее теорий в ходе исторического развития кон­кретной научной дисциплины. Возникновение более общей картины мира, например естествознания, предполагает междисциплинарный анализ идей и принципов различных дисциплин, изучающих приро­ду. Еще более обширный и глубокий анализ приводит к формирова­нию общей научной картины мира. Таким образом, научные карти­ны различного уровня общности и глубины можно рассматривать как результат осуществления соответствующей исследовательской программы. В общем смысле само развитие науки можно рассматри­вать как реализацию некоторой исследовательской программы.