Мамардашвили. Проблема сознания и философское призвание

Человек, в отличие от всех остальных известных нам существ, обладает сознанием. А это значит, что он имеет возможность переживать, испытывать как раз те вещи и ли состояния, которые естественным образом, в качестве продукта, скажем, какого-либо физиологического механизма, получить нельзя. Например, нельзя иметь мысли, полученные простым продолжением отпущенных человеку естественных психических сил, ибо это будут не его мысли. Или иметь чувства в силу опять же лишь данных человеку естественных психических способностей. В философии такого рода вещи называют обычно «чистыми» («чистое сознание», «чистая мысль», «чистая любовь» и т. д.). Но не в смысле продукта абстракции или обобщающего понятия, а в смысле, хотя и естественным образом для человека невозможного, но тем не менее случающегося с ним в каких-то особых состояниях. Какие же это состояния? Состояния, которые сопряжены или совмещены в человеке с символами. То есть они возможны у человека, попадающих в поле их силовых линий. Одним из таких символов (первичным для философии) является «смерть». На первый взгляд, этот символ прост хотя бы по той причине, что мы можем, как я сказал, увидеть иную реальность, гражданами которой мы себя осознали, будучи готовы при этом расстаться с самими собой как не необходимыми, не абсолютными и т. д. Но это на первый взгляд, поскольку в действительности расстаться с собой оказывается очень трудно. И в то же время, если мы не готовы при расшифровке или освоении символа смерти расстаться с собой, то не увидим иное. Так как же тогда в принципе представить смерть? Очевидно, это не просто случайность, подстерегающая жизнь, которая столь неудачно расшифрована экзистенциалистами как личная смерть. Это довольно неудачная расшифровка, затемняющая, как мне кажется, смысл того, о чем здесь говорится. Потому что та смерть, о которой говорится в символе, не лично, скажем моя, а лично она моя потому, что она в единственном числе. Не бывает много смертей, так же как сознание есть нечто, существующее в единственном числе.

Вводя сознание как место соотнесенности и связности того, что мы не можем соотнести естественным образом, мы только так и можем определить сознание. Эта связность есть то, что можно увидеть как бы только в некоем сдвиге. Философ имеет дело с чем-то, чего в принципе нельзя знать заранее, нельзя предположить, вообразить возможным или ввести определением. Но что может случиться с прохождением пути. И где будет причина, скажем, считать, что в наблюдаемом имел место атомный распад. Мысль совместилась с собой – и понимает.

Фрейд. «Я и оно»

«Сознание и бессознательное»

«Разделение психики на сознательное и бессознательное является основной предпосылкой психоанализа…». Фрейд говорит, что «сознательное» - это не «суть» психики, а ее «качество». Далее он полемизирует с теми философами, для которых идея психики «настолько непонятна, что она кажется им абсурдной».

Такой психический элемент, как, например, представление, обычно не осознается длительно. Состояние осознательности быстро проходит, но при определенных условиях представление может снова вернуться в сознание. Фрейд называет это неосознанное состояние представления «латентным», т.е. скрытым, и говорит, что термин «бессознательное» правильно описывает данное состояние. Психолог говорит, что к понятию о бессознательном он пришел путем обработки опыта. Он открыл, что «есть сильные психические процессы или представления…, которые для психической жизни могут иметь все те последствия, что и прочие представления…, но они сами не осознаются». Далее Фрейд объясняет, что осознанию этих представлений препятствует некая сила, и их неосознанное состояние он называет «вытеснением», а силу, которая привела к вытеснению – «сопротивлением».

Бессознательного по Фрейду 2 вида – «латентное, но способное к осознанию, и вытесненное – само по себе и без дальнейшего не способное для осознания». В связи с этим психолог вводит три термина – сознательное (СЗ), предсознательное (ПСЗ) и бессознательное (БСЗ). Но при этом он делает оговорку, что «эти подразделения недостаточны и практически неудовлетворительны». Фрейд называет «связную организацию психических процессов в личности… – «Я» личности». К «Я» прикреплено сознание, «оно владеет подступами …к разрядке раздражений во внешний мир». От «Я» исходят вытеснения, с помощью которых «известные психические стремления должны быть исключены не только из сознания, но и из других видов значимости и действительности».

«Я» и «Оно»

«Все наше знание связано с сознанием. Ведь и БСЗ мы можем узнать только путем того, что делаем его сознательным». Но «что значит «сделать что-то сознательным?» - задается вопросом Фрейд.

Сознание, говорит Фрейд, - это поверхность психического аппарата. «Сознание – это все восприятия, приходящие извне (чувственные восприятия), и изнутри – то, что мы называем ощущениями и чувствами». Но куда отнести мыслительные процессы? «Они протекают где-то в глубине аппарата в виде смещений психической энергии по пути к действию».

Далее Фрейд объясняет различие между БСЗ и ПСЗ. «Первое происходит на каком-то материале, остающимся неизвестным», а у последнего «добавляется соединение с словесными представлениями». Эти словесные представления – остатки воспоминаний и они могут быть снова осознаны. Система ПСЗ имеет чувственное происхождение, т.к. «остатки слов происходят, в основном, от акустических восприятий».

«В то время, как отношение внешнего восприятия к «Я» совершенно явно, отношение внутреннего восприятия к «Я» требует особого исследования». Внутренние восприятие – это процессы из различных и самых глубоких слоев психического аппарата. Фрейд делает вывод, «что и ощущения и чувства делаются сознательными только тогда, когда прибывают в систему В (воспринимающую)». При посредстве словесных представлений внутренние мыслительные процессы становятся восприятиями.

Далее Фрейд приступает к выработке представления о «Я». «Я» исходит из В как своего ядра и затем охватывает ПСЗ, опирающееся на остатки воспоминаний. «Я» тоже бессознательно. «Все остальное психическое, в котором оно себя продолжает и которое проявляется как БСЗ» Фрейд называет вслед за Г. Гроддеком «Оно». «Теперь индивид для нас – психическое «Оно», неузнанное и бессознательное, на котором поверхностно покоится «Я», развитое из системы В как ядра». Далее Фрейд изображает этого индивида графически и комментирует: “«Я» стремится применить на деле влияние внешнего мира и его намерений и старается принцип наслаждения, неограниченно царящий в «Оно», заменить принципом реальности. Восприятие для «Я» играет ту роль, какую в «Оно» занимаеи инстинкт. «Я» репрезентирует то, что можно назвать рассудком и осмотрительностью. «Оно», напротив, содержит страсти”.

Фрейд сравнивает «Оно» с конем, а «Я» - с всадником, «который должен обуздать превосходящего его по силе коня», и этот всадник «ведет коня туда, куда конь хочет». То есть «Я» превращает волю «Оно» в действие, как будто бы это была его собственная воля.

Психолог выдвигает тезис, что «в «Я» не только самое глубокое, но и самое высокое может быть бессознательным». Он объясняет это тем, что «даже тонкая и трудная интеллектуальная работа, обычно, требующая напряженного размышления, может совершаться и бессознательно – не доходя до сознания», а также «есть лица, у которых самокритика и совесть, т.е. психическая работа с безусловно высокой оценкой, являются бессознательными».

«Я» и «Сверх-Я»

Фрейд вводит понятие «идентификации», т.е. восстановления потерянного объекта. За возникновением «Идеала Я» «кроется первая и самая значительная идентификация индивида, а именно – идентификация с отцом личного правремени». «Идеал Я» возникает в результате вытеснения Эдипова комплекса. «По гибели Эдипова комплекса четыре содержащиеся в нем стремления сложатся таким образом, что из них получится идентификация с отцом и идентификация с матерью». «Отношение «Сверх-Я» к «Я» не исчерпывается напоминанием – таким (как отец) ты должен быть, но включает и запрет: таким (как отец) ты не имеешь права быть, ты не можешь делать все, что делает он, на многое только он имеет право». «Сверх-Я» сохранит характер отца и «будет позже царить над «Я» как совесть, может быть, как бессознательное чувство вины». Таким образом, «Сверх-Я» возникает в результате длительной детской беспомощности и наличия Эдипова комплекса. “«Сверх-Я» отображает самые значительные черты развития индивида и развития вида, и, кроме того, создает устойчивое выражение влияния родителей, т.е. увековечивает те моменты, которым оно само обязано своим происхождением».

Далее Фрейд дает ответ тем, кто упрекал психоанализ в том, «что он не озабочен высоким, моральным, сверхличным в человеке». Он говорит, что высшее существо в человеке – это «Сверх-Я» - «репрезентация нашего отношения к родителям. Мы знали эти высшие существа, мы ими восхищались и их боялись, а позднее восприняли их в себя».

«В то время, как «Я», в основном, является представителем внешнего мира, реальности, «Сверх-Я» противостоит ему как поверенный внутреннего мира, мира «Оно»….конфликты между «Я» и идеалом будут, в конечном итоге, отражать противоположность реального и психического, внешнего мира и мира внутреннего».

«Идеал Я», вследствие истории своего образования, имеет самую обширную связь с филогенетическим приобретением, - архаическим наследием отдельного человека. То, что в отдельной психической жизни было самым глубоким, становится путем создания идеала наивысшим в человеческой душе».

В «Идеале Я» содержится потенциал, из которого возникли все религии. «Суждение о собственной недостаточности при сравнении «Я» с его идеалом вызывает смиренное религиозное ощущение, на который ссылается исполненный страстью томления верующий». “«Напряжение между требованиями совести и достижениями «Я» ощущается как чувство вины. Социальные чувства основываются на идентификации себя с другими на почве одинакового «Идеала Я»”.

Два вида первичных позывов

Фрейд выделяет два вида первичных позывов – Эрос (сексуальные инстинкты) и инстинкт смерти. Эрос более заметен и доступен для изучения. «Этот вид охватывает не только непосредственный безудержный сексуальный первичный позыв и исходящие от него целепрегражденные и сублимированные движения первичного позыва, но и инстинкт самосохранения». Задача же инстинкта смерти – «приводить все органически живущее к состоянию безжизненности», представителем его является садизм. «Оба первичных позыва проявляют себя в строжайшем смысле консервативно, стремясь к восстановлению состояния, нарушенного возникновением жизни».

Фрейд утверждает, что «оба первичных позыва соединяются, смешиваются и сплавляются друг с другом» и что «это происходит регулярно и в значительных масштабах». «Как на противоположность между обоими видами первичных позывов, мы можем указать на полярность любви и ненависти». «С самого начала имеется амбивалентная установка, и превращение совершается путем реактивного смещения нагрузки объекта, причем у эротического чувства отнимается энергия и передается энергии враждебной». Гомосексуализм психолог тоже объясняет этой амбивалентностью: «Враждебная установка не имеет шансов на удовлетворение, поэтому…она сменяется любовной установкой, представляющий больший шанс на удовлетворение, т.е. на возможность разрядки».

Фрейд выдвигает предположение, что «в психической жизни…существует способная к смещению энергия, сама по себе индифферентная, которая может примкнуть к …эротическому или разрушительному импульсу и его повысить». Психолог предполагает, что эта энергия «имеет источником запас нарцистического либидо, т.е. представляет собой десексуализированный Эрос. Это «способное к смещению либидо работает на пользу принципа наслаждения, для избежания заторов и облегчения разгрузок».

«Если эта энергия смещения является десексуализированным либидо, то ее можно назвать и сублимированной, так как она все еще придерживалась бы главной цели Эроса – соединять и связывать, служа установлению того единства, которым – или стремлением к которому – отличается «Я». Если мыслительные процессы в более широком смысле мы включим в эти смещения, то, конечно, и мыслительная работа совершается путем сублимации эротической энергии».

Зависимости «Я»

“«Я» по большей части образуется из идентификаций, сменяющих растворенные нагрузки «Оно»;…первые из этих идентификаций регулярно проявляют в «Я» как особая инстанция, противопоставляют себя «Я» как «Сверх-Я», в то время как окрепшее «Я» позднее может проявлять больше устойчивости против таких влияний идентификации.” «Сверх-Я», говорит Фрейд, имеет «способность противоставлять себя «Я» и преодолевать его». “Как ребенок был принужден слушаться своих родителей, так и «Я» подчиняется категорическому императиву своего «Сверх-Я»”.

“«Сверх-Я» всегда близко к «Оно» и может в отношении «Я» быть его представителем. Оно глубоко погружается в «Оно» и поэтому больше отдалено от сознания, нежели «Я»”. Фрейд приводит примеры из клинической практики, подтверждающие его теорию. Он говорит, что пациенты, которым дают надежду на улучшение состояния, выглядят недовольными и их состояние ухудшается вместо того, чтобы улучшаться.

Психолог объясняет это явление следующим образом: «у таких лиц преобладает не воля к выздоровлению, а потребность болезни», и видит причину этого «в чувстве вины, которое находит удовлетворение в болезни и не хочет отрешиться от наказания в виде страданий». Но пациент при этом чувствует себя не виноватым, а больным. «Это чувство вины проявляется лишь в виде трудно редуцируемого сопротивления собственному исцелению». Фрейд утверждает, что повышение бессознательного чувства вины может сделать человека преступником. «У многих…преступников можно доказать наличие огромного чувства вины, которое имелось еще до преступления, являясь, следовательно, не его следствием, а его побуждением, как если бы возможность соединить это бессознательное чувство вины с чем-то реальным и актуальным ощущалось как облегчение».

Фрейд задается вопросом: «Как это происходит, что «Сверх-Я», в основном, проявляет себя как чувство вины…и при этом развивает по отношению к «Я» такую исключительную жестокость и строгость?» Психолог полагает, что в «Сверх-Я» господствует «чистая культура инстинкта смерти». «Опасные инстинкты смерти лечат в индивиде различным образом; частично обезвреженные смешением с эротическими компонентами, частично в виде агрессии отвлеченные наружу, они, конечно, большею частью беспрепятственно продолжают свою внутреннюю работу».

Фрейд обобщает функции «Я»: «в силу его отношения к системе восприятий оно устанавливает последовательность психических процессов и подвергает их проверке на реальность. Путем включения мыслительных процессов оно достигает задержки моторных разрядок и владеет доступами к подвижности. Овладение последним, правда, больше формальное, чем фактическое – по отношению к действию «Я» занимает, примерно, позицию конституционного монарха, без санкции которого ничто не может стать законом, но который все же сильно поразмыслит, прежде чем наложить свое вето на предложение парламента. «Я» обогащается при всяком жизненном опыте извне; но «Оно» является его другим внешним миром, который «Я» стремится себе подчинить. «Я» отнимает у «Оно» либидо, превращает объектные загрузки «Оно» в образования «Я». С помощью «Сверх-Я», «Я» неясным еще для нас образом черпает из накопившегося в «Оно» опыта древности».

Самой интересной зависимостью «Я», считает Фрейд, является зависимость от «Сверх-Я». «Высшее существо, ставшее «Идеалом Я», когда-то угрожало кастрацией, и эта кастрация, вероятно, является тем ядром, вокруг которого откладывается страх совести; кастрация именно то, что продолжает себя как страх совести».

Далее Фрейд обосновывает страх смерти, он считает, что «механизм страха смерти может состоять только в том, что «Я» в значительной степени освобождается от своей нарцистической загрузки либидо, т.е. отказывается от самого себя точно так, как обычно в случае страха отказывается от другого объекта. Мне думается, что страх смерти развертывается между «Я» и «Сверх-Я».

В заключении Фрейд утверждает, что в «Оно» «борются Эрос и инстинкт смерти», а «Я» «находится под властью немых, но мощных инстинктов смерти, которые стремятся к покою и по указаниям принципа наслаждения хотят заставить замолчать нарушителя этого спокойствия – Эроса».