Обобщение четырех различений ввиду семи предложенных основных положений

Мы спрашивали о четырех разделениях: «бытие и становление», «бытие и видимость», «бытие и мышление», «бытие и долженствование». Свое объяснение мы предварили семью основными положениями.

Вначале казалось, что речь идет только о мыслительных упражнениях, о различении произвольно сопоставляемых терминов. Повторим их в той же формулировке и проследим, насколько сказанное выдержало нужное направление и при этом выявило то, что надлежало увидеть.

Бытие в приведенных разделениях отграничивается от иного и имеет поэтому определенность в этом о-граничивающем поставлении границ.

Отграничение происходит в четырех связанных между собой и ориентированных друг на друга аспектах. Определенность бытия должна поэтому соответствующим образом разветвляться и увеличиваться.

Различения ни в коем случае не случайны. То, что удерживается благодаря им в различии, в качестве сопричастного друг другу изначально стремится к единству. Поэтому разделения обладают собственной необходимостью.

Поэтому казавшиеся вначале формальными противоположения возникли не при случайных обстоятельствах, как бы попав в язык в виде неких речевых оборотов. Они возникли в глубочайшей связи с определяющим для Европы запечатлением (Prдgung) бытия, начались вместе с началом философского вопрошания.

Эти различения оставались тем не менее господствующими не только в европейской философии, они пронизывают всякое знание, поступки (Tun) и сказывание там, где они высказываются не собственным образом и не такими словами.

Перечисленная последовательность названий уже указывает на порядок сущностной взаимосвязи и исторической смены их запечатления.

7. Изначальное вопрошание вопроса о бытии, которое постигло задачу развертывания истины сущности бытия, должно отдать себя на суд скрытым в этих разделениях силам и вернуть их к их собственной истине.

Все, что прежде утверждалось в этих пунктах, стало теперь зримым, кроме высказанного в последнем пункте. В нем содержится не более и не менее, как некое требование. В заключение следует показать, насколько оно справедливо, а его выполнение необходимо.

Доказательство сего можно вести так, чтобы еще раз обозреть данное «Введение в метафизику» в целом.

а) Проходящий через все четыре разделения основной характер бытия, постоянное присутствие (Anwesenkeit), όν как ούσία.

Все опирается на заданный вначале основной вопрос: «Почему вообще есть сущее, а не наоборот - ничто?» Первичное развертывание этого вопроса принудило нас к вопросу: как, собственно, обстоит дело с бытием?

Сначала «бытие» казалось нам пустым словом с улетучивающимся значением. Что это именно так, казалось доказуемым фактом среди прочих. Но в конце концов то, что представлялось бесспорным и более не нуждавшимся в вопросе, оказалось наивопросителънейшим. Бытие и понимание бытия не суть наличный факт. Бытие есть главное свершение, на основании которого обеспечивается историческая сиюбытность внутри открытого сущего в целом.

Но эту вопросительнейшую основу исторической сиюбытности мы познаем в ее достоинстве и в ее чине только в том случае, если мы подвергаем, ее вопросу. Соответственно этому мы и ставим предвопрос: как обстоит дело с бытием?

Указания на привычное, но многообразное употребление слова «есть» убедили нас: говорить о неопределенности и пустоте бытия ошибочно. Скорее «есть» определяет значение и содержание инфинитива «быть», а не наоборот. Теперь можно понять, почему это так. «Есть» считается связкой, «соотносительным словечком» (Кант) в высказывании. Высказывание содержит «есть». Но так как высказывание, λόγος, стало κατηγορία, судилищем над бытием, то оно и определяет бытие, исходя из ему сопричастного «есть».

Бытие, из которого мы исходим как из пустого наименования, должно, следовательно, вопреки этой кажимости, иметь определенное значение.

Определенность бытия была показана на примере четырех разделений:

Бытие, в противоположность становлению, есть пребывание.

Бытие, в противоположность видимости, есть пребывающий прообраз, всегда-тождественное.

Бытие, в противоположность мышлению, есть нечто, лежащее в основании (подлежащее), наличное.

Бытие, в противоположность долженствованию, есть предлежащее как еще не или уже осуществленное должное.

Пребывание, самотождественность, наличность, предлежание (Bleiben, Immergleichheil, Vorhandenheil. Vorliegen) — все они в основе своей говорят одно: постоянное присутствие (stдndige Anwesenheit): όν как ούσία.

Эта определенность бытия не случайна. Она произрастает из определения, под знаком которого находится историческая сиюбытность благодаря своему великому началу у греков. Определенность бытия не есть дело определения границ обычного словесного значения. Она есть та сила, которая еще сегодня держит на себе все наши связи с сущим в целом, со становлением, видимостью, мышлением, господствуя над ними.

б) Вопрос о бытии в противовес ничто как первый шаг к действенному преодолению нигилизма

Вопрос, как обстоит дело с бытием, совпадает с вопросом о том, как обстоит дело с нашей сиюбытностью в истории, стоим ли мы в истории или едва держимся. Если взглянуть метафизически — едва держимся. Куда бы мы ни пошли, мы всюду оказываемся внутри сущего и уже не знаем, как обстоит дело с бытием. Прежде всего, мы не очень-то и знаем, что мы этого не знаем. Мы едва держимся и тогда, когда взаимно уверяем друг друга, что это не так, и тогда, когда стараемся с недавних пор показать, что вопрошание о бытии вносит лишь смятение, действует разрушительно, есть нигилизм. [Это вновь распространяющееся с возникновением экзистенциализма лжетолкование вопроса о бытии является новым только для наивных.]

Но где же действует собственно нигилизм? Там, где цепляются за привычное сущее и полагают при этом, что вполне достаточно принимать по-прежнему сущее как сущее, таковым, каково оно есть. Но вопрос о бытии тем самым отклоняют, а бытие рассматривают как ничто (nihil), каково оно в известной мере и «есть», пока оно бытует. В забвении бытия заниматься только сущим — нигилизм. Так понятый нигилизм есть основа того нигилизма, о котором Ницше заявил в первой книге «Воли к власти».

Явно спрашивая о бытии, добраться до границы ничто и включить его в вопрос о бытии есть, напротив того, первый и единственно плодотворный шаг к действительному преодолению нигилизма.

в) Необходимость нового постижения

бытия во всей широте его возможной сущности.

Превращение окруженного четырьмя разделениями бытия

в окружающий круг и основу всего сущего: различение бытия и сущего как разделение абсолютно изначальное

То, что вопрос о бытии как наивопросительнейший заводит так далеко, нам как раз и показало разъяснение четырех разделений. То, от чего отграничено бытие — становление, видимость, мышление, долженствование, — не есть нечто только вымышленное. Здесь властвуют силы, которые господствуют над сущим, над его раскрытием и построением его стати, закрытием (Verschlieβung) и рас-строением (Verunstaltung) и завораживают его. Становление — есть ли оно ничто? Видимость — есть ли она ничто? Мышление — есть ли оно ничто? Долженствование — есть ли оно ничто? Ни в коем случае.

Если же все то, что в разделениях противопоставлено бытию, не есть ничто, тогда оное само является сущим, в конце концов даже более сущим, чем то, что в соответствии с о-граниченным (be-schrдnkten) определением сущности бытия почитают сущим. Но тогда какой смысл бытия имеется в виду, если становящееся, видимое, мышление и долженствование суть сущие? Ни в коем случае не тот, от которого они отмежевываются. Такой смысл бытия бытует испокон веку.

Итак, прежнее понятие бытия недостаточно, чтобы назвать все то, что «есть».

Поэтому с самого основания и во всей широте его возможной сущности бытие надлежит познавать заново, если с нашей исторической сиюбытностью мы хотим обращаться как с исторической. Ибо те силы, которые противостоят бытию, т.е. самые разделения, многообразно сплетаясь, определяют нашу сиюбытность, господствуют над ней, пронизывают се и с давних пор удерживают се в сумятице «бытия». Так, на основе изначального выспрашивания четырех разделений вы растает понимание: бытие, которое окружено ими, само должно превратиться в окружающий круг и основу всего сущего. Изначальное разделение, глубину и изначальное расхождение которого несет на себе история, есть различение бытия и сущего.

Но как оно происходит? Где философия может начать мыслить его? Мы должны здесь не говорить о начале, а свершить его вторично; ибо оно есть то, что свершилось из необходимости начала, под властью которого мы стоим. Не напрасно мы, пребывая внутри разъяснения четырех разделений, непомерно долго задержались на разделении бытия и мышления. Оно и ныне еще несет на себе определение бытия. Мышление, проведенное через λόγος как высказывание, дает и сохраняет перспективу, в которой высвечивается бытие.

Если в связи с этим само бытие будет открыто и обосновано в своем изначальном отличии от сущего, тогда необходимо открыть изначальную перспективу, Первоисток разделения бытия и мышления, расхождение разумения и бытия показывает нам, что речь идет не о чем ином, как об определении бытия человека, проистекающем из должной быть открытой сущности бытия (φύσις).

С вопросом о сущности бытия глубоко связан вопрос о том, кто есть человек. Исходящее из этого требуемое (nцtig) определение сущности человека не есть дело произвольной антропологии, которая представляет человека так же, как зоология представляет животных. Вопрос о человеческом бытии определяется теперь в его направлении и значимости единственно вопросом о бытии. Сущность человека следует постигать и обосновывать сообразно скрытому в начале указанию внутри вопроса о бытии как то место, в котором бытие нуждается для самораскрытия. Человек есть открытая в себе сиютность (Da). Внутрь оной поставляет себя и начинает действовать сущее. В связи с этим мы говорим: бытие человека, в строгом смысле слова, есть «сию-бытность» (Da-sein). В основе сущности сию-бытности как места раскрытия бытия должна быть изначально заложена перспектива раскрытия бытия.

Совокупная европейская концепция бытия, ее традиция и, сообразно этому, еще и ныне господствующее отношение к бытию сосредоточены в наименовании бытие и мышление.