XL. Дворец Жака Кёра - Сокровищница. Сцена с Тристаном и Изольдой.
В центральной части у подножия дерева с густой листвой, из которой выглядывает король Марк в короне, расположен полый предмет кубической формы. С одной стороны к нему направляется Тристан из Леонуа (83) с другой — Изольда. На голове у Тристана круглая шапка с ободом, у Изольды — корона, которую она поправляет правой рукой. Наши герои — в лесу Моруа (Morois ), у них под ногами ковёр из высоких трав и цветов, они устремляют свои взоры на таинственный предмет в виде полого камня, который лежит между ними.
Рассказ о Тристане Леонийском (Лоонийском — перев .) — отголосок мифа о Тесее. Тристан в единоборстве побеждает Морхольта (Morhout ), Тесей — Минотавра (Minotaure ). Мы видим здесь знак приготовления зелёного Льва (поэтому Тристан и зовётся Тристаном из Леонуа или Леонийским ), которое Василий Валентин представляет в виде поединка двух соперников — орла и дракона . Это необычное единоборство химических тел (corps), соединение которых протекает в таинственном растворителе (и в специальном сосуде), послужило темой для множества профанических выдумок и сакральных аллегорий. Тут и Кадм, пригвождающий змея к дубу; Аполлон, поражающий стрелой Пифона, и Ясон, убивающий дракона Колхиды; Гор, одолевающий Тифона в египетском мифе об Осирисе; Геркулес, отсекающий головы Гидры, и Персей, обезглавливающий Горгону; святой Михаил, святой Георгий, святой Маркелл — победители драконов (христианские аналоги мифа о Персее, который верхом на коне Пегасе убивает чудовище, сторожившее Андромеду). Тут, наконец, и единоборство лисы и петуха, мы уже упоминали о нём, когда разбирали парижские медальоны; поединок алхимика с драконом (Килиани), рыбы-прилипалы с саламандрой (Сирано Бержерак), красного змея с зелёным и т. д.
Уникальный растворитель обеспечивает реинкрудацию [121]естественного золота, его размягчение и возвращение в исходное состояние — состояние рыхлой и очень плавкой соли. Это и есть омоложение царя, о котором сообщают все авторы, — начало новой эволюционной стадии, олицетворенной в нашем сюжете племянником короля Марка Тристаном. С химической точки зрения, племянник и дядя — одно и то же, они принадлежат к одному роду и у них одно происхождение. Утрачивая цвет, золото утрачивает свою корону на тот срок, пока искусство и естество не придадут ему совершенства. Тогда золото наследует другую корону, «намного более величественную, нежели первая», как утверждает Лиможон де Сен-Дидье. Поэтому мы ясно различаем силуэты Тристана и королевы Изольды, в то время как старый король прячется в листве стоящего посередине дерева, которое вырастает из камня, подобно древу Иессеевуf — из груди Патриарха. Напомним также, что царица — супруга одновременно и старику, и юному герою, и, согласно герметической традиции, царь, царица и возлюбленный (amant)g образуют триаду минералов Великого Делания. И наконец, отметим ещё одну деталь, которая может пригодиться при рассмотрении символа. Дерево за спиной Тристана отягощено огромными плодами, напоминающими груши или гигантские смоквы — их так много, что не видно листьев. Странный, что и говорить, лес — лес Мор-руа (Mort-Roi, Мёртвого Царя ), нас так и подмывает уподобить его дивному легендарному саду Гесперид.
II
Особняк Лальмана задержит наше внимание дольше, чем Дворец Жака Кёра. Буржуазное жилище скромных размеров, не такое старинное, оно много выигрывает благодаря отличной сохранности. Никакая реставрация, никакое уродование не лишили его полного глубокого смысла символического убранства, с его искусно и кропотливо выполненными сценами.
Фасад возведённого на склоне холма строения опущен почти на один этаж ниже уровня двора. При подобном расположении нужна лестница, она и поднимается вверх под сводчатым потолком. Изобретательное и оригинальное решение, дающее доступ во внутренний двор, куда выходят двери покоев.
На площадке под сводом у подножия лестницы вас встречает сторож, чьей отменной любезности следует воздать должное; он толкает небольшую дверцу справа. «Здесь кухня», — говорит он. Полуподвальное, довольно просторное помещение с низким потолком слабо освещено единственным, широко распахнутым окном, разделённым каменным средником. Небольшая неглубокая печь. Вот так кухня! В подтверждение своих слов наш чичероне показывает на консоль у пяты свода, где какой-то мальчуган держит в руке пестик. Но действительно ли это поварёнок из XVI в.? Что-то не верится. Мы переводим взгляд с маленькой печи — индюка в ней зажарить трудно, а вот для атанора размеры в самый раз — на работника-мальчугана, «определённого в поварята», потом осматриваем саму кухню, такую унылую, мрачную, несмотря на солнечный летний день.
По зрелом размышлении объяснение нашего проводника представляется нам ещё менее правдоподобным. Эта тёмная, лестницей и двором отделённая от столовой, зала с невысоким потолком, с узкой неудобной печью без чугунной задней стенки и подставки с крюком для котла, по логике вещей, никак не могла подойти под помещение для приготовления пищи. И в то же время она была прекрасно приспособлена для алхимической работы, которую следует вести при отсутствии солнечного света, неблагоприятно влияющего на процесс зарождения. Кроме того, хорошо зная, с какой добросовестностью и тщательностью, с каким стремлением к точности трудились средневековые скульпторы (imagiers ), мы не можем признать за пестик то, что мальчик демонстрирует посетителю. Трудно поверить, будто скульптор решил опустить необходимое дополнение к пестику — ступку (mortier ). Показательна и сама форма этого предмета. В руках у мальчугана явно реторта (matras ) с длинным горлышком — шаровидный сосуд вроде тех, что используют современные химики, именуя их баллонами (ballons ). К тому же, конец мнимого пестика выдолблен на манер свистульки, а значит, предмет полый (creux) — другими словами, это чаша или колба [XLI].