Глава 2. Аутизм: психологический подход
Понятие «аутизм» впервые появилось в начале XX века, швейцарский психиатр, Эйген Блейлер ввел его в своих трудах при описании шизофрении (Термин «шизофрения» так же был введен им). "Одним из важнейших симптомов некоторых психических заболеваний является преобладание внутренней жизни, сопровождающееся активным уходом из внешнего мира. Более тяжелые случаи полностью сводятся к грезам, в которых как бы проходит вся жизнь больных; в более легких случаях мы находим те же самые явления в меньшей степени. Этот симптом я назвал аутизмом"[19].
Но еще до определения аутизма, его описания можно встретить в работах психологов. Пример аутистического мышления можно найти даже в сказке братьев Гримм – «Смышлёный Ганс»[20].
Ганс идет в гости к Гретель. Она ему дарит иголку. По дороге домой он втыкает иголку в стог сена. Дома матушка спрашивает Ганса, что ему подарила Гретель. «Иголку», - отвечает Ганс. Узнав, что игла в стоге сена, мать советует Гансу в следующий раз втыкать в рукав.
Ганс снова идет к Гретель. На это раз она дарит ему нож, и он втыкает его в рукав. Дома мать советует, в следующий раз положить в карман.
Гретель дарит козочку. По дороге домой козочка задыхается в кармане Ганса. Мама советует: вести на привязи.
Гретель дарит сало, которое по дороге съедают собаки. «Глупо ты сделал, Ганс, — говорит мать, - надо было сало на голове нести».
Получив в подарок бычка, Ганс закидывает его себе на лицо. Но по дороге теленок разбивает ему все лицо. И мать советует, в следующий раз завести к ним в хлеб и хорошо привязать.
В этот раз Гретель сама идет с Гансом, и он привязывает ее в хлеву.
Мама говорит, что надо было ее не привязывать, а кинуть в нее ласковый взгляд.
Ганс идет в хлеб, начинает вырывать у всех животных глаза и кидать их в Гретель. Так Несмышлёный Ганс упустил свою невесту.
Поведение главного героя в этой сказке очень ярко иллюстрирует аутистическое.
Если же вернуть к Блейлеровскому пониманию аутизма, то необходимо отметить несколько моментов. Прежде всего при описании аутистического мышления, Э. Блейлер опирается на интроверсию К.Г. Юнга. Но в то же время есть несколько существенных различий, например, если Юнг отделяет направленное мышление от грез и фантазий, то у Блейлера аутистическое мышление может быть направленным, как и реалистическое. Реализация желаний происходит независимо от действительности.
Э.Блейлер замечает некоторую тенденцию в аутистическом мышлении, которая выражена в том, что если ассоциации противоречат аффективному стремлению, то они тормозятся, в то время как, совпадающие со стремлением – прокладывают себе путь. Т.е. нет препятствий для реализации желаний. Аутистическое в таком случае, становится тождественным аффективному.
Но также стоит отметить, что между логическим и аутистическим мышлением нет четких границ, т.к. аффект свойственен и тому, и другому типу мышления. Нормальный человек не всегда действует правильно, делает верные выводы, т.к. находится во власти эмоций.
Тенденции, а аутистическом мышления носят как положительный, так и отрицательный характер. Например, депрессия усиливается и превращается в стремление к боли, в то время как, счастье побуждает человека к удовольствию и наслаждению. Здесь так же можно отметить, связь с механизмами удовлетворения З.Фрейда.
Аутистическое мышление строиться на двух принципах:
1. При совпадении с аффектом, ассоциации прокладывают путь и увеличивают свою логическую ценность.
2. Активируются только те, ассоциации, которые приводят к удовольствию.
Счастливый человек думает только о хорошем. Но оба этих принципа так же имеют и обратную, репрессивную функцию. Т.е. если ассоциация приносит неудовольствие, то она подавляется. Получается, что аутистическое мышление находится во власти удовольствия, а не реальности. Реальность же представляет собой «поставщика представлений»[21].
Реалистичное мышление противопоставляется аутистическому и представляет собой подавление и игнорирование большинства влечений и желаний, в пользу того, что является важным для субъекта. Многие из этих подавленных желаний даже не доходят до сознания. Реалистическое мышление, в этом случае, представляет действительность, аутистическое – то, что соответствуем аффекту.
Э.Блейлер отмечает, что реализация желаний в аутизме приводит к экспансивному бреду. Например, депрессия влечет за собой бред самоуничтожения, счастье – бред величия, препятствия – бред преследования. Из этого следует, что целью аутизма является создание болезни, как способа избежать тягостных для пациента требований реальности. Автор ставит вопрос о том, что же заставляет субъекта порвать с аутизмом? Очевидно, что подавление аффекта влечения является само-по-себе наслаждением, выходом за пределы принципы удовольствия. Важно отметить, что у автора реалистическое мышление не сводится к «здравому». «Здравое» мышление, по Блейлеру, это аутистические фантазии бодрствующего, нормального человека. Например, когда мальчик, играя в генерала, представляет лошадь вместо деревянной палки. Или же когда поэт творит стихи, используя образы.
Реалистическое и аутистическое тормозят друг друга. К аутистическому можно отнести сновидения, детские фантазии, аффективную доминанту, шизофрению, религию, любовь и другие не поддающиеся логике сферы жизни. Рациональное же мышление максимально реализуется в мышлении невротика навязчивости, в виду того, что это невроз наиболее логичен и рационален.
Так же для аутистического мышления характерны необычные ассоциации, которые е может понять обычный человек. Аутист может провести ассоциацию между предметами по второстепенным, несущественным признакам. Например, любовь предстает в образе огня, а, следовательно, возлюбленную нужно сжечь.
Кроме того, аутистическому мышлению свойственно игнорирование времени. Аутист может жить вне времени. Отбрасываются вещи, приносящие неудовольствие, например, образ возлюбленного несет в себе множество положительных качеств, а тот факт, что он недавно умер, просто игнорируется. Этот же принцип блокировки действует и на инстинкт самосохранения.
Аутистическое мышления нельзя назвать примитивным, т.к. оно возникает только тогда, когда обычное мышление подчиняет аффект. Когда же ослабевает логическое мышление, начинает преобладать аутистическое, т.к. первое строиться на опыте, второе же – на врожденных механизмах.
В заключение статьи «Аутистическое мышление» Э. Блейлер пишет: «Что аутистическое мышление играет такую большую роль и не может быть уничтожено путем критики, проистекает, с одной стороны, оттого, что для ограниченного человеческого разума невозможно провести границу между реалистической и аутистической фантазией, и, с другой стороны, оттого, что и чистый аутизм тоже приносит свою пользу в виде упражнения мышления подобно тому, как физическая игра упражняет физические способности»[22].
Французский психиатр Евгений Минковский определял аутизм в качестве основного звена психопатологии шизофрении, но в то же время его концепция несколько отличается от Блейлеровской. Он утверждал, что «на место аффективного содержания симптомов ставится своеобразная форма душевной жизни»[23], в основе которой утрата витального контакта с действительностью. Аутизм, прежде всего, был связан с иной субъективной конструкцией мира на основе иных категорий пространства и времени. Е.Минковский трактовал его не как «минус», а как иную жизнь.
Определяющим для шизофрении является, истинный или «бедный» аутизм с утратой аффективных связей и опустошением эмоционального ядра личности. Основная черта аутизма – болезненный рационализм, «геометризм» мышления, восполняющий утрату «идеального динамизма». В конечном итоге, у человека формируется «законченная философия мировосприятия», и он не может чувствовать, он может только мыслить. Течение и динамика аутизма определялось в первую очередь нарушением восприятия.
Аутистический мир Блейлера, который Минковский определял как «богатый» аутизм, получает значение феноменологической компенсации. Происходит «заполнением пустоты», вызванной шизофреническим процессом. «Болезненная мечтательность является шизофренической манерой вторичного происхождения». Одной из аутистических установок, «обреченной по мере прогрессирования процесса на все большую бледность и распад». Для Минковского такой аутизм является следствием болезни, а не причиной, а потому нельзя говорить о нем, как об основном расстройстве.
Е. Минковский выделяет понятие аутистической активности. Наличие, наряду с тенденцией к пассивной изоляции, своеобразно застывших и односторонних активных тенденций. Аутистическая установка представляет собой единственно возможный способ формирования отношения к миру и самому себе, поскольку иные возможности парализованы психозом.
Для исследователей в дальнейшем, стало значимым разделение аутизма на "бедный" и "богатый". Если определять аутизм как следствие потери активности при аффективном холоде или же при повышенной аффективной реакции. То тогда "бедный аутизм" можно определить как основного симптома шизофрении, образованного в результате опустошения эмоционального ядра личности. Если же на первый план выходит аутистическое мышление, то тут речь идет о "богатом аутизме", когда же речь идет о нарушениях во взаимодействии с другими людьми, то это - "бедный аутизм"
Не менее значимой точкой в истории аутизма является 1943 год, когда австрийский и американский психиатр Лео Каннер (в статье «Аутистические нарушения аффективного контакта»), обозначивший феномен детского аутизма. Здесь следует отметить, что Блейлер описывал шизофренический аутизм, который мог начаться в молодом или среднем возрасте, но не в детстве. Т.о. на момент заболевания, психика будущего больного уже сформирована (подготовленная "почва" (как именовал ее К. Ясперс[24]), на которой потом будет «прорастать» болезнь/ развиваться шизофрения). При раннем детском аутизме, описанном Каннером, речь идет о врожденном детском заболевании, которое проявляется в первые годы жизни (до 30 месяцев); ребенок «не идет на контакт» с окружением, и в первую очередь с матерью. В большинстве случаев, человек на протяжение всей жизни остается лишенным нормальной коммуникации (в большинстве, т.к. сегодня много методик, позволяющих ребенку более или менее социализироваться в будущем).
В своей статье («Аутистические нарушения аффективного контакта»[25]) Каннер допускает мысль, что несмотря на то, что аутизм является врожденным органическим нарушением, но если взять во внимание фрейдизм и «модные» в то время психоаналитические теории, он допускал, что одной из причин аутизма может быть подавление психической активности ребенка его авторитарной матерью. «…Бросается в глаза еще один факт. В целом среди членов семьи очень немного действительно теплых и сердечных отцов и матерей. Большинство родителей, прародителей и родственников – люди, поглощенные связанными с наукой, литературой и искусством абстракциями, ограниченные в искреннем интересе к людям. Даже некоторые удачные браки - это скорее холодные и формальные союзы. Три брака были тяжело неудачными. Отсюда вопрос о том, связано ли и, если да, то в какой степени, состояние детей с этими особенностями семьи. Детское одиночество с начала жизни не дает оснований связывать состояние в целом исключительно с типом раннего родительского отношения к нашим пациентам». Но уже в этой статье, он ставил под сомнение «влияние родителей», а в более поздних работах совсем отказался от этой идеи, и даж написал работу в защиту матерей.
К середине XX века интерес к аутизму все возрастал. Стала популярной идея, что причиной аутизма у детей является травмирующее его окружение, отсутствие теплых отношений со стороны матери и отца. В научных работах того времени, посвященных этой проблеме, очень часто можно было встретить такие выражения, как «замороженная мать», «холодные интеллектуальные родители» и другие.
Кульминацией же в развитии этих идей стал 1967 год, когда американский и австрийский психоаналитик, Бруно Беттельхейм выпустил свою книгу «Пустая крепость. Детский аутизм и рождение Я»[26]. Беттельхейм развивает предположение Каннера о роли "эмоциональной конфигурации в доме" в "генезисе аутизма". "...поведение родителй не позволяет ребенку выглянуть из своей скорлупы или даже побуждает его оставаться внутри. Иными словами, единственный способ принять тезис Каннера о роли семьи в генезе этого нарушения и, тем самым, разделить его точку зрения об их неспособности завязать отношения - допустить, что родители не могут вызывать у ребенка никакой реакции, и поэтому он продолжает пребывать в исходном аутичном состоянии". В книге автор указал три критических периода в жизни ребенка, травматическое происходящее в которых, может стать причиной возникновения аутизма.
I период: 6 месяцев, когда начинают закладываться "страх перед незнакомцем" и "базовое доверие". По мнению автора, дети, у которых аутизм проявлялся в этом возрасте, были разочарованы в этом мире, потому не могли идти на контакт с другими.
II период: с 6 месяцев - до 9 месяцев. Формируется уже "базовое доверие". Ребенок начинает осознавать других людей как индивидов, и если при установлении контакта, Другой останется безучастным к ребенку, то малыш может отказаться от попыток завязать отношения в будущем. А если ребенок не может определить Другого, он не может определить и себя.
III период: от 18 месяцев - до 2 лет. Здесь уже ребенок может не только эмоционально закрыться, но и физически уйти от окружения, матери в частности, но и мира в целом.
Беттельхейм, видел только один выход из сложившейся ситуации: это изъять ребенка-аутиста из семьи, и поместить его в специальный интернат, где бы с ними работали специалисты; т.е. полная изоляция ребенка от матери. В своих работах, он сравнивал матерей с нацистами-надзирателями в концлагерях. Что интересно, это не просто "красивый речевой оборот", чтобы сгустить краски, он сам был заключенным в таком лагере, автор знал о чем пишет. На мой взгляд, стоит отметить еще один факт из биографии автора, который в дальнейшем, вероятно, повлиял на его взгляды. Бруно рос и воспитывался не в теплой семейной обстановке, отец достаточно рано умер от сифилиса, мать же относилось к нему с брезгливостью, называла "уродцем".
Если же возвращаться к теории Беттелхейма, то она была популярна вплоть до 70-х годов XX века, когда результаты исследований подтвердили предположения Каннера о врожденном аутизме, т.е. его биофизических причинах. Но многие ученые США и Европы до сих пор разделяют взгляды Беттельхейма. Даже есть попытки развить эту теорию, например, Нико и Элизабет Тинберген в своей книге "Дети-аутисты: новая надежда на выздоровление"[27]. Причиной аутизма ребенка они видят в страхе, вызванном неудачным контактом с матерью в первый год жизни. Если не установлена прочная эмоциональная связь с матерью, то ребенок не чувствует себя в безопасности, а без этой уверенности он не может, боится изучать мир. В итоге, психическое развитие ребенка удерживается на младенческом этапе (до двух лет). "Побороть" аутизм в таком случае можно только, восстановив нормальную эмоциональную связь между ребенком и матерью.
Не смотря на то, что теория Беттельхейма опровергается многими исследователями, «родительская холодность» может стать одним из факторов аутизма ребенка.
Например, в афтобиографической книге И. Юханссон она рассказыыает о том, что ее мать боялась детей. Воспитание ребенка занимался только отец. Именно он заметил странности в ее поведении, когда ей еще не было двух месяцев. Она никогда не привлекала к себе внимание, ей никогда не было больно, мокро или голодно. Вполне вероятно, что одной из причин стала «холодность матери», ребенка рано отлучили от нее. Мать Ирис была больна туберкулезом, поэтому ребенка у нее сразу же забрали, чтобы сделать вакцинацию. Когда мать вновь увидела свою дочь, та надрывно плакала, что испугало маму, и та отвернулась. Ирис тут же замолчала, и с тех пор была паинькой.
А в 1964 году, с выходом в свет книги Бернарда Римланда, "Детский аутизм: Синдром и его значение для теории нервного поведения"[28], взгляд на аутизм кардинально изменился. Сыну Римланда поставили диагноз "аутизм", отец хотел помочь своему ребенку, изучил множество литературы и стал одним из известнейших специалистов в этой области, "создателем современной теории аутизма". За свою книгу "Ранний детский аутизм" Римланд награду "За выдающийся вклад в психологию".
Римланд раскритиковал позицию специалистов относительно "холодных родителей". Он определил аутизм как органическое нарушение мозга.
По мере того, как научные исследования предоставляли все, новые и новые данные в области аутизма, все больше фактов опровергало предположение о том, что аутизм ребенка развивается в шизофрению взрослого, и подтверждало то, что аутизм является отдельным нарушением развития в онтогенезе, отличным от шизофрении, и что аутизм часто встречается в сочетании с другими нарушениями и умственной отсталостью.
И появилась необходимость, выработать надежные, достоверные критерии диагностики аутизма, поскольку при отсутствии таких критериев невозможно достичь каких-либо положительных результатов в исследовании этиологии аутизма и проведении коррекции данного нарушения. Не смотря на то, что проблемой аутизма занимаются уже достаточно давно, но универсальные критерии до сих пор не выявлены, как и нет общепринятого определения самого аутизма.
В истории аутизма значимой фигурой является английский врач-психиатр Лорна Уинг. В конце 80-х годов она вместе с Джудит Гоулд проводила обследования двух групп детей: с аутизмом и с умственной отсталостью. И в ходе этих исследований они установили, что умственно отсталые дети вполне могут быть социальными, конечно учитывая их уровень развития, а аутичные, напротив, даже имея высокий уровень интеллекта, не могут быть социализированы, получается, что основная недостаточность при аутизме имеет социальную природу.
Ларна Уинг внесла значительный вклад в историю аутизма, разработав "триаду нарушений социального взаимодействия" ("Триада аутизма", "Триада Уинг"[29]):
• Нарушение социального взаимодействия.
• Нарушение социальной коммуникации.
• Нарушение воображения.
Так же именно Уинг обратила внимание общественности на работу австрийского психиатра Ганса Аспергера, написанную еще в 1944 году[30]. Аспергер в своих трудах описал особую форму аутизма, для которой характерен высокий уровень интеллекта и не характерны бред и шизофрения. Люди с "аутистической психопатией" так же не могут найти контакт с обществом, имеют серьезные нарушения с речью, но в то же время проявляют интерес к точным наукам, технике. компьютерам.
Российские психологи так же не оставили без внимания проблему аутизма. Большой вклад внесли исследования К.С. Лебединской и О.С. Никольской. Например, Ольга Сергеевна в своей работе «Аффективная сфера человека. Взгляд сквозь призму детского аутизма»[31] на основе результатов исследований аутичных детей выделила несколько уровней аффективной сферы человека, в основе которых лежит взаимодействие индивида с окружающей средой.
Начинает автор с самого глубинного слоя организации поведения и сознания.
1. Уровень аффективной пластичности.
На этом уровне происходит приспособление организма к окружающей среде: с одной стороны, защита от интенсивности среды, с другой, выбор наиболее подходящего режима ее восприятия. Уровень обеспечивает «зону комфорта».
Он выступает фоном для последующих уровней и может выйти на первый план только вследствие сильного стресса или патологии. У нормального человека он проявляется очень редко, например когда человек задумался и не заметил как перешел проезжую часть. Так же на этом уровне происходит оценка силы воздействия среды, она включается, когда нарушается «чувство комфорта». Для субъекта важно движение объектов, их расположение в пространстве. Из этого вытекает устойчивость, уверенность, свобода передвижения. При глубоком аутизме у детей доминирует этот уровень, т.е. главной задачей стоит защита от окружающего мира, и поэтому у таких детей движения идеальны, они не промахиваются. Этот аффективный уровень наименее организованный, а значит наиболее пластичен. Т.о. уровень аффективной пластичности формирует систему взаимодействия с миром, определяет человека в «здесь и сейчас», обеспечивает работу механизмов гармонизации с самим собой и с миром.
2. Уровень аффективных стереотипов.
Более сложный, чем первый. Здесь происходит более активное взаимодействие со средой, в результате которого формируются новые формы отношений. Эти отношения направлены на удовлетворение потребностей человека, которые формируют привычки и индивидуальные жизненные стереотипы. Если на первом уровне происходит оценка интенсивности среды, то на втором – оценка качества этих впечатлений, соответствуют ли они витальным потребностям. И в тоже время человек становится более чувствительным к отрицательным впечатлениям. Отношения с миром уже строятся на субъективных пристрастиях (например, мы отшатываемся, если чувствуем исходящий от объекта неприятный запах). Но человек не начинает свое знакомство с миром с нуля, существуют врожденные сигналы, которые облегчают узнавание жизненно необходимого. Второй уровень начинат функционировать на фоне первого (например, когда человек смотрит на огонь и чувствует умиротворение – это впечатление первого уровня, когда же человек специально разжигает огонь в камине – это уже действие второго уровня). На этом уровне формируются культурные стереотипы: суеверия, ремесла, медицина, наука и т.п. Образуются ритуалы, направленные на получение положительных эмоций, отрицательные впечатления же тормозятся и блокируются. Например, на Масленицу пекут блины, на Пасху – куличи, если же блины и куличи печь в другие дни или каждый день, то тогда эти блюда уже не будут вызывать радостных эмоций. Т.о. на данном уровне формируются культурные традиции, как механизмы защиты от отрицательных переживаний и воспроизведения положительных.
- Уровень аффективной экспансии.
Он более активный, по сравнению с первыми двумя уровнями, т.к. он отвечает за преодоление препятствий. Если на первом уровне оценивается сила воздействия среды, на втором – качество этого воздействия, то на третьем – дается оценка результатов воздействия самого человека на среду. В человеке заложена потребность в преодолении препятствий. Если нарушается равновесие в отношениях с миром, то человек начинает испытывать интерес, азарт. И этот интерес становится сильнее не только от привлекательности цели, но и от уровня трудностей. Чем сильнее препятствия, тем больше положительных эмоций испытывает человек, преодолевая их. И в то же время, если препятствия незначительные, то и эмоции слабее. Относительно отрицательных эмоций, вызванных неудачей – то здесь, наоборот. Чем меньше препятствие – тем болезненнее неудача. На этом уровне происходит оценка Субъектом своих возможностей, основанная не только на индивидуальном опыте, но и на врожденной уверенности в себе. Так же здесь можно выделить два подуровня:
· Оценка своих сил, в результате которой возникает
o Временная уверенность в себе
o Временная неуверенность в себе
· Непосредственный контакт с окружающей средой, в результате
o Уверенность в себе поднимается
o Ослабевает уверенность в себе.
На данном уровне формирует новый взгляд на мир, появляются причинно-следственные связи. Если на предыдущем уровне мир представлялся в виде чувственных переживаний, то на этом уровне мир предстает перед субъектом в виде сюжетов. В культуре данный уровень проявляется через детские игры и сказки. Взрослые же удовлетворяют потребность риска через спорт туризм и прочее. Современное искусство, в большинстве своем, сюжетно, т.е. оно пытается донести до нас переживание определенной ситуации, приключения. Наибольший интерес сегодня вызывают ужасы, детективные и остросюжетные линии. Т.о. на данном уровне происходит диалог человека с обстоятельствами. Данный уровень не является универсальным, т.к. выполняет строго свои задачи.
- Уровень эмоционального контроля.
Если на первом уровне происходит вписывание человека в среду, на втором – приспосабливание, стабилизация, на третьем – активная деятельность в ситуациях выхода из зоны комфорта, то на четвертом – происходит преломление всех предыдущих уровней в зависимости от оценки других людей. Т.е. данный уровень отвечает за взаимодействие с социумом. Он важен тем, что в результате этого взаимодействия человек получает доступ к аффективному опыту других людей. При определении ценности такого опыта О.С. Никольская ссылается на позицию К. Лоренца, который «пишет о том, что накопление опыта и его передача другим в ходе обучения приобретают все большее значение с развитием вида, именно ценность опыта стимулирует, по его мнению, само развитие социальной жизни»[32]. Диалог с обществом начинается с матери. Именно в эмоциональном контакте с матерью закладываются основные формы аффективной сферы. «Опасно/ безопасно» первого уровня, «хочу/ не хочу» - второго, «могу/ не могу» - третьего уровня зависят от «хорошо/ плохо» четвертого уровня. Поэтому человек принимает отвратительное, горькое лекарство для него, но полезное, с точки зрения окружающих. Или же наоборот, наши желания отвергаются, т.к. являются «постыдными» для других людей. Т.о. на четвертом уровне происходит выход человека из индивидуальной ситуации, касающейся первых трех уровней, в социальность.
Такой видит О.С. Никольская аффективную сферу человека, лежащию в основе его сознания и поведения.
Прежде чем перейти к философскому анализу аутизма, необходимо подвести некоторые итоги исторического экскурса в изучении проблемы, стоит отметить следующее. Не смотря на достаточно долгую историю, аутизм до сих пор не имеет общего, точного определения и критериев. Так же, стоит отделить шизофренический аутизм (Блейлер, Аспергер) от раннего детского аутизма (Каннер). Для первого характерны необычные ассоциации, перескакивание с темы на тему при общении, да и в целом, сложности в общении, вплоть до полного отказа от социальности и уход в мир грез, фантазий. «Диагноз» не оказывает влияния на уровень интеллекта. Среди шизофренических аутистов достаточно много известных, талантливых людей, таких как Альберт Эйнштейн, Чарльз Дарвин, Билл Гейтс, Ричард Уоуро и др. Но в тоже время "страдает" эмоционально-волевая сфера, и волевая в первую очередь. Более целостную картину нарушений, при шизофреническом аутизме, дал шотландский психиатр Рональд Лэнг в своих работах. В основу всех отклонений он ставит "онтологическую неуверенность".
Еще при рождении ребенка запускаются жизненные процессы, благодаря которым новорожденный чувствует себя реальным, живым, «приобретает чувство целостности бытия, непрерывности времени и местоположения в пространстве»[33].
Лэнг Р.Д. в работе «Расколотое Я» так описывает это: «Иными словами, за физическим рождением и биологическим приобретением жизни следует экзистенциальное рождение ребенка как реального и живого. Обычно такое развитие само собой разумеется, оно - фундамент той уверенности, от которой зависит любая другая уверенность. Нужно сказать, что не только взрослые видят детей реальными, биологически жизнеспособными сущностями, но и они сами переживают самих себя цельными, реальными и живыми личностями и сходным образом переживают других людей как реальных и живых. Это само обосновывающие данные опыта.
Значит, индивидуум может переживать свое собственное бытие как реальное, живое и цельное; как отличающееся при обычных условиях от остального мира настолько явно, что его индивидуальность и автономия никогда не ставятся под сомнение; как континуум во времени; как обладающее внутренней согласованностью, субстанциональностью, подлинностью и ценностью; как совпадающее пространственно с телом; и, обычно, как начавшееся в момент рождения или около того и подверженное уничтожению вместе со смертью. Таким образом, у человека есть твердая сердцевина онтологической уверенности»[34].
"Реальным" может быть "я" только в связи с реальными людьми и вещами. Но оно боится, что будет поглощено или проглочено при любых взаимоотношениях. Если "я" начинает играть лишь с объектами фантазии, пока ложное "я" устраивает дела с миром, во всех элементах переживания происходят всевозможные глубокие феноменологические изменения.
Однако суть может быть не в этом. Индивидуум при обычных условиях жизни может ощущать себя скорее нереальным, чем реальным; в буквальном смысле слова скорее мертвым, чем живым; рискованно отличающимся от остального мира, так что его индивидуальность и автономия всегда находятся под вопросом. Ему может не хватать переживания собственной временной непрерывности. Он может не обладать ощущением личностной согласованности и связности. Он может чувствовать себя скорее несубстанциальным, чем субстанциональным, и неспособным допустить, что вещество, из которого от сделан, подлинное, добротное и ценное. И он может ощущать свое "я» частично отлученным от его тела.
Конечно же, неизбежно, что индивидуум с подобным переживанием самого себя не может больше жить в "надежном» мире и не может надеяться "на самого себя". Вся "физиогномия" его мира будет соответственно отличаться от картины мира индивидуума, чье ощущение «я» надежно укоренено в здоровье и самобоснованности. Связь с другими личностями будет рассматриваться как обладающая в корне иной значимостью и функцией. Индивидууму, чье собственное бытие надежно в этом первичном эмпирическом смысле, связь с другими потенциально доставляет удовольствие; тогда как онтологически неуверенная личность занята скорее сохранением самое себя, нежели доставлением себе удовольствия: обычные условия жизни угрожают ее нижнему порогу безопасности.
Если достигнуто положение первичной онтологической безопасности, обычные условия жизни не составляют постоянной угрозы собственной экзистенции человека. Если же такое жизненное основание не достигнуто, обычные условия повседневной жизни представляют собой неизменную смертельную угрозу.
Эта неуверенность перед бытием проявляется и в "автоматизмах", больной боится свободно управлять своим телом, чувствами, мыслями, и в итоге, добровольно отказывается от этой свободы. Он не ощущает свободы, даже если она реальна. И как итог, появляются галлюцинации, так как он не ощущает свои мысли как свои.
А откуда же появляется разорванность и беспорядочность речи и мышления? Из этого дефекта воли, именно она делает наше мышление логичным, организованным. Можно провести аналогию с таким психологическим понятием как «полевое поведение».
Полевое поведение - один из симптомов нарушения эмоционально-волевой сферы; проявляется в отсутствии произвольной регуляции ребенком собственных действий. Полевым принято называть поведение, которое пробуждается не собственными внутренними потребностями и мотивами ребенка, а привлекшими его внимание особенностями внешней ситуации. При этом собственные побуждения либо отсутствуют, либо легко угасают под влиянием внешних обстоятельств[35].
Именно с таким «полевым поведением» можно сравнить шизофренический аутизм, когда речь не имеет цели, выражает спонтанно возникающие мысли, которые могут быть вызваны внешним источником/стимулом или внутренним «миром грез» субъекта.
Если же подводить итоги вышеизложенного, то касательно другого типа аутизма (РДА), мы можем отметить так же несостоятельность подхода психологии, т.к. нет четкой системы описания симптомов и синдромов. Что же касается феноменологического подхода, то здесь, акцент ставился на осмысленное и систематическое понимание.
Прежде всего нужно рассмотреть гипотезу «центрального согласования» английского психолога, немецкого происхождения, Уты Фрит. Она предполагает наличие некоторого центра в мозге, который анализирует информацию, полученную перцепцией. Но на сегодняшний день, это остается только гипотезой, т.к. наличие такого центра не доказано.
Кроме общепринятой модели с центральным согласование в философии сознания так же можно встретить модель без него, разработанную современным Американским философом Дэниелом Деннетом. Он утверждает, что нет никаких доказательств, что существует «центр» в сознании, кроме того, что нам кажется, что наше «Я» является центральным. В своей книге «Объяснение сознания»[36] он предлагает альтернативную модель, «модель многократных набросков». Умственная активность в мозге представляет собой параллельные и перекрещивающиеся потоки: наброски «текстов» из получаемой чувственной информации, их ревизии и редакции. Эти процессы мозга работают параллельно процессам языкового описания и именно естественный язык, т.е. социальная материя, создает иллюзию единого Я, его постоянства, самотворчества и внутренней интенциональности. Не смотря не большую известность, у теории Дэннета мало сторонников, большинство же философов считают ее несостоятельной.
Косилова Е.В. в своей статье «Исследования мышления при аутизме: когнитивный и философские подходы»[37] предполагает, что центральность «я» доказывает самоотошение субъекта, его рефлексивная способность осмысления. Эта способность самоотношения появляется у человека еще во младенчестве, когда он смотрит в глаза матери. Мама же сначала взглядом, а потом и жестом «знакомит» малыша с предметом. Ребенок устанавливает зрительный контакт с матерью, потом прослеживает ее указательный жест, затем конституирует интенциональный предмет, а после соотносит его со своими действиями и речью. Если же этого не происходит, то ребенок остается в одиночестве в окружении хаотической предметности и его затягивает в неуправляемую перцепцию. Он начинает задействовать монотонную ритмичную самостимуляцию, как способ управления этой перцепцией.
При успешной работе схемы «мать-дитя», то ребенку удается выскользнуть из мира перцепции в мир потенциальности. Именно благодаря матери ребенок начинает постигать речь, которая выстраивает горизонт потенциальности с помощью своей способности обобщать. Этот безграничный горизонт потенциальности невозможно удержать, без центрального управления. Оно представляет собой не просто согласование, но и выполняет функции самоотношения и целепологания. Именно здесь начинается область свободы, анализ которой невозможен когнитивной наукой. Но это под силу философии. О необходимости свободы мышления писали М. Хайдеггер и Ж.-П. Сартр. Несвободному человеку не нужно сознание, т.к. у него нет выбора в отношении себя, а, следовательно, нет выбора мысли. Человек волен выбирать что думать, но он не может «выключить сознание», т.к. не нельзя отказаться от свободы.
Если же в данном контексте рассмотреть аутизм, то, основываясь на рассказы, самоотчеты аутистов, можно прийти к выводу, что привычного для нас соотношения у них нет.
На основе исследований проблемы аутизма, можно сделать вывод о необходимости философского освещения проблемы, а также междисциплинарном взаимодействии. Философия выдвигает гипотезы, дает целостность картины представлений о предмете, уточняет понятия и определения и конечно же ставит вопросы. «Есть ли он, этот загадочный орган центрального согласования и управления, и да, то что поможет нам его найти, а если нет, то какова природа света в высших проявлениях человеческой субъектности?»[38]